Антропология как ветвь философии 2 страница

 

Еще более существенным представляется тот факт, что проблема человека в философии Древнего Рима занимала гораздо более важное место, чем в древнегреческих или даже раннеэллинистических философских учениях, и, тем самым, именно в Древнем Риме следует искать истоки того значения антропологии, которое она приобрела в современной европейской культуре. Наверное, не требуется долго доказывать, что в настоящее время проблемы человека, включая вопросы о его природе и смысле жизни, свободе и ответственности, смерти и бессмертии, имеют значительно более высокую цивилизационную ценность, чем это было в самой античности или даже в эпоху Канта. Показательно в связи с этим следующее рассуждение академика И.Т.Фролова: «Довольно много лет понадобилось для того, чтобы убедить ученых и политиков в том, что человеческая проблематика является приоритетной не только в теоретическом, но и в практическом смысле, что человек должен стать главным объектом научных изысканий. Другими словами, в ближайшей перспективе все научные исследования должны получить человеческое измерение»1. Удивительным образом оказывается, что своеобразное «убеждение» человечества в важности его собственных проблем для философского анализа проходило уже в Древнем Риме. Древнеримские философы, конечно же, не выделяли и не могли еще выделять в отдельный раздел антропологию, но интуитивно поняли, что вести людей к счастью, к добродетельной жизни и мудрости невозможно без глубокого знания человеческой сущности. Проблема человека начинает играть в философских учениях Древнего Рима гораздо более важную роль, чем в древнегреческих или раннеэллинистических теориях, а антропологические представления становятся у римских мыслителей тем фундаментом, на котором строится и философия природы, и гносеология, и логика, и этика. В этом римский способ философствования оказывается близким современным требованиям придать всем исследованиям «человеческое измерение». Это значит, что определение роли и значения проблемы человека в латиноязычной философии Древнего Рима, может и должно способствовать не только выявлению причин нарастания интереса к антропологическим вопросам в современной философии, но и практической разработке «хорошо продуманной, целенаправленной стратегии формирования подлинного гуманизма»2.

 

Исследование антропологической проблематики древнеримских философов и определение ее места в их учениях позволяет в значительной Фролов И.Т. Возвращение к человеку // Квинтэссенция: Философский альманах. М., 1990. С. 10.

 

2 Артемов В.М. Ценности нового века: свобода и нравственность // Социально-гуманитарные знания. 2002. №4. С. 170. степени приблизиться к решению вопроса о своеобразии философии Древнего Рима, который продолжает оставаться подлинной проблемой в современной истории философии. Бесспорная преемственность и зависимость как всей культуры Древнего Рима, так и учений римских философов, от культуры Древней Греции и ее философского наследия нередко приводит исследователей к выводу о неспособности римлян к самостоятельному философскому творчеству, показателем чего считают отсутствие серьезных новаций в онтологии, гносеологии, логике. Действительно, практически полная утрата интереса к онтологическим, гносеологическим, логическим проблемам выступает как легко обнаруживаемая особенность философии Древнего Рима. Так, например, у позднего стоика Луция Аннея Сенеки теория познания и логика, составлявшие один из важнейших разделов раннестоической доктрины, занимают ничтожно малый объем произведений. Самое большее, что можно у него увидеть - упоминание стоических представлений о природе человеческого познания, о соотношении познавательных способностей и классификацию наук, да и о том он говорит крайне скупо. У Эпиктета и Марка Аврелия не удастся найти и этого. Однако считать снижение внимания к отдельным традиционным разделам эллинистической философии простым проявлением теоретической слабости римских мыслителей вряд ли стоит. Видимо, причина данного явления несколько глубже, и состоит она в том, что центром философских исследований в Древнем Риме становится именно проблема человека. Человек, его сущность и судьба, его свобода и внутреннее совершенство, его место в природе и обществе являются центром практически любых рассуждений. В этом смысле знаменитая мысль Сенеки «человек для человека свят (homo homini sacer est)»1 вполне могла бы считаться идейным девизом древнеримских философов. При этом многие своеобразные черты их доктрин можно объяснить, если помнить о доминировании и превалировании в творческом поиске антропологической проблематики.

 

1 Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 95, 3.

 

Говоря о философии Древнего Рима, конечно, вряд ли стоит стремиться найти в ней концептуальную целостность и абсолютную последовательность идей. Однако она имеет вполне определенный интерес для исследователя, и не только тем, что здесь достигает кульминации начавшийся в эллинистическую эпоху переход от принципиальной ориентации на созерцание к ориентации на практику, впервые ставятся вопросы терминологического перевода текстов и унификации понятийных смыслов, начинается кристаллизация важнейшей философской терминологии. Думается, в первую очередь древнеримские философы интересны как мыслители, в значительной степени способствовавшие повышению значимости проблемы человека в европейской философской традиции. Возможно, в этом следует искать объяснение и тому, что они продолжали оставаться читаемыми в совершенно различные по духу эпохи - Средневековье, Возрождение, Новое время, равно как и в наши дни сочинения римских авторов будут все более импонировать тем, кто стремится к самопознанию и самосовершенствованию, к проникновению в суть человеческого бытия, одухотворению и гармонизации жизни.

 

Степень научной разработанности проблемы. Несмотря на несомненный интерес и актуальность исследования древнеримской философии и представлений о человеке, свойственных её крупнейшим представителей, в настоящее время в научной литературе отсутствуют серьезные исследования, имеющие своим объектом антропологическую проблематику в философии Древнего Рима. Однако при этом необходимо отметить, что имеется достаточно широкий спектр работ, в которых творчество отдельных римских авторов рассматривается в рамках более общих вопросов. В частности, творчество Цицерона, Лукреция, Сенеки и ряда других римских философов нередко разбирается в контексте обзоров истории развития различных эллинистических школ - академической, стоической, эпикурейской. Примером такого рода исследований можно считать работы М.Шнайдевина, А.Бодсона, П.Валента, М.Колиша, и

 

О.Танхилевич, А.Столярова, М.Шахнович и др1. Такой подход позволяет рассмотреть учения римских авторов как продолжение древнегреческой и эллинистической традиции, выявляя в них школьную преемственность и развитие заложенных основателями школ тенденций. Однако он не имеет специальной целью установление и акцентирование характерных специфических черт в учениях римских философов и самобытности трансформации философских идей в Древнем Риме. Помимо этого, авторы не ставят своей задачей выявление антропологического содержания в учениях римских мыслителей.

 

Существенный интерес представляют исследования, посвященные собственно римским этапам развития эллинистических школ, в которых выявляется специфика идей отдельных римских философов по сравнению с их греческими предшественниками. К числу таких работ относятся, например, работы П.Грималя, В.Арнольда, М.Жиганте, Е.Параторе2. В них подчеркиваются особенности, имеющиеся в произведениях римских философов и отличающие их от идей основателей ранне-эллинистических школ. Однако зачастую и здесь внимание акцентируется лишь на отдельных сторонах учений (как правило, наибольшее значение придается этике), а антропологическая проблематика специально не подвергается детальному рассмотрению, полностью «растворяясь» в этических и социально-политических идеях древнеримских мыслителей.

 

Кроме того, достаточно объемный пласт литературы составляют научные работы, посвященные творчеству отдельных крупных римских философов - Цицерона, Лукреция, Сенеки. Думается, можно с полной уверенностью сказать, что на протяжении многих столетий оставался стойким интерес к многосторонней личности и творчеству Марка Туллия

 

1 Arnold V.E. Roman stoicism. 2 ed. London, 1958; Schneidewin M. Die antike Humanitat. В., 1897; Bodson A. La morale sociale des deriners stoi'ciens, Seneque, Epictete et Marc Aurele. P., 1967; Valente P.M. L'ethique stoi'cienne chez Ciceron. These. P., 1956; Colish M.L. The Stoic Tradition from Antiquity to the Middle Ages. Vol.I-II. Leiden, 1985; Танхилевич О. Эпикур и эпикуреизм. М., 1926; Столяров А.А. Стоя и стоицизм. М., 1995; Шахнович М.М. Сад Эпикура. СПб., 2002 и др.

 

2 Grimal P. L'epicureisme romain // Actes d'Association G. Bude. Congres 8-me. Paris, 1969. P.139-168; Arnold V.E. Roman Stoicism. 2 ed. London, 1958; Gigante M. Philodeme et l'Epicurisme Roman. Paris, 1987; Paratore E. L'epicureismo e sua diffusione nel mondo latino. Roma, 1960.

 

Цицерона. Уже ранняя христианская мысль (Лактанций, Амвросий, Иероним) старалась использовать его идеи в своих нравственных и социально-политических построениях. Так, например, Амвросий Медиоланский находился под чрезвычайно сильным влиянием Цицерона, а его трактат «Об обязанностях служителей» обусловлен трактатом римского философа «Об обязанностях». Под воздействием трактата Цицерона «Гортензий» обратился к философии девятнадцатилетний Августин, который, даже став зрелым мыслителем, продолжал судить о многих древнегреческих философах по произведениям Цицерона. Августин, высоко ценивший работы Цицерона, вообще считал, что этот мыслитель являл собой и начало, и конец латиноязычной философии1. В средние века трактаты Цицерона оставались одними из наиболее читаемых произведений античности, что в значительной степени способствовало их сохранности. Эпоха Возрождения, начало которой культурологическая традиция прочно связывает с именем Петрарки, обострила внимание к работам Цицерона. Именно Петрарка, обнаруживший в 1345г. в монастырской библиотеке Вероны переписку Цицерона с Аттиком и Брутом, открыл миру, знавшему Цицерона-оратора, политика и философа, еще и практически забытого Цицерона-человека. В это же время начинается возрождение важнейшей идеи этого мыслителя - идеи гуманности. В последующие века интерес к мысли Цицерона не иссякал. Так, уже в XVIII веке Фридрих II высоко оценивал его социально-политические и нравственные идеи, а трактат «Об обязанностях» называл «лучшим сочинением по нравственной философии, которое когда-либоIII. РАЗВИТИЕ В ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ ИДЕИ О ТРАГИЧНОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ И ЗНАЧЕНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ЛУКРЕЦИЯ В ЕЕ УТВЕРЖДЕНИИ

 

3.1. Опыт распространения и трансформации эпикуреизма в Древнем Риме: популяризованный и истинный эпикуреизм

 

3.2. Трансформированный эпикуреизм Лукреция как этап на пути утверждения в европейской антропологической мысли идеи о трагизме человеческого бытия

 

3.2.1. Антропологический потенциал концепции природы Лукреция: переход от восхищения к осознанию катастрофизма

 

3.2.2. Представления Лукреция о человеке и его многомерности как прорыв к идее психической индивидуальности 223 3.2.3.Обострение чувства трагичности человеческого бытия и проблема смерти

 

3.2.4. Трагизм теории человеческого прогресса

 

IV. АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СЕНЕКИ И ИХ РОЛЬ В ПРОЦЕССЕ УТВЕРЖДЕНИЯ ИДЕЙ АНТРОПОЦЕНТРИЗМА И ГУМАНИЗМА В ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ

 

4.1. Жизнь и творческий путь Сенеки как попытка практической реализации стоических представлений о человеке и его долге

 

4.2. Трансформация стоической философии у Сенеки: от оптимизма и ригоризма к осознанию трагичности бытия человека и гуманизму

 

4.2.1. Развитие идеи многомерности человека и акцентирование разумности его природы

 

4.2.2. Вопрос о единстве человеческой индивидуальности и роли разума в организации психосоматической активности

 

4.2.3. Представления Сенеки о смерти и самоубийстве как этап в формировании отрицательной концепции свободы

 

4.2.4. Сенека о социальности человеческой природы и дальнейшее утверждение в европейской философии идеи равенства людей

 

4.2.5. Натурфилософские основания антропологических представлений: человек как проявление субстанции и проблема соотношения души и тела

 

V. АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ДРЕВНЕРИМСКИХ ФИЛОСОФОВ В КОНТЕКСТЕ РАЗВИТИЯ ЕВРОПЕЙСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Введение:

 

Актуальность темы исследования. Настоящее диссертационное исследование посвящено анализу проблемы человека в латиноязычной философии Древнего Рима, что представляется достаточно актуальным и значимым в теоретическом и практическом плане. Прежде всего, необходимо отметить, что антропологическая проблематика учений древнеримских философов оказывается созвучной исканиям современного общества, пытающегося изжить технократические и сциентистские иллюзии, соотнесенной с нынешним уровнем философского освоения мира, реализующего и переосмысливающего в поиске новых жизненных ориентиров и культурных ценностей эвристический потенциал прошлого. Сегодня, когда в качестве одной из первоочередных задач общественного развития выдвигается построение культуры гуманистической, нацеленной на создание условий для совершенствования человека и раскрытия его возможностей, ориентированной на решение сущностных проблем человеческого бытия, когда настоятельной потребностью становится искоренение различных форм нивелирования свободы личности и ее дегуманизации, обращение к наследию древнеримских мыслителей позволяет выявить антропологические идеи, тезисы и интуиции, не только сохраняющие свою значимость для сегодняшнего дня, но и приобретающие особую актуальность в свете задач современной философской антропологии.

 

Это обусловлено тем, что в Древнем Риме значительно возрастает интерес к антропологической теме, и проблема человека начинает выступать в качестве приоритетного направления философского поиска, заметно ослабляя внимание мыслителей к натурфилософским вопросам и логическим исследованиям. Данная особенность латиноязычной древнеримской философии способствовала формированию в ней важнейших предпосылок для дальнейшего становления и укоренения идей антропоцентризма и гуманизма в европейской мысли и, в конечном итоге, для выделения антропологии в самостоятельный раздел философского знания. Именно в Древнем Риме существенно обостряется осознание трагизма человеческого бытия, что способствует утверждению (по крайней мере, на уровне философской теории) уважительного и гуманного отношения к человеку, выдвижению человеческой жизни в качестве важнейшей ценности, последовательному проведению принципов свободы и равенства. Подобный гуманистический потенциал древнеримской философии отвечает насущным требованиям цивилизационного процесса XXI века, стремящегося преодолеть глубокий духовный кризис личности: чем явственнее и глубже становится осознание человеком катастрофических коллизий современного мира, тем более он уповает на спасительную силу собственной духовности и самосознания, на личное достоинство и нравственно-просветленную свободу.

 

Для России, находящейся в состоянии, которое профессор Ю.Н.Солонин метко охарактеризовал ёмким русским словом «нестроение»1, упорно ищущей формы культурной, духовной, политической идентификации и мобилизации, исследование древнеримских антропологических идей актуально вдвойне. Когда в общественном сознании распространяется склонность к мистическим темам, когда утрачивается вера в разум и его возможности, когда утверждается беззаботное отношение к непреходящим ценностям бытия, насущной культурной потребностью становится «отрезвление сознания, отказ от навязанных ему нереальных уродливых мечтаний о самом себе»2. В такой ситуации обращение к древнеримским представлениям о человеке, отличающимся рациональностью и практицизмом, лежит в русле современных требований утвердить разум и дело в качестве приоритетов нашей жизни.

 

1 Солонин Ю.Н. Россия в контексте современной социально-философской мысли // Отчуждение человека в перспективе глобализации мира. Сборник статей. Выпуск I. СПб., 2001. С.270.

 

2 Солонин Ю.Н., Аркан Ю.Л. Пути России: замечания, полемика и попытка оценки // Перспективы человека в глобализирующемся мире. СПб., 2003. С.235.

 

Серьезный системный анализ основных антропологических идей древнеримских авторов, определение роли проблемы человека в философии Древнего Рима, выявление специфики свойственных её представителям антропологических взглядов и их значения в процессе генезиса современной европейской философской антропологии, позволяют существенно расширить историю развития антропологической мысли Европы и определить основные пути рецепции античной мудрости европейской культурой. Современное обращение к истории философской антропологии и более широко - к истории философии, рассмотрение античных доктрин в проблемном поле настоящего видится целесообразным и плодотворным: «Философию упрекают в том, что она слишком много занимается собой, своим прошлым. Но это - не эгоцентрическое самолюбование, не нарциссизм. Все дело в природе философии как самопостигающей рефлексии, моделирующей вечно становящееся и возвращающееся к себе, самообновляющееся бытие. Самопознание сращено тут с миропознанием»1. Действительно, особое место истории философии в системе философского знания обусловлено, в первую очередь, спецификой философии как самоустремленной рефлексии, отражающей развивающееся бытие сущего и с необходимостью требующей постоянного возвращения к истокам, к традиции, к процессам собственного формирования и становления. Как отмечал Г.В.Ф.Гегель, впервые выразивший с полной определенностью идею «истории философии как философии», философское мышление оказывается осуществленным, «когда оно в заключении постигает свое собственное понятие, т.е. оглядывается назад только на свое же знание», и ни одна философская система не исчезает бесследно, а продолжает существовать в снятом виде в более поздних концепциях, вбирающих в себя все ценные и значительные завоевания развивающейся творческой мысли. Этот вывод Гегеля является удивительно продуктивным,

 

1 Коган Л.А. О будущем философии // Вопросы философии. 1996. №7. С. 29.

 

2 Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3-х тт. Т.З. Философия духа. М.: Мысль, 1977. С.394. поскольку отражает реально присущее философии свойство в процессе непрерывного совершенствования сохранять отдельные основы в качестве относительно постоянных. Выявление же того, что объединяет или специфицирует философские системы, что в них составляет эти неизменные константы познания бытия, может считаться подлинным феноменом философствования. Сущность философского знания выступает «не в почерпнутых из истории определениях философии, а в разговоре с тем, что было передано нам традицией как Бытие сущего»1, и, следовательно, в истории философии как рефлексии диалогического разума находит воплощение адекватная логика философского мышления. В этом смысле история философии, как указывал В.С.Библер, должна считаться не одной из многих философских дисциплин, а философией в собственном смысле, истинной философией без ее редукции к другим формам духовной деятельности, без сведения мысли к экономической причинности, к историческим условиям, к дедуктивным основаниям, к космической или божественной первопричине, к мифологическим архетипам, к телесным, языковым, экзистенциальным, сексуальным о предпосылкам. Философ является истинным философом, когда он реализует свои творческие возможности как историк философии. В силу особенностей философии как самопостигающей рефлексии историко-философский анализ имеет позитивное познавательное и практическое значение для исследователя, поскольку своеобразный диалог с наследием прошлого позволяет не только лучше понять генезис и сущность многих современных антропологических идей, но и актуализировать неиспользованный положительный потенциал ранее существовавших философских систем. Вследствие этого, обращение к философским системам прошлого приобретает значительную актуальность сегодня, в эпоху поиска человечеством новых путей цивилизационного развития и

 

1 Хайдеггер М. Что это такое - философия? // Вопросы философии. 1993. №8. С.119.

 

2 Библер B.C. Что есть философия? // Вопросы философии. 1995. №1. С.167.

 

3 Хайдеггер М. Что это такое - философия? // Вопросы философии. 1993. №8. С. 119; Библер B.C. Что есть философия? // Вопросы философии. 1995. №1. С.168. соответствующих времени смысложизненных ориентиров, когда становится абсолютно очевидным, что «каждый прорыв к новым идеям в философии связан с критическим осмыслением предшествующего ее развития, с критическим анализом накопленного багажа философских мыслей»1.

 

В свете вышеизложенного, историко-философский подход к анализу проблемы человека в латиноязычной философии Древнего Рима единственно и может способствовать выявлению и актуализации в доктринах древнеримских мыслителей идей и тезисов, имеющих наиболее существенное значение для современной антропологии, не исчерпавших свой положительный потенциал и созвучных исканиям настоящего. Насколько плодотворным оказывается использование историко-философского подхода к анализу представлений о человеке, свойственных мыслителям отдельных периодов, убедительно показал Г.В.Драч в исследовании «Проблема человека в раннегреческой философии», в котором в ходе анализа учений ранних греческих натурфилософов последовательно проводится тезис о том, что «антропологические вопросы позволяют связать историческое рассмотрение философии с культурными ценностями и установками эпохи и тем самым проследить генезис философии в ее общекультурном аспекте»2. Применение аналогичного подхода к антропологическим идеям древнеримских философов видится особенно важным ввиду того, что римские философы, писавшие по-латыни (в первую очередь - Цицерон и Сенека), в Средние века и в Новое время оставались хорошо известными и читаемыми прозаическими авторами античного мира, и тем самым способствовали укоренению в философской традиции Европы деонтологической и, прежде всего, антропологической проблематики. Как следствие, через сочинения Цицерона, Сенеки, Лукреция на протяжении многих столетий транслировались антропологические идеи античности и

 

1 Степин В.В. Российская философия сегодня: проблемы настоящего и оценки прошлого // Вопросы философии. 1997. №5. С.б.

 

2 Драч Г.В. Проблема человека в раннегреческой философии. Ростов н/Д., 1987. С.б. связанная с ними практика нравственного долженствования. В Древнем Риме прочно укореняется понимание философии как практически значимого, социально ориентированного и призванного служить человеческому счастью знания, наступает осознание неизбывного трагизма человеческого существования и отход от оптимизма древнегреческих учений, формируется понятие «гуманности», предельно акцентируются свобода и равенство людей. Более того, современное понимание человека не в последнюю очередь определено тем высоким гуманистическим потенциалом, который можно легко обнаружить в работах наиболее видных римских мыслителей. Оказывается, что корни многих идей, составляющих теоретический базис современной философской антропологии (о многомерности человеческой природы, о взаимодействии телесного, духовного, социального в человеке, о его личностной уникальности и др.), обнаруживаются в древнеримской философии, что нередко остается за пределами внимания как историков философии, так и философов-антропологов. Исключение из рассмотрения той трансформации, которую претерпели древнегреческие и раннеэллинистические учения в Древнем Риме, игнорирование специфики древнеримских представлений о человеке не позволяют в достаточной степени последовательно восстановить длительный процесс развития антропологических идей в европейской философии, что обуславливает необходимость соответствующего восполнения лакун в истории становления современной философской антропологии.

 

Еще более существенным представляется тот факт, что проблема человека в философии Древнего Рима занимала гораздо более важное место, чем в древнегреческих или даже раннеэллинистических философских учениях, и, тем самым, именно в Древнем Риме следует искать истоки того значения антропологии, которое она приобрела в современной европейской культуре. Наверное, не требуется долго доказывать, что в настоящее время проблемы человека, включая вопросы о его природе и смысле жизни, свободе и ответственности, смерти и бессмертии, имеют значительно более высокую цивилизационную ценность, чем это было в самой античности или даже в эпоху Канта. Показательно в связи с этим следующее рассуждение академика И.Т.Фролова: «Довольно много лет понадобилось для того, чтобы убедить ученых и политиков в том, что человеческая проблематика является приоритетной не только в теоретическом, но и в практическом смысле, что человек должен стать главным объектом научных изысканий. Другими словами, в ближайшей перспективе все научные исследования должны получить человеческое измерение»1. Удивительным образом оказывается, что своеобразное «убеждение» человечества в важности его собственных проблем для философского анализа проходило уже в Древнем Риме. Древнеримские философы, конечно же, не выделяли и не могли еще выделять в отдельный раздел антропологию, но интуитивно поняли, что вести людей к счастью, к добродетельной жизни и мудрости невозможно без глубокого знания человеческой сущности. Проблема человека начинает играть в философских учениях Древнего Рима гораздо более важную роль, чем в древнегреческих или раннеэллинистических теориях, а антропологические представления становятся у римских мыслителей тем фундаментом, на котором строится и философия природы, и гносеология, и логика, и этика. В этом римский способ философствования оказывается близким современным требованиям придать всем исследованиям «человеческое измерение». Это значит, что определение роли и значения проблемы человека в латиноязычной философии Древнего Рима, может и должно способствовать не только выявлению причин нарастания интереса к антропологическим вопросам в современной философии, но и практической разработке «хорошо продуманной, целенаправленной стратегии формирования подлинного гуманизма»2.

 

Исследование антропологической проблематики древнеримских философов и определение ее места в их учениях позволяет в значительной Фролов И.Т. Возвращение к человеку // Квинтэссенция: Философский альманах. М., 1990. С. 10.

 

2 Артемов В.М. Ценности нового века: свобода и нравственность // Социально-гуманитарные знания. 2002. №4. С. 170. степени приблизиться к решению вопроса о своеобразии философии Древнего Рима, который продолжает оставаться подлинной проблемой в современной истории философии. Бесспорная преемственность и зависимость как всей культуры Древнего Рима, так и учений римских философов, от культуры Древней Греции и ее философского наследия нередко приводит исследователей к выводу о неспособности римлян к самостоятельному философскому творчеству, показателем чего считают отсутствие серьезных новаций в онтологии, гносеологии, логике. Действительно, практически полная утрата интереса к онтологическим, гносеологическим, логическим проблемам выступает как легко обнаруживаемая особенность философии Древнего Рима. Так, например, у позднего стоика Луция Аннея Сенеки теория познания и логика, составлявшие один из важнейших разделов раннестоической доктрины, занимают ничтожно малый объем произведений. Самое большее, что можно у него увидеть - упоминание стоических представлений о природе человеческого познания, о соотношении познавательных способностей и классификацию наук, да и о том он говорит крайне скупо. У Эпиктета и Марка Аврелия не удастся найти и этого. Однако считать снижение внимания к отдельным традиционным разделам эллинистической философии простым проявлением теоретической слабости римских мыслителей вряд ли стоит. Видимо, причина данного явления несколько глубже, и состоит она в том, что центром философских исследований в Древнем Риме становится именно проблема человека. Человек, его сущность и судьба, его свобода и внутреннее совершенство, его место в природе и обществе являются центром практически любых рассуждений. В этом смысле знаменитая мысль Сенеки «человек для человека свят (homo homini sacer est)»1 вполне могла бы считаться идейным девизом древнеримских философов. При этом многие своеобразные черты их доктрин можно объяснить, если помнить о доминировании и превалировании в творческом поиске антропологической проблематики.

 

1 Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 95, 3.

 

Говоря о философии Древнего Рима, конечно, вряд ли стоит стремиться найти в ней концептуальную целостность и абсолютную последовательность идей. Однако она имеет вполне определенный интерес для исследователя, и не только тем, что здесь достигает кульминации начавшийся в эллинистическую эпоху переход от принципиальной ориентации на созерцание к ориентации на практику, впервые ставятся вопросы терминологического перевода текстов и унификации понятийных смыслов, начинается кристаллизация важнейшей философской терминологии. Думается, в первую очередь древнеримские философы интересны как мыслители, в значительной степени способствовавшие повышению значимости проблемы человека в европейской философской традиции. Возможно, в этом следует искать объяснение и тому, что они продолжали оставаться читаемыми в совершенно различные по духу эпохи - Средневековье, Возрождение, Новое время, равно как и в наши дни сочинения римских авторов будут все более импонировать тем, кто стремится к самопознанию и самосовершенствованию, к проникновению в суть человеческого бытия, одухотворению и гармонизации жизни.