Степь лучше моря
Степь лучше моря. Море лучше пустыни. Горы лучше моря. Здоровье лучше гор. Дети важнее здоровья. Талант важнее детей. Радость важнее таланта. Радость и талант – счастье. Такое бывает три, четыре раза. После семидесяти пяти живешь не для себя, а для зрителей. Одиночество не делится даже пополам. Бумага терпит – женщина отказывает. Она даже не желает молчать. Комары растаскивают кровь. Женщины – здоровье. Люди – слова. Школьные правила: живи для других, помогай – тебе помогут, – не сбылись. Жизнь, как на женском теле простыня.
Что с раем?
Я обнаружил в наши дни весьма печальное явление: люди перестали стремиться в рай. То ли потому, что он недостаточно красочно обрисован. То ли потому, что описание его недостаточно конкретно. Ад понятнее. А рай: птицы, аромат, равенство, житие по потребности, всеобщее благоденствие и братство… Что-то нам напоминает. Именно нам. Как бы не то, что мы там будем, а как бы даже уже были. Отсюда отсутствие стремления, недоверие к высшей власти. Как-то, что-то надо переработать в исходных данных. Настолько мы уверены, что это невозможно осуществить, что многие, если не все, начинают работать в одиночку, пытаясь достигнуть райского состояния дома, невзирая на скандалы, порочное распределение средств и появление врача в неурочное время. Рай, – учат нас, – блаженство коллективное, а вот ад – наказание индивидуальное. Но наши люди, прошедшие уже через это все, утверждают, что именно ад – решетки, зоны и так далее, – дело коллективное. А рай – как странно! – занятие частное, индивидуальное, внутри забора, внутри дома, путем отсекания ненужных глаз, сообщений и последних известий, которые не становятся последними, невзирая на собственные обещания. Подумайте, что вы можете предложить человеку на лыжах, в самолете, с самолета на вертолет, с вертолета на снежный склон, со склона во французский ресторан на жарком берегу, с любовницей вместо жены… Что вы в раю ему придумали? О, Боже! Там вообще нет женщин в том виде, как мы к ним привыкли. Они там собеседницы, библиотекари, сотрудницы собеса. Они там, наконец, на равных. А это, извините, для кого? Не надо никому принадлежать. Мы и сейчас не верим: «Я твой!», «Твоя, навеки!»… У любви часы совсем другие. Но – у любви!!! Сейчас твоя – сейчас и наслаждайся! Любить бы надо. Боюсь, там нет любви, чтоб избежать скандалов, дуэлей. Прогулки коллективные, беседы. О чем? Когда все ясно. Все истины добыты в спорах на земле. Там же споров нет. Там для спокойствия в библиотеке три тонких тома. Первый – «Истины». Второй – «Законы». Третий – «Сути». Денег нет. Сел к стойке. Выпил. Не опьянел. Добавил – тот же результат. А чем снять скуку? Свалился тут же на диван, уснул, приснился сон, проснулся: – Да! Заснул. Проснулся: – Да! Я там же. Я во сне. Проснулся, не проснулся… Застрелиться невозможно. С Достоевским переговорил. Хотели что-то умное, но истины уже известны, сути названы, конфликтов нет. Федор Михайлович сидит в углу, угрюмый. На ваше: «Здрасьте, я в восторге от…» – не ответил. Шагал рисует и практически выбрасывает в урну. Нечего сказать, хорош рассвет в конце тоннеля! Единственное – тишина! Ну, молодежь покойная там что-то подобрала, включила и трясется под стук мельничного колеса. Такая вот теоретическая жизнь. Кому ее навяжешь?! И люди, особенно прошедшие борьбу за благосостояние, равенство и братство в СССР, сказали: – Стоп! И помолчи! Дай разберусь! Дай заработаю! Другим дам заработать. Куплю, чего там движется, баюкает, стрижет, купает, гладит, полощет, массирует, целует, улетает, перелетает из зимы в жару, готовит вкусные красивый стол на пляже, где море, пальмы, баобабы… Дай поупотребляю, почувствую и подготовлюсь. А ты пока там поработай над раем: придумай что-то нам такого, что мы не знаем. Какую-то такую фишку, штучку, обстановку, чтоб мы туда стремились и стали, начиная с сентября, порядочными, чистыми, красивыми душевно. И, душу честную в руках неся, сказали: «Отвори, Всевышний! Это я – придурок со своей душой. Ты знаешь, то ли был прибой, то ли волна, а я на серфинге в Гавайях и, представляешь, смешная штука – утонул. В общем – здравствуй! Как бы типа – добрый день!»
|