Учредительное собрание и его роспуск

Требования проведения выборов и созыва Учредительного собрания, несмотря на то, что в обеих столицах и ряде других крупных городов страны в конце октября — ноябре 1917 г. была провозглашена и установилась власть Советов, оставались на повестке дня политической жизни страны практически в течение всей Гражданской войны. Актуальность этих требований объяснялась не столько тем, что большинство противостоящих большевикам политических партий и группировок, а также ставшие их политическими союзниками левые эсеры настаивали на них, сколько тем, что они были созвучны интересам широких слоев населения.

Учитывая это и руководствуясь указаниями своего вождя, ■вне принять изжитого для нас, за изжитое для класса, за изжитое для масс», большевики, придя к власти, должны были не только провести выборы в Учредительное собрание, но и согласиться на его созыв. Выборы проходили, как определило еще Временное правительство, в воскресные дни, начиная с 12 ноября и затянувшись кое-где на окраинах до 26 ноября 1917 г. В глубине России, по словам секретаря Собрания, они прошли как в странах с прочно установленной демократией, т. е, как национальный и гражданский праздник. В деревнях был слышен церковный благовест, и крестьяне опускали конверт с избирательной запиской в ящик, крестясь и с твердой верой, что Всероссийской Учредительное собрание, всемогущее и праведное, удовлетворит их нужды и невзгоды. Итоги наборов продемонстрировали преобладающую поддержку избирателями партий социалистической ориентации: за эсеров и меньшевиков по неполным данным отдали голоса 62%, за большевиков около 25%, либерально-демократические и правые партии (кадеты и др.) набрали всего 13% голосов избирателей, принявших участие в выборах.

Победа на выборах эсеров (за них подали голоса около 60% избирателей), выступавших едиными списками, поскольку их партия официально еще не раскололась на правых и левых, говорила об их преимущественном влиянии на крестьянство и настроениях мелких собственников города и деревни, которые в условиях переходного состояния власти в стране больше верили Учредительному собранию, чем Советам. Но победа эта на поверку оказалась довольно сомнительной, потому что значительную часть голосов эсерам обеспечили крестьяне отдаленных от центра аграрных районов страны и солдаты не менее далеких от столиц Юго-Западного, Румынского и Кавказского фронтов, которые не успели еще разобраться в совершившихся революционных событиях.

К тому же завоеванию правыми эсерами большинства способствовало то, что списки кандидатов составлялись в сентябре — первой половине октября 1917 г., когда влияние большевиков на крестьян и солдат было слабее, чем во второй половине ноября и когда будущие их союзники, левые эсеры, «подарили» за счет общепартийных списков немалую толику лишних голосов в актив своих бывших однопартийцев — правых эсеров и эсеров-центристов, ставших в ноябре 1917 г. их политическими противниками.

По общему числу избирателей, отдавших свое предпочтение эсерам, большевики более чем вдвое проиграли своему главному конкуренту на выборах. Но на их стороне были свои неоспоримые преимущества. Во-первых, за них проголосовало большинство рабочих страны — ведущей силы революции. А во-вторых, что особенно важно, большевики одержали победу на выборах в политических центрах страны — в Петрограде и Москве. Наконец, за их списки отдала свои голоса половина армии, в том числе большинство моряков Балтийского флота, солдат ближайших к столицам Северного и Западного фронтов и почти всех тыловых гарнизонов страны во главе с Питером и Москвой. Вот почему наряду с двумя «ударными кулаками» в лице обеих столиц, по справедливому определению Ленина, «...в армии большевики тоже имели уже к ноябрю 1917 года политический I «ударный кулак», который обеспечивал им подавляющий пере-1 вес сил в решающем пункте в решающий момент».

Умеренные социалисты понимали, что перевес на выборах не меняет неблагоприятного для них соотношения сил в условиях, когда каждый лишний день существования новой власти работал на расширение сферы ее действия, на ее упрочение. Поэтому задержка открытия Учредительного собрания, в чем на первых порах была, несомненно, заинтересована большевистская сторона (яркое свидетельство тому — почти ультимативное требование левых эсеров на переговорах созвать в кратчайший срок это собрание) снижала их шансы на успех.

