О РЕВОЛЮЦИИ

Обязанность поддерживать конституцию нашей страны должна быть обусловлена либо соображения­ми разума, либо же личными чувствами и местными привязанностями. — Рассмотрение первых и вторых.

Не существует более важного вопроса, чем лучший способ совершения революций. Но прежде чем приступить к нему, надлежит устранить одну трудность, которая приходит на ум некоторым людям, — именно, в какой степени, вообще говоря, нам следует сочувст­вовать революции, или, иными словами, оп­равдано ли враждебное отношение человека к конституции его страны.

Говорят, что «мы живем под охраной этой конституции, а так как такая охрана представ­ляет благо, то она обязывает нас ко взаимно­сти в виде ее поддержки».

На это можно, во-первых, ответить, что такая охрана представляет собой нечто весьма двусмысленное; до тех пор пока не будет до­казано, что те пороки, от воздействия кото­рых она нас защищает, не вызваны по боль­шей части самой этой конституцией, мы не сумеем должным образом постигнуть сумму обеспечиваемых ею благ.

Во-вторых, благодарность является поро­ком, а не добродетелью. Все люди и все объе­динения людей должны встречать с нашей стороны такое отношение, которое вытекает из их истинных качеств и достоинств, а не из правил, связанных с их отношением к нам са­мим.

В-третьих, прибавьте к этому, что нет мо­тивов более двусмысленных, чем рекомендуе­мая здесь благодарность. Благодарность в от­ношении конституции, представляющей собой отвлеченную идею и имеющей воображаемое существование, вообще непостижима. Любовь к своим соотечественникам будет гораздо бо­лее убедительно доказана мною стараниями принести им существенную пользу, чем под­держкой системы, которая, по моему мнению, влечет за собой гибельные последствия.

Человек, призывающий меня поддержи­вать эту конституцию, должен обосновать свой призыв одним из двух принципов. Она может претендовать на мою поддержку, либо потому, что она хороша, либо же потому, что она английская. В первом случае против тако­го требования ничего нельзя возразить. Сле­дует лишь доказать наличие хороших ка­честв, приписываемых ей. Но можно сделать и такое возражение, «что хотя она не абсо­лютно хороша, но попытки ниспровергнуть ее поведут к большему злу, чем сохранение ее при ее двойственном характере, составленном из смеси хорошего с дурным». Если бы это было доказано, то мне, бесспорно, оставалось бы только уступить. Однако об этом зле я мог бы судить лишь после его изучения. Од­ним зло, связанное с революцией, может ка­заться большим, другим — меньшим. Одни считают, что пороки, которыми чревата анг­лийская конституция, велики, другие же ду­мают, что она почти безвредна. Прежде чем сделать выбор между этими двумя противопо­ложными мнениями и взвесить существующее и возможное зло, мне надлежит самому изу­чить этот вопрос. Но такое изучение по са­мому своему характеру ведет к неопределен­ным результатам. Если бы я вынес решение прежде, чем установил, в пользу какой сторо­ны оно должно выпасть, то это бы значило, что в точном смысле слова я вообще не про­извел расследования.

Человека, желающего революцию ради нее самой, надо считать сумасшедшим. Но тот, кто желает ее из глубокого убеждения в ее полезности и необходимости, имеет право претендовать на наше признание и уважение.

Что касается требования поддерживать английскую конституцию потому только, что она английская, то в таком доводе мало убеди­тельности. Оно подобно предъявляемому ко мне требованию быть христианином, потому что я британец, или быть мусульманином, по­тому что я родился в Турции. Вместо свиде­тельства уважения, оно служит знаком през­рения ко всякому правительству, к религии и добродетели, и ко всему тому, что считается священным у людей. Если вообще существует то, что называется истиной, то она должна быть лучше заблуждения. Если вообще су­ществует то, что называется разумом, то им надо пользоваться. Но приведенное требова­ние делает истину совершенно излишней и ме­шает нам пользоваться нашим разумом. Если люди рассуждают и думают, то обязательно должно случиться, что либо англичанин либо турок сочтет свое правительство отвратитель­ным, а свою религию ложной. Для чего нужен разум, если надо скрывать те выводы, к кото­рым он нас приводит? Каким путем могли бы люди дойти до теперешних своих достижений, если бы они всегда удовлетворялись тем сос­тоянием общества, при котором им случилось родиться? Одним словом, либо разум пред­ставляет проклятие нашего рода и человечес­кая натура должна вызывать ужас, либо же нам надлежит пользоваться своим рассудком, действовать в соответствии с ним и следовать истине, куда бы она нас ни привела. Она не может привести нас ко злу, так как полез­ность, поскольку дело касается мыслящих су­ществ, представляет единственную основу для моральной и политической правды.

Книга IV, глава II, раздел 1.