Глава 29. В центре квадратного помещения, которое, судя по запаху, давно использовалось как бесплатный туалет

 

В центре квадратного помещения, которое, судя по запаху, давно использовалось как бесплатный туалет, зияло отверстие. Сбоку лежала ржавая чугунная крышка вроде тех, что прикрывают колодцы канализации. Я посветила внутрь, увидела железную лестницу, поняла, что внизу широкий подвал, и вздрогнула. На полу лежало скрюченное тело Васькиной. Руки-ноги ее были стянуты веревками, во рту торчал кляп, светлое платье превратилось в темно-бордовое, кровь была повсюду. Почти впритык к трупу сидел Семен, в руках он держал нож с острым длинным лезвием. Вид у него был абсолютно безумный, из полуоткрытого рта текла слюна, голова тряслась, глаза, не моргая, смотрели на Приходько, который склонился над Ренатой.

- Опоздали! - крикнула я и, забыв, что нахожусь на месте преступления, а на руках нет перчаток, на обуви бахил, кинулась вниз по ступенькам.

В голове билась одна мысль: вдруг Васькиной еще можно помочь?

- Опоздали! - эхом повторил Приходько. - Черт! Я за ним по пятам шел, а в начале парка потерял, там много дорожек. Семен нырнул в кусты и пропал. Я пошел не в ту сторону. Когда обнаружил развалины, он уже здесь сидел. У Васькиной перерезана сонная артерия, смерть наступила мгновенно.

- Она еще теплая, - прошептала я, трогая ногу Ренаты.

- Что здесь? - раздался голос Коробкова. - Вау!

- Это не я! - вдруг закричал Сеня. - Не я!

- Отлично, - кивнул Федор, - а кто?

- Не знаю, - заплакал Семен, - мне позвонили… велели… сказали… я пришел, а она здесь! Кровь повсюду… я сел от страха…

- Нож у тебя в руке, - напомнила я.

Хватайка с ужасом посмотрел на окровавленное лезвие.

- Вы мне не верите! Я не убивал! Не знаю ее! Впервые вижу!

- Конечно, - кивнул Приходько, - вставай, поедем в офис, расскажешь правду. Я тебе верю.

- Спасибо! - зарыдал Сеня. - Пожалуйста, не бросайте меня здесь.

Мы с Федором помогли Хватайке вылезти из подвала и увезли его. Коробок остался ждать экспертов.

Пока Семена переодевали в чистую одежду, я успела умыться, выпить кофе и в комнату для допросов вошла в рабочем настроении. Хватайка тоже выглядел почти нормально, трясущиеся руки можно не принимать в расчет.

Чеслав заставил Семена пять раз повторить рассказ о произошедшем, тот устало твердил:

- Я сидел дома, потом приехала ваша сотрудница, прикинулась шлангом, я решил, что она пытается навесить на меня похоронные хлопоты, и не очень вежливо разговаривал. Прошу прощения. Когда дама ушла, я почистил себе картошки, собрал шкурки, увидел, что ведро полное, и отнес его во двор. Поел, попил чаю, тут мне позвонили, предложили заказ за большие деньги. Сказали, ехать надо прямо сейчас, в развалины, спуститься в подвал, там меня будут ждать. Я поторопился, зашел в руины, сдвинул крышку люка. Преодолел лестницу, а на полу лежит девушка, кровь течет, в груди нож. Я его выдернул!

- Зачем? - спросил Чеслав.

- Помочь хотел, - всхлипнул Семен, - думал, ей лучше станет, если от лезвия избавить. Наклонился, потянул за рукоятку, тут меня затошнило, на бок опрокинуло. Это все. Могу сто раз повторить, ничего другого не скажу.

- Хотите, чтобы мы вам поверили? - вклинилась я в допрос. - Тогда объясните, как у вас в мусорном ведре оказались белый халат, шапочка и стетоскоп.

- Они там лежали? - опешил Сеня.

- На самом верху, - подтвердила я.

- Не заметил, - растерялся Хватайка, - я вышел с очистками, увидел, что ведро снова полное, и разозлился.

- На кого? - моментально поинтересовалась я.

Сеня обиженно засопел.

- Дом выселен, в квартирах гастарбайтеры орудуют, бомжи, всякую дрянь выносят, шмотки оставленные, мебель старую, кто что бросил. Такие гады. Идут мимо моей квартиры и непременно в ведро дерьма напихают! Сволочи! Только отнесу помойку, она опять полная. Я перестал внимание на мусор обращать.

