Студопедия — 4 страница. Мундир диктовал особый стиль поведения на улице или в ином общественном месте
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

4 страница. Мундир диктовал особый стиль поведения на улице или в ином общественном месте






Мундир диктовал особый стиль поведения на улице или в ином общественном месте. Офицер должен был приветствовать встреченных военнослужащих, отвечать на приветствия «нижних чинов» (а при необходимости - добиваться от них отдачи чести). Офицерам гвардейских полков негласно запрещалось ездить на трамвае или в конке – им полагалось брать извозчика. В театрах офицеры должны были занимать определённые места – не самые почётные, но и не самые дешёвые, чтобы не оказаться соседом по галёрке, например, со студентом-смутьяном. Сложный, почти рыцарский, этикет, связанный с ношением мундира, был освящён в глазах военных долгой традицией. Однако тот же мундир не мешал его обладателю шумно кутить в ресторанах и посещать ещё более сомнительные заведения.

Горожане, не носившие мундиров, тоже не были свободны от негласных правил выбора и ношения одежды, которые усваивались ими с детства. Главное из них требовало одеваться не столько по вкусу или по погоде, сколько «по чину». Это означало учитывать при выборе наряда цель, ради которой человек вышел из дома, а, главное, свою сословную принадлежность и требования принятой в своём сословии моды. Иначе говоря, добропорядочная дама, одевшая для послеобеденной прогулки по городу вечерний туалет, послала бы окружающим неверный сигнал о роде своих занятий. Дворянин, явившийся на официальное мероприятие в пиджаке вместо сюртука, был бы сочтён невеждой или даже смутьяном; именно так нарядились некоторые леволиберальные члены I Государственной Думы, явившись в апреле 1906 г. на приём в Зимний дворец в чрезмерно демократичных (по мнению царского окружения) «спинжаках». Мещанин, а тем паче – крестьянин, вырядившийся в дворянский (штатский!) костюм, смотрелся в нём так, как если бы он одел не положенный ему генеральский мундир.

Свои неписаные «дресс-коды» имелись и у небогатых горожан. Для этих людей важнее всего было подчеркнуть одеждой собственную принадлежность именно к городскому населению, причём не к самой его бедной части. Выходец из деревни, нашедший в городе работу, тратил свои первые деньги на покупку предметов одежды (пусть и подержанных), которые он считал «чисто городскими». Они должны были быть пошиты из фабричных тканей и носить следы руки городского портного, а не сельской швеи.

К таким почти обязательным предметам мужского гардероба относились летом рубашка-косоворотка, жилетка (её носили на выпуск), брюки, заправляемые в голенища сапог. В прохладную погоду (и в торжественных случаях, например – в церковь) надевали пиджак, а то и костюм. Обязательным аксессуаром мужского наряда был головной убор – фуражка или кепка, а то и шляпа. Не отказывались простолюдины и от иных атрибутов «шика» - дешёвых карманных часов (с обязательной цепочкой напоказ) и даже тросточек. Весной и осенью простые горожане носили «ватный пиджак» - разновидность полупальто с бархатным воротником, утеплённого ватой; голову покрывали каракулевой или мерлушковой шапкой типа папахи. В сильные холода о городских предрассудках приходилось забывать: тогда даже модники надевали полушубки, ушанки и валенки. Появиться на людях жарким летом в рубашке с коротким рукавом, в лёгких сандалиях или с непокрытой головою для горожанина того времени означало признаться в своей бедности, в необычайной дерзости или в потере рассудка.