28 ноября лидеры правых эсеров попытались самочинно открыть Собрание, но оказалось, что в Таврический дворец к условленному времени явилось лишь несколько десятков депутатов. В поддержку им у Таврического дворца была организована антисоветская демонстрация, которую разогнали красногвардейцы и матросы. Из-за явного отсутствия кворума собравшиеся, выразив протест против ареста депутатов Собрания от кадетской партии и договорившись ежедневно собираться во дворце, пока не будет обеспечен кворум для начала работы Собрания, вынуждены были разойтись.

Планам эсеровских депутатов каждый день в условленный час собираться в Таврическом дворце не суждено было сбыться — большевики поставили у него надежную охрану. Чтобы пресечь новые попытки самочинного созыва Учредительного собрания, СНК 20 декабря определил днем его открытия 5 января 1918 г. ВЦИК тут же утвердил это постановление и решил вскоре созвать почти одновременно два третьих Всероссийских съезда Советов: рабочих и солдатских, а также крестьянских депутатов. «Центральный исполнительный комитет считает необходимым, — подчеркивалось в названном документе, — всей организованной силой Советов поддержать левую половину Учредительного собрания против его правой, буржуазной и соглашательской половины». Заключенное накануне соглашение о правительственном блоке с левыми эсерами прибавило большевикам необходимую в подобных случаях решимость — от выжидательной тактики они переходят к действиям наступательного характера.

С приближением срока, установленного ВЦИКом для открытия Учредительного собрания, антибольшевистские группировки тоже все более активизировались. Особенно тщательно и всесторонне готовились правые эсеры. Антибольшевистская направленность деятельности правых эсеров проявилась прежде всего в том, что еще 18 декабря на совместном заседании бюро их фракции Учредительного собрания и ЦК ПСР было решено в первый же день работы собрания принять постановление, гласившее: «Вся власть принадлежит Учредительному собранию».

Одновременно правоэсеровские «активисты» готовили и мероприятия силового плана. Они рассчитывали привлечь к выступлению солдат Преображенского и Семеновского полков, броневой дивизион и рабочие дружины. Но, как вспоминал секретарь Учредительного собрания М. Вишняк, «в ночь перед открытием собрания большевистские агенты в ремонтных мастерских иммобилизовали машины. Было учтено все, кроме этого. Не пришли броневики, не пришли и полки. С этим рухнул и весь «революционный план активистов».

Охладило пыл солдат, на которых надеялись правоэсеровские «активисты», и постановление ВЦИК от 3 января 1918 г., в котором указывалось, что на основании завоеваний Октябрьской революции, закрепленных в «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа», вся власть в Российской республике принадлежит Советам и что «всякая попытка со стороны кого бы то ни было или какого бы то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти будет рассмотрена как контрреволюционное действие и подавляться всеми имеющимися в распоряжении Советской власти средствами вплоть до применения вооруженной силы».

Вместо вооруженного выступления правоэсеровским «активистам» пришлось ограничиться проведением антибольшевистской демонстрации. Рассеять ее с использованием вооруженной силы удалось только к середине дня. Официально большевики зарегистрировали, что убитых на улицах Петрограда за 5 января было 9 и раненых 22 человека, на деле жертв было, судя по сообщениям прессы того времени, несомненно, больше.

Напряженная атмосфера была и в Таврическом дворце, где собрались члены Учредительного собрания.

Первое и последнее его заседание открылось в 4 часа дня 5 января 1918 г. Началось оно с попытки правых эсеров в целях подчеркнуть свое непризнание Советской власти, самочинно возвестить открытие работы Учредительного собрания. Один из старейших деятелей этой партии С. Швецов, не дожидаясь, когда все члены собрания займут свои места, поднялся на трибуну и взял председательский колокольчик. Как более правдиво описывает возникший инцидент М. Вишняк, «...сзади Швецова и рядом с ним несколько фигур. Секретарь ЦИКа и будущий чекист Аванесов (наст, фамилия и имя — Мартиросов Сурен. —Лет.) вырывает звонок из рук Швецова. Борьба за звонок как бы предвосхищает и символизирует последующую борьбу. Из рук Аванесова звонок переходит к председателю ВЦИК Свердлову и тот вторично объявляет заседание открытым».

Дальнейший ход работы собрания сравнительно полно воспроизводится стенограммой заседания Учредительного собрания, издававшейся в нашей стране в 1918, 1930 и 1991 гг. Нет необходимости воспроизводить все, что происходило в Таврическом дворце в течение последующих 12 часов, тем более, что многое в нем напоминало слабоотрепетированную постановку любительского театра, где ораторы-актеры противоборствующих партий состязались в ремесле политического суемудрствования и пустословия. Недаром один из участников этого суперполитизированного спектакля левоэсеровскии депутат С. Мстиславский позднее вспоминал: «Мы собирались.., на заседание, как в театр, мы знали, что действия сегодня не будет — будет только зрелище». Но все же на двух актах — начальном и заключительном названного полит-шоу — следует остановиться.

Возвестив по поручению ВЦИКа начало работы Учредительного собрания и отметив, что «как в свое время французская буржуазная революция... 89 года провозгласила декларацию прав человека и гражданина, декларацию прав на свободную эксплуатацию людей, лишенных орудий и средств производства, так и наша российская социалистическая революция должна точно также выставить свою собственную декларацию», Я. Свердлов выразил надежду, что Учредительное собрание, поскольку оно правильно отражает интересы народа, присоединится к «Декларации прав трудящихся и эксплуатируемого народа», которую он тотчас и начал от имени ЦИК зачитывать. По признанию политических конкурентов большевиков это был умелый тактический ход их верхов.

Дело в том, что лидеры правых эсеров свои расчеты строили на принятии собранием их многочисленных законопроектов, направленных против большевиков и советского правительства, против нового государственного строя. Предложение советского руководства определить отношение Учредительного собрания к Декларации, где Россия объявлялась республикой Советов и утверждались ее основные декреты: о земле, мире, рабочем контроле, переходе всех банков в собственность нового государства и др., спутало все их карты. Не большеви-стско-левоэсеровскому меньшинству пришлось голосовать против законов, декларируемых «хозяином земли Русской», как того хотели правые эсеры и их единомышленники, а, наоборот, большинство Учредительного собрания своим пренебрежением Декларацией должно было продемонстрировать неприятие Октября, его завоеваний, показать свой антисоветизм. «Рассчитывая обойти противника, — писал об этом М. Вишняк, — мы сами оказались обойденными».

Открытие собрания, оглашение Декларации ВЦИК, выборы председателя (этой чести удостоился В. Чернов), его вступительное слово и определение порядка работы, в ходе которого пространный доклад сделал меньшевик И. Церетели,

наняли почти 8 часов. Этого времени лидерам правоэсеровск.ого большинства собрания хватило, чтобы найти средство против шока, вызванного в их фракции большевистским «сюрпризом». Не посмев отклонить «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», они предпочли отказаться обсуждать этот документ, сочтя его нелигитимным, узурпирующим верховное право «хозяина земли русской». А член ЦК ПСР Е. Тимофеев решил, хотя и с некоторым запозданием, исправить «маленькую ошибку, которая вкралась в речи предыдущих ораторов». «Фракция эсеров не возражала против обсуждения декларации ЦИК Советов вообще, — заявил он под рукоплескания центра и правого крыла собрания, — но она не находила и не находит возможным эту Декларацию

обсуждать теперь, в этот торжественный день и торжественный час, когда нужны не декларации и слова, а дело».

Но еще до этого выступления фракции большевиков и левых эсеров потребовали прервать заседание для совещаний по фракциям, и, добившись перерыва, большевики приняли написанную Лениным декларацию, которая заканчивалась словами: «Не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать Советской власти окончательное решение вопроса об отношении к контрреволюционной части Учредительного собрания».

