Рассмотрим более подробно, как и в каких формах проявляется эпическое

начало11 в причети.

В похоронных причитаниях «заплачкой» является рассказ об обстоятельст­вах смерти покойного. Если в причитаниях, исполнявшихся сразу после смерти, только констатируется сам факт смерти, то в поминальных причитаниях описа­ние причин и обстоятельств смерти становится более подробным и пространным. Вероятно, по прошествии времени причетница пыталась восстановить в памяти происшедшее, «войти в образ горя», чтобы точнее передать потом свои чувства. Так, в плаче «По дочке, утонувшей в Печоре» исполнительница А. К. Носова обращается к дочери:

 

Ты одна была да одинёхонька,

Не на это была да ты у мя рощена,

Не на это да была подымана,

Что случится над тобой да это сдеется,

Ты пойдешь, моя да лебедь белая,

На матушку да на быстру реку,

Во кормилицу да золоту струю,

Ты станешь, моя, да купатися,

Во матушке да во быстрой реке,

Во кормилице да в золотой струе.

Подманит тя да мать — быстра река,

Обманет тя да ключева вода,

Снесло тя, да лебедь белую,

Смыла тя, ключева вода,

Сгубила тя да душу грешную,

Без прощеньица, без покоеньица.

(ПС. С. 87—88)

В этом описании нет бытовых подробностей, по которым можно узнать, какую именно девушку оплакивают. Так могла причитать любая мать над своей утонув­шей дочерью. Вероятно, свидетелей происшедшего не было. Талантливая испол­нительница пытается в причитании воссоздать картину случившегося. Высоко­художественный язык причета передает величину материнского горя, поэти­чески возвышает саму гибель девушки.

В свадебных причитаниях обычно повествуется о происшедших уже обря­довых действиях. Вот как, например, невеста рассказывала о своем просватанье:

Как во вчерашний да во божий день,

Да в обыку, да пору-времечко,

Выходила да молодешенька

Во широку да плоску улицу,

Да как гледела да я молодешенька

Во все четыре стороны

Что во первой во сторонушке

Ветры буйные да убивалися,

Во второй-то круты горы содвигалися,,

Что во третьей да во сторонушке —

Реки быстрые да стекалися,

Во четвертой да во сторонушке —

Звезды ярко да загоралися.

 

Невеста по-своему истолковывает увиденное:

 

Што во первой да во сторонушке

Не ветры буйные убивалися,

Как убивалася я, да молодешенька;

Во второй да во сторонушке

Не круты горы содвигалися —

Как содвигала моя матушка,

Содвигала да голубушка

Столы браные дубовые

Стлала скатерти да браиые,

Несла явства да сахарные,

Ставила да питья пьяные;

Что во третьей во сторонушке

Не реки быстры да стекалися —

Да протекали горючи слезы

По моему да лицу белому,

По моему лицу румяному;

Во четвертой да во сторонушке

Не звезды ясны загоралися,

А засвичали да сударь-батюшка

Во свечи да воскопрышны

Свича воску да московского,

Литья да белозерского,

Она купцей да наших иткольских.12

В исполнении простой крестьянки рассказ о ходе обряда становится поэзией. Само обрядовое действие, событийность свадебного ритуала составляют содержание причети. Однако одновременно с этим событийность настолько остро и эмоционально воспринимается, что приобретает лирическую окраску. И это не случайно, так как невеста рассказывает о событиях, которые резко меняют ее дальнейшую жизнь. В рекрутских причитаниях повествуется о наборе на службу:

Нонь как этыим учетным долгим годышком

И сочинилась грозна служба государева,

И сволновался непрятель земли русской,

И присылать стали указы государевы,

И собирать стали удалых добрых молодцев

Как на сходку ведь теперь да на обчественну,

И тут писать стали удалых добрых молодцев

Да на этот на гербовой лист-бумаженьку,

И призывать стали судьи неправосудный,

И все ко этыим ко жеребьям дубовыим.

Уж как этыи удалы добры молодцы

И перед господа глаза да ведь крестили

И богородице молитовку творили;

И оны брали жеребья да тут дубовый:

И пойти надо тут во службу государеву. (Барсов. Ч. 2. С. 1—2)

Это отрывок из известного «Плача о холостом рекруте» Ирины Федосовой.

Безусловно, основная заслуга в создании такого эпического полотна принадлежит талантливой вопленице, но ведь она создавала свои произведения в русле заонежской причетной традиции. В данном плаче речь идет о наборе рекрутов на войну путем жеребьевки. Возможно, этим объясняется величина и особая обостренность несчастья близких рекрута, провожающих его на верную гибель. Народная поэтесса возвышает набор рекрутов одной из олонецких деревень до общегосударственных масштабов.

Повествование другого рода встречаем мы в бытовой причети. Заплачкой таких причитаниях может служить описание случившейся беды. Например, «Плаче после пожара» А. М. Пашковой речь идет о случае, в результате которого в то время, когда все жители были на сенокосе, от одной зажженной свечки сгорела вся деревня:

 

Уж как век чего не думали,

Уж как век чего не гадали.

Уж как глупая-то женщина,

Неразумна молода-жена

Зажигала воскову свечу

Перед чудным перед образом.

Верно она богу не угодная,

Ее свеча да недоходная.

Как от той от восковой свечи

Показалися дымочеки,

Запылали огонечеки

По крестьянской по деревенке.

Потеряли мы селеньице,

Все хоромное строеньице,

Все крестьянско заведеньице.

Все огнем просветилося,

Головней все покатилося.13

Описание в этом причитании строго и лаконично. Вопленица использует традиционный для причети мотив поиска причины случившегося: в пожаре виновата «неугодная богу» молодая женщина.

В бытовых причитаниях часто встречается описание собственной жизни вопленицы. Такие причитания сами исполнители называют «Об одинокой доле», «О своей жизни». Вот один из примеров таких причитаний:

Я росла бедна, горе злосчастная,

Я с измалых лет да с измалечества

Во чужих-то да во добрых людях,

Не отцом будто была засеяна,

А не матерью была будто спорожена.

Меня засеяли будто буйны ветры,

Меня спородила да мать сыра земля.

Я живу бедна, горе злосчастная,

Во чужих-то да во добрых людях,

От буйна ветра нету заставицы,

Да от мокра дождя нету закрылины,

А от добрых людей да мне защитушки.

(ПС. С. 183—184)

Дальше вопленица описывает тяжелую жизнь в чужих людях, куда ее отдали родители, сами жившие в большой бедности. Жизнь в замужестве тоже была тяжелой. Надо было вырастить и выучить всех детей. Всех она проводила на Отечественную войну и теперь ждет от них весточки.

В этом причитании исполнительница неторопливо развертывает связную цепь воспоминаний своей жизни. Это и определяет содержание и композицию подобных плачей. Вместе с тем обыденное, казалось бы, описание проникнуто драматизмом и лиричностью личных переживаний вопленицы.

Таким образом, «заплачкой» в причети является описание обстоятельств, вызвавших плач, или завершившихся обрядовых действий. Однако все эти описания проникнуты лиризмом личного горя.

В причитаниях, исполнявшихся непосредственно в обрядовой обстановке, причетница описывала все, что происходило в данный момент, или комментиро­вала свои действия. Так, например, в похоронном причитании, исполнявшемся во время обряжения покойного, мать причитала над сыном:

 

Уж последний я разок тебя да омываю,

Уж последний разок я тебя да снаряжаю.

И последний раз я тебя да одеваю,

Уж черну голову да я тебе зачесаю,

Уж кладу я тебе да в праву руку,

Уж во праву руку да я белой платок,

А во леву руку да я расчёсточку...14

 

 

Когда за рекрутами приезжали земские власти, мать вопила:

И прошел денечик теперь да не видаютца,

И красно солнышко ко западу двигается,

И ко крылечику судьи да подъезжают:

И тут подогнаны ступистыи лошадушки,

И не по разуму любимы хоть извощички,

И про сердечное рожено мое дитятко.

И по фатерушки судьи да все похаживают,

И добра молодца оны все понаряживают... (Барсов. Ч. 2. С. 4)

В утро свадебного дня невеста вставала с лавки и, начинала причитать:

 

Уж я встану молодешенька

На свои на ноги резвыя.

Посмотрю, мои подруженьки

Все умылись, причесалися,

Только мне одной не надобно

Ни воды, ни полотенечка,

Я умоюсь бедна горькая

Во тоске слезами горькими,

Я утру не полотенечком

А руками лицо белое,

Мне не надо дорогих румян —

Горе злое нарумянило,

Мне не надо дорогих белил —

От горючих слез бело лицо.

В обрядовой обстановке комментирование в тексте причитания происходящего в данный момент обряда несло функцию закрепления обрядовых действий словом.

И повествование о прошедшем и комментирование тесно связаны с ходом обряда или с обстоятельствами, вызвавшими причеть (смерть, несчастный случай). Следует при этом сказать, что эпическое начало проявляется в причитаниях также в описаниях и образах, рожденных фантазией исполнителей.

Накануне венчания подруги невесты ходили топить для нее обрядовую баню. В одном из причетов подруги, вернувшись домой, рассказывают невесте, как они готовили для нее баню-парушу:

Здесь явно проявляется стремление исполнительницы к идеализации, поэти­ческому воспеванию реального обряда. В причитании описаны реальные дейст­вия при строительстве бани. Однако известно, что баню рубили не подруги невесты и делалось это не накануне свадьбы. Да и сама баня со стеклянными дверями и хрустальными ободверинками больше похожа на сказочную. Это идеальный образ бани. Так реальное сочетается с идеальным, из обыденных действий рождается поэзия.

В причитаниях встречаются также описания, не связанные с ходом обряда, а рожденные представлениями крестьян. Примером может служить легенда о происхождении горя в знаменитом «Плаче о писаре» И. Федосовой (Барсов Ч. 1. С. 288—293).

Таким образом, мы видим, что эпическое начало в причети проявляется довольно ощутимо и в разных формах. К этому следует добавить, что в музы­кальных напевах причети также обнаруживается близость к эпическим напевам. Так, музыковед С. Пьянкова, характеризуя свадебные напевы, отмечает: «Двух-фразные плачи Ленинградской области по складу речитативны, напевы разви­ваются спокойно, в них явно ощущается эпическое начало. В ряде же плачей можно указать и на прямое сходство с былинным рябининским напевом, осо­бенно со второй его частью».17 Среди экспедиционных материалов ленинград­ской консерватории имеются свадебные причитания на былинный напев, запи­санные в Белозерском районе Вологодской области.

Но причитания — это еще и способ самовыражения, выражения своих чувств и внутреннего состояния. Причеть — это своего рода исповедь на миру. Поэтому естественно, что наряду с эпическим в причитаниях проявляется и лирическое начало.18 В

 

Проводы рекрута для семьи почти всегда были потерей работника, а часто и главного кормильца. Мать рекрута страшила надвигающаяся старость, жену — жизнь без поддержки. Все это и нашло свое отражение в рекрутских причитаниях:

На речах баю да ошибаюся,

Ошибаюся да забываюся,

Меня некому да, бедну, приздрети,

Меня некому да приголубити.

Спроводила я да в путь-дорожечку

На чужу да дальну сторону

Я любимого да внукушка,

Я двоюродных да милых брателков,

Я двух своих любимых племянников,

Я двух любимых да милых зятелков,

На чужу да дальну сторону.

(ПС. С. 120—121)

Если же причет ведется от лица самого рекрута, то в нем можно найти упреки к родным, что отдают его в солдаты.

В свадебных причитаниях невеста с упреками и жалобами обращалась родителям. Она корила родителей за то, что рано выдают ее замуж, что послушали ее просьб и просватали, напоминает о своем трудолюбии и прилежании в девичестве:

 

Падкие, жалостливые,

Кроткие милостливые;

Ты родимый мой батюшка

И родная матушка,

Что горозно же гороздно,

Видно вам надоскучила.

Вы меня запоручили

За поруки за крепкие,

За замки за железные.

Видно хлебом обкушала,

Цветным платьем обносила,

Чеботами обтопала,

Да половички прогноила.

Вы меня запоручили

На чужу-дальню сторону,

За чужова чуженина,

Ко чужим лихим людям.

похоронных причитаниях это выражение чувств род­ных покойного, связанных с потерей близкого человека, укоры в том, что он их оставил, представление тягот и невзгод, которые ожидают семью после смерти родного человека.

Так, в похоронном плаче по мужу исполнительница причитает:

 

Я пойду брошуся да лучше кинуся

Во быстрой субой да мать быстру реку,

Я потоплю себя, я погублю себя,

Либо пойду, бедна злосчастная,

Во темны леса да во дремучие,

 

 

Пусть заблужуся там, горюха бессчастная,

Пусть растерзают меня звери лютые.

(ПС. С. 66)

Таким образом, лирическое начало в текстах причитаний проявляется в сетованиях исполнительницы и в попытках выразить свое эмоциональное состояние. Как мы видели, оно представлено менее разнообразно, однако зани­мает в причитаниях значительное место.

В живой ткани причети заплачка и обидные стихи могут быть тесно перепле­тены или строго разделены. При этом обидные стихи, поскольку они передавали сходные, регламентированные самим обрядом чувства, могли выливаться в устойчивые для определенной местности формы, а заплачка, представляв­шая каждый раз индивидуальный круг обстоятельств, вызвавших причеть, была более подвержена изменениям, следовательно, она носила импровизационный характер.

И соотношение лирического и эпического начал в причети неравномерно. Это часто зависит от региональной традиции причитывания. В. Г. Базанов, публикуя экспедиционные записи причитаний, сделанные во время войны, при­ходит к выводу: «Если печорская причеть — причеть монументальная, эпико-лирическая, спокойно-величавая; заонежская в основном — сюжетно-описа-тельная (почти повесть в стихах), насыщенная драматизмом самих событий, то пудожская — по преимуществу лирическая причеть, с мягкими задушевными тонами, почти элегия (элегический плач)» (ПС. С. 38).

 

Соотношение лирического и эпического в причети зависит от событий, кото­рые определяют повествование, а также, как мы видели, от обрядовой действи­тельности. Эпический элемент усиливается в социально-бытовых причитаниях и в причитаниях, которые исполнялись во время хорошо развитых обрядовых актов (прощание с красотой, баня). Лирическое начало преобладает в причи­таниях, связанных с оплакиванием близких людей (покойных родителей, ре­крута), и в плачах, исполняемых в ритуальные моменты, которые отличаются неопределенностью обрядовых действий (причитания невесты во время предсва­дебной недели, поминальная причеть). При этом следует учитывать своеобра­зие лирического и эпического начала в причети. Как мы пытались показать, особенность заключается в том, что и то и другое несет на себе в реальном быто­вании печать драматизма, что в свою очередь объясняется драматическим, а порой и трагическим характером ситуаций, в которых исполнялись причита­ния. В плачах нет отстраненных эпических повествований. Все происходящее, о чем причитала исполнительница, тесно связано с ее судьбой и отражено в ее эмоциональном настрое. Поэтому даже эпическая часть причети проникнута особым лиризмом, все описания даны через призму восприятия исполнитель­ницы.

Интересна судьба этого жанра именно с точки зрения изменения соотноше­ния лирического и эпического начала в причети. После революции вместе с раз­рушением обряда в причитаниях ослаб эпический элемент. Однако в момент общенационального горя — в период Великой Отечественной войны, когда слились воедино и большое личное горе и горе всей страны, причеть возродилась же без обрядовой основы. Записи В. Г. Базанова и А. П. Разумовой убедительно показывают, что в причитаниях военной поры эпический элемент был сильно развит. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что народная причеть в основе своей является лиро-эпическим жанром.19

Однако обрядовые причитания, поскольку они тесно связаны с обрядом, держат также и драматический элемент.20 Во время причитывания невесты на девичнике реальные действия исполнительницы, диктуемые ходом обряда (невеста сдает красоту), организуют структуру и содержание причети. Невеста идет к красоте, которая лежит на столе. Девушке хочется, чтобы красота вернулась ей на голову. Может быть, вместе с красотой вернется к ней и девичья воля. Но подруги также причетом отвечают невесте: «Не умыто лице белое».

Невеста просит мать умыть ей лицо (Соколовы. № 123). Мать умывает, и девушка снова просит красоту вернуться (Соколовы. № 124). Подруги причитают невесте, что красота к ней не вернется, так как у нее «не уцёсана головушка, не заплетена руса косынка» (Соколовы. № 125). Невеста просит мать учесать ей лову и заплести косу (Соколовы. №126). Мать выполняет ее просьбу. Невеста снова идет к красоте. Подруги причитают:

Сдается красна красота

На твою буйну головушку,

Что угладилась, уладилась. (Соколовы. № 127)

Брат одевает красоту на невесту, но она уже чувствует, что не бывать ей больше в девушках. Она обращается к отцу с матерью с просьбой посмотреть на нее:

Хоть на мине же красна красота,

Но не пристала, не приладилась

И не по старому, не по прежнему

На моей буйной головушке.

(Соколовы. № 128)

Здесь перед нами разворачивается как бы одна из сцен свадебной драмы. При этом общение невесты с другими участниками обряда происходит на языке причети.

В поминальных причитаниях, исполняемых во время воображаемой встречи покойным в урочные дни (обычно на сороковой день после смерти), мы, так же как и в свадебных, видим, как драматургия обрядовых действий создает драматическое начало причети.

Сначала кто-то из близких отправлялся на кладбище приглашать умершего гости. Так, например, дочь звала в гости покойную мать:

 

Ой, ты пойдем-ко ты, мамушка,

Ой, да со мной, со горюшицей,

Ой, да во гости, во гостеньки,

Ой, да ко мне, ко горюшице,

Ой, да хоть на суточки времечко!

 

Возвращаясь с кладбища, уже около дома причетница сообщала, что он ходила звать в гости покойную мать:

Ой, что я ходила, горюшиця,

Ой, на крутую могилушку,

Ой, на желтые песочики

Ой, да я звала-то ведь мамушку,

Ой, да я звала ведь родимую,

Ой, да во гости, во гостеньки.

 

Уже в избе, когда все гости садились за стол, приглашали за стол и покойную:

Ой, ты садись-ко ты, мамушка,

Ой, да садись-ко, родимая,

Ой, за столы белодубовы,

Ой, да за скатерти клитчаты,

Ой, да ко мне, ко горюшице!

 

Покойную угощали. Причетница рассказывала, как она тосковала и горевала без матери. Когда гости уже вставали из-за стола, дочь снова обращалась к покойной матери:

Ой, у родимою мамушки,

Ой, полны чашки простоены,

Ой, сухи ложки пролёжены,

Ой, не попила, не покушала!

Ой, ты, родимая мамушка,

Ой, ты на что осердилася,

Ой, ты на что огневилася,

Ой, на меня, на горюшицю?

Умершую провожали также причетом:

Ой, что пошла родна мамушка,

Ой, из высокого терему,

Ой, во ограды широкие,

Ой, да по частым, мелким лисенкам,

Ой, на широкую улицу!

По существу причеть в данных примерах точно обозначает контуры обряда В свою очередь, обрядовая сущность определяет содержание причети.

Таким образом, мы видим, что в обрядовой причети сочетаются лирическое эпическое и драматическое начала. Значит, прав был А. Н. Веселовский, когда писал о синкретизме причитаний. Бытовая причеть уже утратила драматургию, свойственную обрядовым причитаниям. Да и в самой обрядовой при чети шел постепенный разрыв тесной связи причети и обряда, поэтому причитания все же следует отнести к лиро-эпической поэзии.

Трудно согласиться с мнением В. Я. Проппа и Т И. Орнатской о том, что свадебные, похоронные, рекрутские и бытовые причитания представляют co6oй разные жанры обрядовой-поэзии. С нашей точки зрения, причитания являются одним поэтическим жанром, хотя и соотношение основных начал в них (эпическое, лирическое и драматическое) может достаточно сильно колебаться.

Все причитания возникают на общей основе переживания человеком драматических событий. Причеть передавала субъективные переживания, выражала социальный протест (похоронные, социально-бытовые, рекрутские причитания). Повторяемость жизненных ситуаций помогла народным исполнителям создать общую форму выражения социальных чувств. Причеть строилась на естественной интонации протяжного плача. Исполнительница могла выкрикивать, прерывать причеть рыданиями, что выражало ее душевное состояние. Таким образом, основная функция причети — выражений, человеческого горя, оплакивание своей участи.

Обряды семейно-бытового цикла, по определению франко-бельгийского фольклориста Арнольда ван Геннепа, относятся к группе обрядов перехода. Ученый по сходству внутренней структуры предлагал считать ритуалами перехода обряды, сопровождающие всякую перемену места, состояния, социального положения и статуса. Структурное сходство приводило к близости образной системы причитаний разных обрядов. Примерно в одних и тех же словах прощание с родной стороной от имени покойного:

Ой, да прощай час у мамушки,

Ой, высокой-от терем-от,

Ой, и деревня Калинине,

Ой, все леса те ведь тёмные,

Ой, и поля те ведь чистые!

Ой, прощай, милая родина,

Ой, все дружки и товарищи,

Ой, все любые подруженьки,

Ой, все родные и милые,

Ой, да на веки на вешныё!

(Ефименкова. № 5: С. 96)

От имени рекрута:

Прошчайсё да оста... ох... авайсе, дак

Деревня та краси... ox... ивая, да

Сторона та люби... ох... имая, дак,

Все гульбишча и и... ох... игрышча, да

Все подруги, това... ох... аришчи! Уж

(Ефименкова. №75. С. 190)

от имени невесты:

Охти мне да тошнешенько!

Прощай-ко да оставайсе,

Сторона-та родимая!

Да деревня-та красивая,

Да все годовы чёсны праздники,

Все гульбища-те — игрыща

Да все качульки-те круглые

 

Жизнь в чужом доме для невесты и жизнь на чужой стороне для рекрута описываются так же, как и жизнь на том свете. Общие представления о свадьбе-и смерти приводили к созданию близких поэтических образов, передающих переход невесты в другую социальную группу и переход покойного в другую форму бытия. Накануне свадьбы, на девичнике, невеста последний раз красуется в своей девичьей красоте и прощается с ней:

 

Как сидит моя красота поверх буйныя головы,

По конец русы косы за один волос держится,

Уж как ростит красота гусиныя перышка,

Как сейчас хочет красота спорхнути да улетети.

Уход покойного в похоронном причете, исполнявшемся перед выносом гроба из избы, также представляется как перелет:

 

Ой, ты крылышка изнаростила,

Ой, ты перышка изнаводила —

Ой, дак уж ты хочешь, голубушка,

Ой, ты вспорхнутй да улйтити,

Ой, ты во могилу глубокую,

Ой, ты во жёлтые песочики!

(Ефименкова. № 17. С. 112)

Описание ухода красоты могло быть связано с древними языческими представлениями о смерти как цепочке зоомофных превращений:

 

Как пошла моя красна красота

По избе она лисйцюшкой.

По чисту полю куницюшкой,

А по заполю то заюшкой,

А по лесу горностаюшком.

Как подошла моя красна красота

Она ко быстрой то ко рициньке,

Она села в лехку лодоцьку,

Она уехала за рициньку.

(Соколовы. № 121. С. 348—349)

В похоронных причитаниях мы также встречаем наличие аналогичных фор­мул зооморфного перевоплощения. В причитании «О дочке, расстрелянной фа­шистскими захватчиками» вопленица просит покойную дочь о встрече. Мать не удивит и не испугает приход покойной в виде животного:

 

А когда пойду я на трудную работушку,

Ты из-под кустика выскочи серым заюшком,

Из-под камешка повыпрыгни горностаюшком,

Хоть лихим зверем выдь на широку путь-дороженьку

Не убоюсь ведь я, кручинная головушка.

(ПС. С. 258)

Исследуя карельские причитания, которые, как известно, отличаются архаичностью, У. С. Конкка также приходит к выводу, что «у карел похоронные и свадебные причитания не отличаются друг от друга ни по поэтике, ни по напеву», «в свадебных и похоронных причитаниях имеется целый ряд одинако­вых мотивов».

Необходимо отметить такую же близость и общность в распевах русской причети. Напевы похоронной и рекрутской причети близки, а иногда и схожи друг с другом. На свадьбе некоторые причеты исполнялись на похоронный мотив. Например, причитания невесты-сироты или отдельные причитания пред­свадебной недели. В некоторых регионах причитания на свадьбе исполнялись полностью на похоронный распев (Никольский и Бабушкинский районы Вологодской области, отдельные районы Карелии и Псковской области).

Много общего находим мы и в поэтическом строе причитаний, относящихся к разным обрядам.

При анализе различных причитаний выявляются тексты, разнообразные по своей структуре и композиционному типу. Среди обрядовых причитаний часто встречаются небольшие по объему тексты, развивающие только одну тему чаще всего связанную с ходом обряда. Это может быть какая-нибудь просьба, выражение благодарности, сетование, совет, вопрос, приглашение, заклинание. Так, например, перед катанием рекрута сестра давала брату наказ-совет:

Ой, да

Голубочек ты си... ox... зенькой, да

Лебёдочек ты би... ох... ленькой, да

Цветочек баской я... ох... блучок, да

Мой родимой ты бра... ох... телко!

Да Накажу наказа... ох... нывдё: да

Ты катайсе, мой бра... ох... телко, да

С деревни да и в дё... ох... ревню, да

Ты катайсе тихо... ох... шенько, не

Напивайсе пьяне... ох... шенько, не

Подымай ручки бе... ох... лыё ты

Поверх буйные го... ох (ловы).

(Ефименкова. № 72. С. 185)

После окончания рукобитья свату давали полотенце. Он уезжал домой, а невеста причитала, обращаясь к брату с просьбой:

 

Соколочик мой, братец миленький!

Запряги-тко доброво коня

Во саночки самокаточки;

Нагони-тко свата большаго,

Отними да рукобитный плат, (т. е. полотенце)

Вороти-тко мою волюшку.

Композиция причети может представлять собой более или менее свободное соединение разных тематических звеньев. Для примера рассмотрим свадебный причет, записанный в Кадниковском уезде Вологодской губернии и исполняемый на образовке после проводов жениха, когда судьба невесты уже была решена. Невеста обращалась с укором к отцу:

Скоро думушку удумал

Отдавать на чужу сторону

Меня молодешеньку.

Спрашивала совета у матери:

Ужо как я стану жить-поживать

На чужой-то на сторонушке…

 

Дальше следует общее место для просватальной причети: устоявшееся словесное выражение в традиционных поэтических образах, означающее, что невеста просватана:

Что не ключики-то брякнули,

Не замочки-то щелкнули,

По рукам-то ударили

Да меня запоручили

За поруки за крепкия,

За замки за железные

На чужу дальню сторону,

На вековую досашницу,

На вековую разлушницу.

Невеста спрашивала родителей, что же им понравилось на чужой стороне:

Ли скотина рогатая,

Ли сусеки горбатые,

Ли суседки тороватыя?

Девушка пыталась узнать, почему прогневались на нее родители, ведь она:

 

Не сусек хлеба выела,

Не другой испроторила,

Не безчесьеце приняла

Мы видим, как исполнительница легко переходит от одной темы к другой, как описание свободно сменяется лирическим сетованием. В одном тексте может прозвучать несколько тем, однако все они будут связаны с ходом свадебного обряда. Поэтому причитания, относящиеся к одному акту обряда, будут отли­чаться только выбором тем, относящихся именно к этому обряду, и порядком их соединения.

Такое же композиционное построение характерно для рекрутских и похорон­ных причитаний. Поминальный плач по отцу причетница начинает с повество­вания о своих действиях:

Ох! Ой,да

Уж я шла да кати... ох... ласе, я

Всё путём торопи... ох... ласе я

На погос(т) да на бу... ох... ёво, я

В божью церкву собо... ох... рную.

Вопленица рассказывает, что в соборной церкви в толпе народа она пыталась найти своего отца. Не найдя его, она отправилась к нему на могилу. Причетница обращается к силам природы со своеобразным заговором (это распространен­ный мотив для поминальной причети):

Из-за лесу ту те... ох... много, да

Из-за моря-то си... ох... него ты

Накатись, туча гро... ох... зная, да

Перевала та си... ох... няя!

Да Росступись, мать сыра… ох... земля, да

Росколись, гробова... ох... доска!

Да Из-за моря-то си... ох… него, да

 

Из-за волоку да… ох... льного, да

Дуньте, ветры те бу... ох... иные!

Да Уж вы сдуньте, ветры... ох... буйны, да

Тонкое пологе.... ох... нышко у

Схоча красного со... ох... нышка, да

У корминеця ба... ох...тюшка, да

Со лиця-то бума… ох… жного!

 

Дочь приглашает покойного в гости:

Ты пойдем-косу, ба… ох…тюшко, да

На родиму сторо…ох…нушку! Да

Без тебя жо ведь, ба… ох… тюшко, да

Тосклово жить, неве… ох… село, да…

Наш стоит жо высок... ох... терем, да

Весь столбами-то по... ох... дпёрсе, да

Сиротами напо... ох... лнилсе!

Потом исполнительница спохватывается:

С того свету ту бе… ох… лого, да

Не выходят-то вы... ох… ходци, да

Не выносят-то вы… ох… ности, да

Не приносят-то ве... ох…(сточки).

(Ефименкова. № 57

В поминальной и рекрутской причети уже нет такой определенной привязанности к обряду, как в свадебной, поэтому выбор тематических звеньев и их очередность зависят от региональной традиции и мастерства исполнителя.

Целый ряд причитаний отличается развитой сюжетной композицией. Сюда можно отнести плачи о вещем сне и об уходе красоты.

Большая эмоциональная напряженность причети определила особенности ее поэтического стиля. Поскольку причитали обычно на миру, при большом стечение народа, исполнительница нередко обращалась к присутствующим, поэтому в причитаниях так часто встречаются вопросительные и восклицательные конструкции. Внутреннее напряжение причети создается благодаря умелому использованию параллелизма, при помощи которого нанизывание семантически структурно схожих образных выражений создает впечатление постепенного нагнетания эмоционального состояния. Антитеза

является основным принципом организации образной системы причитаний, вопленица противопоставляет свою жую сторону, свою жизнь до случившегося горя и в ожидаемом будущем. Для причитаний, относящихся к разным обрядам и жизненным ситуациям, свойственны одни и те же поэтические приемы. Главным средством изображения в причитаниях является эпитет. Изобразительные эпитеты характерны для эпических описаний причети (столы дубовые, окно косящего, платье цветное). Определительные эпитеты относятся в основном к людям и отражают реальные отношения между участниками обряда (родимая матушка, кормилец-батюшка, порядовные соседи, двуродная сестрица). Наиболее многочисленны выразительные эпитеты, передающие отношение вопленицы к окружающим (доброта сердечна матушка; братец— тонкая тониночка, солнца половиночка; сват — злодей супостат).

Причитания зародились в ту далекую эпоху, когда человек одушевлял весь окружающий мир. Не случайно в образной системе причети сохранились столь яркие олицетворения дома скорбящего вместе с вопленицей, высоко художественные образы красоты, кики, горя и смерти. Вот как в разных причитаниях изображался опечаленный дом. В свадебном:

Не по-старому стоит да не по-прежнему

Косивчато любимое окошецко,

При кручинушке косивчато окошецько,

При обидушке хрустальное стеколышко,

Принагнувши бела лавоцька,

Знать, жалеюци невольной красной девушки.

В похоронном:

Стоит пеценька обидная,

Стоят рамоцки печальные,

Околенки слезливые,

Во углах вдни ледоцеки,

На серодоцки сиротоцки.

В рекрутском:

Ой, как что и наш да высок терем,

Ой, уж он стоит, припеча... (лился),

Ой, уж он стоит, приугрю... (милея),

Ой, он при печали нахо... (дится),

Ой, ты, моя милая ла... (душка),

Ой, ты собираешься, ла... (душка),

Ой, ты на войну на герма... (некую).

(Ефименкова. № 61. С. 172—173)

 

Таким образом, общая социально-бытовая функция причитаний, близость и общность распевов русской причети, одинаковое композиционное построение и поэтические приемы позволяют нам считать причитания единым лиро-эпическим жанром.

Исторически сложилось и внутрижанровое деление причети. Принято выде­лять следующие" виды причитаний: похоронные и их разновидность поминаль­ные, рекрутские, свадебные, социально-бытовые. В одной из последних работ, посвященных причети, В. И. Харитонова, определяя восточнославянскую при-четь как единый жанр, предлагает свою внутрижанррвую классификацию причети, основываясь на двух признаках — характер связи причети и ритуала специфика функциональности причети. Автор выделяет следующие разно­видности причитаний: 1) ритуально-функциональные—«причеты-формулы»; 2) ритуально-нефункциональные — «причеты-песни»; 3) нефункциональные — «причеты-импровизации». По мнению В. И. Харитоновой, «при общности формы исполнения, музыкально-песенного оформления, манеры голошения, единства происхождения…общности социально-бытовой функции, глубинной структуры образов и художественных средств, используемых жанром, они различаются силой ритуализации в обрядово-ситуативном контексте, спецификой функцио­нальных полей, композиционными формами, а также структурой текста, воспро­изведением его тем или иным исполнителем». (Харитонова В.И.)

В ходе авторского анализа четко прослеживается, что исследовательница разделяет причеть по целому ряду признаков: связь причети с ритуалом, спе­цифика функциональности, различие в композиционных формах и структуре текста, способы воспроизведения причети. Определение различий по этим при­знакам ведет исследовательницу к интересным выводам о различной степени импровизации в причитаниях, о вариативности причети, о разных уровнях профессионального мастерства воплениц. Но это еще не дает оснований для выделения внутрижанровых разновидностей. Неудачен и сам выбор терминов. Фольклористу трудно представить нефункциональные произведения народного творчества. Да и сама исследовательница понимает условность этого термина, но при этом нечетко его трактует. По ее мнению, функциональные причитания несут этико-коммуникативную, эстетическую функцию, нефункциональные пред­ставляют собой эстетический комментарий и выражение эмоционального состояния исполнительницы.

Связь причети с ритуалом, безусловно, важный признак для классификации, однако «сила ритуализации в обрядово-ситуативном контексте» часто может зависеть от развитости и сохранности обряда. Известно, что в отрыве от конкретных обрядов и обрядовых ситуаций этот признак становится формальным, определение степени ритуализации условным. В одном тексте зачастую встречаются композиционные звенья, разные по степени связи с обрядом. Например, приглашение в баню невесты часто следует после описания строительства бани или рассказа о том, как ее топили. По терминологии В. И. Харитоновой приглашение в баню будет причетом-формулой, а описание строительства и приготовления бани — причетом-песней. Да и сама исследовательница признает, что обрядовой ситуации выделенные ею разновидности причети могут контаминировать, а, следовательно, будут смешиваться и присущие этим разновидностям композиционные формы.

По-видимому, надо признать верным традиционно сложившееся внутр