Одежда простых горожанок была разнообразнее мужской, но следовала ещё более строгим правилам приличия. Любой женский наряд включал юбку с подолом до земли и головной убор – от ситцевой косынки летом до шерстяных шалей зимой. Непокрытые волосы у взрослой женщины считались в простом народе верхом бесстыдства. Столь же немыслимыми (даже для поборниц эмансипации) казались дамские брюки. В любом случае, женская одежда не столько подчёркивала достоинства фигуры, сколько скрывала тело и выставляла напоказ дороговизну материалов, качество пошива, соответствие наряда моде и хорошее знание общественных приличий. Одежда даже небогатых женщин сковывала движения и невольно диктовала «барскую» манеру поведения: в длинных юбках (верхней и одной-двух нижних) трудно было побежать за трамваем, даже если бы следующего предстояло долго ждать. Впрочем, подобная ситуация была крайне редкой: трамвай имелся всего в нескольких городах.

Мужчины, принадлежавшие к среднему классу, носили сюртук – удлинённый пиджак, аналогичный форменной одежде гражданских чиновников. Короткий пиджак, напоминающий покроем современный, был принадлежностью только летнего костюма, предназначенного скорее для жизни на загородной даче. Даже летом мужчине средних лет, принадлежавшему к благородному сословию, полагалось носить лёгкое пальто; головной убор (летняя шляпа, например – из соломки) был столь же обязательным. Подобный наряд тоже сковывал движения и не способствовал развязному поведению.

Современному человеку одежда вековой давности, несомненно, покажется элементарно неудобной. Так, бельевой трикотаж уже был известен (ручные вязальные машинки даже продавались в магазинах вместе со швейными), но не получил ещё распространения. Носки, чулки и бельё преимущественно шили из тканей – льняных, хлопчатобумажных или (для самых богатых) шёлковых. Трикотажные чулки и перчатки привозились в Россию в основном из-за рубежа; «брендовым» именем на рубеже веков был, например, шотландский трикотаж «фильдекос». В народном быту вязаными были преимущественно шерстяные изделия – носки, варежки, перчатки, головные платки, женские кофты. Чулки из тяжёлого плотного материала приходилось пристёгивать к поясу (мужчины пристёгивали носки к эластичным подвязкам, которые носили на ноге ниже колена). Бесшовные чулки и, тем более, колготки станут достижением индустрии лишь в середине ХХ в.

Благородные дамы носили под платьем корсет, причинявший им немало неудобств. Для того, чтобы одеть корсет и, главное, затянуть на спине его шнуровку, моднице нужна была посторонняя помощь. Современные корсажные изделия женщины получили только в 1920-е годы.

Многие привычные для нас предметы гардероба выглядели в то время иначе, чем сейчас. Так, зонты, в том числе женские, делались из натурального шёлка и были довольно тяжёлыми; автоматических зонтиков ещё не изобрели. Складывались зонты только один раз, так что мужской зонт в сложенном состоянии вполне годился в качестве трости. Не было принято носить тёмные очки, даже при ярком солнце. Обычные оптические очки выглядели иначе: их оправу часто делали из кости или целлулоида, а стёкла были только круглыми и различались лишь диаметром. В начале ХХ века не вышло ещё из моды пенсне; да и лорнеты тоже встречались, хотя исключительно у дам, которым они прибавляли аристократизма. Не стали анахронизмом даже дамские веера: когда бальная зала освещалась газовыми рожками, керосином или свечами, в ней было весьма жарко.

Рассмотрим, например, такое обыденно занятие, как курение. Эту человеческую страсть в России начале ХХ века удовлетворяли 250 табачных фабрик, а их продукцию реализовывали 300 тыс. лавок и магазинов, не считая ещё 100 тысяч точек «раскурочной продажи». Объёмы производства табачных изделий были в России столь значительны, что одних только сигар (!) продавалось на экспорт (!) по полмиллиона штук в год. Годовой доход казны от табачного налога (около 50 млн. руб. в 1906 г.) превышал бюджет министерства юстиции (44 млн. руб. в 1900 г.)

Табак в России не жевали, как в Америке, а курили или нюхали. Большинство курящих пользовалось папиросами; на рубеже веков папироса заводской выделки властно теснила самокрутку – по крайней мере, в городах. Некоторые курильщики вставляли папиросу в мундштук – костяной или деревянный. Табачные магазины и лавки нередко продавали папиросы россыпью. Так было дешевле, да и покупатель мог выбрать нужное ему количество. Курильщики знали любимый табак не по марке производителя, а по имени хозяина табачного магазина. Папиросы носили в портсигарах; у богатых людей они были сделаны из драгоценных металлов или других дорогих материалов. Иногда портсигар открывался с музыкой. Встречались и дамские портсигары. Некоторые женщины курили «пахитоски», обычно египетского происхождения. В них табак помещался не в бумажную гильзу, а в полый стебель высушенной травы. Пахитоска была тоньше и длиннее привычной папиросы.

Современных сигарет с фильтром тогда не выпускали; «сигаретками» называли сигары небольшого диаметра, приготовленные из отходов сигарного производства. Зато на улицах больших городов не были редкостью мужчины с трубкой или сигарой в зубах. Трубку предпочитали те, кто много курил под открытым небом: папироса под дождём или снегом вряд ли загорелась бы. Сигары курили, как правило, представители элиты (или те, кто хотел им подражать). Чем бы ни затягивался горожанин, прикуривать ему приходилось только от спички: зажигалки (бензиновые) появились лишь в годы первой мировой войны и были первоначально принадлежностью шоферов: чтобы прикурить, они могли оторвать от руля автомобиля только одну руку.

Иные «стародумы» отдавали предпочтение нюхательному табаку. Его приходилось измельчать в пылевидное состояние; некоторые знатоки добавляли в нюхательный табак другие травы. Чтобы иметь понюшку под рукой, такие любители носили в кармане табакерки, для изготовления которых ремесленники также не жалели фантазии.

В 1910-е годы привычка нюхать зелье вновь стала популярной в кругах артистической богемы. Однако теперь нюхали уже не табак, а кокаин. Аптеки продавали его свободно, как местно-обезболивающее средство. Увлечение кокаином стало особенно заметным в годы первой мировой войны, когда в России была прекращена легальная продажа алкоголя. Кокаин тогда тоже попал под запрет: его теперь использовали по прямому назначению – как анальгетик в военно-полевой хирургии. Однако на чёрном рынке кокаин по-прежнему продавался, одновременно с появлением там ещё более сильных наркотиков. Сырьём для них служил опиумный мак, выращивать который в Средней Азии в годы войны пришлось ради производства другого мощного анальгетика – морфия.

Неотъемлемой частью городского быта были средства передвижения. Многим жителям города приходилось пользоваться ими практически ежедневно. У самых богатых горожан имелись собственные выезды. Однако купить экипаж работы хорошего мастера, содержать лошадь, а тем более – пару рысаков (выезд на худых клячах был бы позором для владельца!), да ещё нанимать кучера было недёшево. Хороший конь стоил несколько сотен, а то и тысяч рублей и требовал корма ежедневно, независимо от того, потребовался ли в тот день хозяину выезд. Более того, если хозяин не покидал дома, кучеру приходилось выводить коня на «проездку» (разминку), чтобы тот не застоялся. Поэтому собственный выезд был в те времена признаком куда большего достатка, нежели иной современный автомобиль.

Автомобиль в начале века был почти экзотикой: на него откровенно таращились прохожие, а встречные лошади шарахались и со страху могли «понести» - перестать слушаться кучера и помчаться, не разбирая пути. Первым автомобилистам приходилось нелегко: им подчас негде было купить даже бензин, не говоря уже о покрышках. Между тем, даже на хорошей дороге тогдашние шины изнашивались после ничтожного по нынешним меркам пробега, а ещё чаще страдали от проколов подковными гвоздями, оставленными лошадьми. Поездка в «моторе» (на автомобиле) была тряской и небезопасной: двигатель уже был в состоянии разогнать экипаж до 50-60 км/час, а вот примитивные тормоза вряд ли остановили бы его быстро, если бы в том возникла необходимость. Впрочем, мчаться с такой скоростью в России было почти негде. Гордое имя «шоссе» носили тогда дороги, покрытые укатанным щебнем. Заливать его асфальтом было бесполезно: в жаркое время года копыта коней и узкие шины тележных колёс оставляли бы на размягчившемся покрытии отпечатки, которые быстро превратили бы гладь дороги в ухабистый просёлок; зимой же лошади на асфальте скользили и падали.