В зал заседания для оглашения принятого документа вернулись два депутата, один из которых — Ф. Раскольников — и сделал это. Примеру большевиков после некоторых колебаний последовали левые эсеры, а также представители некоторых национальных группировок — всего свыше 150 депутатов.

Уход большевиков и их временных союзников предопределил судьбу Учредительного собрания. И все же оставшиеся «учредиловцы» продолжали выполнять задуманный план, в спешке проштамповывая подготовленные фракцией правых эсеров законопроекты о земле и мире, государственном устройстве страны. В пятом часу утра под предлогом того, что «караул устал» по поручению коменданта Таврического дворца П. Дыбенко матрос

А. Железняков предложил депутатам покинуть зал заседания. Председателю собрания

В. Чернову не оставалось ничего, как объявить заседание закрытым, а следующее назначить «на сегодня же в 5 ч. дня».

Но вторично собраться в Таврическом дворце депутатам уже не пришлось. В ночь с 5 на 6 января СНК принял написанный Лениным декрет о роспуске Учредительного собрания. Днем позже он был утвержден ВЦИК.

Роспуск «Учредилки», как стали позже называть это Собрание советские историки, не вызвал у населения страны сколько-нибудь серьезного протеста. Наоборот 11 губернских съездов крестьян, состоявшихся в январе в европейской части России, одобрили декреты СНК и ВЦИК о роспуске Собрания. Лишь в восьми волостях Самарской губернии правым эсерам удалось организовать локальные восстания деревенского населения. В Пермской губернии подобные попытки эсеров поддержки у крестьян не нашли. На отдельных из 78 уездных съездов, прошедших тогда же в европейской части страны, заслушивалось по два доклада: один от советского блока большевиков с левыми эсерами, другой — от правых социалистов-революционеров. Около 70% делегатов крестьян голосовали за власть Советов. Остальные оставались индифферентными к форме власти или колебались.

Роспуск Учредительного собрания знаменовал углубление раскола в политически активной части российского общества — интеллигенции и передовых рабочих. Но в основной массе крестьянства и средних слоях города сколько-нибудь мощного и организованного протеста, на что рассчитывали противники большевиков, он не вызвал. Последнего обстоятельства не учитывают те историки и особенно публицисты, которые в связи с переосмыслением прошлого усматривают в событиях 5—6 января 1918 г. едва ли не главную причину социального раскола России и Гражданской войны, своеобразный рубеж между законом и чрезвычайщиной, между согласием и конфронтацией во всех слоях российского населения.

Силами, нагнетающими политические страсти, являлись партии, для элитной части которых борьба за перетягивание каната власти составляла главную цель их деятельности. Ради достижения ее, в схватках со своими противниками они использовали все средства, вплоть до шантажа, клеветы и подлога.

К примеру, большевики, захватив власть, не медля объявили кадетов партией врагов народа, а в ленинской декларации, обосновывая свой уход из Учредительного собрания, аналогичное обвинение они бросили и в адрес умеренных социалистов. Ссылаясь неупомянутые факты, многие современные исследователи полагают, что именно большевики являлись инициаторами развязывания Гражданской войны. Но они почему-то умалчивают о том, что первыми точно такое же обвинение бросили в лицо большевистской власти лидеры правых социалистов. Еще в конце октября 1917 г. в обращении к гражданам России они от имени Президиума Предпарламента заявили, что «такая власть должна быть признана врагом народа и революции, с ней необходимо бороться, ее необходимо свергнуть».

Вот почему, на наш взгляд, правильнее в данном случае говорить о том, что возникновение гражданской междоусобицы было делом рук обеих враждующих сторон.

На этом этапе революции возможности политического компромисса в рамках представительных учреждений типа: Учредительного собрания — в центре, а земств и городских самоуправлений — в низшем звене, были исчерпаны, и судьбы страны стала определять вооруженная борьба на полях сражений Гражданской войны.