Общение между родителем и ребенком

За исключением членов моей семьи и нескольких близ­ких друзей, упомянутых в книге, остальные персонажи не существуют в действительности и объединили в себе ха­рактеристики разных людей. Предисловие

В книге описаны некоторые техники самопомощи, кото­рым я обучала более десяти лет и которые более двадцати лет использовала сама. По отзывам моих коллег психотера­певтов, мои лекции помогают людям определять, когда им нужна профессиональная помощь, учат их получать мак­симум пользы от психотерапии, ускоряют психотерапев­тический процесс, а также обеспечивают их инструмента­ми для продолжения самостоятельной работы по заверше­нии психотерапевтического курса.

По большей части мои лекции предназначены для так называемого «нормального» в нашей культуре человека: это подобные мне самой люди, со слабо выраженными нев­ротическими тенденциями, которым скорее всего никогда не потребуется профессиональная помощь. Тени прошло­го порой вторгаются в настоящее и сужают будущее любо­го из нас. Цель моих техник самотерапии — встретиться лицом к лицу с прошлым и поставить его на свое место. Толь­ко тогда мы обретем свободу, чтобы жить в настоящем бо­лее полно и двигаться к более насыщенному будущему, и способность использовать наш истинный потенциал в пол­ной мере.

Страдание может быть терапевтичным

Много лет назад я сидела взаперти в четырех стенах ма­ленькой квартиры один на один со своей двухлетней доче­рью, которая постоянно просила меня поговорить с ней, спеть, поиграть. И периодически бывали дни, когда я выпол­няла работу по хозяйству механически, с единственным желанием: лечь в темной комнате и остаться одной. Иногда мне удавалось скрыть подступающую депрессию под лиш­ним мазком губной помады и яркой фальшивой улыбкой, но эта тактика не могла утешить мою малышку. Она мгновенно распознавала мою хандру, становясь тревожной и требова­тельной, и не желала спокойно играть в свои игрушки.

Как- то утром после одного из таких мрачных дней, когда мне удалось восстановить свое душевное равновесие, я уви­дела, как Джинни ответила на мою ласку подобно раскры­вающемуся под солнечными лучами бутону, и вспомнила ее вчерашнее беспокойное поведение. В тот момент я ска­зала себе: довольно, хватит с нее этих постоянно повторя­ющихся депрессий. В конце концов, перемены моего на­строения вредят ей! Памятуя о своем безрадостном детстве, мне больше всего на свете хотелось обеспечить ее защи­щенностью и стабильностью, которых я сама была лише­на. Итак, мне просто необходимо было избавиться от этих невротических симптомов.

Тогда у меня не было достаточно средств, чтобы обра­титься за профессиональной помощью. Возможно, суще­ствовали и недорогие клиники, но я никогда о них не слы­шала. Поэтому я пустилась в рискованное предприятие: с отвагой, порожденной наивностью и отчаянием, я сделала себя подопытной свинкой, производя первые пробы само­терапии на себе.

Я совершила немало глупостей, что, как мне понятно те­перь, было напрасной тратой времени, но ключ к самоте­рапии все же нашелся: я научилась чувствовать болезнен­ные эмоции, которых всю жизнь избегала. Я исследовала установки и отношения, которые заставляли меня испыты­вать гнев и тревогу и часто доводили до слез. В течение двух долгих лет я занималась извлечением на свет скрытой час­ти своей жизни, страдала, а затем вдруг обнаружилось, что моя старая докучливая депрессия прошла. Я потеряла ее где-то по дороге, и больше она никогда не возвращалась.

То, что начиналось как неуклюжая, отчаянная попытка выбраться из бездны, стало теперь новым образом жизни. Самотерапия излечила меня от боязни кошек, страха вож­дения, симптомов язвы желудка, стала средством контро­ля навязчивых мыслей о еде и головных болей. Но что важ­нее всего — она дала мне неведомую дотоле спонтанность в отношениях с родными (я больше не хватаюсь за детский справочник с каждой новой проблемой) и новую свободу для исследования моего истинного личностного потенциа­ла. Жизнь стала гораздо богаче и насыщеннее — мне ни­когда не бывает скучно.

«Не опасно ли это, подвергать анализу самого себя?» — спрашивают люди. Я отвечаю, что учу не самоанализу (как понимать базовые проблемы своей личности, как изменить характер), а всего лишь самотерапии, методу, с помощью которого можно осознать, какую глупость вы вчера совер­шили, узнать сегодня, почему вы это сделали, и избежать повторения происшедшего завтра.

«Не опасна ли интроспекция?» Интроспекция и в самом деле может быть опасным симптомом. Крайняя озабочен­ность своими ошибками, излишнее самокопание (что же со мной такое?), постоянное ощущение вины, стыда или непол­ноценности — все это свидетельствует о необходимости про­фессиональной помощи. Самотерапия же избегает обоб­щений типа: «К какой категории невротиков я отношусь?» Она останавливает абстрактное интеллектуализирование о себе, о своей личности с точки зрения истории болезни и учит осознанию подлинных эмоций. А это как раз интрос­пекции противоположно.

Провальное поведение

«Почему я чуть не расплакалась? Я ведь знаю, что он не хотел меня обидеть».

«Почему я вспылила? Она же только ребенок!»

«Как я могла так глупо себя повести?»

«Мне незачем было говорить так резко».

Вам это знакомо? Нормальный человек большую часть времени ведет себя разумно, но иногда удивляет даже са­мого себя: «Что меня заставило так себя повести?» У каж­дого из нас есть свои «слепые зоны», где ни разум, ни прош­лый опыт не в силах помочь в решении проблемы. Каждый раз, застревая в одной из таких уязвимых зон, мы действу­ем провально. Я имею в виду те случаи, когда, желая полу­чить одобрение, вы попадаете под шквал критики; нужда­ясь в чьей-то любви, вы заставляете этого человека отверг­нуть вас; пытаясь вести себя с достоинством, попадаете в глупое положение.

Когда вы ведете себя провально? Когда что-то происхо­дящее угрожает вам «запрещенной» эмоцией*, которую, как вы однажды решили, слишком опасно чувствовать. Предположим, в раннем детстве мать чем-то сильно обиде­ла вас. Вам захотелось возненавидеть ее, однако ненависть тогда казалась слишком опасным чувством (либо мать мог­ла перестать любить вас, либо сила вашей ненависти маги­ческим образом могла навредить ей и т.д.). И теперь, уже будучи взрослым, если вы сталкиваетесь с человеком, об­ладающим для вас авторитетом вашей матери, у вас возни­кает аналогичное замешательство. Вы не слабый и беспо­мощный ребенок, и перед вами не ваша мать (даже если это мать, она уже не тот могущественный человек, облада­ющий исключительной властью над вами), но ребенок внут­ри вас реагирует прежним, привычным способом. Этот ре-

В оригинальном тексте употреблено слово «emotion», которое с англ. переводится «эмоция», хотя в дальнейшим автор в этом же контексте ссылается на чувства, установки и пр. — Прим. пер.

бенок не замечает перемен, произошедших со временем. Он искажает картину, подгоняя ее к той же старой сцене: неверно истолковывает выражение лица другого челове­ка, тон его голоса, услышанные слова. Вы сталкиваетесь с ситуацией, чем-то напоминающей ту, из раннего детства, когда вы не осмелились испытать ненависть, и вы действу­ете так, будто это чувство все еще слишком опасно для вас. Когда вас склоняют к тому, чтобы почувствовать запрещен­ную эмоцию, вы немедленно прикрываете ее другой, фаль­шивой.

Все это происходит без участия вашего сознания. Вы не видите, что ситуации схожи, не замечаете, как запрещен­ное чувство угрожает вырваться наружу. Все, что вы фак­тически переживаете, — псевдоэмоция, используемая для прикрытия скрытого чувства.

Какие же чувства мы можем скрывать от самих себя? Любые. Какие чувства используются нами для их сокрытия? Тоже любые. Гнев может скрывать страх, а страх может скрывать гнев. Вина, стыд, страх, тревога, ненависть, ярость, любовь: человек может скрыть их или использовать для мас­кировки скрытого чувства любую из этих эмоций. Кроме того (и это только усугубляет путаницу), псевдоэмоция пережи­вается нами как подлинная: фальшивый гнев мы пережива­ем точно так же, как подлинный.

Что случается, когда вы прячете подлинное чувство за фальшивым? Вы теряете видение существующего положе­ния вещей; вы искажаете или неправильно истолковывае­те действительность. Вы лишаетесь возможности свобод­но использовать свой разум и опыт для решения проблемы. Когда вам приходится скрывать эмоцию от самого себя, вы действуете стереотипно, механически воспроизводите дав­но известный вам провальный паттерн, который, несмотря на его ущербность, вы продолжаете слепо повторять. Ребе­нок внутри вас никогда не получал шанса эксперименти­ровать и научиться лучшему способу действий; в этой об­ласти вы не выросли и не используете знание и опыт, име­ющийся в распоряжении вашего взрослого «я».

Предположим, вам удалось снять слой этого лежащего на поверхности чувства, этого фальшивого прикрытия, и вы рискнули почувствовать то, что скрывается под ним. Тогда вы сможете отбросить этот бесполезный покров, дол­гое время вводивший вас в заблуждение. Вам больше не нужно действовать прежним, навязчивым, провальным способом. Как будто вы носили очки с искривленными, ис­кажающими зрение стеклами, и теперь вам их исправили. Вдруг — о чудо! — вы видите всю ситуацию в совершенно ином свете: вместо теней собственного прошлого вы види­те людей такими, какие они есть, вы слышите то, что они говорят на самом деле, больше не искажая значения их слов. Вы наконец-то свободно можете использовать свое мышление и опыт, экспериментируя с новыми способами решения проблем. Это не гарантирует вам того, что отныне вы сможете разрешать все проблемы идеально (некоторые проблемы неразрешимы), однако теперь, если что-то пой­дет не так, вы сможете разобраться в случившемся, вместо того чтобы опускать руки, винить других или судьбу в сво­их несчастьях. Теперь вы способны учиться на своем опы­те точно так же, как вы обычно поступаете в других, непов­режденных областях.

К этому моменту у вас, скорее всего, возникло два вопроса:

1. Если фальшивая эмоция-прикрытие переживается в точности как подлинная, как отличить одно от другого?

2. Если я узнаю, что это эмоция-прикрытие, что мне с этим делать?

Эта книга попытается дать вам ответ на оба вопроса.

Я не обещаю, что вы раскроете свой базовый невроз, подлинное «я» или совершите что-то еще более амбициоз­ное. Самотерапия — это лишь инструмент для повседнев­ной жизни, способ быть честнее с собой, техника исполь­зования сознания и опыта в сложных ситуациях. Когда вы чувствуете себя в безопасности, находитесь в условиях внут­реннего комфорта, когда отсутствует необходимость в са­мообмане, вы прекрасно осведомлены обо всех своих дей­ствиях. Самотерапия поможет вам функционировать так же в сложных, неблагоприятных обстоятельствах, там, где вы прежде действовали слепо, автоматически. Она помо­жет вам стать более похожим на себя, на того человека, каким вы бываете, когда осознанны.

Самотерапия учитывает ошибки повседневного опыта; для нее нет ничего бесполезного, все станет зерном для ва­шей мельницы. Это способ жить продуктивнее здесь и сей­час, вместо того чтобы ждать, пока «излечится» ваш невроз. Я могу чувствовать себя невротично и действовать при этом как здоровый человек; я могу чувствовать себя ребенком и действовать, как взрослый.

Как почувствовать скрытую эмоцию

Ниже я описала пять шагов, которые составляют про­цесс поиска скрытой эмоции. Такой поиск может занять от нескольких минут до нескольких месяцев и потребо­вать неравное количество времени в промежутках между шагами, причем вы двигаетесь не только вперед, но иног­да и назад.

Шаг 1. Распознать неадекватную реакцию. Вы замечае­те, что ваша реакция в той или иной ситуации по здравому размышлению несколько неадекватна («Почему мне так плохо? Ведь он не хотел меня обидеть»). Поскольку любая эмоция может быть использована для сокрытия другой, и фальшивая эмоция переживается точно так же, как реаль­ная, неподдельная, распознать неадекватную реакцию в действии нелегко, если вы только начинаете осваивать самотераиию. Такое самоосознание происходит легче, когда вы оглядываетесь назад, восстанавливая в памяти случив­шееся («Странно, почему я так разозлилась вчера, она ведь только маленькая девочка!»). Депрессия, тревога, навязчи­вые мысли — все это можно назвать неадекватной реак­цией. Они подразумевают существование необнаружен­ных эмоций. Эти реакции всегда служат прикрытием тому, что вы боитесь почувствовать. Напряжение, головная боль, физические симптомы тревоги (трудно дышать, бешено колотится сердце) должны стать для вас признаками нали­чия скрытой эмоции.

Шаг 2. Почувствуйте внешнюю эмоцию. Иногда вы на­меренно пытаетесь избежать неадекватной реакции («Глу­по обижаться — он не хотел ничего плохого»), но эту эмо­цию почувствовать нужно, неважно, насколько неразум­ной она может вам показаться. Легких путей к бессознательному не бывает; нельзя почувствовать скры­тую эмоцию, если не начать с внешней, прикрывающей эмоции.

Порой внешняя эмоция кажется опасной («Я в таком бешенстве, что, кажется, убила бы ее, но она ведь только ребенок!»). Вам необязательно действовать в соответствии с неадекватными чувствами. Мысли и действия не иден­тичны, их можно отделить друг от друга; ваши чувства не обладают магической силой. Всегда можно найти подходя­щий выход для вашей внешней эмоции. Поговорите о ней с кем-нибудь,* выразите ее словами на бумаге, почувствуйте ее. Но только не загоняйте внутрь.

Если вы пробуете исследовать вчерашнюю неадекват­ную реакцию, то неплохо разогреть эту остывшую эмоцию в разговоре с хорошим слушателем.

Допустим, вы отслеживаете чувство, которое скрывает­ся за головной болью. Вам придется стать детективом и на­чать работу в обратном направлении, в поиске полезных нитей расследования. Когда возник симптом? Что тогда слу­чилось? Как я себя чувствовал?

Шаг 3. Что еще я почувствовал? Какое другое чувство я испытал непосредственно перед внешним чувством? Не скрытая эмоция, а та, которая длилась считанные мгнове­ния, и поэтому могла ускользнуть от вашего внимания; та, которая была заглушена тотчас же, как внешняя эмоция одержала верх. Хорошенько сосредоточьтесь, и вы сможе­те ее вспомнить, точно так же как вспоминаете позже уви­денное краем глаза, в тот момент едва сознавая, что вы ви­дели это. Например, непосредственно перед развитием внешней эмоции, гнева, вы могли ощутить внезапный страх.

Шаг 4. О чем мне это напоминает? Когда вы уже реаги­ровали подобным образом на подобную ситуацию? Что вы можете в связи с этим припомнить? Замечали ли вы за со­бой когда-либо раньше необычное отношение к проблеме такого рода?

Если скрытое чувство продолжает оставаться в тени, спросите себя: «Какое впечатление производят мои дей­ствия на других?» Попытайтесь на минуту взглянуть на ситуацию объективно. Если бы вы были посторонним че­ловеком, наблюдающим за развитием этой ситуации, как выглядели бы ваши поступки?

На этом шаге (4) ваш ум задает различные вопросы в по­пытке раздразнить ваши эмоции и заставить их проявить­ся. Вы не ищете интеллектуального объяснения неадекват­ной реакции, не пытаетесь найти мотивы своего проваль­ного поведения — вы не психотерапевт для самого себя. На самом деле вы просто стараетесь почувствовать скрытую эмоцию. Продолжайте перебирать разные идеи, пока одна из них не вызовет сильную эмоцию.

Как определить, что вы чувствуете, а не просто думаете? В чем разница между эмоцией и интеллектуальной идеей? Переживание эмоции всегда сопровождается каким-то физическим изменением. Сердце вдруг забилось сильнее или участилось дыхание, вам стало холодно или вы вспоте­ли, может начаться дрожь. Эмоция всегда влечет за собой телесные реакции.

Как узнать, что вы чувствуете скрытую эмоцию?

а) Она равна, если не превышает по интенсивности вне­шнюю эмоцию, с которой вы начинали.

б) Она вытесняет внешнюю эмоцию. Чувство, с которо­го вы начинали, прошло, остался незначительный от­голосок в памяти.

Шаг 5. Определить паттерн. Речь идет не о базовом пат­терне личности или чем-то столь же глобальном. Просто попытайтесь понять, что произошло в данном случае. Те­перь, когда вы почувствовали скрытую эмоцию, вам, веро­ятно, вспомнятся и другие случаи, когда перед соблазном запретного чувства вы (не отдавая себе в этом отчета) скры­вали его при помощи той же внешней эмоцией. Можно с достаточной долей уверенности сказать, что такое повто­рится снова. Маловероятно, что вы «исцелитесь» от скры­того чувства просто потому, что один раз пережили его. Скорее всего, оно останется и будет ждать своего часа.

Однако теперь вы предсказуемы для себя. В следующий раз при столкновении с подобной проблемой это скрытое чувство всплывет в памяти (вовсе необязательно, что вы почувствуете его снова), и вы сможете сбросить старый по­кров — внешнюю эмоцию. Вы свободны, чтобы экспери­ментировать с новыми способами решения проблемы. Впер­вые в жизни, попав в подобную ситуацию, вы сможете избе­жать прежнего, автоматического, провального поведения. Теперь, когда паттерн вам известен (склонность в данных специфических обстоятельствах утаивать это конкретное скрытое чувство за определенным внешним чувством), вы свободно можете использовать интеллект и опыт, чтобы дей­ствовать так же разумно, как и в тех невредимых областях, где вы никогда ничего от себя не скрывали.

Иногда, позабыв то, что узнали, вы будете реагировать в прежней манере, вновь маскируя скрытое чувство старым привычным фальшивым чувством. Но на этот раз вы не толь­ко быстрее начнете искать скрытое чувство (поскольку рань­ше заметите неадекватную реакцию), но и найти его будет проще, чем раньше. Повторять пройденное легче, чем учить­ся заново. С каждым разом весь процесс будет занимать все меньше и меньше времени, пока вы, в конце концов, не нач­нете вспоминать скрытое чувство до того, как внешнее (не­адекватная реакция), обнаружит себя во всей полноте.

Есть четыре пути к скрытому чувству:

а) выговорить его;

б) осмыслить наедине с собой;

в) записать и

г) «подкрасться» к скрытому чувству.

В следующих главах я подробно опишу все четыре пути и проиллюстрирую их примерами из моих собственных опытов в самотерапии.

Мысли вслух

Один из способов отследить скрытое чувство — выгово­риться в присутствии хорошего слушателя. Каковы отли­чительные черты хорошего слушателя? Он невозмутим, способен спокойно принять все ваши «плохие» чувства. Он уважает вас как равного и не смотрит на вас сверху вниз только потому, что у вас возникли проблемы; ему небезраз­лично ваше страдание, и он стремится понять, как вы себя чувствуете. Хороший слушатель (в случае если он не рабо­тающий с вами профессионал) не должен лично участво­вать в проблеме, которую вы пытаетесь решить. Не стоит надеяться, к примеру, что ваш муж поможет вам выявить ваши скрытые чувства к нему. («В данный момент я тебя ненавижу, дорогой, но я знаю, что это чувство прикрывает нечто другое».) Только психотерапевту по силам принять такую безжалостную искренность.

Самотерапия — самая безопасная терапия в мире, по­скольку у каждого человека, согласно Карен Хорни, име­ется встроенный механизм самозащиты, который удержи­вает его от того, чтобы раскрыть какую бы то ни было эмо­цию, испытать которую он пока еще не в силах. Но если кто-то захочет заставить вас почувствовать что-то преждев­ременно, когда вы к этому еще полностью не готовы, это будет опасным для вас. Это значит, что нельзя допускать интерпретаций со стороны непрофессионального помощ­ника; ему не нужно говорить ничего, что вынудило бы вас почувствовать скрытую эмоцию раньше, чем вы добере­тесь до нее сами. Хороший слушатель, если он не профес­сионал, должен уметь сохранять спокойствие и вниматель­но слушать. Для этого лучше найти человека, которому о психологии известно не больше, чем вам самим, предпоч­тительно даже меньше. Тогда, если он будет предприни­мать попытки рассказывать вам о ваших скрытых чувствах, вы сможете проигнорировать эти комментарии и напомнить ему, что просто размышляете вслух и хотите поработать с этим сами, без его вмешательств («Молчи и слушай»).

Метод «мысли вслух» особенно полезен при работе над вчерашней неадекватной реакцией, когда вам необходимо разогреть остывшую за день внешнюю эмоцию. Пережи­тое легче воссоздать в пересказе другому человеку.

Вот вам пример: однажды, когда я мыла посуду и одно­временно слушала пластинку с записью диксиленд-джа- за, меня внезапно охватило желание танцевать. С надеж­дой в душе, я заглянула в гостиную, но увидев изможденно­го Берни, распластанного на диване, не решилась попросить его и вместо этого предприняла передачу мысли на расстоянии: я сосредоточилась и велела ему пригласить меня на танец. Любимый открыл глаза, потянулся, встал. Мое сердцебиение участилось. Но он лишь вышел из дома, чтобы немного повозиться в саду. Мне хотелось убить его. (Он не заслуживает такой жены, как я! Как он может про­являть такую бесчувственность?! Я же занималась ради него парусным спортом! А ему жаль минутки для моего удо­вольствия... И т.д. и т.п.) За этим последовало решение по­танцевать в одиночестве на кухне, но это был танец мще­ния («Подумаешь, кому ты нужен? Я могу и одна потанце­вать»), который разозлил меня еще больше, так что я вернулась к раковине в подавленном настроении.

Через некоторое время во мне проснулся взрослый ра­зумный человек: Берни ничего не знает о том, что я умираю от желания потанцевать. Зачем надо было так злиться? Мало-помалу мой гнев утих, но чувство недовольства и раз- дражения осталось. Я уже проходила через все это рань­ше: страстное желание танцевать, фрустрация, гнев. Но только сейчас мне удалось заметить эту странность в сво­ем поведении. Это был Шаг 1. Обратить внимание на не­адекватную реакцию.

Мне не удавалось продвинуться дальше самостоятель­но, поэтому следующим утром я решила навестить подру­гу, обладающую всеми необходимыми качествами и неод­нократно принимавшую на себя роль хорошего слушате­ля. Поскольку и мне нередко приходилось оказывать ей ту же услугу, я не считала, что эксплуатирую ее. Но по воз­можности следует все же время от времени менять слуша­телей, поскольку они могут уставать. Только профессио­налу под силу тяжкая ноша всех ваших проблем.

Подруга налила кофе, и я, расслабившись в непринуж­денной обстановке, уже стала забывать о цели своего ви­зита. Следите за собой: как только внешняя эмоция осты­вает, у вас появляется желание оставить все как есть и не будить спящую собаку, однако нельзя позволять себе упус­кать хороший материал для самотерапии. Сделав усилие над собой, я оборвала пустую болтовню и перешла к делу. Сначала я вкратце описала свою проблему. Вчера был прой­ден Шаг 1. Я распознала неадекватную реакцию. Глупо было злиться на Берни: он не знал, что хотелось танце­вать. Между прочим, такое уже не раз со мной случалось.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. К этому вре­мени от вчерашнего гнева не осталось и следа. Я подробно описала эпизод, воссоздав его в памяти: и пережив все за­ново, так что разозлилась снова. Получив хорошо разог­ретый гнев, я перешла к Шагу 3. Что я чувствовала? Что я почувствовала до гнева, когда только обнаружила страстное желание потанцевать? Я обратилась к своей памяти и припомнила чувство беспомощности, голода, как ребенок, которого кто-то взрослый лишал чего-то жизнен­но важного.

Шаг 4. О чем мне это напоминает? Раньше, еще до заму­жества, я иногда переживала подобное с молодыми людь­ми: умирала от желания потанцевать, но боялась попросить, испытывая замешательство и гнев. О чем еще мне это на­помнило? Для меня в танце содержится особый смысл. Ста­рые фильмы с Фредом Астером и Джинджер Роджерс бу­доражили мое воображение, когда я была еще девочкой. Я встречалась со своей первой любовью на танцах, мы сли­вались в нежных объятиях, уверенные, что предназначены друг другу судьбой... Золушка на балу.

Тут я вспомнила, как отец рассказывал, что влюбился в мою мать во время танца. Что еще? Диксиленд-джаз похож на регтайм. Когда мне было пять лет, я после развода роди­телей некоторое время жила со своими незамужними тет­ками. Их образ жизни был для меня таким чарующе взрос­лым — свидания, танцы. В те дни они танцевали под рег­тайм!... Но нет, скрытое чувство себя не обнаруживало. Я вернулась назад к Шагу 3. Что еще я чувствовала? Рас­строилась, потому что Берни не пригласил меня на танец. Почему же я сама не могла его пригласить? Боялась отка­за. Ну и что с того? Что если бы он сказал, что слишком устал или что у него нет настроения? Что бы тогда случилось? Как бы я себя чувствовала? Мне стало бы стыдно. Стыд. Он и был скрытым чувством. Я стыдилась своей страсти к танцам. Нахлынувшее чувство стыда было на­столько мучительным, что я заплакала. Но продолжалось это какую-то минуту, а потом прошло. (Направленный против Берни гнев исчез сразу же, как только меня захле­стнул стыд.) Мне стало легко, и, полная сил, я почувство­вала готовность перейти к следующему шагу.

Шаг 5. Определить паттерн. Теперь паттерн был мне понятен. Всякий раз, чувствуя непреодолимое желание танцевать, я втайне этого стыдилась. Поэтому и не могла ничего сказать Берни. Провальность этого молчания про­являла себя следующим образом: а) я вынуждала мужа ли­шать меня возможности получить удовольствие; б) после чего я реагировала на это так, будто он намеренно наказы­вал меня за постыдное желание. Это лишь усиливало мое скрытое чувство стыда. Почему я стыдилась танцевать? Что символизирует для меня танец? Я не знаю. Я себе не психи­атр. Мне необязательно понимать себя; все, что в моих си­лах, — снимать один слой луковицы за другим (это и есть я сама) и чувствовать, что обнаруживается под слоями. Я мог­ла надеяться лишь на то, что в какой-то день сниму другой, более глубокий слой и узнаю о себе больше. (Позже мне это действительно удалось.) А пока достаточно было дос­тичь понимания данного паттерна. Я увидела предсказуе­мость самой себя. Скорее всего, это страстное желание танцевать вспыхнет во мне снова, появится искушение по­чувствовать стыд и прикрытием этому послужит гнев.

Редко возникает необходимость делиться своим скрытым чувством с непосредственным участником событий, но я нуждалась в помощи Берни. Я не собиралась использовать его в качестве хорошего слушателя и не ждала от него помо­щи в моей самотерапии для данного случая, поэтому мне при­шлось повременить еще один день, чтобы ситуация успела полностью остыть. Потом я в нескольких словах описала ему произошедшее: как я умирала от желания потанцевать, но боялась его попросить, как мною овладел необъяснимый гнев (теперь, когда все прошло, можно было говорить об этом без опаски), как я боялась, что все повторится снова. Берни был совершенно ошеломлен. Как я могла так мучиться и не сказать ему ни слова? Зачем мне стыдиться желания танце­вать? Он не ясновидящий, и я должна была сама рассказать ему о своих чувствах. Конечно, он мог быть в тот день устав­шим и не иметь настроения танцевать, но это не значит, что он меня отвергает или наказывает, или еще что-то в этом роде.

Несколько месяцев спустя мы обедали в ресторане, ор­кестр играл диксиленд. И снова меня захлестнуло знакомое, страстное, неудержимое желание. На этот раз я выждала минуту, собралась с духом и небрежным тоном (!) пригласи­ла его на танец. Но Берни только что отодвинул от себя ог­ромную опустошенную тарелку, и ему требовалось хотя бы чуточку посидеть в покое, прежде чем прыгать под дикси­ленд. На мгновение меня охватило старое замешательство и гнев. Потом я вспомнила скрытый стыд, и картина измени­лась: он не хотел меня наказывать. Он с удовольствием по­танцует, но чуть позже. Наш вечер только начинался. Гнев растаял, я успокоилась и терпеливо стала ждать, когда Бер­ни будет готов, что и случилось очень скоро.

После этого я уже никогда не испытывала проблем с желанием танцевать. Постепенно во мне происходили пе­ремены. Прежде всего, во мне проснулся новый интерес к современному интерпретирующему танцу (см. главу «Как освободить свои естественные творческие способности»), а позднее я обнаружила, что могу наслаждаться диксилен­дом в полном одиночестве. Перестав своим молчанием вы­нуждать Берни лишать меня удовольствия, я стала меньше от него зависеть. Позднее я вдруг заметила, что выросла из этого старого вынужденного поведения. Я по-прежнему очень люблю танцевать, но по-детски неудержимое жела­ние исчезло насовсем.

Общение между родителем и ребенком

Сообщение родителя

Мы — поколение тревожных и виноватых родителей. Спасибо экспертам в области детского консультирования: теперь нам известно, что детям необходимы любовь, тепло, одобрение и эмоциональная защищенность. Однако никто не говорит нам, как стать таким родителем, который обес­печит ребенка всем этим. Как включать тепло и приятие, подобно водопроводному вентилю, который выпускает горячую воду, когда вы чувствуете холод и неприятие? Авто­ритаризм безнадежно устарел. Нам рекомендуют позво­лять — но не все! Устанавливать ограничения — но не быть слишком жесткими! Ни одна книга по психологии не ска­жет нам, где позволить, а где запретить — человеческие отношения не запланируешь.

Вот один общий совет, который вам поможет. Позволяй­те ребенку чувствовать, даже когда вам нужно ограничить его в действиях. Он ревнует к новорожденному братику или сестренке? Дайте ему резиновую куклу, назовите ее малышом, и пусть он ее бьет. Он топает своими маленьки­ми ножками и говорит, что ненавидит вас, что вы злая мама, раз затащили его из-за проливного дождя в дом (он так ве­селился в этих лужах)? Дайте ему понять, что все нормаль­но. Маленькие мальчики могут сердиться на людей, кото­рых любят. Вас не пугает и не сердит его ярость.

Если вы примете его чувства, он тоже научится их при­нимать. И если вы хотите вырастить из него уравновешен­ного человека, он должен узнать, что является представи­телем человеческого рода, способным на самые разные че­ловеческие чувства, включая страх, ревность и ненависть.

Вы обязаны ограничить его действия там, где затрагива­ется его благополучие и права других, но он имеет право сердиться. Сообщение, которое родители должны передать детям, таково: нормально чувствовать абсолютно любую эмоцию, но нельзя делать то, что может быть опасным для себя или других.

Теоретически все прекрасно. Проблема в том, что мы не можем принять чувства наших детей, пока не приняли соб­ственные. Вы не можете никому ничего позволить, если жестоки к себе.

У меня была студентка, чей ребенок дошкольного возра­ста страдал ужасными приступами ярости. Мать пыталась помочь ему справиться с этим. Старалась не расстраивать его лишний раз, обеспечила его всевозможными инстру­ментами, рекомендованными для «перенаправления агрес­сии»: рисование пальцами, игры с водой, пирожки из гря­зи, игрушечный молоток с гвоздями, даже боксерская гру­ша — все было тщетно. В конце концов, прибегнув к самотерапии, она обнаружила у себя боязнь любых прояв­лений гнева. Раньше она никогда не осмеливалась почув­ствовать это. Она начала осознавать, что каждый раз пута­лась, наблюдая очередную вспышку ярости у своего ребен­ка. Очевидно, что она передавала свой страх ему.

Подобные приступы причиняют детям немало страданий (я не имею в виду тот вид поведения, который дети напуска­ют на себя намеренно с целью самоутверждения). Это опыт пугающей интенсивности, он полностью подавляет ребен­ка. В результате ребенок теряет над собой контроль. Он бес­помощен и напуган, он уподобляется душевнобольному, страдающему острым приступом психоза. Ему необходим комфорт и обещание, что это пройдет, что скоро ему станет лучше. Описанная мной мать не способна дать своему ре­бенку поддержку, в которой он так отчаянно нуждается. Все, что она может, — добавить к его страху свой собственный. Вскоре после того как эта мать признала и почувствовала свой скрытый страх гнева, приступы у ребенка стали ути­хать и в конце концов полностью прекратились.

Следующую историю рассказал мне мужчина. Его жена никак не могла приучить к горшку их двухлетнюю дочь.

Малышка была чрезвычайно умна: начала разговаривать очень рано и понимала все, что ей говорили. Она уже не писалась, но продолжала пачкать штанишки. Семейная жизнь превращалась в войну характеров матери и ребен­ка: посулы, угрозы, шлепки — все было бесполезно. Посте­пенно наказания ужесточались по мере нарастания мате­ринского отчаяния и ярости.

Однажды, когда матери надо было отлучиться, отец ос­тался с девочкой. После обеда он посадил ее на маленькое «игрушечное» сиденье туалета, и к его удивлению и вос­торгу, она тут же приступила к своей задаче. Он уже соби­рался похвалить ее за социально одобряемое достижение, когда крохотное создание посмотрело на него и жалобно сказало: «Папа, не бей меня!»

Оказывается, она и не догадывалась, из-за чего вся шу­миха. В ее понимании наказуемым было само отправление естественной функции («Как не стыдно! Какая грязь!»). Как мог умный ребенок совершить такую трагическую ошибку? По словам Гарри Стэка Салливана, дети учатся послушанию просто ради того, чтобы сохранить нашу лю­бовь и одобрение, а не из страха. Ребенку, не обделенному лаской, вряд ли можно нанести эмоциональный вред ред­ким шлепком (хотя и научить его этим чему-то, кроме влас­ти сильного над слабым, нельзя), но при условии отсутствия жестокости. Однако, если наказание слишком болезнен­но или гнев родителя чересчур иррационален, то у ребенка возникает нечто вроде амнезии ко всему опыту, и он не мо­жет научиться. У этой матери, по всей видимости, были скрытые чувства, связанные с процессом приучения к гор­шку, которые и привели ее к такому провальному поведе­нию. Ей не удавалось донести до ребенка простое сообще­ние, и она пошла по пути страха и насилия.

Дети, рано начинающие говорить, часто вводят своих родителей в заблуждение. Кажется, будто они вас хорошо понимают и используют язык для общения, но на самом деле они просто играют со словами; слова для них не всегда име­ют то же значение, что и для нас. Полуторагодовалого ма­лыша ругают и шлепают за то, что он трогает хрупкую вазу? В следующий раз он бросает взгляд на мать и устремляется прямо к запрещенному предмету. «Вы только посмотрите на этого дьяволенка! Он пытается вывести меня из себя!» — возмущается мать. Но он посмотрел на нее, чтобы полу­чить сигнал («Безопасно это или опасно?»), поскольку ее объяснения о неприкосновенности вещей ему совершен­но непонятны и им двигает здоровая человеческая пот­ребность к исследованию. Гораздо проще на некоторое время убрать подальше все легко бьющиеся предметы. Не хотим же мы, в самом деле, научить наших детей тому, что любопытство (основа познания), опасно? «Но они должны усвоить, что им нельзя иметь все по первому требова­нию», — возражают в ответ родители. Жизнь полна огор­чений для любого ребенка, растущего в условиях нашей ци­вилизации. Чем меньше подобных переживаний будет у него в самые ранние годы, чем меньше самоконтроля ожи­дают от него до того, как он будет к нему способен, тем боль­шей сдержанностью и терпимостью к неудачам он будет обладать позже. Вы боитесь избаловать его? «Избало­ванный» ребенок — это тот, который получал материаль­ные блага взамен любви, чьи родители практиковали все­дозволенность из-за скрытого чувства страха или вины. Такой ребенок получает скрытое сообщение, узнает смысл подарков и его не обмануть псевдодобротой.

Иногда родители посылают ребенку одновременно два конфликтующих сообщения. Одно из них прямое и исхо­дит от сознания: следуй золотому правилу, будь примерным гражданином, подчиняйся закону, не замарай честь семьи. Другое исходит из подсознания и передается скрытым спо­собом: интонацией голоса, выражением лица, жестами, позами, словами, которые говорятся без полного осознания их истинного смысла. Такое сообщение происходит из скрытых чувств родителя, и он передает его даже не дога­дываясь об этом. Весьма трагично, но скрытая информа­ция может быть горазд