Цена автомобиля в начале ХХ века составляла от 2,5 до 10 тыс. руб.; автопарк России к 1914 г. состоял примерно из 20 тыс. единиц (включая немногочисленные грузовики и совсем уж экзотические автобусы). Иногда богатый хозяин покупал только шасси машины, а несколько сменных кузовов для него заказывал мелким мастерским. Среди таких кузовов мог быть и зимний, в пассажирском отделении которого стоял калорифер, нагревавшийся выхлопными газами (водитель в любом случае помещался под открытым небом). Однако пользоваться машиной зимою было почти невозможно: запустить на морозе тогдашний двигатель мог лишь опытный механик, а ездить на узких шинах по скользкой дороге удавалось только очень хорошему шофёру. В особо дорогих лимузинах пассажирское отделение кузова было отделено от места водителя стеклянной перегородкой, и для общения с шофёром пользовались переговорным устройством, напоминающим судовой машинный телеграф.

Горожане среднего достатка довольствовались поездками на извозчике. Его нанимали на особых стоянках («биржах»), выделенных для этого городской управой. Впрочем, свободного «ваньку» можно было просто подозвать с тротуара в любом месте улицы. Перед выездом из дома богатые горожане посылали за извозчиком свою прислугу. Седок мог торговаться с извозчиком о плате, хотя городские управы устанавливали для легальных («биржевых») извозчиков фиксированную таксу. Наряду с обычными извозчиками (в Петербурге в начале ХХ века их было около 15-20 тысяч) встречались и «лихачи». Их экипаж был запряжён дорогим рысаком, на оглоблях висели электрические фонарики, а на колёса с конца 1890-х гг. стали надевать пневматические шины («дутики»). Такой экипаж ехал быстро и бесшумно, да и выглядел импозантно; однако и тарифы у лихачей были гораздо выше извозчичьих. Услугами лихачей часто пользовались мошенники, чтобы внушить людям представление о своём достатке. В зимнее время извозчики возили седоков на санках; тогда в города приезжало на заработки немало крестьян, и тарифы на услуги извозчиков падали. Правда, такие «зимогоры» плохо знали городскую топографию.

На рубеже веков в городах стали появляться велосипеды. В России они приживались не без труда. По цене импортные «стальные кони» были недёшевы (100-150 руб.), то есть предназначались для состоятельных людей. Однако присущие таким людям представления об общественном приличии плохо вязались с очевидным демократизмом нового средства передвижения. Да и одежда, которую было принято носить в городе людям среднего класса, плохо годилась для езды на велосипеде. В результате до революции велосипед оставался забавой англоманов, «спортсменов» (в тогдашнем понимании этого слова, то есть лиц, ищущих приключений и физической активности и не боящихся прослыть чудаками), а также подростков из состоятельных семей. Иные велосипедисты садились в седло только когда жили летом на даче: там многие городские условности теряли свою обязательную силу.

Общественным транспортом в современном смысле слова стал только трамвай – сначала на конной тяге, а с конца 1890-х годов на электрической (в иных городах делались попытки завести паровой трамвай, но он оказывался слишком дорогим). Некоторые вагоны «конки» были двухэтажными; открытый верхний этаж иронически называли империалом. Пассажиры сидели там боком к направлению движения, спиной к спине, на двух скамейках, тянущихся вдоль крыши; стоять на империале не позволял кондуктор. На империал поднимались по винтовой лестнице; делать это женщинам много лет запрещалось по соображениям общественной морали. Проезд на империале был дешевле, чем на первом этаже. Рельсы конки обычно укладывали в один путь; встречные вагоны разъезжались только на двухпутных остановках. На конечной остановке не было кольцевой петли; лошадь просто перепрягали к другому концу вагона, и вагоновожатый перебирался на второй «пост управления» (благо, вагон был симметричным).

