David Bohm. Unfolding Meaning. A Weekend of Dialogue with David Bohm 4 страница

БОМ: Что-то незавершено, да, так будет точнее; скажем, вы можете ощутить, что-чего-то не хватает, что-то незавершено, и вы задаете вопрос, как это завершить, правильно?

?: Может быть. Еще я думал о том, как делают изобретения: вроде того, что паровую машину придумали потому, что кто-то заметил, как ведет себя пар, и когда задают вопросы или следуют мысли вот так, то получается, что скрытое становится явным посредством нас. В том смысле, что мы -- проводники, быть может, созидательной разумности.

БOM: Да. Это та точка зрения, что мы можем чувствовать, будто в нас есть нечто, и мы можем задавать вопросы, чтобы вызвать это нечто. Я думаю, это заводит нас несколько глубже, не так ли?

?: Или несколько мельче.

БОМ: Ну, это зависит от того, действительно ли в нас есть что-то. Видите ли, мы можем хотеть лишь вызвать какие-то поверхностные идеи, что у нас есть; но если у вас имеется глубоко прочувствованный импульс, и вы можете захотеть его вызвать, -- что тогда это означает?

?: В терминах диалога то, чем неожиданно осенило меня сразу же после того, как вы это сказали, -- тем, что я должен думать, думать и думать, а вы сказали, что нам надо уйти за пределы мышления для того, чтобы вещи текли сквозь нас более естественно. Поэтому вот в этом контексте, здесь и теперь -- в этом диалоге -- каковы будут те условия, что мы могли бы создать в себе, чтобы это произошло?

БОМ: Я думаю, мы должны их создать. Видите ли, если мы попытаемся поставить эти условия, мы попадем в большие трудности. Я думаю, что сюда вовлечен еще и вопрос времени. Если мы берем время в обычном нашем опыте, то у нас есть настоящее, прошедшее и будущее. Прошедшее ушло; его больше не существует, кроме как в памяти. Будущее только ожидается. Если вы теперь проведете линию и поставите настоящее как разделяющий пункт между прошедшим и будущим, то оно будет отделять то, чего не существует, от того, чего не существует. И его тоже не существует. Видите, это тоже поднимает вопрос. Мы видим непоследовательность нашей мысли; вот что я имею в виду на самом деле. Мы тогда подведены к тому, чтобы задать вопрос; значит, где-то есть предположение, которое неверно.

Этот линейный взгляд на время -- абстракция. Он как карта. Вы можете использовать карту, чтобы она вела вас, но карта -- не одно и то же, что территория. Карта может соответствовать некоторым чертам территории, но она никогда не полна, и, к тому же, может быть искажена. Теперь, на самом деле, мы можем сказать, что мысль принадлежит прошлому -- чтобы подумать, нужно время. К тому времени, как вы подумали о чем-то, оно закончилось. Я бы хотел разграничить мысль и мышление. Ясно, что мышление занимает много времени, поскольку вам нужно все это обдумать. А если вы имеете дело с чем-то столь быстрым, как ум, вы, на самом деле, не можете ничего обдумать, поскольку он работает быстрее, чем вы можете думать. Если бы нам пришлось выдвигать условия того, как установить диалог, то это пришлось бы делать мышлением, правильно? Эти условия выражаются мышлением и мыслью.

Конечно, мы бы смогли выработать какие-то общие условия, вроде того, чтобы вести себя тихо, иметь соответствующую атмосферу и так далее, но этого будет недостаточно. Дело в том, что после того, как вы подумали, это оборачивается в мысль -- то есть, в то, что было подумано. А мысль работает очень быстро. Если вы думали, что вот этот человек -- ваш враг, то в ту же минуту, когда вы его видите, вы видите его как врага. То есть, что бы вы ни подумали, это входит в ваш опыт. Поэтому, следовательно, когда мы испытываем что-то, мы испытываем это отфильтрованным сквозь мысль, которая слишком быстра для мышления.

Одна из трудностей заключаются в том, что мысли содержат всевозможные предположения, которые ограничивают нас и удерживают нас в жесткой колее. Нам надо лишь обнаружить эти предположения и избавиться от них -- освободиться от них. Я не думаю, что мы можем установить какие-либо условия для диалога, кроме того, чтобы сказать, что мы хотим вступить в диалог. Видите, что означало бы пытаться установить условия? Предположим, мы сказали, что для диалога нужны определенные условия. Вы могли бы сказать, что условие состоит в том, чтобы отставить себя в сторону, чтобы быть заинтересованным только в диалоге -- можно было бы сказать несколько подобных вещей, но...