- Красивая отмазка! - хмыкнул Федор. - Оригинальная. Ведро за дверью, кто и что туда кинул - не знаю. На самом деле ты не предполагал, что тебя выследят, и спокойно халат в помойку сунул. Глупость, мон ами!

- Если вас возмущает вечно полное ведро, почему не внесете его в квартиру? - спросила я.

- И где держать отбросы? - заныл Семен. - Видели ж мою конуру! На кухне места нет, в прихожей и ванной тоже.

- Отвлечемся временно от мусора, - вздохнула я. - Кто вам звонил?

- Заказчик, - прошептал Сеня.

- Как его зовут? - спросил Чеслав.

- Миша, - протянул Хватайка.

- Отчество и фамилию назовите, - потребовал Чеслав.

- Не знаю, - задергался Семен.

- Великолепно, - фыркнула я, - очень смешно.

Хватайка вцепился пальцами в край стола.

- Если расскажу вам всю правду, меня не накажут?

- Отшлепают, лишат конфет, но потом сжалятся, - буркнула я, - за убийство обычно в угол ставят, минут на десять.

- Никого я не убивал! - захлюпал носом Сеня.

- О чем тогда хотели поведать? - по-отечески ласково осведомился Чеслав.

Семен поднял голову.

- Пообещайте, что мне ничего не будет!

- Детский сад, штаны на лямках! - возмутилась я. - Давай, говори!

Хватайка втянул голову в плечи.

- У меня отобрали вещи.

- Они грязные, их почистят и вернут, - ожил Приходько, - зато взамен вам дали хороший спортивный костюм.

- В кармане брюк лежало лекарство, - забубнил Семен.

- Верно, - согласился Федор, - белая туба с этикеткой «Цист», аюрведическое средство от цистита, произведено в Индии, какая-то их местная трава. У тебя проблема с мочевым пузырем? Мы можем сюда врача пригласить.

- Не надо, - отмел его предложение Сеня, - «Цист» не пилюли от воспаления. Это опиумная смесь, ее можно через трубку курить или в кальян забабахать.

- Наркота! - протянул Приходько.

- Я чистосердечно признался, - зачастил Хватайка, - ничего плохого в опиуме нет, его во времена Пушкина от головной боли прописывали, детям давали, чтобы спали крепче. Мне очень нужны деньги.

- Куда ж без них, - сочувственно кивнул Федор.

- Вы меня понимаете? - обрадовался Семен.

- Как никто другой, - подтвердил Приходько, - говори спокойно.

- У меня есть знакомый, он привозит партию «Циста», - зачастил Хватайка, - а его я по таблеткам продаю.

- Молодец, - похвалил Федор, - помогаешь людям.

- Вот именно, - приосанился Хватайка, - вреда от опиума нет. Это растительное сырье, не химия, вытяжка из мака. Чем оно плохо?

- Ничем, - поддакнул Приходько.

- Мне позвонил мужик, назвался Мишей, - уже более уверенным тоном продолжал Семен, - сказал: «Хочу взять сто таблеток, приезжай в развалины «Каркасы». И я поспешил, большую партию редко заказывают.

- И вас не смутили развалины? - поднял бровь Чеслав.

- Нет. Место как место, - пожал плечами Семен, - я подумал: «Парень, похоже, из того же района, небось, как и я, в детстве по подвалу лазил».

- По подвалу? - повторила я. - И вас не удивило то, где назначена встреча?

- Не-а, - ответил Хватайка, - это укромный уголок.

- И кто же был в руинах? - поинтересовался Чеслав.

Хватайка поежился.

- Не знаю, я пришел вовремя, тютелька в тютельку, поднял крышку, а там тело в крови.

В комнате зазвонил телефонный аппарат, шеф снял трубку, пару секунд молчал, потом велел:

- Принеси.

Семен снова затрясся.

- Хочешь кофе? - предложил Приходько. - Со сливками или с молоком?

- И сахару побольше, - ответил Хватайка.

Практикант вышел в коридор, я покосилась на молчащего Чеслава. Не слишком ли активен наш нештатный сотрудник? Вмешивается в разговор, принимает решение, в бригаде так не принято, главный здесь шеф, ему решать, следует ли ставить перед Семеном стаканчик с кофе, которое выдает автомат в холле.

Дверь открылась, но вместо Федора вошла Фатима. Она подала боссу полиэтиленовый прозрачный пакет. Внутри лежал толстый красный карандаш с золотым орнаментом. Эксперт беззвучно удалилась.

- Вам знаком этот предмет? - спокойно спросил Чеслав.

Семен прищурился.

Босс взял упакованную улику и поднес почти к самому носу Хватайки.

- Ну? Как?

- Нннет, - прозаикался Сеня.

- Это «ручка» маньяка Харитонова - Сяо Цзы, - с каменным лицом произнес начальник, - с виду невинный предмет для письма, а на самом деле нечто вроде инжекторного шприца, оставляющего на теле жертвы синяк в виде дракона. Именно им убили Игоря Венева и Осипа Кошмарова.

Семен начал икать, я постаралась не выдать своего удивления.

Шеф тем временем продолжал:

- Орудие убийства найдено под телом Ренаты. Вы наклонились над несчастной и потеряли «ручку»? Не смогли отыскать шприц и поэтому схватились за нож? Зачем вы лишили жизни Васькину, Кошмарова и Венева?

Послышался тихий скрип, в комнату, держа в руке полный стакан кофе, протиснулся Федор.

- Никого я не трогал, - забился в истерике Хватайка, - не видел шприца! Никогда!

Федор поставил картонный стакан на стол, схватил пакет со шприцем и начал вертеть в руках.

- Вау! Колпачок скручивается.

- Стой, - испугался Семен, - не нажимай, еще…

Хватайка прикусил язык.

- Еще что? - тихо спросила я. - Еще, не дай бог, сработает? Если ты никогда не видел «ручку», откуда знаешь, что ее лучше не открывать?

- Вы мне не поверите! - завизжал Семен.

- Это точно, - кивнул Чеслав, - колись, яхонтовый!

- А вот я тебе верю, - поспешно возразил Федор, - знаешь почему? Я задал себе несколько вопросов. Первый. Очень странно мчаться в заброшенное место, это лишь в предвкушении больших денег сделаешь. Второе. Зачем привозить Ренату в руины, оставлять ее там, возвращаться домой и снова, почти через сутки, тащиться назад? Уж убил бы ее сразу. Третье. Надо быть полным дураком, чтобы швырнуть халат, шапочку и стетоскоп в мусор у собственной двери. Неужели по дороге не нашлось ни одного контейнера? Четвертое. Не вижу мотива, не понимаю, какая выгода Сене от смерти Васькиной. Но чтобы и остальные приняли мою сторону, тебе надо рассказать правду. «Ручка»! Она откуда?

- От Романа Бубнова! - не выдержала я.

- Вы знаете! - подпрыгнул Сеня. - Зачем тогда спрашиваете?

- Хочется послушать твою версию, - пропел Федор, - не волнуйся и не спеши, здесь нет врагов, только люди, которые от души желают тебе помочь.

- Ладно, - выдохнул Семен, - но не ругайте меня.

Приходько пододвинул к нему стакан.

- Выпей и говори, мы твои друзья.

- Такие, как Роман? - неожиданно по-детски спросил Хватайка.

- Конечно, - без колебаний заверил Приходько.

Семен вцепился в стаканчик, а я поняла, по какой причине практиканта приписали к бригаде. Федя умелый манипулятор, он ужом заползает человеку в душу, уютно там располагается, а потом вытягивает из объекта нужную информацию. Спору нет, такая личность - ценное приобретение для структуры, занимающейся раскрытием особо тяжких преступлений. Сейчас Семен раскроет перед нами свою душу, мы докопаемся до истины. Но почему Феденька кажется мне все более противным?

Не подозревавший ничего о мыслях единственной женщины в комнате, Семен живо расправился с кофе и стал исповедоваться.

Лилия Хватайка никогда не заботилась о сыне. До прихода в дом Ирины Захаровны мальчик не знал, что есть семьи, где мать вскакивает ни свет ни заря, чтобы приготовить ребенку завтрак, погладить школьную форму и проверить, надел ли сын шапку перед выходом из дома. Горсть любви досталась и Сене, поэтому он почти поселился у Малышевой, бежал к домработнице Веневых в любую свободную минуту. Сначала Сеню привлекали вкусная еда и уют, созданный Ириной, потом он увидел, что мама Романа еще и хороший друг, с которым можно посоветоваться по любой проблеме. Малышева никогда не повышала голоса, не орала, как Лилия: «Идиот, кретин, вечно глупости делаешь». Если Ирина Захаровна была недовольна Романом или Сеней, она произносила фразу: «Знаешь, дорогой, ты умный, хороший мальчик, но в данном случае ты поступил не совсем правильно. Не расстраивайся, все совершают ошибки, просто учти этот неприятный опыт и больше его не повторяй».

Дружелюбные слова действовали на Семена намного сильнее, чем вопли и визг Лилии.

Когда Григорий Игоревич выгнал Ирину из семьи за общение со своим незаконнорожденным сыном, Сеня очень испугался, решил, что теперь тетя Ира не захочет иметь с ним дела, и целую неделю не показывался у Малышевой. Но через семь дней к нему приехал Рома и спросил: «Куда ты подевался?» Сеня замялся, потом честно сказал: «Тетя Ира из-за меня лишилась работы».

Лучший друг, не моргнув глазом, ответил: «Мама давно хотела уйти от Веневых, она теперь в больницу нянечкой устроилась, оклад небольшой, но люди за уход приплачивают, денег выходит намного больше, чем у прежнего хозяина, на смену ей не каждый день, условия там отличные. И ты не виноват, что Григорий Игоревич мерзавец. Поехали, мама пирог с капустой испекла, волнуется, как ты».

Больше у Семена никогда не возникало желания убежать от тети Иры, а спустя некоторое время он стал звать ее мама Ира. Шло время, Сеня не понимал, сколько лет Малышевой. Та всегда ярко одевалась, любила красную губную помаду и, казалось, никогда не уставала. Представляете, как он удивился, когда она совершенно неожиданно, буквально на ровном месте, вдруг упала и начала синеть? Слава богу, припадок с Малышевой случился в тот день, когда Рома и Сеня были дома. Бубнов моментально вызвал «Скорую», Малышеву отвезли в больницу и реанимировали, но врач сказал Роману: «У Ирины Захаровны больное сердце. Она часто жалуется на плохое самочувствие?» «Нет, - растерялся Бубнов, - мама работает, она всегда в тонусе, смеется». «Это хорошо, - кивнул доктор, - но на одном оптимизме и жизнелюбии ей не продержаться, нужна операция». «Сложная?» - испугался Роман. «Простых вмешательств не бывает», - развел руками кардиолог и рассказал, что ожидает мать, если ей не сделать операцию. «Завтра кладите ее на стол», - потребовал Бубнов. «Не получится, - погрустнел врач, - у нас очередь на три года вперед». «Но за этот срок мама может умереть! - ахнул Роман. - Она не такой человек, чтобы не работать и себя беречь. Неужели нет выхода?» «Есть, - спокойно сообщил медик, - на платные хирургические операции мало желающих. Но сумма, которую потребуется внести в кассу, очень большая, прибавьте деньги за уход, отдельную палату, импортные лекарства». «Я найду сколько необходимо», - рубанул Роман. «Правильное решение, - кивнул доктор, - не хочу вас пугать, но, если откровенно, без скальпеля Ирине Захаровне и года не прожить». «Через неделю я соберу нужную сумму», - заверил парень.

Но где было их взять? Лучший друг Семен беднее церковной мыши, остальные приятели ему под стать. Сам Бубнов не так давно перешел на другое место работы, оклад там пока был невелик и просить материальную помощь у нового начальника Рома не хотел. В конце концов он обратился к Алевтине.

Жена Григория Игоревича узнала о проблеме Малышевой во вторник, а в четверг Роман получил необходимую сумму всю целиком. Алевтина отказалась взять у него расписку. Ирину удачно прооперировали, она успешно восстановилась и по-прежнему носила яркие платья. Рома не сказал маме, где добыл денег, вернее, соврал про ссуду, которую ему дали на службе. Бубнов знал: Ирина будет переживать, постоянно извиняться перед подругой и может снова очутиться в больнице. Рома решил потихоньку отдавать Алевтине долг, он сэкономил небольшую часть зарплаты, принес Веневой и сказал: «Здесь, конечно, мало, но я непременно все возмещу. Пожалуйста, не говорите маме о кредите». «О чем не говорить?» - с хорошо разыгранным недоумением спросила Аля. «Про деньги, - смутился Рома, - не сомневайтесь, я верну все до копеечки! С процентами». «Не понимаю, о чем ты, - пожала плечами Алевтина и спрятала руки за спину. - Впервые слышу».

Бубнов обрадовался, но тут же почувствовал неловкость. Роман отлично знал, что Алевтина финансово зависит от Григория Игоревича и, скорее всего, либо сама у кого-то перехватила немалые средства, либо полностью опустошила свой запас. Несколько раз Рома пытался всучить Веневой долг, но всегда видел ее изумленное лицо и слышал одну и ту же фразу: «Ты мне ничего не должен».

Однажды осенью Семен пришел к Роме и застал приятеля за странным занятием. Бубнов пытался уложить в красивую замшевую коробочку странную авторучку. «Что ты делаешь?» - полюбопытствовал Хватайка. «Готовлю подарок Алевтине, - объяснил Роман, - черт! Не влезает!» «Дай я попробую», - предложил Сеня и потянулся к ручке.

Бубнов изо всей силы стукнул друга по руке и заорал: «Не цапай!»