Переход городского рельсового транспорта на электрическую тягу произошёл из-за быстрого увеличения потока пассажиров, а также роста дальности их поездок на рубеже двух столетий. Чтобы ввести трамвайное сообщение, мало было переложить рельсовый путь и построить контактную сеть (её столбы делали из дерева); надо было создать источник электричества. Так, в Петербурге одновременно с прокладкой трамвайных линий в 1907-1910 гг. фирма «Westinghouse Electric» выстроила четыре так называемые «силовые подстанции», а фактически – небольшие электростанции с паровыми машинами, генераторами, трансформаторным хозяйством и даже жильём для персонала. Для ночной стоянки вагонов – сначала конки, а затем и трамвая – строились депо. Однако в утренние часы пик дожидаться, пока все вагоны разъедутся из депо на линии, было некогда, и часть трамваев оставляли на ночь на боковых ветках вблизи центра города, откуда утром им было быстрее добраться до самых загруженных остановок.

Посмотрим теперь, как горожане проводили свой досуг. Заметим, прежде всего, что само понятие досуг было почти неизвестно жителям деревни: там работа на поле и в домашнем хозяйстве поглощала почти всё время без остатка. В городе проблема свободных часов и выходных дней, несомненно, существовала. Решать её помогали различные коммерческие зрелищные предприятия.

К самым элитным из общедоступных мест проведения досуга принадлежали театры. В столицах это были как казённые (императорские) театры – Большой и Малый в Москве, Мариинский, Александринский и Михайловский в Петербурге – так и частные (они же коммерческие). В провинции все театральные труппы были только частными – постоянными (если в городе имелось театральное здание) или гастролирующими.

Посещение императорских театров, особенно для аристократической части горожан, было не столько зрелищем, сколько светским мероприятием. Если «человек света» не продлевал годовой абонемент на театральную ложу, или если он (чаще – она) появлялся в театре в вышедшем из моды наряде, знатоки делали вывод, что дела у этого человека или всей его семьи плохи. После этого трудно было рассчитывать получить дружеский заём, который ещё вчера был бы делом одного короткого разговора. При этом происходившее на сцене действие интересовало завсегдатаев театра лишь в той мере, в какой позволяло строить предположения о том, с кем из лиц императорской фамилии или иных богатых покровителей близка та или иная актриса. (Занятно, но традицию рассматривать казённые театры как придворный гарем унаследовали советские руководители: в близких отношениях с актрисами молва обвиняла таких государственных деятелей 1920-х – 1930-х гг., как А.В. Луначарский и М.И. Калинин). Важнейшей частью императорских театров были буфеты и вестибюли: здесь происходили встречи людей, решавших подчас не менее серьёзные вопросы, чем герои самых пафосных сценических постановок.

Репертуар коммерческих театров (например, театра Корша в Москве или театра Суворина в Петербурге) эклектично сочетал спектакли на любой вкус и под любое настроение. В один вечер там можно было посмотреть драму и водевиль. Публика была готова именно к такому сочетанию жанров; в этой традиции знатоки видят причину провала «Чайки» в Петербурге, где новаторский спектакль Чехова шёл в один вечер с проходной комедией. Буфет и в таких театрах часто притягивал ту часть публики, которая искала возможности для выпивки в благородных условиях «очага культуры».

Сравнительно новым для рубежа веков жанром театральных постановок стала оперетта. С 1900-х гг. в Россию приходят спектакли венских композиторов, остающиеся классикой жанра по сей день: Имре Кальмана и Ференца Легара. Они позволяли зрителям хотя бы на время избавиться от сковывающих условностей ханжеской пуританской морали среднего класса, воплощали заветные грёзы простого обывателя в раскованных танцах и легкомысленных песнях. Не случайно, что гонорары звёзд русской оперетты не снились артистам императорских театров; те, впрочем, имели преимущество в получении казённой пенсии.

