ГЛАВА 11. Больше в те зимние каникулы ничего не происходило, и мне было грустно

 

Больше в те зимние каникулы ничего не происходило, и мне было грустно. Я поняла, что Джэйсу сообщили о возвращении Коулов, когда он стал замкнутым и раздражительным. Чарли много времени проводил у нас дома, но я его почти не видела. Чаще всего он запирался с Джэйсом в его комнате. Я была совершенно уверена, они часто тихо о чем-то спорили. Я пыталась подслушивать, даже прикладывала стакан к стене, но так и не услышала ничего важного.

Когда наконец-то начались занятия в школе, мое воссоединение с Алексом прошло не совсем так, как я представляла. Он не вошел в класс мистера Бека, не улыбнулся и не сказал, что скучал по мне. Он вообще не посмотрел в мою сторону. Само собой, нам надо было оставаться осторожными, и он не мог, обняв меня за талию, повести меня в театр на занятия театрального кружка.

Так что я была не против, когда он начал общаться со всеми, кроме меня, объясняя, что с родственниками у них не сложилось. Я не ревновала, когда другие девчонки его обнимали и были рады его возращению. Я могла такое пережить. Это нормально.

Тем не менее, когда Эшли Джонсон прижалась к нему и начала водить пальцем по его груди, я поняла, что мне это не нравится. Это было ненормально.

Какого черта он творит? Как он может стоять там, рядом с ней, после всего, что между нами было? После нашего поцелуя. Прошло уже больше недели, а я все еще помнила его вкус. Неужели та Рождественская ночь значила для меня больше, чем для него?

— В чем твоя проблема? — спросила Талли, усаживаясь рядом со мной.

— Кто тебе сказал, что у меня проблемы? — ответила я, яростно копаясь в сумочке в поисках ручки. Видимо, все мои ручки украли гномики.

— Обычно ты не измываешься над бедной Тори ради смеха.

— Я просто попросила ее отойти.

— Ты сказала ей свалить нахрен с дороги и, судя по твоему виду, едва не вырвала из ее груди еще бьющееся сердце. Еще чуть-чуть, и ей пришлось бы менять штаны.

Я посмотрела туда, где Тори Элисон сжалась в уголке со своими творческими дружками. Когда наши взгляды встретились, она испуганно пискнула и отвела глаза.

Ну, блин.

— Почему ты всегда такая грозная?

— Я грозная?

— Большинство считает, что да, — ответил Алекс. Он стоял совсем близко, ожидая, что я его пропущу. Я решила его проигнорировать. Больше эти искрящиеся глаза и ямочки меня не обманут.

Как Алекс ответил на мое равнодушие? Он наступил мне на ногу. Я прокляла собственное тело за такую восхищенную реакцию на его руки, обхватившие меня, когда он пошатнулся.

— Прости, — сказал он, посмотрев прямо на меня. Он сжал мою коленку, и я поняла, что это не просто извинения за отдавленный палец. Я решила не прощать его чуть дольше.

— Просто чтоб больше такого не было. Никогда.

Его пальцы легонько провели по моей руке.

— Честное пионерское.

Тогда началось нечто, что мне хотелось назвать игрой в Секретные Отношения. Правила очень просты. Игроки должны касаться друг друга как можно чаще и при этом не показать окружающим, что они интересуют друг друга. Речь шла так же о случайных взглядах, случайных столкновениях рук, ног или других частей тела, а так же непростительного количества электронных писем, сообщений и традиционных неподписанных записок в шкафчиках. Иногда мы с Алексом попадали на бонусный уровень и оказывались вдвоем в кладовках, комнатках с реквизитом или каморке уборщика. Эти бонусные уровни также включали бешеные поцелуи, безумные руки и бесконечный страх, что кто-нибудь может зайти в любой момент и заметить наши взъерошенные волосы и опухшие губы.

Для кого-то, кто никогда не играл в секретные отношения, это может показаться милым и романтичным. Иногда так и было. Но это было потрясающе трудно. Каждое прикосновение, каждый поцелуй напоминали мне, как их мало и как сильно я хотела больше. Мы постоянно переписывались, но я жаждала настоящего общения. Миссис Соул больше не требовала от нас статей, и таким образом мы лишились совместных вечеров в библиотеке. А еще всегда существовала опасность, что нас обнаружат.

Когда я вспоминала, чем мы рискуем, я ненавидела себя за то, что позволяю этому продолжаться. Как я могла ставить жизнь Алекса под угрозу ради нескольких мимолетных поцелуев? Каждую ночь я клялась и собиралась прекратить. А на следующий день приходила на математику, а в кабинете сидел он и смотрел на меня и одновременно не смотрел, и я просто не могла этого остановить. Я хотела его. Это было беспечно и глупо, но я хотела его и не могла просто так оставить и уйти.

Каждый день я мечтала хотя бы денек провести с Алексом без необходимости постоянно оглядываться. И через пять недель мое упорство оправдалось. Было субботнее утро, что для меня значило свернуться в клубочек на диване с тарелкой хлопьев в руках и диснеевскими мультиками по телевизору.

