% Я - свидетель Чернобыля... Самого главного события двадцатого века,несмотря на страшные войны и революции, которыми будет памятен этот век. Ужепрошло двадцать лет после катастрофы, но до сих пор для меня вопрос - о чемя свидетельствую: о прошлом или о будущем? Так легко соскользнуть вбанальность... В банальность ужаса... Но я смотрю на Чернобыль, как наначало новой истории, он не только знание, а и предзнание, потому чточеловек вступил в спор с прежними представлениями о себе и о мире. Когда мыговорим о прошлом или о будущем, то вкладываем в эти слова своипредставления о времени, но Чернобыль - это прежде всего катастрофа времени.Радионуклиды, разбросанные по нашей земле, будут жить пятьдесят, сто, двеститысяч лет... И больше... С точки зрения человеческой жизни они вечные. Чтоже мы способны понять? В наших ли силах добыть и распознать смысл в этом ещенезнакомом нам ужасе? О чем эта книга? Почему я ее написала? % Эта книга не о Чернобыле, а о мире Чернобыля. О самом событиинаписаны уже тысячи страниц и сняты сотни тысяч метров кинопленки. Я жезанимаюсь тем, что назвала бы пропущенной историей, бесследными следаминашего пребывания на земле и во времени. Пишу и собираю повседневностьчувств, мыслей, слов. Пытаюсь застичь быт души. Жизнь обычного дня обычныхлюдей. Здесь же все необычно: и обстоятельства, и люди, какими их заставили,подняли быть обстоятельства, когда они обживали новое пространство.Чернобыль для них - не метафора и символ, он - их дом. Сколько раз искусстворепетировало апокалипсис, пробовало разные технологические версиисветопреставления, но теперь мы точно знаем, что жизнь куда! фантастичнее.Через год после катастрофы меня кто-то спросил: " Все пишут. А вы живетездесь и не пишете. Почему?" А я не знала, как об этом писать, с какиминструментом и откуда подступиться. Если раньше, когда писала свои книги, явглядывалась в страдания других, то сейчас я и моя жизнь стали частьюсобытия. Слепились воедино, не отойти на расстояние. Имя моей маленькой,затерянной в Европе страны, о которой мир раньше почти ничего не слышал,зазвучало на всех языках, она превратилась в дьявольскую чернобыльскуюлабораторию, а мы, беларусы, стали чернобыльским народом. Где бы я теперь нипоявлялась, все с любопытством оглядывались: "А, вы оттуда? Что там?"Конечно, можно было быстро написать книгу, какие потом появлялись одна задругой - что случилось в ту ночь на станции, кто виноват, как скрывалиаварию от мира и от собственного народа, сколько тонн песка и бетонапонадобилось, чтобы соорудить саркофаг над дышащим смертью реактором, % ночто-то меня останавливало. Держало за руку. Что? Ощущение тайны. Это,скоропостижно поселившееся в нас ощущение, витало тогда над всем: нашимиразговорами, действиями, страхами и следовало вслед за событием. Событием -чудовищем. У всех появилось высказанное или не высказанное чувство, что мыприкоснулись к неведомому. Чернобыль - это тайна, которую нам еще предстоитразгадать. Непрочтенный знак. Может быть, загадка на двадцать первый век.Вызов ему. Стало ясно: кроме коммунистических, национальных и новыхрелигиозных вызовов, среди которых живем и выживаем, впереди нас ждут другиевызовы, более свирепые и тотальные, но пока еще скрытые от глаза. Но что-тоуже после Чернобыля приоткрылось... Ночь 26 апреля 1986 года... За одну ночь мы переместились в другоеместо истории. Совершили прыжок в новую реальность, и она, эта реальность,оказалась выше не только нашего знания, но и нашего воображения. Порваласьсвязь времен... Прошлое вдруг оказалось беспомощным, в нем не на что былоопереться, в вездесущем (как мы верили) архиве человечества не нашлосьключей, чтобы открыть эту дверь. Я не раз слышала в те дни: "таких слов неподберу, чтобы передать то, что я видела и пережила", "никто раньше мненичего подобного не рассказывал", "ни в одной книжке об этом не читал и вкино не видел". Между временем, когда случилась катастрофа и тем временем,когда о ней начали рассказывать, была пауза. Момент немоты... Он запомнилсявсем... Где-то наверху принимали какие-то решения, сочиняли секретныеинструкции, поднимали в небо вертолеты, двигали по дорогам огромноеколичество техники, внизу - ждали сообщений и боялись, жили со слухов, новсе молчали о главном - что же все-таки произошло? Не находили слов дляновых чувств и не находили чувств для новых слов, не умели еще выразиться,но постепенно погружались в атмосферу нового думанья, так можно сегодняопределить то наше состояние. Просто фактов уже не хватало, тянуло заглянутьза факт, войти в смысл происходящего. Налицо имелся эффект потрясения. И яискала этого потрясенного человека... Он говорил новые тексты...Голосаиногда пробивались как будто сквозь сон или бред, из параллельного мира.Рядом с Чернобылем все начинали философствовать. Становились философами.Храмы опять заполнились людьми... Верующими и недавними атеистами... Искалиответов, которые не могли дать физика и математика. Трехмерный мирраздвинулся, и я не встречала смельчаков, которые бы снова могли поклястьсяна Библии материализма. Ярко вспыхнула бесконечность. Замолчали философы иписатели, выбитые из знакомой колеи культуры и традиции. Интереснее всего вте первые дни было разговаривать не с учеными, чиновниками и военными сбольшими погонами, а со старыми крестьянами. Живут они без Толстого иДостоевского, без Интернета, но их сознание каким-то образом вместило в себяновую картину мира. Не разрушилось. Наверное, мы все скорее бы справились своенной атомной ситуацией, как в Хиросиме, собственно, к ней и готовились.Но катастрофа случилась на невоенном атомном объекте, а мы были люди своеговремени и верили, как нас учили, что советские атомные станции самыенадежные в мире, их можно строить даже на Красной площади. Военный атом -это Хиросима и Нагасаки, а мирный атом - это электрическая лампочка в каждомдоме. Никто еще не догадывался, что военный и мирный атом близнецы.Сообщники. Мы поумнели, весь мир поумнел, но поумнел он после Чернобыля.Сегодня беларусы, как живые "черные ящики" записывают информацию длябудущего. Для всех. Я долго писала эту книгу... Почти двадцать лет... Встречалась иразговаривала с бывшими работниками станции, учеными, медиками, солдатами,переселенцами, самоселами...С теми, у кого Чернобыль - основное содержаниеих мира, все внутри и вокруг отравлено им, а не только земля и вода. Онирассказывали, искали ответы... Мы думали вместе... Часто они торопились,боялись не успеть, я еще не знала, что цена их свидетельствам - жизнь."Запишите... - Повторяли. - Мы не все поняли, что видели, но пустьостанется. Кто-то прочтет и поймет. Потом... После нас..." Не зря ониторопились, многих уже нет в живых. Но они успели послать сигнал... % Все, что нам известно об ужасах и страхах, больше всего связано свойной. Сталинский ГУЛАГ и Освенцим недавние приобретения зла. Историявсегда была историей войн и полководцев, и война являлась, скажем так, меройужаса. Поэтому люди смешивают понятия войны и катастрофы... В Чернобыленалицо как будто все признаки войны: много солдат, эвакуация, оставленноежилье. Нарушен ход жизни. Чернобыльская информация в газетах сплошь извоенных слов: атом, взрыв, герои... И это затрудняет понимание того, что мынаходимся в новой истории... Началась история катастроф... Но человек нехочет об этом думать, потому что не задумывался над этим никогда, онпрячется за то, что ему знакомо. За прошлое. Даже памятники героям Чернобыляпохожи на военные... % Моя первая поездка в зону... Цвели сады, радостно блестела на солнце молодая трава. Пели птицы.Такой знакомый... знакомый... мир. Первая мысль: все на месте и все, какпрежде. Та же земля, та же вода, те же деревья. И форма, и цвет, и запах уних вечные, никто не в силах тут что-либо изменить. Но уже в первый день мнеобъяснили: цветы рвать не надо, на земле лучше не сидеть, воду из родника непить. К вечеру наблюдала, как пастухи хотели загнать в реку усталое стадо,но коровы подходили к воде и тут же заворачивали назад. Как-то они угадывалиоб опасности. А кошки, рассказывали мне, перестали есть дохлых мышей, а тевалялись везде: в поле, во дворах. Смерть таилась повсюду, но это былакакая-то другая смерть. Под новыми масками. В незнакомом обличии. Человеказастигли врасплох, он был не готов. Не готов, как биовид, не срабатывал весьего природный инструмент, который настроен, чтобы увидеть, послушать,потрогать. Ничего из этого было невозможно, глаза, уши, пальцы уже негодились, не могли послужить, потому как радиация не видна и у нее нетзапаха и звука. Она бестелесна. Всю жизнь мы воевали или готовились к войне,столько о ней знаем - и вдруг! Образ врага изменился. У нас появился другойвраг... Враги... Убивала скошенная трава. Словленная рыба, пойманная дичь.Яблоко... Мир вокруг нас, раньше податливый и дружелюбный, теперь внушалстрах. Старые люди, уезжая в эвакуацию и еще не представляя, что навсегда -смотрели на небо: "Солнце светит... Нет ни дыма, ни газа. Не стреляют. Ну,разве это война? А надо становиться беженцами..." Знакомый... незнакомый...мир. Как понять, где мы находимся? Что с нами происходит? Здесь... Сейчас...Спросить не у кого... В зоне и вокруг зоны... Поражало бесчисленное количество военнойтехники. Маршировали солдаты с новенькими автоматами. С полной боевойвыкладкой. Мне больше всего почему-то запомнились не вертолеты ибронетранспортеры, а эти автоматы...Оружие... Человек с ружьем в зоне... Вкого он мог там стрелять и от кого защитить? От физики... От невидимыхчастиц... Расстрелять зараженную землю или дерево? На самой станции работалоКГБ. Искали шпионов и диверсантов, ходили слухи, что авария -запланированная акция западных спецслужб, чтобы подорвать лагерь социализма.Надо быть бдительными. Эта картина войны... Эта культура войны рухнула у меня на глазах. Мывошли в непрозрачный мир, где зло не дает никаких объяснений, не раскрываетсебя и не знает законов. Я видела, как дочернобыльский человек превращался в чернобыльскогочеловека. % Не один раз... И тут есть о чем подумать... Я слышала мнение, чтоповедение пожарников, тушивших в первую ночь пожар на атомной станции, иликвидаторов напоминает самоубийство. Коллективное самоубийство. Ликвидаторычасто работали без защитной спецодежды, беспрекословно отправлялись туда,где "умирали" роботы, от них скрывали правду о полученных высоких дозах, иони с этим мирились, а потом еще радовались полученным правительственнымграмотами и медалям, которые им вручали перед смертью... А многим так и неуспевали вручить... Так кто они все-таки герои или самоубийцы? Жертвысоветских идей и воспитания? Почему-то со временем забывается, что ониспасли свою страну. Спасли Европу. Только на секунду представить себекартину, если бы взорвались остальные три реактора... % Они % герои. Герои новой истории. Их сравнивают с героямиСталинградской битвы или сражения под Ватерлоо, но они спасали нечтобольшее, чем родное отечество, они спасали саму жизнь. Время жизни. Живоевремя. Чернобылем человек замахнулся на все, на весь божественный мир, где,кроме человека, живут тысячи других существ. Животных и растений. Когда я кним приходила... И слушала их рассказы о том, как они (первые и впервые!)занимались новым человеческим нечеловеческим делом - хоронили землю в земле,то есть закапывали зараженные пласты в специальных бетонных бункерах вместесо всем их населением - жуками, пауками, личинками. Разнообразныминасекомыми, чьих даже имен не знали. Не помнили. У них было совершенно иноепонимание смерти, оно распространялось на все - от птицы до бабочки. Их мирбыл уже другим миром - с новым правом жизни, с новой ответственностью иновым чувством вины. В их рассказах постоянно присутствовала тема времени,они говорили "впервые", "никогда больше", "навсегда". Вспоминали, как ездилипо опустевшим деревням и встречали иногда там одиноких стариков, которые незахотели уехать вместе со всеми или потом вернулись из чужих краев: сиделите вечером при лучине, косили косой, жали серпом, лес валили топором,обращались в молитвах к зверям и духам. К Богу. Все, как и двести лет назад,а наверху где-то летали космические корабли. Время укусило свой хвост,начало и конец соединились. Чернобыль для тех, кто там был, не кончился вЧернобыле. Они вернулись не с войны... А как будто с другой планеты... Японяла, что свои страдания они совершенно сознательно обращали в новоезнание, дарили нам: смотрите, вам надо будет что-то с этим знанием делать,как-то его употребить. У героев Чернобыля есть один памятник... Это - рукотворный саркофаг, вкоторый они уложили ядерный огонь. Пирамида двадцатого века. % На чернобыльской земле жалко человека. Но еще больше жалко зверя... Яне оговорилась... Сейчас поясню.. Что оставалось в мертвой зоне после того,как уходили люди? Старые погосты и биомогильники, так называются кладбищадля животных. Человек спасал только самого себя, всех остальных он предал,после его отъезда в деревни входили отряды солдат или охотников ирасстреливали животных. А собаки бежали на человеческий голос... и кошки...