Однако самым главным зрелищным новшеством начала ХХ века в городах Росси стал, конечно, кинематограф. При всём техническом несовершенстве «великий немой» мгновенно завоевал популярность, какую сейчас трудно представить. В 1916 г. в России, причём почти исключительно – в городах, было продано 150 млн. билетов в кинотеатры. Если учесть, что ещё летом 1915 г. немцы оккупировали самую урбанизированную часть империи – Польшу, то городское население страны в 1916 г. не превышало 20 млн. чел. Всего за несколько лет даже в небольших городах появились десятки кинотеатров (пусть и скромного размера, особенно по меркам нынешних синемаксов); их общее число к 1917 г. превысило 4 тысячи. Возникла собственная кинопромышленность: свыше 160 «кинопредприятий» в 1916 г. занимались производством и прокатом фильмов. Всё это более чем удивительно по ряду причин.

Прежде всего, кино стало первым в России искусством, которое развивалось без всякой казённой поддержки. Власти скорее мешали становлению кинопроката довольно жёсткими цензурными ограничениями, налогообложением кинотеатров и тем, что предъявляли к их помещениям строгие требования пожарной безопасности. С последним спорить не приходилось: увесистая бобина горючего целлулоида в соседстве с раскалённой лампой проектора и впрямь была подобна мине замедленного действия.

Во-вторых, киносеансы проходили предельно демократично: в одном зале на соседних стульях могли оказаться чиновник и мастеровой. Фильм («фильму», как тогда говорили) показывали в полной темноте, так что одевать в кинозал дорогие туалеты (подобные тем, что шились для выхода в театр) не имело смысла. В обществе, ещё не изжившем сословные предрассудки, это было настоящей революцией. Однако даже самый чванливый барин не мог отказать себе в зрелище, равного которому он в иных условиях получить не мог.

Репертуар тогдашнего кинопроката в целом востребован и современным зрителем: публике предлагали мелодрамы, комедии, детективы, экранизацию литературных произведений, а также видовые и документальные ленты. Показ фильма сопровождался игрой тапёра на пианино, а в иных кинотеатрах – нехитрыми звуковыми эффектами, которые производили за экраном доморощенные мастера-шумовики. «Озвучивать» запрещалось только показ документальных съёмок лиц царской фамилии, а также глав зарубежных стран; без музыки шла на экранах и хроника церковной жизни. Значительная часть игровых лент поступала в Россию из-за рубежа. Лидером здесь был не американский, а европейский кинематограф: Германия, Франция, Дания. Дублировать немые иностранные фильмы не требовалось: достаточно было вклеить в ленту русские титры.

Более экзотическим зрелищем оставался цирк. Лишь в немногих городах имелись специальные цирковые здания, подобные цирку Чинизелли в Петербурге. Строить такие сооружения в небогатых провинциальных городах антрепренёры не решались. Там выступали циркачи-гастролёры, которые развёртывали цирк-шапито. Это были акробаты, наездники, дрессировщики, канатоходцы, жонглёры и, конечно, клоуны. Искусство ковёрных в те времена было едва ли не самым смелым видом эстрадной сатиры: клоуну, как юродивому в средние века, разрешалось говорить гораздо больше, чем мог позволить себе актёр иного жанра. В самом деле: чиновник, подавший в суд на циркового клоуна за оскорбление, проиграл бы в глазах общества вне зависимости от исхода процесса. Особым видом циркового зрелища были поединки мастеров классической борьбы, собиравшие полные залы; в начале ХХ века борцы (например, Иван Поддубный) приобрели в русском обществе необычайную популярность.