Я вежливо пыталась уберечь милого доктора Фуфелшмертца[45] от того, что Перри Утконос сейчас вновь сорвет его гениальные планы, когда кто-то постучался в дверь. Я нажала на паузу и поставила тарелку на тумбочку. Я была уверена, что это наш сосед мистер Робертс. У него была привычка заводить длинные пространные беседы, которые начинались с погоды и заканчивались глупостью его жены, по пути затронув все остальные возможные темы. Пока он закончит говорить об осадках и прошлогодних урожаях табака, мой завтрак скиснет.

— Минуточку! — крикнула я, мгновенно почувствовав неловкость за свой раздраженный тон. Мне надо было работать над собой и стать более приветливой. Мистер Робертс хороший человек, просто одинокий. Мне надо быть добрее.

Я растянула лицо в милой улыбке и открыла дверь.

— Хотя бы кто-то рад меня видеть, — сказал Алекс. С ухмылкой он отметил мой внешний вид — две тонкие косички, пижаму с единорогами и розово-желтые полосатые носки. — Доброе утро, красавица.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, дико мотая головой и ожидая, что Тоби может прятаться за любым кустом.

— Ты разве не рада меня видеть?

Конечно рада. Я была просто в восторге. А еще была смертельно напугана.

— Уговор, Алекс. Разве твое присутствие здесь не нарушает его?

Он нахально улыбнулся.

— О чем Хэйганы не узнают…

— То тебя и не убьет?

— Не разводи драму. Никто меня сегодня не убьет, хотя я, конечно, могу замерзнуть насмерть у тебя на пороге.

Он с надеждой посмотрел на меня.

Я могла оставить его там. Должна была оставить его там. Заставить его уйти и объяснить, что я не стою всех этих забот. Конечно же, я ничего этого не сделала.

Было что-то…правильное в том, как Алекс смотрелся в моей прихожей, облокотившись на столик, который мама купила на блошином рынке.

— Скажи, почему я слышал от Тинсли Хенсон, что родители Джэйса просили его поговорить с приемной комиссией в Луисвилле на этих выходных? — спросил он.

— Я не знала, что тебя интересует поступление моего брата в колледж.

— Неа. В отличие от остального западного Кентукки, мне совершенно плевать, в какой универ пойдет твой брат. Но мне не плевать, что ты будешь дома одна все выходные.

Он подобрался ко мне за два коротких шага и положил руки на бедра. Мои руки автоматически легли ему на плечи.

— Я подумал, тебе будет одиноко.

Я хотела ему сказать, что он ошибается, но мои губы были заняты чем-то другим. И если бы я об этом упомянула, возможно, Алекс не прикусил бы мне язык, когда услышал, как кто-то кричит мое имя с лестницы.

— Ой. — Я дернулась. У него острые зубы.

Алекс выпучил глаза.

— Ты не одна?

— Нет, здесь Энджэл, — ответила я. Мой язык немного болел. — Я не превращусь в волка, верно? — Книжка доктора Смита три раза уточняла тот факт, что ликантропия — наследственное качество и не передается через укусы. Но я должна была быть уверена.

— Шифтерами рождаются, не становятся.

В этот момент в проходе, который вел из прихожей на кухню, появилась моя младшая сестра. Она уже собралась устроить истерику по какому-то поводу, но заметила, что мы дома не одни.

— Алекс! — вскрикнула она и побежала к нему.

— Энджел! — Он схватил ее и заключил в медвежьи объятия и как-то по-медвежьему зарычал. Это было что-то вроде трогательного воссоединения, которые обычно происходит в конце фильмов, где ребенок возвращается в семью после опасного приключения с говорящими собаками и мышами. В реальной жизни это было еще более раздражающее зрелище.

— Алекс зашел взять тетрадку по театральному кружку, — сказала я. — Он уже уходит.

Алекс поставил ее на пол, положив руку на ее прилизанную головку.

— Уходит? Нет! Я его не видела сто миллионов лет! — Она дважды медленно моргнула небесно-голубыми глазами и оттянула уголки рта в низ, выпячивая нижнюю губу. Фирменное жалостливое лицо Энджел Донован. — Можешь еще побыть с нами? Ну пожаааалуйста!

Без сомнения, он сдался. Чтобы сопротивляться такому жалостливому лицу, надо было тренироваться годами, и даже у нас не всегда получалось.

— Думаю, я могу еще немного посидеть.

— Не думаю, что это хорошая идея, — сказала я, прервав восторг Энджел.

— Почему нет?

— Ты знаешь почему.

Она подумала об этом пару секунд.

— Ну, Джэйса же здесь нет. Он и не узнает.

Алекс загадочно улыбнулся, как бы говоря «Я об этом и толкую».

— Но он же узнает, когда вернется домой.

Сестра уперлась руками в бока и встала в известную позу:

— Я ему не скажу. А ты?

— Конечно нет.

— Ну и хорошо. — Ее победная улыбка отразилась на лице Алекса. — Пойдем, Алекс. Я хочу тебе кое-что показать.

Энджел провела Алекса по дому, по пути рассказывая ему о размеренной жизни семейства Донован. Я хотела пойти переодеться, но Алекс был решительно против. Он потянул меня за косичку, мотивируя это своей внезапной любовью к единорогам.

После экскурсии по первому этажу Энджел завела его наверх и остановилась перед первой дверью справа.

— Это моя комната, — сообщила она, берясь за ручку двери.

— Ты не захочешь туда заходить, — предупредила я.

— Я готов ко всему, что может быть в комнате семилетней девочки.

— Как хочешь. — Я прислонилась к дальней стене и стала ждать начала шоу.

Много времени это не заняло. Раздался жуткий мявк, за которым последовал крик. Спустя миг белый комок вылетел из комнаты и устремился вниз по лестнице. Моя сестра погналась за ним настолько быстро, насколько позволяли маленькие ножки.

Алекс стоял в дверях, потирая красную отметину на шее.

— У нее есть кошка, — сказал он, когда я повернулась.

— Ага, есть.

— Кошки не любят шифтеров.

— Я уже поняла.

Я подошла к нему.

— Ты могла бы меня предупредить, — сказал он, отходя в коридор.

— Я говорила, не стоит тебе туда входить. — Я сокращала расстояние между нами. — Как твоя шея?

— Думаю, надо поцеловать, чтобы все прошло.

Я коснулась его шеи губами и позволила его теплу накрыть меня.

— Что вы делаете? — Голос Энджел остудил меня, как ведро ледяной воды.

— Я осматривала царапину, которую твоя злая кошка оставила на шее Алекса. Надеюсь, он не заразится лихорадкой злых кошек.

— Ты осматривала царапину ртом?

Черт.

Она могла держать язык за зубами насчет незваного гостя, но после того, как увидела меня, целующую злейшего врага нашего брата в коридоре? Она расскажет всем, кто будет слушать.

Черт черт черт.

Я отчаянно перебирала мысли в голове — объяснение, взятка, диверсия — что угодно, что поможет исправить ситуацию.

— Ты хочешь бисквитики?

Неа, всяко не сработает.

— У нас есть бисквитики?

А может, и сработает.

— У нас есть смесь. Я тебе испеку.

На лице Энджел проявилось нечто похожее на ужас:

— Ты хочешь испечь мне бисквитиков?

— Конечно. Будет весело.

— Я думал, ты полный ноль в кулинарии, — сказал Алекс, опершись рукой на дверной косяк. Он был совершенно спокоен, в то время как я приближалась к нервному срыву.

— Я могу напечь бисквиты из смеси, — сказала я чуть грубее, чем рассчитывая. Он мог хотя бы притвориться, что мы тут столкнулись с серьезной проблемой.

— Но ты все спалишь! — заныла Энджел. — У тебя все подгорает! Даже тосты.

Я теряла терпение. Мысль об убийстве сестры уже не казалась такой дикой. К счастью, Алекс пришел Энджел на помощь.

— Так уж вышло, что я не только хорош собой, но еще и мастер по выпечке, — сказал он. — Но мне понадобится помощь.

Алекс и Энджел не следовали инструкциям на коробке. Когда я попыталась указать им на это, Алекс сказал, что кулинария — это искусство, а он художник, который творит сам, а не рисует картинку по номерам. Я надеялась, что результат его творческого подхода будет хотя бы издалека похож на сделанные по номерам бисквиты.

— Как насчет этого? — спросила Энджел, держа в руках полупустой пакет шоколадной крошки и такую же упаковку с арахисовым маслом.

Алекс залил немного шоколадного сиропа в чашку, пока раздумывал.

— Как ты относишься к арахисовому маслу, Скаут?

— Оно не входит в рецепт, — сказала я, размахивая пустой синей коробкой.

— Ты всегда следуешь правилам?

— Всегда, — сказала моя всегда готовая помочь младшая сестра. — И она любит арахисовое масло.

После добавления еще десяти изначально не входивших в рецепт ингредиентов, безумные поварята объявили, что их творение можно ставить в духовку. Мы сидели в кухне и слушали о драмах и интригах первоклассников, когда воздух наполнился пьянящим запахом. Алекс держал меня за руку под столом, водя большим пальцем по моей коже.

Бисквит получился гораздо лучше, чем я ожидала. Мы даже не стали резать его на квадратики. Алекс выкатил поднос с тремя ложками в центр стола и поручил мне разлить молоко в стаканы.

Я заметила, что Энджел понюхала молоко, прежде чем его пить.

Беседа прервалась, и если не считать периодических выкриков «вкуснятина», за столом было тихо. Энджел пристально смотрела на Алекса, но я не придала этому значения. Она никогда не скрывала своих чувств к нему.

Я должна была догадаться, что произойдет. Должна была посмотреть на происходящее ее взглядом и вспомнить, что бог создал младших сестер, чтобы измываться над старшими. Она задала этот вопрос с той же интонацией, с которой люди просят передать что-нибудь за столом или спрашивают, как прошел день в школе. Но ей не нужна была соль, и она не хотела узнать, будет ли внезапная контрольная. Вместо этого она спросила Алекса:

— Ты влюблен в мою сестру?