Под редакцией Фредерика Фелла опубликована в январе 1968 года 1 страница

До 1973 года — 35 изданий

Под редакцией Бантам — март 1974

До января 1983 — 37 изданий.

 

 

Книги Ога Мандино

"Служение Христа"

"Дар Акабара" (с Бадди Кайи)

"Величайшее в мире чудо"

"Величайший в мире торговец"

"Величайшая в мире тайна"

"Величайший в мире успех"

"Университет успеха Ога Мандино"

ОТЗЫВЫ

"Величайший в мире торговец" — одна из самых вдохновляющих и увлекательных книг, которые я когда-либо читал. Мне понятно, поче­му она получила такое блестящее признание ".

Нормам Винчент Пеал

"Наконец-то, появилась книга о сбыте и торговле, способная порадовать и ветерана, и новичка в равной степени! Я только что закон­чил второй раз читать "Величайшего в мире торговца" — книга слишком хороша, чтобы ограничиться одним прочтением — и со всей искренно­стью говорю, что это самое ясное, самое толковое и самое полезное руководство для обучения торговому делу, которое я когда-либо читал".

Ф. В. Эрриго, менеджер. Американская торговая школа Парк, Дэвис и К".

"Я никогда не пропускаю ни одной книги, когда-либо написан­ной о торговле, и думаю, все они охвачены Ог Мандино в его "Величайшем в мире торговце". Никто не будет неудачным торговцем, если он следует этим правилам, и никто не станет без них воистину ве­лик; но, помимо изложенных правил, автор сделал нечто большее — он вплел их в ткань одной из самых чарующих историй, которые я когда-либо читал".

Пол Дж. Мейер, президент института мотивации успеха, Инк.

"Каждый торговый управляющий должен прочесть "Величайшего в мире торговца". Эту книгу хорошо держать у изголовья или на столе в гостиной, чтобы при необходимости изучать ее, время от времени перелистывать, мало-помалу проникаться ею. Эта книга на час и на годы, книга, к которой обращаешься снова и снова, как к другу, книга морального, духовного и этического руководства, неиссякающий исто чник утешения и вдохновения ".

ЛестерДж. Брадшам Младший, бывший декан института оратор­ского искусства и проблем взаи­моотношения между людьми Дейла Карнеги

"Величайший в мире торговец" поразил меня. Это, без сомне­ния, самая великая и трогательная история, которую я когда-либо читал. Она так хороша, что я связал бы с нею два правила: во-первых, вы не должны откладывать ее, не дочитав, во-вторых, каждый человек, кото­рый чем-то тopгует (а таковы мы все), должен прочитать се".

Роберт Б. Хенсли, президентстраховой компании из Кентукки

"Ог Мандино, мастерски разворачивая свое повествование, захлестывает ваше внимание и приводит в восхищение. "Величайший в мире торговец" — это книга со страстным обращением к миллионам".

Рой Гарн, исполнительный директор института Эмошнл Аппил

"Я только что, не отрываясь, прочел "Величайшего в мире торговца". Замысел оригинален и ясен. Стиль интригует и чарует. По­слание воодушевляет и трогает.
Каждый из нас, независимо от своей должности или профессии, знает, что такое торговаться с самим собой, и прежде всего, человеку необходимо этому научиться, чтобы обрести личное счастье и умиротворение. Эта книга, если ее внимательно прочитать, воспринять и осмыслить, может помочь любому из нас стать своим лучшим торгов­цем".

Д-р Лоуиз Бинсток, раввин синагоги "Шолом", Чикаго

Глава ПЕРВАЯ

Хафид задержался перед бронзовым зеркалом и, глядя на свое отражение в блестящем металле, пробормотал: "Только глаза и сохранили молодость", — отвернулся и медленно направился в конец зала. Шаркая, он прошел сначала между колонн из черного оникса, поддерживающих вызолоченные и посереб­ренные потолки, потом мимо резных столов из кипариса и сло­новой кости.