На рубеже веков в городах стали появляться особые досуговые центры, не носившие коммерческого характера – так называемые народные дома. На современном языке они бы назывались рабочими клубами. Как правило, их содержали фабриканты или городские управы. В народном доме имелся зрительный зал, где можно было поставить любительский спектакль, но куда не стыдно было пригласить и профессиональных исполнителей; имелись также библиотека и помещения для занятия отдельных кружков: вязания, вышивки, игры на музыкальных инструментах. При нардоме нередко оборудовали чайную. Она-то и выдавала главную цель строительства народных домов: отвлечь простой фабричный люд от пьянства. Насколько это удавалось, судить трудно.

Едва ли не единственным видом массового зрелища, популярного ныне, однако ещё неведомого в начале ХХ в. даже в самых больших городах, оставались спортивные соревнования. Несмотря на то, что Россия участвовала в международном олимпийском движении, а наши спортсмены успешно выступали на олимпийских играх, в стране не имелось стадионов или иных сооружений, оборудованных для зрителей. Исключением можно считать ипподромы, где регулярно устраивались скачки верховых лошадей и конные бега (соревнования упряжек). Ипподромы любили посещать ценители лошадей; таких знатоков в те времена было не меньше, чем нынче людей, интересующихся автомобилями. Многих привлекал сюда азарт: на бегах и скачках разрешалось делать ставки. Иных форм тотализатора в России не допускалось.

Разумеется, для желающих более интеллектуальных развлечений города (особенно столицы) также могли предложить немало возможностей: музеи, картинные галереи (в 1890-е гг. открылись Третьяковская галерея в Москве и Музей императора Александра III в Петербурге), концерты знаменитых исполнителей. Для публики попроще содержать постоянные увеселительные учреждения было невыгодно: этот зритель большую часть года проводил в заботах о хлебе насущном. О таких искателях развлечений вспоминали только в канун многодневных народных праздников – например, на Пасху или в дни ярмарок. Тогда в городах появлялись балаганы, уличные кукольные театры, бродячие фокусники или дрессировщики мелких животных.

Наряду с массовыми зрелищами городская культура досуга знала немало домашних развлечений. Самым простым способом скоротать время было сходить в гости или принять гостей. Высшей формой этого праздника в дворянской и буржуазной среде были балы. На рубеже столетий ещё сохранялась старая культура их проведения. Она наделяла особым смыслом едва ли не каждое действие, способное произойти на балу: кто с кем танцевал и какой танец, кто во что нарядился, кто с кем просто поговорил пару минут – всё это ещё много времени спустя оставалось предметом светских пересудов и сплетен. Для молодёжи из высшего общества бал давал единственную приемлемымую для окружающих возможность встретиться с лицами противоположного пола, завязать знакомство или флирт. Для хозяев бала он служил способом показать своё богатство и/или положение в обществе: о последнем знатоки светской жизни судили по тому, какие гости явились на бал, кто проигнорировал приглашение, а кто из общих знакомых не удостоился его. Для дам бал был одним из немногих поводов пошить новый наряд или обновить запас драгоценностей.

Однако для простого народа способа проведения досуга, аналогичного «барским» балам, так и не сложилось. Отдалённо напоминающие его гуляния, привычные в деревне, уже не годились для города: трудно представить себе сельский хоровод на пыльной булыжной мостовой, зажатой между громадами домов-комодов. Как компромисс, мещанство гуляло «по старинке» в пригородах или в оставшихся в черте города участках леса; в Москве, например, местом таких почти деревенских гуляний была Марьина роща. В таких местах искусственная цивилизация города словно отступала перед живой природой, и человек получал право быть самим собою, а не членом какого-то сословия, обязанным следовать его кодексу поведения.

Повседневная жизнь среднего класса знала также менее затратные и чинные способы скоротать время, чем бал. Например, популярным было домашнее музицирование, в частности – исполнение романсов по нотам. Сочинение таких романсов для минимального инструментального состава (чаще всего для рояля), их издание и продажа было до появления грампластинки самым близким аналогом современной поп-музыки. Поэтому не стоит удивляться, что слова даже знаменитых романсов, мягко скажем, не принадлежат к числу шедевров отечественной поэзии и плохо вяжутся с виртуозной манерой их исполнения, принятой в классической музыке. Люди также ездили в гости друг к другу, чтобы поиграть в карты или в лото; иногда такие партии затягивались глубоко заполночь, и припозднившихся гостей приходилось оставлять на ночлег в доме хозяев. Среди карточных забав особой популярностью пользовались коммерческие игры: вист, винт, преферанс, безик; в отсутствии партнёров карты годились для пасьянса. В семейном кругу не было редкостью чтение вслух новинок литературы, особенно если дома выписывали журнал – еженедельник типа «Нивы» или «толстый журнал», подобный «Вестнику Европы».

В карты также широко играли завсегдатаи клубов. Исторически первым типом такого досугового учреждения были дворянские клубы типа Английских клубов в Москве и Петербурге. В 19 веке в городах стали появляться и купеческие клубы, и даже «клубы приказчиков». Словно стараясь отмежеваться от непрошенных соперников в деле «клубостроительства», аристократы столиц стали создавать ещё более элитные досуговые центры, например – Яхт-клуб в Петербурге. Доступ в них был открыт лишь немногим лицам, прошедшим строгую тайную баллотировку клубных завсегдатаев. Зато выдержавшие испытание счастливчики приобщались к жизни подлинных сливок столичного общества. Между тем собственно клубная жизнь была довольно скучна и однообразна. В стенах клуба вели беседы, играли в карты и отдавали дань хорошей кухне. Однако только так и устанавливались те невидимые посторонним глазом дружеские связи, которыми был пронизан весь русский высший свет.

Неизменной частью повседневной жизни аристократии и крупной буржуазии была общественная деятельность – участие в благотворительных и иных социально-ориентированных организациях, вплоть до добровольных пожарных обществ. Для иных «тузов общества» это участие было символическим и ограничивалось ежегодными денежными взносами. Однако есть немало примеров того, как «общественник» из мира родовой или денежной знати работал в таких организациях не покладая рук и приносил людям немалую пользу. Особенно часто эту роль брали на себя жёны крупных фабрикантов и заводчиков. Они собирали средства на постройку и содержание больниц (а иногда – даже одной койки в больнице), школ (например, учреждали для хороших учеников именные стипендии), сиротских приютов, народных библиотек и т.п. Нельзя, впрочем, забывать, что для восходящей части буржуазии активная филантропическая деятельность служила верным средством получить дворянство и закрепить своё положение в высшем свете, постоянно заседая бок о бок с аристократией в благотворительных комитетах.







Дата добавления: 2015-09-06; просмотров: 360. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

СПИД: морально-этические проблемы Среди тысяч заболеваний совершенно особое, даже исключительное, место занимает ВИЧ-инфекция...

Понятие массовых мероприятий, их виды Под массовыми мероприятиями следует понимать совокупность действий или явлений социальной жизни с участием большого количества граждан...

Тактика действий нарядов полиции по предупреждению и пресечению правонарушений при проведении массовых мероприятий К особенностям проведения массовых мероприятий и факторам, влияющим на охрану общественного порядка и обеспечение общественной безопасности, можно отнести значительное количество субъектов, принимающих участие в их подготовке и проведении...

Условия приобретения статуса индивидуального предпринимателя. В соответствии с п. 1 ст. 23 ГК РФ гражданин вправе заниматься предпринимательской деятельностью без образования юридического лица с момента государственной регистрации в качестве индивидуального предпринимателя. Каковы же условия такой регистрации и...

Седалищно-прямокишечная ямка Седалищно-прямокишечная (анальная) ямка, fossa ischiorectalis (ischioanalis) – это парное углубление в области промежности, находящееся по бокам от конечного отдела прямой кишки и седалищных бугров, заполненное жировой клетчаткой, сосудами, нервами и...

Основные структурные физиотерапевтические подразделения Физиотерапевтическое подразделение является одним из структурных подразделений лечебно-профилактического учреждения, которое предназначено для оказания физиотерапевтической помощи...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия