Понятие о критерии научности знания

 

Основным признаком научности знания и науки И. Кант считал систематичность. По Канту, научные знания - это знания, представ­ляющие собой обязательно систему согласно «архитектонике чисто­го разума». Особенно ясно эти мысли выражены в разделе «Транс­цендентальное учение о методе» в «Критике чистого разума»: «Под архитектоникой я разумею искусство построения системы. Так как обыденное знание именно лишь благодаря систематическому един­ству становится наукой, т.е. из простого агрегата знаний превраща­ется в систему, то архитектоника есть учение о научной стороне наших знаний вообще, и, следовательно, она необходимо входит в учение о методе» [Кант, 1994а, с.486]. Важно, что во всех определе­ниях Кантом науки выделяемым инвариантом является ее систематичность. Так, он пишет: «Что касается сторонников научного мето­да, то перед ними выбор: действовать либо догматически, либо скептически, но они при всех случаях обязаны быть систематичными»[1] Что касается идеала научности знания, то для Канта, как мы знаем, это была математика: «В любом частном учении о природе можно найти науки в собственном смысле столько, сколько имеется в нем математики»[2].

Шопенгауэр, отрицая идеал математического знания как эталона научности, близок к Канту в выделении основного признака научно­го знания. Если у Канта это систематичность, то у Шопенгауэра близкое по смыслу понятие общности. Шопенгауэр писал: «...цель науки не большая достоверность (ибо последнюю может иметь и самое отрывочное отдельное сведение), но облегчение знаний по­средством его формы (вспомним здесь об «архитектонике» Канта) и данная этим возможность полноты знания. Поэтому ложно рассматривать мнение, что научность знания заключается в большей достоверности, и столь же ложно вытекающее отсюда утверждение, будто лишь математика и логика - науки в подлинном смысле слова, так как только они, в силу своей априорности, обладают неопровер­жимой достоверностью познания. Этого последнего преимущества у них нельзя оспаривать, но оно вовсе не дает им особого права на научность, которая состоит не в достоверности, а в систематической форме познания (прямая преемственность с мыслями Канта - В.К.), основанной на постепенном восхождении от всеобщего к особенно­му»[3].

Мыслитель XX в. К. Ясперс сходится с Кантом и Шопенгау­эром, выделяя один из главных признаков науки - общезначимость, но принципиально расходится с Шопенгауэром в том, что выделяет еще и достоверность научного знания, а также наличие методов. В разделе «Характеристики современной науки» он писал: «Науке присущи три необходимых признака: познавательные методы, дос­товерность и общезначимость».

Я обладаю научным знанием лишь в том случае, если осознаю метод, посредством которого я это знание обретаю, следовательно, могу обосновать его и показать в присущих ему границах.

Я обладаю научным знанием лишь в том случае, ес­ли полностью уверен в достоверности моего знания. Тем самым я обладаю знанием и о недостоверности, вероятности и невероятно­сти.

Я обладаю научным знанием лишь тогда, когда это знание об­щезначимо.

В силу того, что понимание научных знаний, без сомнения, дос­тупно рассудку любого человека, научные выводы широко распро­страняются, сохраняя при этом свое смысловое тождество. Едино­душие - признак общезначимости. Там, где на протяжении длитель­ного времени не достигнуто единодушие всех мыслящих людей, возникает сомнение в общезначимости научного знания»[4]. Заметим, что общезначимое или «единодушное» знание не есть Удовлетворительный критерий достоверности и тем более истинности, т.е. объективности знания. Скорее это конвенциалистский кри­терий, а здесь мы уже приходим к точке зрения конвенционализма, выраженного наиболее определенно А. Пуанкаре.

В неопозитивизме критерием научности знания является его подтверждаемость (верифицируемость), что связывается с логически непротиворечивыми языком и логикой описания данных опыта, представленных в «про­токольных суждениях» (т.е. суждениях, описывающих непосредст­венный опыт).

В свою очередь, представителем постпозитивизма К. Поппером был выдвинут противоположный позитивистскому критерий науч­ности знания - так называемый «принцип фальсификации, согласно которому знание может приниматься как научное, «если класс его потенциальных фальсификаторов не равен нулю».

Наконец, в «анархистской теории научного знания» П. Фейерабенда утверждается, что для подлинной науки должна быть свойст­венна «пролиферация научных теорий», т.е. не только допустимо, но и необходимо создавать самые разные варианты для описания и объяснения тех или иных исследуемых в науке объектов.

К этому надо также добавить преемственность научного знания, что выражено в известном принципе соответствия.

Если теперь выделить инвариантный видовой признак научного знания из всех вышеприведенных определений и характеристик, то это будет, безусловно, общность и систематичность, а не достовер­ность, как представляется многим на первый взгляд. История науки подтверждает это: многие знания, получаемые в сфере науки, уста­ревали, пересматривались заново, просто опровергались, но они входят в контекст научного познания как научные ввиду их претен­зии на общезначимость и систематичную форму представления. Ес­ли же говорить словами Канта, то специфика научного знания и на­учного метода - это специфическая архитектоника.

В итоге можно перечислить основные критерии научности знания:

v общность и систематичность,

v общезначимость (интерсубъективность),

v объективность (независимость от субъекта познания),

v наличие специальных осознанных познавательных мето­дов (теоретических и экспериментальных),

v достоверность (верифицируемость),

v критикуемость (фальсифицируемость),

v дополнительность (от корпускулярно-волнового дуализма до методологического анархизма П. Фейерабенда),

v преемственность (выражается принципом соответствия).

Вначале среди отобранных критериев научности знания попро­буем выбрать абсолютно инвариантные. К таковым не будут отно­ситься, казалось бы, с первого взгляда «самые научные» критерии: объективность и достоверность. Действительно, если понимать объ­ективность знания как наличие в нем элементов знаний об объекте каков он есть на самом деле, «сам по себе», без влияния познава­тельной системы (человека с экспериментально-теоретическим ин­струментарием), то этот идеал уходит по мере развития науки. Можно ориентироваться, например, на периодизацию изменения норм научности знания в терминах: классическая наука, некласси­ческая наука и постнеклассическая наука (соответственно: класси­ческое, неклассическое и постнеклассическое научное знание) [Степин,1992].

Наблюдая развитие науки от классического периода (классическая механика, электродинамика) к неклассическому пе­риоду (квантовая механика как описание единой системы «иссле­дуемый объект-человек и его инструменты»), а далее к постнеклассическому периоду (человек во взаимодействиях с открытыми са­моразвивающимися системами, возрастание роли аксиологических критериев оценки научного знания), мы видим утрату классического идеала объективного знания. В физике микрочастиц, квантовой ме­ханике «наблюдаемую систему» (объект и его окружение) и «на­блюдающую систему» (субъект и его инструменты) невозможно разделить ни в экспериментальной ситуации, ни в теоретическом описании.

Здесь знание остается объективным только в смысле, придавае­мом этому понятию Кантом как общезначимому знанию, имеющему основания в пределах возможного опыта (т.е. можно сказать, что научное знание XX в. весьма приблизилось к критериям Канта). По­нятие «объективное» у Канта поясняется так: «Таким образом, объ­ективное значение и необходимая всеобщность суть тождественные понятия, и хотя мы не знаем объекта самого по себе, но когда мы придаем суждению всеобщность и через то необходимость, то этим самым придаем ему и объективное значение»[5] Что касается достоверности, то в истории науки имеется масса примеров научных знаний, которые потом были опровергнуты или принципиальным образом пересмотрены (отсюда они не стали не­научными, иначе большую часть истории науки следовало бы вы­черкнуть как не ее историю: геоцентризм, учение о стихиях и эфире в античности, учения о флогистоне и теплороде).

Надо отметить, что научное знание, строго говоря, не претенду­ет на постижение Истины, поскольку в науке принимаются не абсо­лютные, а условные критерии достоверности знания (критерии верифицируемости): практичность (характерна для экспериментальных наук), прагматичность (характерна для технических наук), по­нятийно-терминологическая строгость и логическая непротиворечи­вость (характерны для теоретических наук, особенно для математи­ки, логики, теоретической физики), простота (один из вариантов - принцип экономии мышления у Э. Маха), очевидность, красота, со­ответствие здравому смыслу. Эти критерии принимаются различ­ными группами ученых в различные времена, как правило, на осно­вании ситуационных предпочтений (определяемых областью зна­ния, традициями, исторической ситуацией), что подтверждает их условность и относительность.

Не всякое научное знание преемственно, не всякие научные описания одного и того же объекта можно считать дополнительны­ми (если одно явно ошибочное, или же просто не воспринимается представителями альтернативной концепции, или же вообще ника­кого дополнительного описания объекта нет, а есть пока только од­но). Не всякое научное знание общезначимо (особенно это касается принципиально новых идей, которые могут быть длительное время значимы только для единиц или только для автора).