На кушетках, диванах и стенах поблескивали украшения из черепашьих панцирей, инкрустированных драгоценными камня­ми, отливала парча с искуснейшими узорами. Огромные пальмы в бронзовых сосудах обрамляли фонтан с мраморными нимфами, и цветочные вазы, отделанные драгоценностями, состязались в привлекательности со своим содержимым. Ни один посетитель не мог бы усомниться, что владелец дворца действительно чело­век очень богатый.

Старик миновал крытый сад и прошел на свой товарный склад, который растянулся за особняком на пятьсот шагов. Эрасмус, главный казначей, в нерешительности ожидал его у входа.

— Здравствуйте, господин.

Хафид кивнул и молча последовал дальше. Эрасмус дви­нулся за ним, и лицо его явно выражало обеспокоенность не­обычным предложением хозяина встретиться с ним в этом месте. Возле помостов Хафид задержался, чтобы взглянуть на товары, которые снимали с груженых повозок, переносили в отдельные палатки и пересчитывали.

Тут были тонкие холсты и шерсть, пергамент и мед, ковры и масло из Средней Азии; стекло, фиги, орехи и бальзам из этих мест; ткани и лекарства из Пальмиры; имбирь, корица и ценные минералы из Аравии; зерно, бумага, гранит, алебастр и базальт из Египта; гобелены из Вавилона, картины из Рима, а также статуи из Греции. Воздух был пропитан бальзамом, но чувствительный к запахам старый Хафид также различал аромат сладкого изюма, яблок, сыра и смоквы.

Наконец он обернулся к Эрасмусу.

— Старина, сколько сейчас у нас в казне?

Эрасмус побледнел.

— Всего, хозяин?

— Всего.

— Я не подводил окончательного счета, но полагаю, что там не менее семи миллионов золотых талантов.

— А если все добро в моих складах и лавках обратить в золото, сколько это будет?

— Опись за этот сезон еще не закончена, господин, но я прибавил бы еще как минимум три миллиона талантов.

Хафид кивнул.

— Товаров больше не закупай. Не медля начни делать приготовления для продажи всего принадлежащего мне, я хочу обратить все в золото.

Казначей открыл рот, но не смог извлечь ни звука. Он зашатался как от удара и, когда, наконец, смог заговорить, с трудом вымолвил:

— Я не понимаю, господин. Это был наш самый удачный год. Каждая лавка отчиталась об увеличении доходов по сравне­нию с прошлым сезоном. Даже римские легионеры стали теперь нашими покупателями, ибо разве ты не продал прокуратору Иерусалима двести арабских жеребцов за две недели? Прости мою дерзость, нечасто я расспрашиваю о твоих приказах, но этого мне не понять...

Хафид улыбнулся и мягко пожал Эрасмусу руку.

— Мой верный друг, сумеешь ли ты припомнить первое распоряжение, которое получил от меня, когда начал работать здесь много лет назад?

Эрасмус на мгновение нахмурился, затем его лицо прояс­нилось.

— Ты повелел мне каждый год отделять от нашей казны половину дохода и раздавать бедным.

— Не счел ли ты меня тогда безрассудным?

Хафид кивнул и указал в направлении помостов с товарами.

— Теперь ты видишь, что твои опасения были безоснова­тельны?

— Да, господин.

— Тогда не спеши осудить мое решение, пока я не объяс­ню тебе своих намерений. Я уже стар и прихотлив. Моя возлюб­ленная Лиша после стольких счастливых лет взята от меня, и поэтому я желаю раздать все свое богатство беднякам этого горо­да. Я оставлю себе ровно столько, чтобы завершить свою жизнь без хлопот. Я хочу, чтобы ты, помимо распоряжения нашим имуществом, приготовил необходимые документы для передачи владения каждой моей лавкой тому, кто управлял ею. Я желаю также, чтобы ты разделил между управляющими пять тысяч золо­тых талантов в награду за многие годы верной службы с тем, чтобы они могли заполнить свои прилавки чем пожелают.

Эрасмус начал было говорить, но Хафид жестом остановил его. Казначей склонил голову и попытался улыбнуться.

— Нет, господин, я просто не могу понять ход твоей мысли. Ты говоришь как человек, дни которого сочтены.

— Это в твоем характере, Эрасмус, — беспокоиться обо мне прежде себя. Ты не думаешь, что станет с тобой, когда наша торговая империя распадется?

— Мы были товарищами многие годы. Как же я могу теперь думать лишь о себе?

Хафид обнял своего друга и ответил;

— Это и не нужно. Я прошу тебя теперь же перевести пятьдесят тысяч золотых талантов на твое имя и умоляю оста­ваться со мною, пока я не исполню обещание, данное мною очень давно. Когда оно будет выполнено, я завещаю тебе этот дворец и склад, ибо тогда буду готов воссоединиться с Лишей.

Старый счетовод растерянно смотрел на своего хозяина.

— Пятьдесят тысяч золотых талантов, дворец, склад... Я не достоин...

Хафид кивнул.

— Я всегда считал дружбу с тобой величайшим достояни­ем. То, что я даю тебе сейчас, — это лишь малая толика в срав­нении с твоей бесконечной преданностью. Ты овладел искусством жить не только для себя, но и для других, и эта заботливость выделяет тебя среди людей. Теперь я желаю, чтобы ты ускорил осуществление моих планов. Время — самый дорогой товар, которым я владею, и песок в часах моей жизни почти на исходе.

Эрасмус отвернулся, чтобы скрыть слезы. Дрогнувшим голосом он спросил:

— А что за обещание ты должен исполнить? Хотя мы как братья, я ничего не слышал от тебя об этом.

Хафид развел руками и улыбнулся.

— Я встречусь с тобой снова после того, как ты испол­нишь утренние распоряжения, и открою тебе секрет, которым я за тридцать с лишним лет не поделился ни с кем, кроме моей возлюбленной жены.

Глава ВТОРАЯ

Вскоре из Дамаска отправился тщательно охраняемый караван с грамотами на владение имуществом и с золотом для управляющих всеми торговыми лавками Хафида. Все десять управляющих, от Обеда из Джеппы до Рэйеля из Петры, приняли известие об удалении Хафида от дел и подарки от него в изум­ленном молчании. Сделав последнюю остановку у лавки в Анти-патрисе, караван завершил свою миссию.

Самая могущественная торговая империя своего времени прекратила существование.

Опечаленный Эрасмус велел передать хозяину, что склад опустел и над лавками нет больше величавых флагов Хафида. Посыльный вернулся к Эрасмусу с распоряжением немедленно встретиться с хозяином у персидского фонтана.

Вглядываясь в лицо своего друга, Хафид спросил:

— Готово?

— Готово.

— Не огорчайся, добрый друг, и следуй за мной.

Хафид вел Эрасмуса к мраморной лестнице в задней части дома, и стук их сандалий эхом разлетался по огромному залу. Когда они приблизились к вазе, отдельно стоящей на высоком постаменте из апельсинового дерева, Хафид замедлил шаг и с улыбкой наблюдал, как солнечный свет изменяет цвет стекла от белого до фиолетового.

Пока они поднимались по ступеням, ведущим в комнату под куполом, Эрасмус заметил, что вооруженного стражника, который всегда стоял у лестницы, уже не было. Добравшись до лестничной площадки, они ненадолго остановились, чтобы пере­вести дыхание, а когда дошли до второй площадки, Хафид достал из-за пояса маленький ключ и отпер тяжелую дубовую дверь, на­легая на нее, пока она со скрипом не отворилась. Хозяин кивнул стоявшему в нерешительности Эрасмусу, и тот робко ступил в комнату, куда никому не позволялось входить более трех десят­ков лет.

Серый и тусклый свет просачивался сверху через проемы в башенках, и Эрасмус не отпускал руки Хафида, пока глаза его не привыкли к полутьме. Слабо улыбаясь, Хафид наблюдал, как Эрасмус медленно осматривает комнату, которая была бы совер­шенно пустой, если бы не маленький сундук из кедра, который стоял в углу, освещенный солнцем.

— Ты не разочарован, Эрасмус?

— Не знаю, что сказать, господин.

— Как ты находишь обстановку? Эта комната, несомнен­но, — загадка для многих. Тебя не удивляла, не беспокоила таин­ственность, с которой эту вещь я столь ревностно оберегал все это время?

Эрасмус кивнул.

— Это так. Все эти годы было много сплетен и слухов о том, что прячет наш хозяин в башне.

— Да, друг мой, и большинство из них я слышал. Говори­ли, что здесь находятся бочки с алмазами, золотые слитки или дикие животные и редкие птицы. Однажды перс, торгующий ков­рами, сказал, что, вероятно, я здесь держу небольшой гарем. Лиша рассмеялась, представив меня в кругу наложниц. Но, как ты можешь видеть, здесь нет ничего, кроме маленького ящика. Подойдем же.

Мужчины склонились над сундуком, и Хафид начал осто­рожно распускать кожаные ремни, стягивавшие ларец. Он глубо­ко вдохнул аромат древесины и, наконец, осторожно поднял крышку. Эрасмус подался впереди через плечо Хафида взглянул на содержимое, потом на хозяина и в недоумении опять посмот­рел вниз. Там не было ничего, кроме свитков... кожаных свитков.

Хафид бережно извлек один из них, прижал к груди и за­крыл глаза. Безмятежное выражение появилось на его лице и морщины разгладились. Затем он поднялся и указал на ларец.

— Даже если бы эта комната была доверху наполнена алмазами, стоимость их не превзошла бы того, что ты видишь своими глазами в этом простом деревянном ящике. Весь успех, счастье, любовь, умиротворение и богатство, доставшееся мне, прямо связаны с содержимым этих нескольких свитков. Навеки я в неоплатном долгу перед мудрецом, доверившим мне заботу о них.

Испуганный интонацией Хафида, Эрасмус отступил назад и спросил:

— И это тайна, о которой ты говорил? Эти свитки как-то связаны с обетом, который ты еще должен исполнить?

— На оба вопроса отвечу "да"

Эрасмус вытер со лба испарину и взглянул на Хафида с недоверием.

— Что же записано на листах, которые ты ценишь выше алмазов?

— Это свитки, все, кроме одного, заключают в себе некое правило, закон или фундаментальную истину, изложенные в осо­бой форме, помогающей понять их значение. Чтобы овладеть искусством торговли, нужно постичь и научиться использовать секрет каждого свитка. Кто постигнет эти законы, тот властен собрать любое состояние, какое только пожелает.

Эрасмус посмотрел на старые свитки со страхом.

— Даже такое богатство, как твое?

— Если захочет, то и больше.

— Ты утверждаешь, что все свитки, кроме одного, содер­жат правила торговли. А что в последнем свитке?

— Последний свиток, как ты его назвал, должен быть про­читан первым, поскольку все они пронумерованы для чтения в особом порядке. И этот первый свиток содержит тайну, которая на протяжении всей истории была доверена лишь горстке мудрецов.

В первом свитке указан воистину самый прямой путь к постиже­нию того, что записано в остальных.

— Выходит, эта задача по силам не каждому?

— На самом деле, это простая задача, требующая от человека готовности вовремя расплачиваться и оставаться внима­тельным до тех пор, пока каждый закон не станет частью его личности, пока каждое правило не станет привычкой.

Эрасмус склонился к ларцу и извлек один — из свитков. Осторожно держа его в руке, он указал им в сторону Хафида.

— Прости, господин, но почему же ты не поделился этими правилами с другими, особенно с теми, кто долго работал у тебя? Ты всегда был столь великодушен, почему же все, кто торговал для тебя, не получили возможность прочесть слово мудрости и стать богатыми? Благодаря такому ценному знанию все могли бы стать более совершенными продавцами. Почему ты все годы держал эти правила при себе?

— У меня не было выбора. Когда много лет назад эти свитки были даны мне на хранение, я поклялся, что поделюсь их содержанием только с одним человеком. Тогда я не понял смысла столь странного требования, но мне было велено приме­нять эти правила только до тех пор, пока не появится тот, кто бы нуждался в помощи и руководстве этих свитков больше, чем я, когда был юношей. Также мне было сказано, что по некоему знаку я узнаю человека, которому должен передать их, даже если он и не знает, что именно ищет.

Я терпеливо ждал и по дозволению использовал — эти правила. Благодаря знаниям, я стал тем, кого многие называют величайшим в мире торговцем, подобно человеку, от которого я унаследовал эти свитки, величайшему торговцу своего времени. Теперь, Эрасмус, ты поймешь, наконец, почему некоторые действия, совершенные мной в эти годы и казавшиеся тебе странными и бесполезными, приносили успех. В своих делах и решениях я всегда руководствовался этими свитками, поэтому не моей мудростью мы заработали так много золотых талантов. Я был только исполнителем.

— Ты до сих пор веришь, что тот, кто должен получить от тебя эти свитки, еще появится, ведь прошло столько времени?

—Да.

Хафид бережно уложил свитки и закрыл сундук. Не под­нимаясь с колен, он тихо спросил:

— Ты останешься со мною до того дня, Эрасмус?

Казначей пересек полосу света и подал руку Хафиду, по­том кивнул и словно по безмолвному указанию своего хозяина вышел из комнаты. Хафид затянул ремни, поднялся и вошел в маленькую башенку, затем ступил на балкон, окружавший большой купол.

В лицо его дул восточный ветер, наполненный запахами озер и раскинувшейся за ними пустыни. Старик улыбался, глядя на кровли Дамаска, и мысли его перенеслись в прошлое.

Глава ТРЕТЬЯ

Была зима, и на Масличной горе стоял холод. От Иеруса­лима через узкое ущелье долины Кедрон из Храма доносился запах дымящихся жертвоприношений и воскурений, этот тяже­лый дух смешивался со жгучим запахом растущих на горе терпен­тинных деревьев.

Огромный торговый караван Патроса из Пальмиры оста­новился для отдыха на том открытом склоне, что возвышался над Вифанией. В этот поздний час все стихло; даже любимый жере­бец великого торговца перестал щипать низкие фисташковые деревья и застыл возле податливой лавровой изгороди.

За длинной вереницей притихших палаток, вокруг четырех древних слив образовался квадратный загон из густых зарослей конопли, в котором с трудом можно было различить-сбившихся кучу продрогших животных — ослов и верблюдов. Весь лагерь замер, двигались только двое стражников, охранявших повозки, высокая тень на стене большого шатра из козьего волоса.

Внутри шатра расхаживал рассерженный Патрос. Он из­редка останавливался, встряхнув головой, глядел на оробевшего юношу, преклонившего колени у входа. Наконец, он опустился всем телом на вышитый золотом ковер и кивком подозвал к себе юношу.

— Хафид, всегда ты мне был как родной. Я поражен и сбит с толку твоими странными речами. Ты не доволен своей работой?

Юноша не сводил глаз с ковра.

— Нет, господин.

— Может, из-за того, что наши караваны становятся все больше, тебе стало слишком тяжело ухаживать за всеми живот­ными?

— Нет, господин.

— Тогда повтори, пожалуйста, свою необычную просьбу и поясни ее.

— Я хочу быть продавцом твоих товаров, а не простым пастухом. Я хочу стать таким, как Хадад, Симон, Салеб и осталь­ные, которые уходят отсюда с верблюдами, едва ступающими под тяжестью товаров, и возвращаются с золотом для тебя и для себя. Я хочу выйти в люди. Пока я погонщик верблюдов — я ничто, но, став твоим продавцом, я смогу обрести богатство и успех.

— Откуда ты знаешь это?

— Я часто слышал от тебя, что нет другого такого дела или занятия, которое давало бы столько возможностей превратиться из нищего в очень богатого человека, как торговля.

Патрос хотел было согласиться, но задумался и продолжил расспрашивать юношу.

— Ты уверен, что сможешь вести дела подобно Хададу и другим торговцам?

Хафид пристально взглянул на старика и сказал:

— Много раз я слышал, как Салеб жаловался тебе о своих неудачах с продажей, и каждый раз ты напоминал ему, что любой может продать все твои товары в самое короткое время, если только потрудится усвоить правила и законы торговли. Если ты считаешь, что Салеб, которого все называют глупцом, может по­стичь эту науку, тогда почему я не могу получить это особое зна­ние?

— Если ты овладеешь этими правилами, что будет целью твоей жизни?

Хафид помедлил, а затем произнес:

— В этих краях часто повторяют, что ты великий торговец. Мир еще не видел такой торговой империи, как та, что ты построил, благодаря своему умению торговать. Моя цель — пре­взойти твое величие, стать богатейшим человеком и величайшим торговцем во всем мире!

Патрос, откинувшись назад, рассматривал молодое смуг­лое лицо Хафида. От одежды юноши еще пахло скотным двором, но в его манерах смирения было немного.

— А что ты станешь делать с огромным богатством и той чудовищной силой, которую оно неизбежно приносит?

— Я буду делать как ты. Моя семья будет обеспечена луч­шим, что есть в мире, а остальным я поделюсь с теми, кто пребывает в нужде.

Патрос склонил голову.

— Богатство, сын мой, никогда не должно быть целью жизни. Ты красноречив, но это только слова. Истинное сокрови­ще в сердце, а не в кошельке.

Хафид не отступал:

— А ты, господин, разве не богат?

Старик улыбнулся смелости Хафида.

— Хафид, что касается земного богатства, есть только од­но различие между мною и последним нищим возле дворца Иро­да. Нищий думает исключительно о своей предстоящей трапезе, а я думаю о трапезе, которая станет последней в моей жизни. Нет, сын мой, не домогайся богатства и не трудись только затем, чтобы стать богатым. Лучше стремись к счастью, желай любить и быть любимым, но прежде всего, ищи умиротворение и безмя­тежность.

Хафид не отступал:

— Но этого не получить без золота. Кто может спокойно жить в нищете? Как можно быть счастливым, когда пусто в же­лудке? Разве можно проявить любовь к семье, если не можешь накормить их, одеть и дать крышу над головой? Чем же плохо мое стремление быть богатым? Бедность может быть полезна и может стать образом жизни для отшельника в пустыне, ибо толь­ко себя он должен поддерживать и только Богу служить, но для меня бедность — это признак недостатка либо способностей, либо честолюбия. У меня же хватает и того, и другого!

Патрос нахмурился.

— Откуда эти столь честолюбивые устремления? Ты гово­ришь о содержании семьи, однако у тебя нет родных. я усыновил тебя, когда чума унесла твоих родителей.

Даже сквозь загар была видна краска, внезапно прилившая к щекам Хафида.

— В дороге, когда мы останавливались в Хевроне, я встретил дочь Калнеха. Она... она...

— О, похоже, правда выходит наружу. Любовь, а не благо­родные идеалы превратили погонщика моих верблюдов в отважного воина, готового победить мир. Калнех очень богатый человек. Его дочь и погонщик верблюдов? Никогда! Но его дочь и богатый, молодой красавец-торговец... о, это другое дело. Очень хорошо, мой юный воин, я помогу тебе начать путь торговца.

Парень упал на колени и схватил край одежды Патроса.

— Господин, господин! Как, какими словами я могу выра­зить свою благодарность:

Патрос вырвался из рук Хафида и отступил назад.

— Я советую тебе оставить свои благодарности при себе. Любое содействие, которое я окажу тебе, будет песчинкой по сравнению с той горой, которую тебе предстоит сдвинуть самому.

Радость Хафида сразу же улеглась, и он спросил:

— Ты не обучишь меня правилам и законам, которые пре­вратят меня в большого торговца?

— Я — нет. Я не баловал тебя, поэтому твоя юность не была легкой. Меня часто осуждали за то, что я обрек своего при­емного сына на жизнь погонщика, но я верил, что если внутри горит подлинный огонь, то он в свое время покажется... и когда это произойдет, ты получишь большее воздаяние за все эти годы тяжелейшего труда, чем любой другой человек. Твоя последняя просьба обрадовала меня, ибо огонь честолюбия горит в твоих глазах и лицо твое пылает желанием. Это хорошо, и суд мой оправдал тебя, но все же тебе предстоит доказать, что ты не зря здесь сотрясал воздух.

Хафид промолчал, и старик продолжал:

— Прежде всего ты должен доказать мне и, что более важ­но, самому себе, что ты можешь вести жизнь торговца, ибо ты выбрал нелегкий удел. Да, ты много, раз слышал от меня, что велика награда преуспевающего, но велика она только потому. что столь немногие преуспевают. Многое предаются унынию и ослабевают, не ведая, что уже обладают всем необходимым для стяжания большого богатства. Множество других относятся к преградам на своем пути со страхом и недоверием, считая их врагами, тогда как, на самом деле, эти преграды — друзья и помощники. Препятствия необходимы для успеха, ибо в торговле, как и во всяком значительном предприятии, победу одерживают только после множества схваток и неисчислимых поражений. С каждой неудачей, с каждым проигрышем возраста­ет твое мастерство и сила, твое мужество и выносливость, твой талант и уверенность. Любое препятствие — это союзник, веду­щий тебя к совершенству... или к отступлению. Каждый барьер — это возможность продвинуться вперед; отвратись ты от них, начни избегать их — и ты упустишь свое будущее.

Юноша хотел что-то сказать, но старик продолжал:

— Кроме того, ты берешься за дело, которое обрекает на одиночество больше, чем любое другое. Даже никчемные сбор­щики податей возвращаются к закату солнца домой. Ты же встретишь множество закатов вдали от друзей и близких. Ничто не может сравниться с той болью одиночества, которую ощуща­ешь, когда проходишь в темноте мимо незнакомого дома и видишь, как в освещенной комнате собирается семья, чтобы преломить вечерний хлеб.

В эти минуты тебя начнут одолевать искушения, — продолжал Патрос, — и от того, как ты встретишь их, во многом зависит твоя карьера.

Когда на дороге только ты и твой мул, испытываешь странное и часто пугающее чувство. Иногда наши намерения и цели на время забываются, и мы становимся незащищенными, как дети, и мы меняем род занятий. Так завершилась карьера многих, и среди них тысячи весьма одаренных в торговом деле. Более того, никто не ободрит тебя и не утешит, если ты не про­дашь товар; разве лишь те, кто хотят разлучить тебя с твоим кошельком.

— Я буду осторожен и запомню твои секреты.

— Тогда начнем. Сейчас указаний ты больше не получишь. Ты подобен зеленому инжиру. Пока инжир не созрел, его нельзя назвать инжиром, и пока ты не проверил на деле свои знания и опыт, тебя нельзя назвать торговцем.

— С чего же мне начать?

— Утром ты пойдешь к товарным повозкам, найдешь Сильвио. Он даст тебе один из лучших плащей, на нем нет швов, козья шерсть выдерживает самые сильные дожди, а красная крас­ка из корней madder — самая устойчивая. Возле кромки ты най­дешь вышитую изнутри маленькую звезду, знак Толы, это у него шьют лучшие в мире плащи. Рядом со звездой мой знак — круг внутри квадрата. Оба этих знака известны и уважаемы по всей стране, и мы продали тысячи таких плащей. С иудеями я так давно не общался, что помню только, как они называли такую одежду абейях.

Возьми плащ, осла и отправляйся вниз в Вифлеем, в то селение, которое мы проходили, прежде чем прибыли сюда. Ни один из наших продавцов даже не зашел туда. Они считают это пустой тратой времени, потому что люди там слишком бедны, однако много лет назад я продал тамошним пастухам сотни пла­щей. Оставайся в Вифлееме, пока не продашь плащ.

Хафид кивнул, тщетно пытаясь скрыть свое возбуждение.

— Хозяин, за какую цену я должен продать плащ?

— В книге я запишу на твое имя один серебряный дина­рий. По возвращении ты передашь мне один серебряный динарий. Все, что получишь сверх этого, оставь себе как возна­граждение, а посему сам назначишь цену плаща. Ты можешь пойти на базар, что у южных ворот города, или же зазывать покупателей в самом городе у каждого дома, которых, я полагаю, не меньше тысячи. В любом случае, один плащ там можно продать, согласен?

Хафид кивнул, он думал уже о завтрашнем дне.

Патрос положил руку на его плечо.

— До твоего возвращения я никого не поставлю на твое место. Если ты не почувствуешь вкуса к этому занятию, я пойму, и тебе не нужно будет этого стыдиться. Никогда не стесняйся неудачных попыток, ибо только тот никогда не терпел пораже­ния, кто никогда не рисковал. Когда ты вернешься, я подробно расспрошу тебя о твоих впечатлениях. И тогда я решу, помогать ли тебе в исполнении твоих чудных мечтаний.

Хафид поклонился и обернулся к выходу, но старик еще не закончил.

— Сын, есть одна заповедь, которую ты должен запом­нить, начиная новую жизнь. Всегда храни ее в своей памяти, и ты справишься с любыми, кажущимися непреодолимыми препятст­виями, которые неминуемо у тебя будут, как у всякого человека, обладающего честолюбием.

Хафид ждал.

— Да, господин?

— Неудача не сломит тебя, если сильна твоя решимость.

Патрос приблизился и спросил:

— Все ли ты понял из последних моих слов?

— Да, господин.

— Тогда повтори их мне!

— Неудача не сломит меня, если сильна моя решимость.

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Хафид отложил ломоть хлеба, который он начал было есть, и задумался о превратностях своей судьбы.. Завтра будет четыре дня, как он в Вифлееме, а единственный красный плащ, который он так самонадеянно взял в караване, все еще находится в тюке на ослике, который был теперь привязан к камню в пеще­ре за постоялым двором.

Не обращая внимания на шум переполненной трапезной, он хмуро глядел на свой недоеденный ужин. Сомнения, охваты­вающие каждого торговца во все времена, терзали его:

"Почему люди не слушают меня? Как можно завладеть их вниманием? Почему они закрывают двери прежде, чем я успеваю произнести пару слов? Почему они теряют интерес к тому, что я начинаю говорить, и уходят прочь? Неужели все в этом городе так бедны? Что я могу ответить, когда они говорят, что им нра­вится плащ, но они не могут себе позволить купить его? Почему многие хотят, чтобы я пришел в другой день? Как же продают другие, если я не могу? Что за страх овладевает мной, когда я подхожу к закрытой двери, и как мне победить его? Может, моя цена не совпадает с ценами других торговцев?"