Иезекииль, 1,15.

Святая Хильдегарда из Бингена (1098-1179) — монахиня бенедиктин­ского ордена, основательница монастырей в Рупертсберге и Айбингене (окрестности Бингена, западная часть Германии). Книга мистических озарений «Познай пути» датируется 1141-1151 годами.

 

Рис. 8: Обретение души младенцем в материн­ской утробе. Рисунок из рукописи «Познай пути» (Scivias) Хильдегарды из Бингена, XII в.

Этот высший мир имеет примечательную четырехуголь­ную форму; он разделен на три части, соответствующие ипостасям Троицы, но средняя полоса, вместо того, чтобы быть равной двум другим, отличается от них. Она содер­жит тела округлой формы, тогда как для двух других полос характерен мотив глаз. Таким образом, как и в случае ко­лес Иезекииля, округлые формы ассоциируются с глазами.

Как отмечено в тексте св. Хильдегарды, сверкание «бес­численных глаз» (в действительности в каждой из зон их насчитывается по 24) обозначает «Божье знание» или зре­ние — по аналогии с семью «очами Господа», которые «объемлют взором всю землю» (Захария, 4, 10).

В противоположность «глазам» округлые формы обозна­чают деяния Божьи, такие, например, как нисхождение на Землю Сына в качестве Спасителя (с. 127). Хильдегарда добавляет: «Все доброе, равно как и все дурное известно Богу, ибо Его знание никогда не затмевается». Поскольку душа и дух человека представляют собой «огненный шар» (с. 120, 126, 130, 133), можно думать, что и душа Христа также имеет форму шара; Хильдегарда толкует свое виде­ние как относящееся не столько к становлению отпрыска рода человеческого вообще, сколько именно к Христу и Богородице (с. 127). Разделенный на три части квадрат репрезентирует дух, воспринимаемый ребенком (с. 129). Творящее начало Святого Духа объединяет Божество с ма­терией — это со всей очевидностью следует из Священного Предания. Округлости явно представляют собой связую­щие формы между духом и материей, подготовительную стадию развития тел, одушевленных жизнью. В большом количестве (30) они заполняют срединную полосу. Каким бы случайным ни казалось число тридцать, в действитель­ности оно указывает на Луну, властительницу веществен­ного мира, тогда как число двадцать четыре — число часов в сутках — соотносится с Солнцем, первым из светил. Воз­никает намек на мотив соединения (conjunctio) Солнца и Луны. Здесь мы сталкиваемся с одним из многочисленных случаев бессознательной предрасположенности, которая

впоследствии найдет свое проявление в дефиниции Бога, выдвинутой Николаем Кузанским¹: Бог — это соединение противоположностей (complexio oppositorum), последнее же в своем истинном смысле не может существовать иначе, как в Боге.

В рассматриваемой миниатюре шары окрашены в огнен­ный цвет и представляют собой нечто вроде «духовных мо­лок», огненного семени, из которого рождаются человече­ские существа. Подобное сравнение кажется оправданным в свете того, что алхимики сравнивают «округлости» (rotunda) с рыбьими глазами (oculi piscium). Рыбьи глаза, подобно очам Бога, всегда открыты. Они синонимичны «ис­крам» (scintillae), в свою очередь представляющим собой «сверкание души». Не исключено, что эти алхимические представления повлияли на Хильдегарду через посредство атомистической теории Демокрита («Дух заключен в ато­мах» — Spiritus insertus atomis²). Аналогичным воздейст­вием, возможно, обусловлена и квадратная форма, в кото­рую облечен Святой Дух.

В алхимии квадрат, имеющий четыре угла, символизи­рует целостность и Землю, тогда как дух выражается фор­мой круга. Земля — женское начало, а дух — мужское. Квадрат как символ духовного мира необычен, но его по­явление в этой функции становится понятным с учетом принадлежности Хильдегарды к женскому полу. Эта же примечательная символика отражается в знаменитой про­блеме квадратуры круга; последняя также представляет собой conjunctio oppositorum. В алхимии «квадратность» приписывается единой субстанции — философской ртути (Mercurius Philosophorum sive quadratus); последняя ха­рактеризует хтоническую, земную природу ртути как ме­талла, но также ее духовную сущность (spirit us mercurialis), поскольку философская ртуть в равной мере является как металлом, так и «духом». В христианской догматике мы находим параллель этой двойной и парадок­сальной природе ртути в виде Святого Духа, который, будучи третьей ипостасью Божества, не является исклю-

1) Николай Кузанский (Н. Кребс, 1401-1464) — знаменитый немецкий богослов и философ, кардинал, автор трактата «Ученое незнание».

2) Macrobius. In somnium Scipioni (прим. автора).