?: Я помню, как в своей книге вы говорили о значимости и незначимости, и при этом -- то, что требуется для прекращения незначимой мысли -- мысли вне контекста -- это действие обращения внимания на это; и, может быть, для создания диалога требуется акт обращения внимания на то, что мы имеем диалог.

БОМ: Да, я думаю, вот так и надо. Но если мы отдадим внимание этому диалогу, обращая внимание также и на то, что, может быть, мешает ему, то у нас и должен получиться диалог.

?: Заходит ли это тогда за пределы мысли в том, что оно становится мотивацией?

БОМ: Да, мотивация не обязательно находится за пределами мысли. Например, в детективном романе есть мотив для преступления, и это обычно можно видеть как форму мысли; человек думает: мне бы хотелось что-то иметь, мне нужны деньги, я не чувствую себя в безопасности, я этому человеку завидую или ревную, надо теперь его убить, когда он натворил то-то и то-то. Поэтому мотивация не обязательно заходит за пределы мысли; за пределы мысли заходит глубокое намерение.

?: Мне бы хотелось услышать, что вы скажете о том, как вы видите природу идеи. Поскольку идея может возникать как результат направленной мысли, или появляться из ниоткуда, как это бывает в известном случае, когда вы принимаете ванну или что-нибудь в этом роде, сидите там в ванне. Вдруг -- идея, важная для того, о чем вы думали, будь то общая проблема, с которой столкнулось человечество в этот момент, или столкнулись в этот момент вы сами -- вдруг бах! -- и идея здесь. Мне интересно, как в этой схеме свертывания и развертывания вы видите идею.

БОМ: Ну, идею я бы рассматривал как некое семя, которое развертывается. Слово «идея» имеет греческий корень, который в основе своей означает «видеть»; тот же самый, в конечном итоге, что и eidos, «образ». И, кажется, тот же самый корень у латинского слова videre. Идея -- это способ видеть, точно так же, как мыслъ может быть способом видеть, и я думаю, что новая идея появляется как некое семя в глубине скрытого порядка, из которого развертываются всевозможные мысли. Когда вы применяете идею к своим предшествовавшим мыслям и опыту, то обнаруживаете, как идея развертывается.

?: Как вы видите мышление? Соединяете ли вы их в терминах различающих или выравнивающих восприятий или... Что вы думаете о мышлении?

БОМ: Я вижу мышление так, что оно может возникать перво-наперво из чувственного восприятия. Я думаю, что Пьяже следует этому. Он показывает, что существует сенсорно-моторная мысль. То есть, ребенок учится обращаться с предметами и смотреть на них -- и развивается некая мысль, являющаяся пре-вербальной. Например, он может учиться обращаться с предметом, вертя его в руках: вот он повернул его, еще раз повернул, и перед ним -- тот же самый предмет. Вот он получает идею о группе из двух: две операции дают ту же самую вещь. Или он может пойти в какое-то место, повернуться и пойти обратно, и он получает идею, что в комнате есть определенное место, куда всегда можно вернуться. А позднее он получает более сложные идеи. Например, если предмет исчезает за экраном, а потом вновь появляется, он вначале может расценивать его как совершенно новый предмет, но позже он получает идею, что это -- тот же самый предмет. Все это происходит прежде, чем у него появляются слова. Дело в том, что элементарная мысль уже развивается на уровне ощущений и образов; он начинает формировать образы мира, пространства и времени, а позже абстрагирует их до вербальной мысли и выстраивает их до все более и более высоких логических структур. Мышление перво-наперво появляется из восприятия, но ясно, что на каждой стадии оно подвергается воздействию прошлой мысли. Все, что бы вы ни думали, будет воздействовать на следующую мысль, поэтому в мышления настоящее восприятие и прошлая мысль сплавлены вместе -- как, фактически, и в обычном опыте.

Одна из задач мышления, как я уже говорил, -- решение проблемы или постановка вопроса, ответ на вопрос, каким бы ни был его источник. Человек выходит с новыми мыслями, он обнаруживает, что его старые мысли не охватывают ситуации, а затем в мышлении он начинает разрабатывать новые мысли, а это занимает определенное время. Мы можем формировать новые образы, новые комбинации слов, новые идеи и так далее.