Что касается принципов верификации и фальсификации, то их можно объединить в принцип проверяемости знания: любое знание может считаться научным, если его можно потенциально подтвер­дить или опровергнуть. Но проверить, к сожалению, можно не все знания, которые относятся традиционно к научным: космогониче­ские теории, исторические реконструкции, ненаблюдаемые элемен­тарные частицы (реальность которых постулируется для «склейки» теоретических и экспериментальных положений физики элементар­ных частиц).

В результате инвариантными критериями научности знания яв­ляются критерий его общности (систематичности, системности), на­личие осознанного метода (системы познавательных методов, по­знавательного экспериментального и/или теоретического инстру­ментария),

Третьими по значимости критериями научности знания можно назвать их историческую преемственность и фальсифицируемость. Это обусловливает общенаучную значимость «принципа соответст­вия» и «принципа фальсификации)).

Наконец, системность (целостность, а не агрегативность) науки и научного знания возможны только при наличии определенного осознанного метода. Об этом хорошо сказано в «Логике» И. Канта: «Познание как наука, должно руководствоваться методом. Ибо нау­ка есть целое познание в смысле системы, а не в смысле лишь агре­гата. Поэтому она требует познания систематического, следователь­но, осуществленного по обдуманным правилам (т.е. на основании осознанного метода)...Как учение об элементах имеет в логи­ке своим содержанием элементы и условия совершенства познания, так, напротив, общее учение о методе в качестве другой части логи­ки должно трактовать о форме науки вообще или о способе и виде соединения многообразия познания в науку»[6] В результате мы приходим к тому, что единственным инвариан­том науки и научного знания является их основа на определенном и осознанном методе, или же можно сказать и так: только та область познавательной деятельности является наукой в собственном смыс­ле слова, которая включает в себя методологию, или учение о собст­венном методе.

Что касается философии и философских знаний, то нетрудно заметить, что философское знание не соответствует основным кри­териям научности знания, представленным выше. В философском знании есть, безусловно, общность и систематичность, есть и специ­альные познавательные методы (гносеология), есть и верифицируемость с фальсифицируемостью, есть и дополнительность, но не бы­ло и нет таких существенных признаков, как общезначимость и пре­емственность. В физике подавляющим большинством представите­лей научного сообщества принимаются, например, законы класси­ческой механики Ньютона, электродинамика Максвелла, уравнение Шредингера, законы сохранения, равно как в химии атомно-молекулярное учение или в биологии учение о наследственности и молекулярных носителях генетической информации (нуклеиновых кислотах РНК и ДНК). В философии, напротив, во все времена культивировались противоречащие друг другу учения, полностью принимаемые одной группой мыслителей и полностью отвергаемые другими.

Философия, являясь основой методологии всех других областей человеческой деятельности, не лучшим образом обеспечивает мето­дологическими разработками свою собственную область - методо­логию философского образования. Это видно по содержанию курсов философии у нас в стране в недавнем прошлом. Избыток препода­вания диалектического материализма был обусловлен не только идеологическими причинами, но и тем, что философия считалась наукой, хотя наукой она является только в некоторых ее областях. Отсюда и взгляд на развитие философии как на науку с последова­тельной заменой старого и несовершенного знания новым более со­вершенным, в котором старое знание присутствует как составная часть, элемент, момент. Другими словами, развитие философии рас­сматривалось с точки зрения принципа соответствия. В этом случае, конечно, как и при преподавании других наук (математики, физики, биологии), в курсах философии основной акцент делался на изуче­нии ее последних достижений - диалектического материализма. Но философия не во всех важных частях есть наука, это очевидно уже по тому неоспоримому факту, что в философском знании не наблю­дается прогрессивного развития на основе принципа соответствия (прежнее знание не входит как составная часть в более новое и со­вершенное, а сохраняет свою актуальность). Так, для философа изучение диалогов Платона, «Метафизики» Аристотеля, «Исповеди» Августина, «Рассуждений о методе» Декарта не менее (а иногда и более) важно, чем изучение трудов современников. В то же время образование хорошего физика может состояться без изучения «Диа­лога о двух важнейших системах мира» Галилея или «Математиче­ских начал натуральной философии» Ньютона. Этот аспект является хорошим примером важности философско-методологических проблем образования, в том числе и философского образования.

При этом важно подчеркнуть, что философская мысль, в том числе и такие ее «прикладные» области, как, например, социальная философия, не предназначены, вопреки распространенному мне­нию, в своем высшем человеческом назначении создавать для прак­тиков ((технологию) переустройства общества или ((руководства» по влиянию на ход истории (вспомним неудачный опыт применения философских концепций в социальной практике в историческом размахе от Платона в Сиракузах до Ленива в России). Философия выполняет более существенную и несуетную задачу - она открывает путь к пониманию человеком смысла истории и самоопределению себя в ней. Для такого самоопределения человек обладает свободой воли и сверхприродной сущностью, что дает ему возможность при­ближения к свету Истины и Добру. То есть и в той части, где фило­софию можно отнести к науке, она - наука, призванная производить духовные ценности и удовлетворять духовно-познавательные, а не материально-практические запросы человека.

Наконец, важно сказать об общей черте всех областей человече­ского познания мира: философского, научного, технического, эсте­тического, обыденного. Знания во всех этих областях не имеют пол­ного завершения и это хорошо для человека тем, что человеческая любознательность всегда может удовлетворяться постижением еще не постигнутого нового и интересного.

С точки зрения деятельностного подхода мы на основании про­веденного анализа содержания понятия «наука» можем предложить следующее краткое определение:

Наука - целенаправленная познавательная деятельность, вырабатывающая системное знание на основании осознанных познавательных методов.

Здесь напомним, что, например, по Канту, «метод есть способ действия согласно основоположениям».

Проблемы самопознания (рефлексии) науки и образования, ос­ложняемые их собственной исторической динамикой, хорошо вы­ражены у Хайдегтера: ((Пути осмысления постоянно изменяются смотря по месту начала движения, смотря по отмеренной доле пути, смотря по далекости открывающихся в пути перспектив на достой­ное вопрошание. Хотя науки на своих путях и своими средствами как раз никогда не могут проникнуть в существо науки, все же каж­дый исследователь и преподаватель, каждый человек, занятый той или иной наукой, как мыслящее существо способен двигаться на разных уровнях осмысления и поддерживать его... Осмысление тре­буется ему как отзывчивость, которая среди ясности неотступных вопросов потонет в неисчерпаемости того, что достойно вопрошания, в чьем свете эта отзывчивость в урочный час утратит характер вопроса и станет простым сказом»[7]

 

ХАРАКТЕР НАУЧНОГО ЗНАНИЯ И ЕГО ФУНКЦИИ

 

Обратим внимание еще на один очень важный момент, который показывает несостоятельность представлений о структуре научного знания, основанных на редукционизме.

Несомненно, что важнейшая задача любой научной теории, как и вообще науки,— отражать объективную реальность. Но наука – это создание человеческого разума, это плод деятельности человека.

Наука существует не только для того, чтобы отражать действительность, но и для того, чтобы результаты отражения могли быть использованы людьми.

На науку оказывает влияние определенная форма культуры, в которой она формируется. Стиль научного мышления вырабатывается на базе не только социальных, но и философских представлений, обобщающих развитие как науки, так и всей человеческой практики.

Когда мы говорим о различных областях науки, то очень важно представлять себе то, что раз-ные науки, вообще говоря, выполняют разные общественные фикции.

Можно ли сказать, что культурные функции истории и физики одинаковы?

Конечно, и физика и история дают нам знание о действительности. Но представим себе, что история была бы построена по образцу физики и давала бы нам теории, подобные физическим. Тогда целый ряд очень важных функций истории, которые она сейчас выполняет, были бы элими-нированы.

— История дает нам не только законы развития общества, но и является для нас источником социальных прецедентов. Нам очень важно знать не только закономерности истории в целом, за-кономерности функционирования тех или иных социальных структур, но нам важно детальное описание отдельных конкретных исторических моментов.

— История, будучи наукой, является, подобно литературе, той базой, на основании которой человек входит в культуру, учится жить. Она дает ему систему жизненно важных прецедентов. Человек сталкивается с огромным количеством сложных и непредсказуемых ситуаций, и, готовя его к жизни, мы пытаемся расширить его социальный опыт за счет приобщения к истории культу-ры, литературе для того, чтобы он пережил – не реально, не в действительности огромное множе-ство тех ситуаций, с которыми люди сталкивались ранее или с которыми они могли бы сталки-ваться. Как говорил Бисмарк, только дураки учатся на собственных ошибках, а умные учатся на ошибках других.

Мы полагаем, что эта функция истории чрезвычайно важна и специфична – такой функции у физики пет. Эта очень важная функция истории свидетельствует также и о том, что историю не надо сводить к тому идеалу научности, который существует сейчас в физике.

Тот идеал научности, который мы видим в физике, вряд ли в полной мере реализуется и в дру-гих науках. Несомненно, что тенденция реализации этого идеала наблюдается сейчас во многих науках, и это прогрессивная и эффективная тенденция. Но она не безгранична, и ее границы опре-деляются как объективным разнообразием действительности, так и спецификой самой науки.