Глава 5 Люди меняются

– Доброе утро, – приветствовал Эван, встречая меня на скользкой дорожке.

Я закрыла за собой дверь. Мама, которая собиралась на работу, была еще в душе.

– Привет, – вяло отозвалась я и, закинув рюкзак на плечо, принялась осторожно спускаться по обледеневшей лестнице.

– Похоже, утро не самое твое любимое время суток, а? – решил поддразнить меня Эван.

В ответ я только хмыкнула, на ходу чмокнула его в губы и залезла в машину. А потом все же сказала:

– Прости, плохо спала. Этот дом жутко скрипучий.

Я так вымоталась, что была страшно благодарна ему за предложение подвезти меня в школу в первый день после каникул.

– Что ты сегодня делаешь после тренировки? Не хочешь заехать ко мне?

– Конечно, – машинально ответила я, но потом спохватилась: – Не могу. – У Эвана был такой удивленный вид, что пришлось объяснить: – Собираемся с мамой за продуктами. Она не знает, что я ем, а что нет, и хочет, чтобы я поехала с ней.

– Хорошо, – кивнул Эван. – А как провела вечер после моего ухода? За обедом вы обе вели себя страшно забавно. Надо же, когда она нервничает, то буквально не закрывает рта, а из тебя, наоборот, слова не вытянешь!

– Должно быть, тяжело тебе пришлось, да?

– Все нормально, – усмехнулся он. – Думаю, тебе было гораздо хуже.

– Я… совсем не знаю, о чем с ней разговаривать, – призналась я.

– Тогда предоставь ей возможность говорить за вас обеих! – шутливо посоветовал Эван.

Я, словно в тумане, тупо смотрела в окно машины и даже не сразу сообразила, что мы уже на школьной парковке. А когда увидела торопливо идущих в сторону школы ребят, то почувствовала, как на меня накатывает волна дикого страха.

– Понимаю, тебе сейчас хочется оказаться как можно дальше отсюда, – словно прочел мои мысли Эван. – Но уверен, все будет по-другому.

Однако я, не ответив, вылезла из машины.

Раньше я всегда с удовольствием шла в школу, причем даже не ради общения с другими ребятами, а скорее в поисках спасения от домашнего насилия. Но после всего того, что произошло, мое тихое пристанище превратилось в место, которого я стала до смерти бояться.

После начала учебного года я ходила с низко опущенной головой и пыталась уйти в свою раковину, причем не только в коридорах, но и в классной комнате. Я напрочь отказалась от школьной жизни, ограничиваясь выполнением домашних заданий. Сара с Эваном попытались меня уговорить, что все не так плохо, как кажется, но в конце концов не выдержали и сдались.

Я посмотрела на кирпичное здание школы и с тяжелым вздохом захлопнула дверь машины. Поправила рюкзак и морально подготовилась выйти под обстрел чужих взглядов. Эван взял меня за руку, и я чуть-чуть успокоилась. Сара уже поджидала нас у задней двери. Она стояла и с лучезарной улыбкой здоровалась с проходящими мимо ребятами.

– Доброе утро, – просияла она, но неожиданно нахмурилась и спросила: – Что, плохо спала?

– Ну надо же! – воскликнула я. – Неужели я так плохо выгляжу?

– Нет, – быстро произнес Эван, явно помешав Саре сказать вертевшиеся у нее на кончике языка правдивые слова.

– Бессовестный врун! – хором воскликнули мы с Сарой.

Я поймала ее взгляд, и мы дружно расхохотались. Звук моего смеха произвел магическое действие: он словно пробудил ото сна заколдованную деревню.

– Привет, Эмма, – неожиданно услышала я, а когда повернула голову, то заметила, что рядом стоит Джилл. – Ну как встретили Новый год? – спросила она и, не дав нам опомниться, продолжила: – А вы слышали о вечеринке у Микаэлы? Ее родители вернулись домой в самый разгар веселья, ну и, конечно, увидели, что все пьяные в хлам. Но самое худшее было потом. Когда они обнаружили, что Ник с Тарой занимаются сексом прямо на их супружеской кровати. Микаэла теперь ходит как оплеванная.

И дальше в том же роде, словно за последние семь месяцев ничего не произошло. Джилл с Сарой, явно увлекшись обсуждением подробностей роковой вечеринки, ушли вперед, а мы с Эваном слегка отстали.

– Я же говорил, – улыбнулся он, и у меня будто камень с души свалился.

Пока мы шли по коридору, никто на меня не пялился, никто не перешептывался за спиной. Со всех сторон слышалось «привет» или «с добрым утром!». Я абсолютно ничего не понимала. Похоже, все уже успели забыть… или, по крайней мере, делали вид.

– Приятно видеть, что тебе удалось уцелеть во время каникул! – прорезал толпу чей-то голос. Значит, не все успели забыть.

Услышав выкрик, Эван точно окаменел. У меня сжало горло. Эван круто развернулся и локтем пригвоздил обидчика к шкафчику. У меня земля ушла из-под ног, а все, кто находился в коридоре, буквально оцепенели.

– Повтори, что ты сказал?!

Но голос принадлежал не Эвану. Несколько старшеклассников окружили парня, который, судя по росту, был явно первогодком. Вопрос задал Джоел Редерик. Он угрожающе навис над бедолагой, которого Эван продолжал держать мертвой хваткой. Первогодок был напуган настолько, что у него аж лоб вспотел.

– Ничего, – прохрипел он.

– Так-то лучше, – пригрозил ему другой старшеклассник.

– И что б духа твоего больше не было в коридорах для старшеклассников! – добавил Эван.

– Что здесь происходит? – послышался откуда-то сзади начальственный голос.

Эван тот час же отпустил парня, и старшеклассники начали потихоньку расходиться. Первогодок сломя голову бросился догонять своих приятелей, которые уже успели разбежаться от греха подальше.

– Придурок! – словно выплюнула Джилл, и все пошли своим путем, как ни в чем не бывало возобновив прерванные разговоры.

А я замерла на месте, пытаясь осознать произошедшее.

– Извини, что так получилось, – снова взял меня за руку Эван.

– Все нормально, – медленно ответила я, не в силах отойти от того, что случилось. – Спасибо тебе.

Эван, явно не ожидавший такой реакции, удивленно посмотрел на меня, потом ухмыльнулся и поцеловал.

– Ай-яй-яй! Прямо посреди коридора! – воскликнула Сара, решив, по-видимому, на сей раз обойтись без своего любимого «о боже!».

Эван мгновенно отпрянул от меня, а я удивленно спросила:

– И с каких это пор тебя волнует, что Эван целует меня в коридоре?

– Ведь ты же сама не хотела привлекать к себе лишнего внимания. Ты что, забыла? – отозвалась из-за открытой дверцы шкафчика Сара.

– Сара, что-то не так? – спросила я, чувствуя подвох.

– Нет, все замечательно. – Она с улыбкой захлопнула дверь шкафчика.

Я стояла и смотрела ей вслед, понимая, что она явно лукавит.

Когда я вернулась домой после баскетбольной тренировки, то нашла маму на кухне. Она составляла список необходимого, куда, судя по числу пунктов, входило абсолютно все.

– Привет, – поздоровалась она. – Мне кажется, я кое-что придумала насчет нашего меню. А есть что-то такое, чего ты не любишь?

– Я не привередлива. Готова попробовать все… Ну, разве что за исключением фрикаделек, – передернула я плечами. – Но так уж не старайся. И вообще, из-за баскетбола обычно я возвращаюсь довольно поздно.

– Мы подберем что-нибудь попроще. Ну как? – спросила она, бросив взгляд на список. – То, что ты сможешь приготовить для себя, если придешь поздно с тренировки или если я задержусь на работе.

Но мне было даже страшно представить себе, что придется готовить что-то еще, кроме сэндвича.

– Что? – заметив, как я сморщила нос, удивилась она.

– Хм, я как-то не очень по этому делу, – робко призналась я.

– Ты что, не умеешь готовить?! – словно не веря своим ушам, уточнила она.

– Если не считать овсяные хлопья с молоком, – смущенно пожала я плечами.

– Что ж, похоже, придется закупаться еще и в отделе замороженных продуктов, – рассмеялась она.

Мы сели в ее машину и отправились в продовольственный магазин, расположенный в соседнем городке. По дороге она еще раз уточнила перечень продуктов и поинтересовалась, какие будут предложения. Но раньше я вообще не имела права голоса, поэтому и особых идей у меня не было. Когда я жила с Кэрол и Джорджем, то составляла список всего, что мне надо, включая хлопья, батончики «гранолы» и типа того, поскольку то, что я забыла записать, мне уже категорически не давали. Но в основном я ела все, что лежало передо мной на тарелке. Возражения не принимались, даже когда меня буквально выворачивало от этой еды.

И мы с мамой единодушно постановили, что дополним список по ходу дела. Это прекрасно характеризовало наш подход ко всему, включая наши взаимоотношения.

– Ты ведь знаешь, что я не слишком гожусь на роль мамочки, да? – сказала она, выбирая из груды яблок наиболее спелые, чтобы положить в тележку. А я даже и не знала, что ответить. Она явно собиралась поговорить по душам, хотя, по-моему, продовольственный магазин был для этого не самым удачным местом. – Я хочу сказать, что вовсе не собираюсь с ходу вторгаться в твою жизнь и брать тебя под контроль, – с тревогой в голосе продолжила она. – Я только хочу… Мне кажется, что было бы здорово, если бы мы… стали друзьями. Ну, ты понимаешь, вместо того чтобы… Я просто надеюсь узнать тебя поближе. Как считаешь, у меня получится?

И я сразу расслабилась. Уж не знаю, зачем она затеяла весь этот разговор, но он стал для меня приятной неожиданностью. Ведь я не очень хорошо представляла себя в роли дочери, а ее – в роли матери.

– Да, – со слабой улыбкой согласилась я. – Меня бы устроил такой вариант.

– Тогда, может, будешь звать меня просто Рейчел? – осторожно поинтересовалась она. – Если честно, то слово «мама» звучит как-то немного дико.

Я выдавила из себя короткий смешок. Ее просьба меня слегка удивила.

– Что ж, попробую.

– Прекрасно, – облегченно вздохнула она. – А теперь скажи, что ты предпочитаешь на ланч?

Я шла за ней, толкая перед собой тележку, а она показывала мне продукты, и если я кивала, то бросала их в корзинку, а если нет – оставляла на полке. Когда мы наконец закончили, то в тележке уже лежала целая гора самой разной еды, с которой нам вдвоем и за месяц было бы не справиться. К счастью, в основном заморозка.

– Хочешь научиться готовить? – спросила мама, когда мы выложили продукты у кассы. – Могу показать, как это делается.

– С удовольствием, – улыбнулась я, но не осмелилась признаться, что Эван уже несколько раз пробовал меня научить – и все безуспешно.

Раз уж она горит желанием хоть что-нибудь сделать вместе, то, пожалуй, стоит попытаться!

– Итак, как давно ты встречаешься с Эваном? – поинтересовалась она, когда мы загрузили продукты в багажник и повернули в сторону дома.

– Если официально, то примерно десять месяцев.

– А что значит официально?

– Ну, – замялась я, не зная, как рассказать, что именно мы испытывали друг к другу с самого первого дня и как – через обиды и недопонимание – на ощупь отыскивали дорогу навстречу друг другу, чтобы в один прекрасный день понять, что должны быть вместе. – Трудно объяснить. В общем, наше первое свидание было в марте прошлого года.

– Ладно, – смущенно кивнула она головой. – Он вроде очень славный.

– Да. И правда славный, – согласилась я.

– А я все еще в поиске, – вздохнула она. – Мне до сих пор не удалось встретить такого, как Дерек.

У меня упало сердце. Ну да, мы, конечно, решили, что будем друзьями, но она все-таки моя мать! И меня слегка ошарашило, что она так легко говорит о том, что не оставляет попыток найти замену моему папе.

– Поможешь сегодня с обедом?

– А? – Я все еще продолжала переваривать ее экстравагантное заявление.

– Хочешь научиться готовить? – пояснила она.

– Да, но только не сегодня, – попросила я. – Что-то не хочется вот так, с ходу показывать, какая я неумеха.

– Ну уж и такая! – рассмеялась она.

– Ты даже не представляешь, – пробурчала я, вызвав новый взрыв смеха.

– Ладно. Может, в другой раз.

И вот я сидела на кухне и слушала ее объяснения, как надо обваливать в сухарях свиные отбивные. Я, конечно, кивала, но понимала, что все это абсолютно бесполезно. Да, я могла решить самое сложное уравнение или понять принцип действия нервной системы, но спроси меня о том, как правильно готовить мясо или жульен, то я, непонятно почему, сразу запаникую.

Мама поставила тарелки на стол, который я накрыла на двоих. Пожалуй, единственное, на что я была способна.

– Спасибо, – сказала я, взяв стакан воды.

– Не стоит благодарности, – ответила она, устраиваясь напротив меня.

Когда я подняла глаза, чтобы похвалить ее кулинарное искусство, то обнаружила, что она смотрит на меня в упор. Изучает буквально каждую черточку моего лица, причем так внимательно, что я сразу захотела залезть под стол.

– А я уж и забыла, насколько ты на меня похожа. – Взгляд ее был остекленевшим и отстраненным. Она вроде как видела и в то же время не видела меня. Я наклонила голову, словно хотела спрятаться от ее печальных глаз. – Похоже, твоя Сара просто потрясающая подруга, – вдруг сказала она совершенно нормальным тоном.

Я подняла глаза и увидела, что она как ни в чем не бывало отрезает себе кусок отбивной.

– Хм… Ну да, конечно, – ответила я, пытаясь избежать ее завораживающего взгляда. – Она моя лучшая подруга.

– У меня тоже такая есть, – улыбнулась мама. – Шарон. Мы абсолютно все делаем вместе. Правда, она постоянно втягивает меня в разные истории, но зато есть о чем вспомнить!

Я кивнула, постаравшись запомнить имя этой женщины, которое абсолютно ничего мне не говорило, хотя та, похоже, занимала важное место в жизни матери. И внезапно поняла, как вообще мало знаю о своей маме, которая целых двенадцать лет, хотя бы формально, имела ко мне самое непосредственное отношение.

В ту ночь меня разбудило не завывание ветра и не скрип деревянных досок. Да, именно из-за этого мне так и не удалось уснуть, но соскочить с кровати меня заставил странный металлический звук прямо под дверью. Я вышла и обнаружила, что мама стоит на коленях спиной ко мне и безуспешной пытается собрать разбросанные по всей лестничной площадке фотографии.

Подойдя поближе, я услышала, как она под невнятное бормотание пытается сложить рамки. А когда наклонилась, чтобы ей помочь, то увидела, что она плачет.

– Ты в порядке? – осторожно спросила я.

– А? – вскинула она голову. – Ох, Эмили, прости ради бога! – Она всхлипывала и вытирала рукавом зареванное лицо. – Я тебя разбудила!

Она подслеповато щурилась, и тут до меня дошло, что… она пьяная вдребезги. А потом увидела на верхней ступеньке бутылку водки и с трудом проглотила ком в горле.

– Я просто… Я просто вспоминала, – бубнила она. Потом, встав на карачки, снова попыталась сложить рамки и тяжело осела на пол. – Вот дерьмо, – пробормотала она, сдула прилипшую к лицу прядь и, не выпуская из рук кое-как сложенные рамки, потянулась к бутылке.

Но та оказалась вне пределов досягаемости, и тогда мама, покачиваясь, шагнула за ней на верхнюю ступеньку. Сделала здоровый глоток и провела рукой по лбу, безуспешно пытаясь справиться с падающими на лицо волосами. У нее был такой вид, словно она только что выбралась из-под целой груды одеял.

Я подняла выпавшие у нее из рук рамки и положила рядом с ней. Это были фотографии моего отца.

Она продолжала слепо шарить рукой по лежавшим у нее на коленях фотографиям. В результата одна из них упала и скатилась по лестнице.

– Вот дерьмо! – Роняя крупные слезы, она с трудом, но все же подняла фотографию. На ней они с отцом были засняты на борту парусника. – Скажи, ты ведь это искала? – всхлипывала она, подтирая нос рукавом. – Едва откопала их в шкафу. Но я не могу… – Она уже с трудом ворочала языком. Вокруг ее полузакрытых глаз в красных прожилках размазалась тушь. Но в этих пьяных глазах застыла такая печаль, что у меня защемило сердце. – Ты напоминаешь мне о нем.

– Мне так жаль, – прошептала я, не зная, чем ее утешить.

– А я уж и успела забыть, как мне его не хватает, – пробормотала она, ухватившись за перила. Еще одна рамка упала с ее коленей и покатилась вниз. – Твою мать! – взвизгнула мама и одним стремительным движением швырнула фотографии вниз. Я подскочила от неожиданности. Лестница была усеяна обломками рамок и осколками стекла. – Ну почему?! Почему? Почему? – завывала она, катаясь по полу.

Словно оцепенев, я невидящими глазами смотрела на груду обломков у подножия лестницы и на эту напрочь расклеившуюся женщину.

– Все в порядке, – шептала я, хотя, скорее всего, она меня и не слышала.

Она с трудом села и снова потянулась к бутылке. А потом упала прямо на столбик лестницы, уже не в состоянии открыть глаза. Опасно наклонив бутылку, безуспешно попыталась поставить ее на пол. И мне пришлось срочно забрать бутылку, не дав ей превратиться в очередную груду битого стекла у подножия лестницы.

– Давай я уложу тебя в постель, – предложила я и, сбросив на пол кипу рамок, придвинулась поближе к ней так, чтобы она могла положить руку мне на плечо.

– А? – пробормотала она, не в силах поднять голову.

– Вот так, – уговаривала ее я, помогая подняться на ноги.

Она качалась из стороны в сторону.

А я молилась в душе, чтобы мы успели войти в спальню, прежде чем она рухнет на меня. Я была на целых пять дюймов выше ее, но если она упадет, то потянет меня за собой.

С моей помощью она дошла до кровати, рухнула лицом вниз и, не успела я укрыть ее одеялом, сразу же захрапела. И вот так, оставив ее в полном беспамятстве, я закрыла за собой дверь.

Я стояла на верхней ступеньке, смотрела на царившую внизу разруху и пыталась восстановить дыхание. С каменным лицом подняла с пола бутылку, натворившую столько бед. Сморгнула слезы, чтобы отключиться и ничего не чувствовать. Затем спустилась вниз и вылила содержимое бутылки в раковину. И с тяжелым вздохом принялась убирать осколки.

Конечно, я этого и не ждала, но все же должна была предвидеть. Ведь когда я год назад встретила ее возле своей школы трезвой, то отнюдь не была уверена, что так будет всегда. Возможно, в тот вечер она действительно не пила, но это не означало, что она не прикладывалась к бутылке во все другие дни. Я знала. Я знала, что такое обязательно случится… Просто мне очень хотелось ошибаться.

Я подняла фотографию ее и отца на паруснике, и у меня снова встал комок в горле. Тогда я закрыла глаза, попытавшись хоть как-то унять бушевавшую в груди бурю. Сделала глубокий вдох и только потом открыла глаза.

Собрав уцелевшие фотографии, я сложила осколки стекла и сломанные рамки в мешок для мусора, а потом подмела пол. Бросила мешок в стоящий на улице мусорный контейнер, а уцелевшие фотографии спрятала в шкаф под стопку фуфаек. Да, я тоже еще не была готова на них посмотреть.

Затем легла в постель и уставилась в потолок. По вискам струились тихие слезы, которые сразу впитывались в волосы, но я не мешала им течь. В горле до сих пор стоял комок, который словно отгораживал меня от боли и тоски, что я увидела в маминых глазах.