чительной принадлежностью вочеловечившегося Бога, но распространяется и на обычного человека, затронутого первородным грехом. Правда, во времена Хильдегарды эти представления еще не были по-настоящему осознаны; тем не менее они должны были в скрытом виде присутствовать в коллективном бессознательном и актуализироваться бла­годаря аналогии Христос — ртуть. Осознание этой анало­гии пришло в следующем веке, но его признаки ощутимы уже в писаниях Зосима Панополитанского (III в.). Что ка­сается исторических связей, то в данном случае о них го­ворить не приходится; здесь мы имеем дело прежде всего с обнаружением актуализованного архетипа исконного че­ловека, или Антропоса.

Наконец, заметим, что в алхимии можно встретить ту же арифметическую структуру Святого Духа, что и на на­шем рисунке. Речь в обоих случаях идет о единстве, состо­ящем из двух начал: глаз и огненных шаров; это целое, будучи квадратом, поделено на три части. Данный мотив известен как «аксиома Марии» (имеется в виду александ­рийская женщина-философ, сыгравшая большую роль в развитии классической алхимии).

Две группы людей на рисунке изображают судьбу, с ко­торой придется столкнуться пробуждающейся душе. Ведь, согласно самой же Хильдегарде, есть люди, делающие «хо­роший, средний и плохой сыр»¹; в последнем случае не об­ходится без вмешательства дьявола.

Данная картина, подобно предыдущей (рис. 7), недвус­мысленно свидетельствует о том, что глаза и огненные ша­ры отнюдь не идентичны небесным телам; они принципи­ально отличаются от звезд. Приведенные картины под­тверждают, что шары — это души.

1) «Вы смотрите дальше и видите на земле людей, несущих молоко в глиняных сосудах. Из него они изготавливают сыр. Это люди, мужчи­ны и женщины, несущие в своих телах человеческое семя. Из него рождаются разного рода люди. Часть молока — жирная; из нее получается жирный сыр. Это семя... порождает энергичных людей... Благодаря уму и благоразумию они овладевают жизнью, и труды их процветают на глазах Бога и людей. Дьяволу не находится места в них. Другая часть молока — жидкая; она дает посредственный сыр. Такое семя... рождает слабых людей... Последняя часть молока — с гнилью, и сыр, получаемый из нее, горек. Такое семя... порождает уродов» и т. д., Scivias, p. 128ff (прим. автора).

₅

_Резюме

Осуществленный в предшествующих главах анализ снови­дений и картин показал, что для выражения своего содер­жимого бессознательное использует отдельные обрывки видений и образов, сопоставимые с НЛО. В случае первого, второго, шестого и седьмого снов, а также картины «Сея­тель огня» (рис. 2) связь с НЛО была осознанной, тогда как для остальных снов и картин такой связи обнаружить не удалось. В снах рассказчик (наблюдатель) и НЛО вступа­ют в почти личные отношения; в картинах же ничего по­добного нет. В средневековом изобразительном искусстве личное участие в эпифании или в каком-либо ином визи­онерском опыте, выражается, как известно, через присут­ствие самого визионера на картине. Подобное чуждо совре­менной концепции живописи, которая, напротив, пытается отдалиться от зрителя и представить изображаемый объект как нечто вроде таблички теста Роршаха; этот преднаме­ренный «ташизм»¹ имеет целью нейтрализовать любые ас­социации и возбудить чисто субъективную игру воображе­ния.

При внимательном анализе обнаруживается, что содер­жимое и смысл как снов, так и картин позволяют одно­значно квалифицировать их как эпифании. В картине «Се­ятель огня» этот смысл находит особенно явное выражение.

Ташизмом» (от франц. tache — «пятно») иногда называют некоторые направления современной абстрактной живописи; ташистские карти­ны представляют собой главным образом изображения автономных цветных пятен.

 

В других случаях более или менее углубленное исследова­ние методом сравнительной психологии приводит к анало­гичному выводу. Для читателя, еще не знакомого с миром психологии бессознательного, следует особо подчеркнуть, что в основе моих выводов лежит не разгул необузданного воображения — в чем меня время от времени упрекают те, кто тщательному анализу предпочитает простые объясне­ния, — а результаты исследований в области сравнитель­ной истории символов. Лишь нежелание перегружать текст побудило меня отказаться от подробных ссылок на источ­ники. Читатель, испытывающий необходимость проверить обоснованность моих выводов, волей-неволей будет вы­нужден обратиться к другим моим работам, снабженным соответствующим библиографическим аппаратом. Исполь­зованный мною амплификативный (усиливающий) метод интерпретации (см. выше) показал свою плодотворность по отношению как к историческому материалу, так и к психологическим данным последнего времени. На мой взгляд, он дает полное основание сделать вывод, что в цен­тре исследованных образцов находится манифестация цен­трального архетипа, который я называю Самостью; эта ма­нифестация осуществляется традиционным способом, в форме эпифании (Богоявления), то есть явления небесного происхождения, сущность которого в ряде случаев харак­теризуется противоречивыми свойствами.

Напомним универсальные пары противоположностей, о которых было сказано выше. Во-первых, это вода и огонь; тот же смысл имеет так называемый «щит Давида» Y, составленный из двух треугольников: ▲ (огонь), и ▼ (во­да). «Шесть» является символом целостности: «четыре» характеризует естественное деление круга, а «два» обозна­чает вертикальную ось с зенитом и надиром; всё вместе формирует пространственный образ целостности. Таким образом, намек на четвертое измерение в картинах, вос­произведенных на рис. 2 и 3, может считаться современ­ным вариантом того же символа целостности.

Противопоставление мужского женскому представлено в виде продолговатого и округлого предметов, «сигары» и круга; см. рис. 4. Есть основания полагать, что в данном случае речь идет о сексуальной символике. Китайский символ единого, Дао, состоит из Ян (обозначающего огонь, жар, сушь, южный склон горы, мужское начало и т. п.) и Инь (обозначающего тьму, влажность, прохладу, северный склон горы, женское начало и т. п.). Данный символ, таким образом, вполне соответствует еврейскому символу Дави­дова щита. В христианском мире аналогичный мотив пред­ставлен церковной доктриной, утверждающей единство Матери и Сына, и представлением об андрогинности Хри­ста. Напомним также, что «первосущество» (Urwesen) многих экзотических и первобытных верований гермафро­дитично, что гностикам было свойственно представление о едином существе — «отце-матери», и что алхимики пред­ставляли Меркурия в виде гермафродита.

Третья пара противопоставлений — верх и низ; см. рис. 3, где она как бы перенесена в четвертое измерение. В других приведенных нами примерах оппозиция верха и низа обозначает разницу между происходящим в небе и на земле.

Четвертая пара противоположностей — единица и чет­верица — синтезирована, как нам представляется, в виде пяти фигур, расположенных в шахматном порядке (рис. 3 и 4): четыре элемента служат своего рода обрамлением для пятого, выделенного благодаря своему центральному поло­жению. В истории символов «четыре» появляется как ре­зультат развертывания «одного». «Развертывание» пони­мается следующим образом: «единое существо» (Allwesen) не может быть познано как таковое, ибо, по определению, его нельзя ни отличить от чего бы то ни было, ни сравнить с чем бы то ни было. Развертываясь и воплощаясь в виде четверицы, единое обретает тот минимум различимых ка­честв, благодаря которому его отныне можно распознать. Подобный ход рассуждений не содержит в себе ничего ме­тафизического; он просто указывает на психологическую формулу, описывающую процесс осознания содержимого сферы бессознательного. Действительно, пока нечто пре­бывает в сфере бессознательного, оно не обладает никаки­ми различимыми свойствами; соответственно, его удел — быть частью всеобщего незнания, быть везде и одновремен­но везде отсутствовать, или, по выражению гностиков, все­присутствовать, не существуя. Но перейдя в сферу созна­ния, это содержимое сразу же дезинтегрируется, распада­ется, дробится... — на четыре; лишь благодаря четырем кардинальным функциям сознания оно становится достоя­нием опыта. Итак, это содержимое воспринимается как нечто существующее, распознается и дифференцируется, обнаруживает свою приемлемость, привлекательность, или, наоборот, непривлекательность; наконец, предуга­дываются его истоки и направленность¹. Содержимое бес­сознательного не может быть ни воспринято ощущениями, ни распознано мыслью, ни оценено чувством; поэтому все, касающееся его пребывания во времени, относится к обла­сти интуиции.

Расщепление единого и превращение его в «тетраду» можно сравнить с делением горизонта на четыре стороны или с делением годового цикла на 4 времени года. Таким образом, в акте осознания находят свое проявление четыре фундаментальных аспекта целостности или, по меньшей мере, приближения к целостности и отношения к ней. Все это, впрочем, никому не мешает умозрительно предста­вить себе существование еще трехсот шестидесяти других аспектов. Названные мною четыре аспекта указывают все­го лишь на то обстоятельство, что человеческому разуму свойственно естественным образом делить «круг» или «це­лостность» по меньшей мере именно на столько частей.

В историях болезни моих пациентов я очень часто стал­кивался с символом тетрады (IV), значительно реже — с символом триады (III) и совсем редко — с символом пен­тады (V). Надо сказать, что моя клиентура всегда отлича­лась интернациональным составом; благодаря этому у ме­ня было много возможностей для сравнительных наблюде­ний над этническими особенностями. Я обнаружил, что все без исключения «триадические» мандалы исходили от па­циентов-немцев. Мне кажется, что это каким-то образом связано с второстепенной ролью, которую типическая фи­гура «анимы» играет в немецкой художественной литера­туре — в отличие от романов французских или англо-сак­сонских авторов. В противоположность основной, обычной структуре 3+1 триадическая мандала — если рассматри­вать ее с точки зрения целостности — имеет структуру 4-1. Четвертая функция, диаметрально противоположная пер-

1) «Функции сознания», о которых говорит здесь Юнг, сводятся, таким образом, к ощущению, мысли, чувству и интуиции.

вой и главной, — это недифференцированная, низшая функция, характеризующая слабую сторону, «тень» лич­ности. Если она не представлена в символе целостности, это означает существенный перевес сознания.

Пятое противопоставление касается различия между за­гадочным высшим миром и миром человеческой повседнев­ности. В этой оппозиции заключен самый главный конт­раст; в той или иной форме она находит свое выражение во всех исследованных нами примерах. Она всегда, словно преднамеренно, производит глубокое впечатление, как ес­ли бы она была своего рода вестью, посланием. Горизон­тальному измерению нашего сознания — сознания, заме­чающего только движение материальных тел, — противо­поставляется другой порядок «сущего»: измерение «душев­ной субстанции». Все, что мы могли бы более или менее уверенно сказать об этом измерении, касается психической сферы: математических абстракций с одной и сказочного, легендарного и мифологического содержимого — с другой стороны. Если рассматривать число не просто как изобре­тенный нами инструмент для счета, но как нечто откры­тое нами, то в силу своей мифологической природы оно принадлежит к миру «богоподобных» человеческих и жи­вотных образов и столь же архетипично, как и они. Число обнаруживает свою принадлежность к классу «божествен­ных» фигур людей и животных, и, подобно последним, ар­хетипично. Но в противоположность им число к тому же еще и «реально», ибо, будучи объектом, связанным со сче­том, оно принадлежит одновременно и к сфере опыта — как количество. Таким образом, число, относящееся как к физически познаваемому, реальному миру, так и к миру воображаемому, перебрасывает «мост» между этими двумя мирами. Хотя воображаемое и нереально, оно тем не менее действенно. В его действенности сомневаться не приходит­ся — особенно в наше время. Человека непосредственно затрагивают не столько поведение, недостаток или чрез­мерное изобилие тех или иных физических объектов, сколько овладевшие им воображаемые представления об этих объектах, способ их постижения.

Роль числа в мифологии и в сфере бессознательного на­водит на размышления. Числу присущи как реальный, фи­зический, так и воображаемый, психический аспекты.

Число служит не только для счета и измерения; помимо чисто количественной, в нем есть и качественная сторона. Вот почему в нем — хотя бы в плане предварительных со­ображений — можно видеть нечто таинственное, некое связующее звено между мифом и реальностью, отчасти от­крытое, отчасти же — изобретенное. Например, уравне­ния, возникшие в результате чистой игры математического воображения, обнаруживают свою пригодность в качестве формул, описывающих количественные аспекты поведе­ния физических тел; и наоборот, благодаря своим индиви­дуальным качествам числа являются носителями и посред­никами психических процессов в сфере бессознательного (так, структура мандалы в своей основе арифметична). Можно согласиться с математиком Якоби¹, которому при­надлежит изречение: «Вечное число царствует над сонмом олимпийцев».

Изложенные здесь соображения призваны показать чи­тателю, что оппозиция мира человеческого и высшего мира не носит абсолютного характера; несоизмеримость этих двух миров лишь относительна, ибо путь «отсюда» «туда» преодолим: ведь между ними есть такой великий «посред­ник», как число — реальное, действительное для обоих ми­ров, архетипическое по самой своей сути. Теософские спе­куляции совершенно ничего не дают для понимания той расщепленности картины мира, которая нашла свое выра­жение в наших примерах, поскольку эти спекуляции ка­саются только имен и слов и не способны указать путь к «единому миру» (Unus Mundus). Напротив, число принад­лежит обоим мирам, реальному и воображаемому. Оно од­новременно наглядно и абстрактно, наделено качествен­ным и количественным аспектами.

Итак, особое значение имеет тот факт, что число харак­теризует «персонифицированную» суть фигуры-посредни­ка. Находясь на платформе психологии и учитывая огра­ниченность любого научного знания, я называю «Само­стью» тот «объединяющий» или опосредующий символ, ко­торый неизбежно возникает в ситуации, когда в силу существенных психологических причин между противопо­ложностями создается достаточно сильная напряженность.