ГЛАВА ПЯТАЯ ЗАКОН ДОБЫЧИ.

 

 

Волчонок развивался с поразительной быстротой. Два дня он отдыхал, а

затем снова отправился путешествовать. В этот свой выход он встретил молодую

ласку, мать которой была съедена с его помощью, и позаботился, чтобы детеныш

отправился вслед за матерью. Но теперь он уже не плутал и, устав, нашел

дорогу к пещере и лег спать. После этого волчонок каждый день отправлялся на

прогулку и с каждым разом заходил все дальше и дальше.

Он привык точно соразмерять свою силу и слабость, соображая, когда надо

проявить отвагу, а когда -- осторожность. Оказалось, что осторожность

следует соблюдать всегда, за исключением тех редких случаев, когда

уверенность в собственных силах позволяет дать волю злобе и жадности.

При встречах с куропатками волчонок становился сущим дьяволом. Точно

так же не упускал он случая ответить злобным рычанием на трескотню белки,

которая попалась ему впервые около засохшей сосны. И один только вид птицы,

напоминавшей ему ту, что клюнула его в нос, почти неизменно приводил его в

бешенство.

Но бывало и так, что волчонок не обращал внимания даже на птиц, и это

случалось тогда, когда ему грозило нападение других хищников, которые так

же, как он, рыскали в поисках добычи. Волчонок не забыл ястреба и, завидев

его тень, скользящую по траве, прятался подальше в кусты. Лапы его больше не

разъезжались на ходу в разные стороны, -- он уже перенял от матери ее

легкую, бесшумную походку, быстрота которой была неприметна для глаза.

Что касается охоты, то удачи его кончились с первым же днем. Семь

птенцов куропатки и маленькая ласка -- вот и вся добыча волчонка. Но жажда

убивать крепла в нем день ото дня, и он лелеял мечту добраться когда-нибудь

до белки, которая своей трескотней извещала всех обитателей леса о его

приближении. Но белка с такой же легкостью лазала по деревьям, с какой птицы

летали по воздуху, и волчонку оставалось только одно: незаметно

подкрадываться к ней, пока она была на земле.

Волчонок питал глубокое уважение к своей матери.

Она умела добывать мясо и никогда не забывала принести сыну его долю.

Больше того -- она ничего не боялась. Волчонку не приходило в голову, что

это бесстрашие -- плод опыта и знания. Он думал, что бесстрашие есть

выражение силы. Мать была олицетворением силы; и, подрастая, он ощутил эту

силу и в более резких ударах ее лапы и в том, что толчки носом, которыми

мать наказывала его прежде, заменились теперь свирепыми укусами. Это тоже

внушало волчонку уважение к матери. Она требовала от него покорности, и чем

больше он подрастал, тем суровее становилось ее обращение с ним.

Снова наступил голод, и теперь волчонок уже вполне сознательно

испытывал его муки. Волчица совсем отощала в поисках пищи. Проводя почти все

время на охоте и большей частью безуспешно, она редко приходила спать в

пещеру. На этот раз голодовка была недолгая, но свирепая. Волчонок не мог

высосать ни капли молока из материнских сосков, а мяса ему уже давно не

перепадало.

Прежде он охотился ради забавы, ради того удовольствия, которое

доставляет охота, теперь же принялся за это по-настоящему, и все-таки ему не

везло. Но неудачи лишь способствовали развитию волчонка. Он с еще большей

старательностью изучал повадки белки и прилагал еще больше усилий к тому,

чтобы подкрасться к ней незамеченным. Он выслеживал полевых мышей и учился

выкапывать их из норок, узнал много нового о дятлах и других птицах. И вот

наступило время, когда волчонок уже не забирался в кусты при виде скользящей

по земле тени ястреба. Он стал сильнее, опытнее, чувствовал в себе большую

уверенность. Кроме того, голод ожесточил его. Теперь он садился посреди

поляны на самом видном месте и ждал, когда ястреб спустится к нему. Там, над

ним, в синеве неба летала пища -- пища, которой так настойчиво требовал его

желудок. Но ястреб отказывался принять бой, и волчонок забирался в чащу,

жалобно скуля от разочарования и голода.

Голод кончился. Волчица принесла домой мясо. Мясо было необычное,

совсем не похожее на то, которое она приносила раньше. Это был детеныш рыси,

уже подросший, но не такой крупный, как волчонок. И все мясо целиком

предназначалось волчонку. Мать уже успела утолить свой голод, хотя сын ее и

не подозревал, что для этого ей понадобился весь выводок рыси. Не подозревал

он и того, какой отчаянный поступок пришлось совершить матери. Волчонок знал

только одно: молоденькая рысь с бархатистой шкуркой была мясом; и он ел это

мясо, наслаждаясь каждым проглоченным куском.

Полный желудок располагает к покою, и волчонок прилег в пещере рядом с

матерью и заснул. Его разбудил ее голос. Никогда еще волчонок не слыхал

такого страшного рычания. Возможно, за всю свою жизнь его мать никогда не

рычала страшнее. Но для такого рычания повод был, и никто не знал этого

лучше, чем сама волчица. Выводок рыси нельзя уничтожить безнаказанно.

В ярких лучах полуденного солнца волчонок увидел самку-рысь, припавшую

к земле у входа в пещеру. Шерсть у него на спине поднялась дыбом. Ужас

смотрел ему в глаза, -- он понял это, не дожидаясь подсказки инстинкта. И

если бы даже вид рыси был недостаточно грозен, то ярость, которая

послышалась в ее хриплом визге, внезапно сменившем рычание; говорила сама за

себя.