?: Тогда рассматриваете ли вы идеи как генерируемые индивидуумом, или же существует такая вещь, как идея снаружи, которая передается, скажем, из сверхразума?

БOM: Нy, на это будет сложно ответить; но, определенно, идеи передаются от людей к людям, и очень редко кто-либо получает на самом деле совершенно новую идею. Но человек может получить ее значительно измененной, или может сопоставить две старые идеи, или сам произвести значительные изменения в идеях, которые уже были. Поэтому вы уже можете видеть, что идеи постоянно перетекают между людьми обычными способами. А существует ли какая-то идея, приходящая из-за пределов этого, -- сказать трудно. В большинстве случаев вы можете видеть, что основание идеи уже было заложено в чем-то прежде.

Например, если взять идею Ньютона о тяготении; там был долгий периoд развития. Если углубиться в древность, вы обнаружите идею, что небесная материя очень отличалась от земной материи и была совершенной -- а земная была несовершенной, -- и между ними существовали всевозможные различия. Затем это начало ставиться под сомнение, когда люди стали выходить из Средневековья; они всевозможными путями обнаруживали, что это не так. Они говорили, что небесная материя должна двигаться по совершенным кругам, а когда она этого не делала, то они говорили, что по кругам сверху кругов -- по эпициклам. Они пытались сохранить идею, правильно? (Смех.) Это, кстати, иллюстрирует, что вы должны быть готовы -- идея должна быть уязвимой -- вы должны быть готовы к тому, чтобы бросить ее, -- как и человек, держащий идею, я думаю, должен быть уязвим. Ему не следует идентифицироваться с ней.

И вот Коперник предположил, что земля -- отнюдь не центр всего этого, в то время как прежняя идея заключалась в том, что земля -- центр, поднимающийся к небесам. А потом, позже, Кеплер сказал, что орбиты -- это эллипсы, а вовсе не круги; они в высшей степени несовершенны, и вы находите этому множество портверждений, видите. Вы обнаружили, что у других планет тоже есть спутники, как и у земли, и что на луне, как и на земле, есть неупорядоченные горы. Накапливалось большое количество cвидeтeльcтв, предполагающих, что небесная материя не очень отличается от земной. Но все-таки оставался вопрос, который никто не задавал. Вы видите, я считаю его основным исследованием. Почему такой объект как луна не падает? Еcли она такая же, как и земная материя, а земные объекты падают, то почему не падает луна?

Видите, разум устанавливает два отделения. Он обладает предположением. Вы говорите, что ответ естественен: луна принадлежит небу, потому как она -- небесный объект, а небесные объекты не падают, правильно? (Смех.) Я имею в виду, что так ощущает каждый ребенок, и он не задает этого вопроса. Лишь очень немногие дети задали бы такой вопрос: почему луна не падает? Может, они бы и спрашивали, но они принимают как должное, что луна не падает, поскольку она -- совершенно другой вид объекта. Ну и, конечно, вот вам ученые с двумя разными точками зрения. Одна заключается в том, что вся материя одинакова, другая -- что вся материя различна. И два этих взгляда хранились в разных отделениях. И вот Ньютон, по предположению, сидел под яблоней, как вдруг увидел падающее яблоко, и можно догадаться, какой вопрос он себе задал: если падает яблоко, то почему не падает луна? Вот это и был новый вопрос. Видите, он заметил где-то несоответствие. Вот что я и имел в виду: что где-то что-то непоследовательно, или незавершено, или как хотите, так и называйте. И тогда он сказал: ответ в том, что луна падает. Всемирное тяготение привлекает все объекты друг к другу. Вот это и было неким озарением, скрытым ответом. А после этого ему нужно было лишь спросить, почему она не достигает земли. Причина же этого в том, что она движется по тангенциальной орбите -- так, что, когда она падает, она в то же время еще и удаляется от земли, и так все время движется по кругу.

Вот, вероятно, как Ньютон пришел к идее всемирного тяготения. Теперь вы можете видеть, что почва была заложена всем развитием вопроса, а затем простым его осознанием стало ясно, что ответ там yжe был. Видите, новая идея уже содержалась в вопросе, правильно? Поэтому вы можете спросить, откуда происходит средство осознания вопроса, -- и, возможно, в этом и будет природа осознания. Я думаю, по этому поводу мы о многом можем поговорить после моей следующей беседы сегодня днем о значении и разуме, где я собираюсь представить вам точку зрения на скрытый порядок и разум, на связь разума и материи, и там, возможно, мы сможем углубиться в эти вопросы.

?: А увязывается ли это с тем, что вы называете силой необходимости? Я не мог понять: как я получаю вещи явными из скрытого порядка -- в смысле предыдущего вопроса: откуда появляются идеи? Насколько мы сильны, чтобы проявлять из скрытого? Все, что я мог найти -- этот ваш термин «сила необходимости», и я его не понял. Не могли бы вы объяснить?

БОМ: Эта сила необходимости, конечно, и в моем уме -- несколько смутная идея. Если я вижу, что скрытое становится явным, то я думаю об объяснении его таким образом: мол, существует более глубокое скрытое, из которого возникла сила, заставившая его сдвинуться из скрытого в явное; то есть, где-то в глубине вашего ума скрыт, скажем, вопрос. В случае с Ньютоном скрытый вопрос был такой: почему не падает луна? Такого вопроса никто не задавал. Не хватало силы, чтобы прорваться из одного отделения в другое, правильно? А теперь из какого-то более глубокого источника пришло внимание, необходимое для того, чтобы увидеть, что это и есть нужный вопрос, и я думаю, что этой силе пришлось прорваться сквозь барьеры созданных нами условий -- что-то новое.

Обычно б о льшая часть того, что мы делаем, -- результат мысли, которая почти подобна программе компьютера. Нам это необходимо, поскольку нам необходимы всякие мысли. Когда вы учитесь водить машину, то на самом деле ваше действие, в основном, становится мыслью посредством мышления об этом -- так, чтобы вам не приходилось продолжать об этом думать. Оно работает быстро. Поэтому у вас мысль должна управлять б о льшей частью вашей жизни, и надежда -- в том, что это будет правильная мысль. Если эта мысль неправильна, то вам приходится быть готовым сбращать внимание и смотреть, когда она неправильна. Беда в том, что эта мысль склонна бежать по колеям -- может быть, мы обсудим это далее, -- в которых она застревает. Почему так происходит -- сложный вопрос. Для того, чтобы прорваться сквозь это, что-то нужно. И в крайнем случае мы назвали бы эту силу гением -- страстью, видите ли.

Для обычных дел сила необходимости в основном квазимеханистична. Такова природа мысли: она не совсем механистична, но она -- нечто вроде компьютера очень тонкой природы. Поэтому большая часть нашей жизни управляется таким способом. Но каким-то образом есть сила, способная сквозь это прорваться. Слово же «необходимо» означает, что иначе быть не может. Корень этого слова -- necesse -- означает, что оно «не поддается». Существует два вида необходимости. Во-первых, эта механистическая мысль обладает в себе необходимостью, которая не поддается; она застревает. Но некая б о льшая сила, к тому же, растворяет это, чтобы ей пришлось поддаться. Когда я был ребенком, у нас был такой вопрос: что происходит, когда неотразимая сила встречается с несдвигаемым предметом. Дело в том, что существует предмет, который не поддается, и рано или поздно ему придется поддаться силе, которая может и не обладать великой мощью в обычном смысле, но будет силой великой тонкости и глубины.

?: Она вроде как выкапывает предмет из-под низу.

БОМ: Она вроде как растворяет его из-под низу, да.

?: И творит идею о том, что этот твердый и пространственный предмет незначим.

БОМ: Да. Она выявляет незначимость этой идеи. Видите ли, всякая идея ограничена. Обычно мы этого не признаем, по меньшей мере, для oпpeдeленных идей. Например, как мы обсуждали это вчера вечером, идея национализма не признается ограниченной, поскольку она преобладает над всем прочим, как вы можете видеть из песни вроде Deutschland, Deutschland, uber Alles, что означает абсолютно неограниченное, правильно? Эта идея была той силой, что привела нас к Первой и Второй Мировым войнам. Она была частью силы, в любом случае; преобладали сходные с ней идеи. Гитлер выявил множество идей такой природы -- одна нация, один народ и так далее. Следовательно, если вы возьмете идею, которая абсолютно необходима, то за собой она будет генерировать силу абсолютной необходимости -- ложную силу абсолютной необходимости. Я думаю, что для абсолютной необходимости неверно происходить из идеи. Каждая идея должна быть уязвима.

Теперь, существует ли абсолютная необходимость? Возможно, существует. Нам надо это исследовать. Но эта абсолютная необходимость не может принимать форму какой-нибудь частной идеи.

Вопрос, который был скрыт во всех вопросах, что вы поднимали, был таков: что есть свобода? -- правильно? И каково отношение этой свободы и абсолютной необходимости? Мое собственное ощущение заключается в том, что абсолютная необходимость -- это то же, что и свобода. Теперь, если вы не принимаете этого...

?: Кажется, Спиноза сказал, что свобода -- это понимание необходимости.

БОМ: Да. И также -- созидание. Я думаю, что созидание -- абсолютная потребность в некотором смысле. Но еше существует механическая необходимость, которая ее блокирует. Необходимость -- очень интересный вопрос. Вы его подняли в том листке, что передали мне. Противоположность необходимости -- случайность (contingency). Это слово происходит от корня contingere, что означает «трогать» -- касаться. Абсолютной необходимости нельзя коснуться. Она не поддается. Случайное же может поддаваться давлению снаружи. Если мы возьмем этот стул, то он будет обладать определенным видом необходимости, которая удерживает его воедино; но при определенных условиях он случаен. Если вы поднимете температуру, он загорится и распадется. Если вы по нему слишком сильно ударите, он сломается. Поэтому она подвержена внешним случайностям, эта необходимость. Обычно же необходимость в науке должна быть ограничена случайностью, и эта случайность, в свою очередь, -- еще одна форма необходимости, которая, в свою очередь, обладает еще одним контекстом, в котором она случайна. То есть, обычный режим анализа мыслью виляет между необходимостью и случайностью. Иначе он не может; это и есть необходимость.

Вы не должны принимать или отрицать это. Видите, я пытаюсь сказать, что это часть диалога. Не принимайте того, что я говорю, но обдумывайте и, если у вас есть вопрос, поднимайте его.

?: Меня заинтересовало то, что вы говорили о Deutschland, Deutschland, uber Alles, и идея о том, что может существовать иерархия, если хотите, иерархия необходимости и случайности, или же случайности и необходимости. Мне не особенно нравится в эстетическом смысле то, что в этом мире формы те движения, которые могут быть для меня неприятными, могут принимать на себя кажущуюся необходимость. Я просто где-то слышал -- может быть, и от вас, -- что есть возможность создать необходимость на более низком уровне, которая будет меньше более крупной необходимости или содержаться в ней, но все равно ей удастся силой охватить ее. Что бы вы по этому поводу сказали?

БОМ: Ну, мы для этого еше недостаточно далеко зашли. Видите ли, я думаю, что в науке или в обычной мысли мы можем работать лишь в царстве необходимости и случайности, и поскольку ученые устанавливают законы, которые, как они говорят, абсолютно необходимы, то, я думаю, это будет склонно приводить к тем же самым проблемам, которые были у вас до того, как был принят порядок всевозрастающего совершенства в качестве абсолютно необходимого; или приняты те взгляды церкви, что определенные порядки абсолютно необходимы, -- или государства, или чего угодно. Поэтому в том, что касается мышления и мысли, кажется, что у нас должно быть это переплетение необходимости и случайности. Вот что и создает пространство для свободы, поскольку какова бы ни была здесь необходимость, она случайна. Любая из этих жестких необходимостей, определенных мыслью, случайна -- при том условии, что вы можете обнаружить случайности. Это один из тех путей, которыми мы продвигаемся вперед, как видите. Мы можем сказать, что абсолютная необходимость -- в том, что человек ходит по земле, но в действительности это случайно, поскольку он может еще и летать, если его поместить в другие условия, и так далее. Дело, значит, в том, что большинство наших необходимостей в том, что касается общества -- вместе с тем, что нам не нравится, -- возникает из мысли. Продукт мышления -- мысль. Deutschland, Deutschland, uber Alles -- это мысль; это мысль абсолютной необходимости. Поэтому большинство того, что нам не нравится, -- результат мысли абсолютной необходимости; которая, однако, нам все-таки нравится, иначе мы бы не думали о ней, правильно? Я думаю, у вас возникает превосходное чувство от того, что вы поете эту песню, или Horst Wessel -- любая из этих песен сообщает вам великолепное чувство. А это создает абсолютную необходимость. Но это -- не истинная абсолютная необходимость. Этот род мысли развертывается, видите; он развернут, он постоянно развертывается в нашем восприятии и действии. Если вы думаете Deutschland, Deutschland, uber Alles, значит, вы так видите и чувствуете. Оно развертывается.

Очевидно, что мысль свернута почти как какая-нибудь программа. Эта программа -- мы не осознаем ее, правильно? Мозг никогда не устанавливался на то, чтобы осознавать свои программы. Видите, это одна из трудностей человеческой эволюции. Видите ли, какие-то люди создали теорию. Они говорят, что в нас, на самом деле, есть три мозга: мозг земноводного, мозг млекопитающего и более современная кора или интеллектуальный мозг. А земноводный и млекопитающи м о зги пришли к равновесию и гармонии так, что, насколько это касается животного, оно более или менее приспособлено к выживанию. И когда мозг внезапно расширился по какой-то неизвестной причине в эволюции, он стал способен думать -- производить мысль, -- но у него не было способности видеть, что мысль создает программу, и что его последующие действия в значитальной мере определены этой программой. Он не видел программы. Он приписывал действия программы «я». Видите, если вы достаточно долго поете эту песню, то вы скажете: «Это я,» -- правильно? «Это то, чего я хочу». Вы можете легко увидеть, что это программа; но у детей этой идеи нет совершенно; они поют ее каждый день в школе, и после этого она в них вбирается.

?: Я просто хотел спросить, где во все это входит эмоция. Является ли она необходимым продуктом программы мышления?

БОМ: Эмоция и мышление почти неразрывны. Это просто разные уровни одного и того же. Известно, что между интеллектуальной частью мозга и эмоциональной частью есть невероятный узел нервов, идущих вверх и вниз. Каждая мысль воздействует на эмоции, и получается, что каждая эмоция воздействует на мысль. Никакого мышления не происходило бы без эмоции желания мыслить. И, согласно тому, чем является желание, мысль будет двигаться в том направлении. А на эмоцию глубоко влияет мысль, поскольку мысль производит образы, видите -- не абстрактная мысль, а образ и чувство. Каждая мысль развертывается в образы и чувства, которые работают точно так же, как и восприятие. Мысль об опасности вызовет те же самые эмоции, что и восприятие действительной опасности. И то же самое химическое поведение.

?: Но чувства более легко заметны, чем мысли. Я имею в виду гнев; очень легко заметно, как возникает гнев.

БОМ: Ну, он часто маскируется. Люди зачастую прячут гнев под чем-нибудь другим; или еще отличают праведный гнев от неправедного...

?: Но вы сказали в самом начале, что нельзя мысль анализировать мыслью.

БОМ: Как раз это я и пытаюсь сказать -- что мы не видим мысль, потому что это программа.

?: Но я определенно видел, как возникают чувства.

БОМ: А вы когда-нибудь испытывали связь между мыслью и чувством?

?: Я как раз сейчас над этим работаю. (Смех.)

БОМ: Вы видите, дело в том, что вы можете снова пережить какой-то предыдущий опыт и увидеть, что, думая определенным образом, вы разгневались или испугались и сказали: «Поведение этого человека отвратительно; oн не может так со мною обходиться,» -- и тому подобное. Вы можете видеть это между людьми; мысль проходит, и гнев нарастает.

?: В себе самом вы также можете это видеть.

БОМ: Вы видите это в себе так же, как и все остальные.

?: Вот что происходит потом -- мысль у нас бежит по колее. Мы как бы просто запрограммированы.

БОМ: Запрограммированы на абсолютную необходимость.

?: Теперь мы должны бросить этому вызов. Мы должны прийти и изменить это на что-то новое. Мы должны совершить нечто вроде творческого акта, чтобы выбиться из этой колеи. Так откуда возникает этот творческий акт, и как мы его питаем?

БОМ: Откуда он приходит, сказать будет трудно; но позвольте мне предположить -- и я собираюсь зайти в это дальше, когда мы будем обсуждать значение, -- что существуют все более и более глубокие уровни -- более тонкие уровни скрытого порядка, -- и что мысль находится на том уровне, который в целом не очень тонок; но мышление может быть тонким, поскольку оно может отзываться как на мысль, так и на более глубокие уровни. Поэтому мышление может быть частью восприятия, если оно осуществляется правильно; или же оно осуществляется механически и тогда производит ложное восприятие -- иллюзию.

Теперь я хочу предположить -- только лишь в целях исследования, -- что неким образом на этих более глубоких, более тонких уровнях мышление не обуславливается мыслью. Этот разум в основном для нас бессознателен; он по-прежнему -- часть нас, и по-прежнему, я бы сказал, -- индивидуальный разум на более глубоком уровне. Вы подняли вопрос, существует ли что-то за индивидуальным разумом, но, быть может, мы его пока отложим в сторону.

?: Вы имеете в виду, что существует нечто вроде архетипического бассейна, в который мы можем макать пятки?

БОМ: Ну, это скорее более глубокий уровень свернутой деятельности -- более тонкий, -- который разумен, обладает энергией и страстью.

?: И который не мотивируется колеями мысли?

БОМ: Да. Колеи мысли довольно поверхностны, как видите.

?: И он сквозь них просачивается?

БОМ: Он не только сквозь них просачивается, он их должен растворить. Причина, по которой мы этого не сознаем, заключается в том, что эти колеи производят столь огромные воздействия. Если вы поедете в такое место, как Рино, Невада, или в Лас-Вегас, и включите там все электрические огни, то вы тогда не увидите звезд и скажете, что эти электрические огни и есть основное, а никакой вселенной не существует. (Смех.) Именно так люди, очевидно, и чувствуют себя в таком месте, правильно? (Cмех.) Они вымарывают вселенную. Поэтому когда вы выключите электричество, вселенная проступит. Сначала она кажется чем-то очень слабым, но эта слабая штука может представлять нечто громадное, в то время как что-то мощно яркое может не представлять собой ничего особенного.

?: Мы говорили, кажется, о целом процессе невидимых мыслеформ, а я где-то ощущаю потребность в реальности. Мы как-то не можем до нее добраться, потому что застряли за этим экраном мыслей.

БОМ: Ну, когда дело доходит до обычного опыта, вы знаете, как добраться до реальности. Мы говорим, что мир вот здесь реален; он существует независимо от мысли. Очевидно, что этот стул -- у меня может быть достаточно опыта, чтобы видеть, достаточно разумности, чтобы видеть, что этот стул не очень значительно зависит от того, как я о нем думаю, или как вы о нем думаете. То, что я с ним делаю, может зависеть от того, как я о нем думаю, а это можно изменить; но если я со стулом ничего не делаю, он пойдет своим путем, а мои мысли -- своим. Это нормально для тех предметов, которые довольно отдельны от нас и которые не изменяются слишком быстро, поскольку, видите ли, за реальностью лежат наши мысли. Этот стул на самом деле изменяется все время, но очень тонко. Через сто, двести или пятьсот лет он медленно разрушится. Но это изменение сейчас неважно. Значит, для определенных категорий процесса мысль захватывает достаточное количество реальности, поэтому она является хорошим проводником. Поэтому мы здесь говорим, что у нас -- объективная реальность; мы крепко держим ее. Наша технология из этого мышления произвела грандиозные результаты, которые крепко держат реальность: посредством эксперимента, посредством расчета и умозаключения, и так далее.

Когда мы подходим к разуму и сфере морали, этики и тому подобного, и к эмоциям, все, что мы таким образом сделали, кажется, ни к чему нас не привело. Что такое объективная реальность меня? Объект ли я вообще, или в чем разница между субъектом и объектом? Какова природа peaльности меня и моих мыслей? Здесь возникает проблема. Вы сами увидите, или цивилизация, или общество в целом находятся в той же самой ситуации: что я предполагаю, что вы -- там, а мы все -- здесь, и у меня могут быть какие-то предположения в отношении всех вас. Существует ли такая объективная реальность, которая соответствует? Если я предполагаю, что пол меня выдержит, то объективная реальность будет поддерживать это предположение; но я могу предполагать всевозможнейшие вещи о вас или об обществе, которые с объективной реальностью не имеют ничего общего. Вот что мы теперь должны исследовать. Как же нам двинуться в эту область?