Глава тринадцатая. Рукописи Мёртвого моря

Драматические события первой половины двадцатого столетия — две мировые войны, столкновение идеологий, революции и гражданские конфликты в Мексике, России, Испании и других странах — продемонстрировали, насколько далеко Церковь оказалась на обочине истории Запада.

За исключением таких отдельных случаев, как Ирландия, история Запада делалась всё более светской. И Рим, ещё больше лишившись светской власти и влияния, был низведен до положения одинокого жалобного голоса среди мощного хора. Правда и то, конечно, что Церковь оказывалась во многом не у дел в многочисленных эпизодах истории в прошлом — во время наполеоновских войн или ещё раньше в период борьбы за господство на европейском континенте в восемнадцатом столетии.

В прошлом Запад, впрочем, всё ещё был, пусть и номинально, «христианским», и пока он оставался таковым, церковь по‑прежнему могла претендовать на историческую роль. Но с дальнейшим ходом двадцатого века христианство всё больше утрачивало свои позиции, и, как следствие, Церковь достигла нового предела бессилия.

Среди кутерьмы «измов», оспаривающих верховенство, католицизм был одним из самых слабых. Такова, во всяком случае, была ситуация в том, что касалось коридоров власти, той вырабатывающей решения машины, которая определяла публичную политику и ход событий. Среди тех злополучных миллионов, отданных на милость этой машине, Церковь сохранила значительную паству — более многочисленную в действительности, чем у любого другого вероисповедания в мире.

Если больше нельзя было мобилизовать эту паству для крестовых походов или священных войн, то на неё по‑прежнему можно было влиять в сфере души и духа. В сфере души и духа она оставалась уязвимой. И в этой сфере Церковь по‑прежнему располагала действенными средствами. Одним из них была извечная мера — отлучение.

Почти за тысячелетие до этого папа Григорий VII (1073‑1085) превратил отлучение от Церкви в тончайший политический инструмент. Его можно было пускать в ход даже для низложения принцев, королей, императоров. Впрочем, в последующие столетия слишком частое использование отлучения существенно снизило его стоимость.

К примеру, в девятнадцатом столетии юные прихожане регулярно отлучались от Церкви Священной канцелярией за недонесение на родителей, евших мясо по пятницам, или за чтение книги, запрещённой Индексом. Вскоре после Второй мировой войны папа Пий XII угрожал отлучением любому члену Церкви, который голосовал на выборах за кандидата от коммунистов, а не от католиков. Такая расточительность в его применении могла только придавать отлучению всё более ребяческий характер, всё больше лишая его силы и значения.

Для большинства католиков, однако, отлучение от Церкви оставалось — и, по сути дела, всё ещё остаётся — потенциальным источником ужаса и, следовательно, действенным инструментом запугивания. Быть отлучённым означает превратиться в изгоя со всем присущим этому статусу ощущением изоляции и одиночества.

Отлучённому запрещается принимать участие в мессе или любых других публичных отправлениях культа. Он не может получать никакого иного причастия, кроме последнего таинства перед смертью. Его брак не может быть освящён священником или епископом, он не может пользоваться никакими дарами Церкви или духовными привилегиями. При более суровой из двух форм отлучения человек должен совершенно избегать общения с другими католиками.

С формальной точки зрения, отлучение может исключать человека только из Церкви, из числа прихожан. Оно не разъединяет и не может разъединить человека с Богом. Для многих верующих, однако, эта разница не очевидна, и отлучение от Церкви воспринимается как равносильное осуждению на вечные муки. Вызываемое этим психологическое воздействие нередко может быть сокрушительным.

Современный Кодекс канонического права устанавливает целый ряд преступлений, наказуемых отлучением. В их числе аборт, вероотступничество, ересь, схизма, выбрасывание или использование не по назначению освящённой гостии, физическое насилие над папой и рукоположение епископа без разрешения папы. Оно также используется для подавления инакомыслия или оппозиции внутри Церкви.

Так, к примеру, в 1908 году был отлучён модернист Альфред Луази; пострадали также и более поздние католические писатели и комментаторы. Расследования и трибуналы по вопросу о возможном отлучении официально проводятся Священной канцелярией. Затем по её рекомендации папой выносится приговор об отлучении. Отлучение было одним из инструментов, с помощью которого Церковь, действуя через посредство Священной канцелярии, осуществляла контроль над своей паствой.

Другим инструментом, по крайней мере, в течение первой половины столетия, был Индекс, который эффективно лишал католиков доступа к любым материалам, сочтённым Римом вредными, включая исследования по истории масонства и самой инквизиции.

Как уже указывалось, Индекс был впервые введен в 1559 году и оставался в силе на протяжении последующих 400 с лишним лет. Не далее как в начале 1960‑х годов католическим студентам и учёным в университетах запрещалось читать не только произведения признанных классиков вроде Вольтера и Стендаля, но и остросовременные произведения таких писателей, как Сартр, Андре Жид, и других, которые входили в программу почти каждого университета.

К этому времени, впрочем, Индекс становился всё более несостоятельным. Книги, ранее запрещённые светскими властями — «Улисс», «Любовник леди Чаттерлей», «Лолита», даже произведения маркиза де Сада, — были легко доступны в любой крупной городской библиотеке, не говоря уже об университетских библиотеках.

Сама литература становилась всё более откровенной, а нецензурные слова, равно как и живописные эротические или богохульственные пассажи, невозможные в напечатанном виде всего несколько лет назад, сделались почти обязательными. Но слишком много было других произведений, нередко высокого литературного достоинства, чтобы поспеть даже самым фанатичным и ревностным инквизиторам. В 1966 году Индекс был официально упразднён папой Павлом VI.