Жизнь, крепнущая в волчонке, словно подтолкнула его вперед. Он зарычал

и храбро занял место рядом с матерью. Но его позорно оттолкнули назад.

Низкий вход не позволял рыси сделать прыжок, она скользнула в пещеру, но

волчица ринулась ей навстречу и прижала ее к земле. Мало что удалось

волчонку разобрать в этой схватке. Он слышал только рев, фырканье и

пронзительный визг. Оба зверя катались по земле; рысь рвала свою противницу

зубами и когтями, а волчица могла пускать в ход только зубы.

Волчонок подскочил к рыси и с яростным рычанием вцепился ей в заднюю

ногу. Тяжестью своего тела он, сам того не подозревая, мешал ее движениям и

помогал матери. Борьба приняла новый оборот: сражающиеся подмяли под себя

волчонка, и ему пришлось разжать зубы. Но вот обе матери отскочили друг от

друга, и рысь, прежде чем снова сцепиться с волчицей, ударила волчонка своей

могучей лапой, разорвала ему плечо до самой кости и отбросила его к стене.

Теперь к реву сражающихся прибавился жалобный плач. Но схватка так

затянулась, что у волчонка было достаточно времени, чтобы наплакаться

вдоволь и испытать новый прилив мужества. И к концу схватки он снова

вцепился в заднюю ногу рыси, яростно рыча сквозь сжатые челюсти.

Рысь была мертва. Но и волчица ослабела от полученных ран. Она

принялась было ласкать волчонка и лизать ему плечо, но потеря крови лишила

ее сил, и весь этот день и всю ночь она пролежала около своего мертвого

врага, не двигаясь и еле дыша. Следующую неделю, выходя из пещеры только для

того, чтобы напиться, волчица еле передвигала ноги, так как каждое движение

причиняло ей боль. А потом, когда рысь была съедена, раны волчицы уже

настолько зажили, что она могла снова начать охоту.

Плечо у волчонка все еще болело, и он еще долго ходил прихрамывая. Но

за это время его отношение к миру изменилось. Он держался теперь с большей

уверенностью, с чувством гордости, незнакомой ему до схватки с рысью. Он

убедился, что жизнь сурова; он участвовал в битве; он вонзил зубы в тело

врага и остался жив. И это придало ему смелости, в нем появился даже задор,

чего раньше не было. Он перестал робеть и уже не боялся мелких зверьков, но

неизвестное с его тайнами и ужасами по-прежнему властвовало над ним и не

переставало угнетать его.

Волчонок стал сопровождать волчицу на охоту, много раз видел, как она

убивает дичь, и сам принимал участие в этом. Он смутно начинал постигать

закон добычи. В жизни есть две породы: его собственная и чужая. К первой

принадлежит он с матерью, ко второй -- все остальные существа, обладающие

способностью двигаться. Но и они, в свою очередь, не едины. Среди них

существуют не хищники и мелкие хищники -- те, кого убивают и едят его

сородичи; и существуют враги, которые убивают и едят его сородичей или сами

попадаются им. Из этого разграничения складывался закон. Цель жизни --

добыча. Сущность жизни -- добыча. Жизнь питается жизнью. Все живое в мире

делится на тех, кто ест, и тех, кого едят. И закон этот говорил: ешь, или

съедят тебя самого. Волчонок не мог ясно и четко сформулировать этот закон и

не пытался сделать из него вывод. Он даже не думал о нем, а просто жил

согласно его велениям.

Действие этого закона волчонок видел повсюду. Он съел птенцов

куропатки. Ястреб съел их мать и хотел съесть самого волчонка. Позднее,

когда волчонок подрос, ему захотелось съесть ястреба. Он съел маленькую

рысь. Мать-рысь съела бы волчонка, если бы сама не была убита и съедена. Так

оно и шло. Все живое вокруг волчонка жило согласно этому закону, крохотной

частицей которого являлся и он сам. Он был хищником. Он питался только

мясом, живым мясом, которое убегало от него, взлетало на воздух, карабкалось

по деревьям, пряталось под землю или вступало с ним в бой, а иногда и

обращало его в бегство.

Если бы волчонок умел мыслить, как человек, он, возможно, пришел бы к

выводу, что жизнь -- это неутомимая жажда насыщения, а мир -- арена, где

сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследует друг друга,

охотится друг за другом, поедает друг друга; арена, где льется кровь, где

царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.

Но волчонок не умел мыслить, как человек, и не обладал способностью к

обобщениям. Поставив себе какую-нибудь одну цель, он только о ней и думал,

только ее одной и добивался. Кроме закона добычи, в жизни волчонка было

множество других, менее важных законов, которые все же следовало изучить и,

изучив, повиноваться им. Мир был полон неожиданностей. Жизнь, играющая в

волчонке, силы, управляющие его телом, служили ему неиссякаемым источником

счастья. Погоня за добычей заставляла его дрожать от наслаждения. Ярость и

битвы приносили с собой одно удовольствие. И даже ужасы и тайны неизвестного

помогали ему жить.

Кроме этого, в жизни было много других приятных ощущений. Полный

желудок, ленивая дремота на солнышке -- все это служило волчонку наградой за

его рвение и труды, а рвение и труды сами по себе доставляли ему радость. И

волчонок жил в ладу с окружающей его враждебной средой. Он был полон сил, он

был счастлив и гордился собой.

 

 

* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *