КОРОНА УСТАНАВЛИВАЕТ» СВЯЩЕННОЕ» СУДИЛИЩЕ

 

Португалия принадлежит к тем немногим католическим странам Европы, которые, имея инквизиторов, не знали инквизиции в средние века. Может быть, причиной тому было то, что она находилась на самом «краю» католического мира, вдалеке от папского престола, вассалами которого считали себя португальские короли; может быть, потому, что в средние века ее не сотрясали еретические движения.

Фактически история португальской инквизиции начинается с 1492 г., когда происходил массовый исход в Португалию изгнанных из Испании иудеев и возникла проблема «новых христиан».

Некоторые реакционные историки пытаются оправдать преследование иудеев инквизицией тем обстоятельством, что они будто бы были ненавистны народу. Такого рода «объяснения» – лицемерная демагогия; как справедливо отмечает португальский историк Антонио Жозе Сараива, «если собрать все жалобы в кортесах против дворянства и клира, то наверняка их было бы значительно больше, чем их имелось против иудеев».^[331]

Когда в 1492 г. началось изгнание иудеев из Испании, десятки тысяч из них бежали в Португалию. Точная цифра бежавших в Португалию иудеев неизвестна. Современные историки считают, что в конце XV в. в Португалию их бежало из Испании около 120 тыс.^[332] Король Жоан II вел войну в Африке и нуждался в деньгах. Он открыл португальскую границу испанским иудеям, взимая с каждого 8 золотых крусадо. Уплативший эту сумму получал право на восьмимесячное пребывание в Португалии. По истечении этого срока король обещал предоставить им корабли для бесплатного переезда в Африку.

Кроме того, за 4 крусадо с человека разрешался въезд кузнецов и оружейников. Деньги, полученные таким образом, корона хотела употребить на финансирование войны в Африке. С этой же целью был установлен специальный налог на иудеев.

Испанские иудеи стремились обосноваться в Португалии на постоянное жительство. Ведь в этой стране не было инквизиции, и их единоверцы не преследовались короной; кроме того, из Португалии было легче вернуться в Испанию, и многие лелеяли мечту возвратиться на родину.

Шестьсот богатых семейств, бежавших из Испании, сумели за 60 тыс. крусадо получить от короны разрешение остаться на постоянное жительство в Португалии. Такое же разрешение было дано ремесленникам. Остальные беглецы находились под угрозой высылки.

Такая массовая иммиграция чужеземцев в страну, население которой не превышало тогда 1 млн. человек, не могла не вызвать самые разнообразные конфликты и сложности. Под влиянием разгула инквизиционного террора в Испании обострились антииудейские настроения и в самых различных кругах Португалии. Одни требовали их высылки, считая, что наплыв кастильских иудеев, которых церковная традиция объявляла преемниками убийц Христа, приведет страну к гибели. Другие из корыстных побуждений или из религиозного фанатизма требовали установления инквизиции по образу и подобию испанской.

Когда льготный срок пребывания испанских иудеев в Португалии истек, многие из тех, кто не уехал, а португальский король препятствовал их отъезду, были запроданы в рабство, а их малолетние дети были высланы на африканский остров Санто-Томе, где большинство из них погибло от непосильного труда и перенесенных лишений.

В 1495 г. с вступлением на престол Мануэла II (1445–1521) положение испанских иудеев в Португалии сначала несколько улучшилось. Вскоре Мануэл женился на недавно овдовевшей принцессе Изабелле, одной из дочерей Фердинанда и Изабеллы, что в случае кончины испанских королей открывало ему доступ к испанской короне. Фердинанд и его супруга дали согласие на этот брак при условии присоединения Португалии к союзу против Франции и изгнания из пределов страны как португальских, так и испанских иудеев. Мануэл II принял эти условия.

В 1496 г. он запретил иудейский культ, приказал закрыть синагоги, сжечь иудейские молитвенники, а иудеям принять католическую веру или немедленно покинуть пределы Португалии. Но, не желая терять столь, на его взгляд, полезных подданных, Мануэл чинил всяческие препятствия к отъезду иудеев, насильственно обращал их в католичество.

В 1499 г. власти запретили португальцам и иностранцам переправлять за границу векселя, полученные в обмен за деньги или за товары. Запрещалось, кроме этого, покупать у «новых христиан» какую-либо собственность без особого на то королевского разрешения. «Новый христианин» мог выехать за границу по торговым делам только при условии, что в стране останутся его жена и дети, явно в качестве заложников.

Это вызвало огромное беспокойство среди «новых христиан», которые, опасаясь худшего, пытались любыми средствами спасти себя, своих близких и свое состояние. Подкуп королевских чиновников принял гигантские размеры, что только увеличивало их ненасытную жадность и создавало ложное впечатление о якобы безграничных финансовых возможностях их жертв.

В 1505 г. в Португалии вновь разразилась эпидемия чумы. Неурожай вызвал голод. В Лиссабоне вспыхнул антииудейский погром. Фанатики грабили и поджигали дома «новых христиан», бросали в костры иудействующих, считая их виновными в постигших страну несчастьях. В течение двух дней в столице погибло от рук погромщиков свыше 3 тыс. человек, в том числе 600 из них были сожжены.^[333] Женщин насиловали и сжигали. Детей убивали на глазах родителей.

По приказу короля против погромщиков были двинуты войска. Около 50 из них после молниеносного суда были четвертованы. Двух доминиканцев, зачинщиков погрома, также четвертовали, а трупы их сожгли. Лиссабон был лишен многих привилегий.

В 1507 г. дон Мануэл отменил все прежние ограничительные законы против «новых христиан» и торжественно обещал «никогда в будущем» не издавать подобных законов. Тем, кто бежал из страны, была обещана амнистия. Насильственно крещенным в 1496 г. было вновь обещано в течение 20 лет не преследовать их за невыполнение католических обрядов. В 1512 г. этот льготный срок был продлен до 1534 г. Всем был разрешен свободный выезд и вывоз ценностей из страны. Все эти изменения в политике дона Мануэла, пишет Эркулану, произвели неотразимое впечатление как на местных, так и на испанских иудеев, проживавших в Португалии. Предпочитая иллюзорную свободу, полученную благодаря временной волне терпимости, и таким образом жертвуя своим будущим во имя временных поблажек, никто или почти никто из них не покинул страны.^[334] Но можно ли винить в таком благодушии «новых христиан», которые фактически не имели другого выхода, как остаться в Португалии.

Справедливости ради следует отметить, что вплоть до смерти дона Мануэла в 1521 г. у них не было основания жаловаться на действия властей. Сам термин «новые христиане» вышел из употребления и был заменен «людьми из народа».

В 1521 г. умер дон Мануэл и на трон вступил его старший сын Жоан III, жадный на деньги, жестокий и коварный фанатик. Он был женат на Катарине – сестре испанского короля Карла V, ярого сторонника инквизиции. С ней в Лиссабон прибыли многочисленные доминиканцы. Сам же Карл V в свою очередь женился на Изабелле, дочери покойного короля Мануэла, которая должна была в качестве приданого принести своему мужу 800 тыс. крусадо. Это приданое должно было дать население Португалии. С этой целью Жоан III созвал кортесы, которые разрешили ему установить новые налоги на сумму в 150 тыс. крусадо. Остальное посоветовали взять с «новых христиан», а чтобы они были «покладистее», учредить инквизицию.

На этом же настаивали жена короля и ее многочисленные испанские «духовные советники», а также Карл V. Жоану III пришлась по душе эта идея, тем более что, располагая инквизицией, можно было прибрать к рукам и дворянство, как это было в Испании. Но для того чтобы учредить «священный» трибунал, нужно было иметь веские основания. Какие? Испанский опыт подсказывал ответ на этот вопрос. Нужно было доказать, что «новые христиане» были лживыми лицемерами: внешне придерживались католической веры, а втайне исповедовали веру отцов своих, обманывая тем самым бога, короля и приютившее их новое отечество. А как же быть с торжественными обещаниями покойного короля Мануэла, даровавшего «новым христианам» амнистию до 1534 г. и торжественно обещавшего «никогда» не издавать карающих их за преступления против веры законов? Обещания, рассуждали благочестивые католики, даются для того, чтобы их не выполнять, а кроме того, обещания, даваемые еретикам, не имеют для правоверного христианина обязательного значения. Если же заручиться согласием папы на введение инквизиции, то кто посмеет упрекать португальского короля в вероломных действиях против «новых христиан»? Самое главное – это добыть против них «улики», компрометирующие их данные, доказательства, уличающие их в богомерзких еретических заблуждениях.

Добыть эти улики Жоан III лично поручил некоему Энрике Нунесу. Кем был этот королевский шпион? Испанский «новый христианин», выдавший «священному» трибуналу своего собственного брата, служивший провокатором при кровожадном испанском инквизиторе Кордовы Диэго Родригесе Люсеро, прозванном в народе за свои бесчисленные жестокости «Вероломным». По-видимому, Нунеса «одолжили» Жоану III и рекомендовали использовать с этой же целью испанские исповедники королевы Катарины, а может быть, и сам Карл V. Нунес явился в Лиссабон, представился местным «новым христианам» как чудом спасшийся от преследований испанской инквизиции, втерся к ним в доверие и стал поставлять своему новому хозяину соответствующую «конфиденциальную» информацию. Что же сообщала сия продажная личность? А то, что хотел, чтобы она сообщала ему, португальский король: «новые христиане» – обманщики, еретики и вероотступники, втайне исповедуют иудаизм, оскверняют крест, гостию, священные дары, глумятся над христианскими обрядами, кощунствуют, совершают ритуальные убийства, поносят португальского короля, готовят против него заговор. Король был в восторге от энергии и талантов своего шпиона, которому он дал весьма выразительную кличку «Стойкого христианина» (Firme-Fe). Между тем «Стойкий христианин», видимо, действовал не очень осмотрительно, а поэтому был разоблачен как шпион и провокатор.

Опасаясь расправы, Нунес бежал в Испанию, не успев даже оповестить об этом своего нового повелителя. Но участь его уже была предрешена. Доверенные люди «новых христиан» настигли его близ Бадахоса и зарубили. Отметим, что выполнили этот более чем справедливый приговор два португальских францисканских монаха Диогу Ваз и Андрэс Биаш. Это подтверждает, что «новым христианам» был открыт тогда доступ в монашеские ордена. Убийц повесили, предварительно отрубив им руки. Но Жоан III не особенно горевал по поводу смерти своего шпиона. Теперь он мог утверждать, что убийство «Стойкого христианина» подтверждало правдивость его информации, которую можно было с «полным основанием» передать папскому престолу, затребовав от него разрешение на учреждение «священного» трибунала в Португалии.

Новым толчком, побудившим Жоана III перенести центр тяжести этого вопроса в Рим, послужило разразившееся в 1531 г. в Лиссабоне землетрясение, давшее повод противникам «новых христиан» утверждать, что оно «накликано» ими, является «карой божией» за якобы оказываемое им короной покровительство.

Но почему Жоану III пришлось целых 10 лет маневрировать и выжидать, прежде чем он обратился за разрешением к папскому престолу учредить инквизицию в Португалии? Разве папы римские сами не были ярыми инквизиторами, разве они не разрешили учредить инквизицию в Испании? Все это было действительно так, но во всем этом были и свои сложности, которые не мог не учитывать португальский король.

Дело в том, что папский престол стремился повсеместно превратить инквизицию в инструмент своего, т. е. папского, влияния, использовать ее для обеспечения преобладания церковной власти над светской, добывать с ее помощью золото только для своей казны. Испанская же инквизиция, возникшая с благословения папы Сикста IV в 1478 г., оказалась учреждением чудовищной мощи на службе интересов испанского короля, в карманы которого шла и львиная часть добываемого ею при помощи застенков и костров золота. Верно, испанский король был правоверным католиком и беспощадно истреблял ересь, но это он делал, не считаясь с папой, ставя себя над папой. Считая себя правовернее, чем сам папа, испанский король своим правоверием унижал и оскорблял достоинство папского звания. А кто сделал испанского короля таким заносчивым и гордецом, как не инквизиция, меч которой вложил ему в руки Сикст IV?

Насколько иной и более приемлемой для папского престола выглядела бы эта картина, если бы испанский генеральный инквизитор подчинялся только папе римскому, выполнял бы только его приказания, слал бы только ему одному продукт грабежа «священного» трибунала. О, тогда бы не испанский король держал в своих руках папу римского, а последний был бы вершителем судьбы кастильского государя!

Испанская инквизиция кое-чему научила римских пап, а именно тому, что ее опасно выпускать из своих рук и отдавать на откуп светским государям.

Было и другое немаловажное обстоятельство, препятствовавшее осуществлению проектов португальской короны. Папы эпохи Возрождения, как никогда в прошлом, нуждались в деньгах, которые они могли получить от банкиров, но среди последних были и иудеи. Банкиров-христиан было труднее заставить давать деньги. Более покладистыми были иудеи. Естественно, нельзя было брать у них взаймы и одновременно бросать их в костер. Следовало выбрать одно из двух. И папы римские отдавали предпочтение займам, предоставив в своих владениях свободу действий иудейскому населению. Как отмечают историки, «первая половина XVI в. была самым счастливым периодом в истории иудеев в папских владениях».^[335]

Но как ни ловчил и ни изворачивался папский престол, пытаясь за «веротерпимость» и «покровительство» сорвать побольше куш с иудейских банкиров и с «португальцев», как стали именовать «новых христиан», бежавших из Португалии и обосновавшихся в папских владениях, итальянских республиках, Нидерландах, в конце концов, как мы увидим, верх одержала португальская корона, хотя ей и пришлось дорого заплатить за свою победу.

В 1531 г. Жоан III направил своему представителю при папском престоле Брас Нету конфиденциальное досье, состоявшее в основном из фальшивок «Стойкого христианина», и поручил ему ходатайствовать на этом основании перед папским престолом о разрешении учредить трибунал; инквизиции в Португалии. Брас Нету вступил в переговоры с доверенным лицом папы Климента VII кардиналом Сантикуатро, у которого просьба португальского короля не вызвала особого энтузиазма. Кардинал прямо ответил послу Жоана III, что цель короля, по-видимому, заключается не столько в борьбе с ересью, сколько в желании ограбить «новых христиан» и завладеть их имуществом.^[336] Брас Нету, сообщая об этом своему государю, просил снабдить его деньгами для подкупа кардиналов и папских чиновников. Иного пути для достижения поставленной перед ним задачи он не видел. Тем более, что, как указывал Нету, в Риме находился представитель португальских «новых христиан» Диогу Пиреш, имевший доступ к папе и кардиналам и располагавший крупными средствами для их подкупа, что угрожало расстроить планы Жоана III.

Переговоры с папским престолом продолжались несколько месяцев. Нету удалось в конце концов склонить Климента VII на сторону Жоана III, и 17 декабря 1531 г. папа издал буллу, учреждавшую инквизицию в Португалии и назначавшую на пост инквизитора францисканца Диогу да Силву с той, однако, существенной оговоркой, что папа оставлял за собой право контроля над его деятельностью. Это не вполне отвечало намерениям Жоана III, но он сделал вид, что добился своего, и со свойственным ему коварством приступил к осуществлению намеченных планов. В глубокой тайне были составлены списки наиболее состоятельных «новых христиан», подлежавших аресту и ограблению. Выезд «новых христиан» и пересылка их капиталов за границу были запрещены. Когда же мышеловка захлопнулась, 14 июня 1532 г. была опубликована папская булла об учреждении инквизиции и начались повальные аресты и массовые конфискации имущества «новых христиан».

Но в разгар этих событий произошла неожиданная осечка. Диогу да Силва вдруг отказался от поста генерального инквизитора, не то под давлением «новых христиан», не то из-за угрызений совести.

Это заставило Жоана III вновь обратиться в Рим с просьбой назначить нового генерального инквизитора. Между тем лишенные какой-либо возможности оказать действенное сопротивление инквизиции на месте, «новые христиане» прибегли к единственному средству, которое, по их мнению, могло если не спасти, то облегчить их участь. Они собрали большую сумму денег и, снабдив ею своего нового поверенного Дуарте да Паз, направили его в Рим с поручением перекупить папских чиновников и добиться во что бы то ни стало отмены ненавистной инквизиции.

Дуарте да Паз являлся весьма характерным персонажем для Португалии того времени. Сын испанских иудеев, бежавших в Португалию, он был в детстве насильно отторгнут от своих родителей и крещен. Будучи внешне ревностным католиком, Паз сделал блестящую карьеру – стал судьей и даже рыцарем ордена Христа. Жоан III, питавший к нему большое доверие, послал его с тайной миссией в Африку, где он в одном из сражений с маврами был ранен и потерял глаз. Александре Эркулану характеризует его как хитрого, красноречивого, энергичного и неразборчивого в средствах авантюриста. Прибыв в Рим и получив охранную грамоту от папы римского, Дуарте да Паз развил в Вечном городе бурную деятельность. Перекупив нужных людей в римской курии, агент «новых христиан» добился 17 октября 1532 г. от Климента VII декрета, повелевавшего португальской инквизиции временно приостановить свою деятельность и назначавшего в Лиссабон нунция с поручением разобраться в ее действиях и доложить свои выводы папе для вынесения окончательного решения о судьбе «священного» трибунала в Португалии. Это было немаловажным успехом Дуарте да Паза.

Забегая несколько вперед, скажем, что Дуарте да Паз, столь блестяще проявивший себя по прибытии в Рим, некоторое время спустя предал «новых христиан» и перешел на службу к Жоану III, выполняя на протяжении последующих 10 лет своего пребывания в Риме по существу роль провокатора. «Новым христианам» оказалось не так легко отделаться от его «услуг». Их агенты пытались даже его убить, нанеся ему 14 ударов кинжалом в присутствии самого папы римского. Но предателю везло, и после покушения он остался жив. Покинув Рим, он продолжал свою провокаторскую деятельность в Венеции и других городах Италии. Преследуемый «новыми христианами», авантюрист бежал в Турцию, где принял ислам и закончил свои дни на службе турецкого султана.

Но если с Дуарте да Паз «новым христианам» не повезло, то другим их агентам удавалось во вражеском стане иногда кое-кого подкупить и заставить работать на себя. Наибольшего успеха они добились с Мигелом да Силвой, братом влиятельного придворного графа Порталегре. Мигел да Силва, епископ Визеу – богатейшей епархии Португалии, был одно время главой правительства, личным секретарем Жоана III. Назначенный послом Португалии при папском престоле еще при Льве X, Силва мечтал получить кардинальское звание. Этого ему удалось достичь вопреки желанию Жоана III. Войдя в конфликт с последним, Силва отказался вернуться на родину и остался в Риме, где, будучи членом кардинальской коллегии, весьма стойко отстаивал интересы «новых христиан», препятствуя учреждению инквизиции в Португалии. К чему приведет эта его деятельность, увидим несколько позже.

Мы прервали наш рассказ на том, что 17 октября 1532 г. Климент VII приостановил «работу» португальской инквизиции и назначил нунция в Лиссабон для расследования ее деятельности. Когда Жоан III стал чинить всякие препятствия для въезда нунция в страну, Климент VII опубликовал 7 апреля 1533 г. новую буллу «Sempiterno Regi», в которой обвинил португальского короля в том, что тот обманным путем, скрыв от папы факт насильственного обращения в христианство иудеев в конце XV в., добился учреждения инквизиции. «Те, кто был насильственно подвергнут обряду крещения, – заявлял папа, – не могут считаться членами христианской церкви и имеют полное право жаловаться на то, что их осуждают и наказывают как христиан в нарушение принципов законности и справедливости».^[337] В этой же булле папа приказал амнистировать и реабилитировать всех обвиненных инквизицией в иудаизме, узников выпустить на свободу, вернуть им имущество и соответствующие посты. Кроме того, папа создал кардинальскую комиссию, поручив ей подробно разобраться в действиях португальской инквизиции.

Члены кардинальской комиссии подписали документ, с предельной точностью разоблачавший преступления португальской инквизиции. В нем говорилось: «Схватив, иногда на основе ложных показаний, любого из этих несчастных, за избавление которых умер Христос, инквизиторы бросают его в темницу, где ему заказан свет дневной и запрещена встреча с родными, которые могли бы оказать ему помощь. Обвиняют его тайные свидетели, и ему не указывают ни место, ни время инкриминируемых ему проступков. Если он в состоянии отгадать имя своего обвинителя, то тогда показания последнего не принимаются во внимание. Полезнее уж быть обвиняемому кудесником, чем христианином. Потом назначают ему адвоката, который чаще всего вместо того, чтобы защищать, помогает затащить его на эшафот. Если обвиняемый станет утверждать, что он подлинный христианин, и будет отрицать предъявленные ему обвинения, его, как упорствующего еретика, предадут огню, а имущество конфискуют. Если же он признает те или другие прегрешения, но будет объяснять это тем, что делал это без злого умысла, его накажут тем же способом, под предлогом, что его признание не искренне. Если он по простоте душевной признает себя во всем виновным, его превратят в нищего и осудят на пожизненное заключение. И это называется относиться к преступникам со снисхождением! А тот, кто доказывает вне всякого сомнения свою невиновность, наказывается хотя бы штрафом, чтобы не говорили, что его напрасно держали в заключении. И нечего говорить о том, что заключенные принуждаются при помощи всякого рода пыток признаваться в любом преступлении, в котором их обвиняют. Многие гибнут в тюрьмах, но даже те, кто выходит на волю, оказываются вместе со своими близкими опороченными клеймом вечного бесчестия. В итоге злоупотребления инквизиторов таковы, что любой, имеющий хоть какое-либо понятие о том, чем является христианство, сможет понять, что они министры сатаны, а вовсе не Христа».^[338]

Кардиналы лучше не могли определить действий португальской инквизиции, в которых, впрочем, ничего оригинального не было. Ведь португальская инквизиция всего лишь поступала так, как это делали ее «сестры» во всех других странах христианского мира. Кардиналы прекрасно знали это. И если они осудили в данном случае только португальскую, то на это у них были весьма веские, так сказать «материальные», причины – золото, которым их щедро снабжал Дуарте да Паз. «Известные истории документы, – указывает А. Ж. Сарайва, – неопровержимо подтверждают, что золото новых христиан и в Португалии, и в Риме было тем горючим, которое держало этот вопрос открытым столь длительное время».^[339] Но процитированный нами выше документ представляет интерес еще и в том отношении, что опровергает один из излюбленных клерикальных доводов в пользу инквизиции, методы которой соответствовали-де «духу времени» и ни у кого, за исключением, разумеется, ее жертв, не вызывали возмущения. Даже папа и кардиналы должны были признать преступный характер португальского «священного» трибунала.

 

Хоругвь португальской инквизиции

 

Однако противники португальской инквизиции в Риме вскоре были вынуждены сдать свои позиции. В 1534 г. умер Климент VII и его место занял Павел III, которого немедленно атаковал португальский король с просьбами восстановить инквизицию. Новый папа и кардиналы опять ответили отказом и потребовали выпустить узников инквизиции, что португальские власти и вынуждены были сделать в 1535 г. Представитель лиссабонского двора в Риме рвал и метал от возмущения, советуя своему королю по примеру Англии порвать с папой. В одном из своих сообщений в Лиссабон он писал о кардиналах, что «они не князья и вообще ничтожества; они – торгаши и обманщики, не стоящие и трех медяков, они невежды, на них действует или страх, или мирской интерес, дела же духовные их не интересуют».^[340]

Решающее слово в этом споре сказал император Карл V, неутомимый поборник инквизиции, перед которым в то время трепетал сам наместник божий на земле. В 1536 г. войска Карла V заняли Рим. Под нажимом испанского короля Павел III согласился восстановить инквизицию в Лиссабоне. Правда, и на этот раз папа не дал полного удовлетворения португальскому королю. Буллой от 23 мая 1536 г. Павел III назначил трех инквизиторов в Португалию в лице епископов Коимбры, Ламегу и Сеуты, разрешив королю назначить четвертого. Кроме того, было запрещено инквизиции в течение 10 лет конфисковывать имущество ее жертв, в течение трех лет ей следовало придерживаться норм светского законодательства, наконец, осужденным давалось право апелляции в верховный совет инквизиции, назначаемый генеральным инквизитором (инквизитор-мор), на пост которого папа утвердил сторонника умеренных действий епископа Сеуты Диогу да Силву, того самого, который четыре года тому назад отказался от этого поста.