И лошади ничего не могли понять... А они-то ни в чем неповинны - ни звери,ни птицы, и умирали они безмолвно, что еще страшнее. Когда-то индейцы вМексике и даже в дохристианской Руси просили прощения у животных и птиц,которых должны были убить себе для пропитания. А в древнем Египте животноеимело право на жалобу против человека. В одном из папирусов, сохранившемся впирамиде, написано: "Не найдено ни одной жалобы быка против Н." Перед уходомв царство мертвых египтянин читал молитву, в которой были и такие слова: "Яне обижал никакую тварь. Я не отнимал у животного ни зерна, ни травы." Что дал чернобыльский опыт? Повернул ли он нас к этому молчаливому итаинственному миру "других"? % Один раз я видела, как вошли солдаты в деревню, из которой ушли люди,и начали стрелять... Беспомощные крики животных... Они кричали на разных своих языках... Обэтом уже написано в Новом завете. Иисус Христос приходит в Иерусалимскийхрам и видит там животных, приготовленных к ритуальной жертве: сперерезанными горлами, истекающих кровью. Иисус закричал: " вы превратилидом молитвы в вертеп разбойников". Он мог бы добавить - в бойню... Для менясотни оставленных в зоне биомогильников те же древние капища. Только кому избогов? Богу науки и знания или Богу огня? В этом смысле Чернобыль дальшеОсвенцима и Колымы. Дальше Холокоста. Он предлагает конечность. Упирается вничто. Другими глазами оглядываю мир вокруг... Ползет по земле маленькиймуравей, и он теперь мне ближе. Птица в небе летит, и она ближе. Между мнойи ими расстояние сокращается. Нет прежней пропасти. Все - жизнь. Запомнилось и такое... Рассказывал старый пасечник (а потом я слышала отом же и от других): "Вышел утром в сад, чего-то не хватает, какого-тознакомого звука. Ни одной пчелы... Не слышно ни одной пчелы! Ни одной! Что?Что такое? И на второй день они не вылетели. И на третий... Потом намсообщили, что на атомной - авария, а она рядом. Но долго мы ничего не знали.Пчелы знали, а мы нет. Теперь, если что, буду на них смотреть. На их жизнь".Еще пример... Заговорила с рыбаками у реки, они вспомнили: "Мы ждали, когданам по телевизору объяснят... Расскажут, как спасаться. А червяки. Простыечервяки. Они ушли глубоко в землю, может, на полметра или на метр. А нам женепонятно. Мы копали-копали. Ни одного червяка не нашли для рыбалки..." Кто же из нас первее, прочнее и вечнее на земле - мы или они? Нам бы уних учиться, как выжить... И как жить... % Сошлись две катастрофы: социальная - на наших глазах развалилсяСоветский Союз, ушел под воду гигантский социалистический материк, икосмическая - Чернобыль. Два глобальных взрыва. И первый - ближе, понятнее.Люди озабочены днем и бытом: на что купить, куда поехать? Во что верить? Подкакие знамена снова встать или надо учиться жить для себя, своей жизнью?Последнее нам незнакомо, не умеем, потому что еще никогда так не жили. Этопереживают все и каждый. А о Чернобыле хотели бы забыть, потому что сознаниеперед ним капитулировало. Катастрофа сознания. Мир наших представлений иценностей взорван. Если бы мы победили Чернобыль или поняли до конца, тодумали и писали бы о нем больше. А так живем в одном мире, а сознаниесуществует в другом. Реальность ускользает, не вмещается в человека. % Да... За реальностью не удается угнаться... % Один пример... До сих пор пользуемся старыми словами:"далеко-близко", "свои-чужие"... Но что значит далеко или близко послеЧернобыля, когда уже на четвертые сутки чернобыльские облака плыли надАфрикой и Китаем? Земля оказалась такая маленькая, это не та земля, котораябыла во время Колумба. Бесконечная. Теперь у нас появилось другое ощущениепространство. Живем в обанкротившемся пространстве. Еще... В последние столет человек стал жить больше, но все равно его сроки ничтожны и крошечнырядом с жизнью радионуклидов, поселившихся на нашей земле. Многие из нихбудут жить тысячелетиями. Нам и не заглянуть в такую даль! Рядом с нимипереживаешь другое чувство времени. И это все - Чернобыль. Его следы. То жетворится с нашими отношениями с прошлым, фантастикой, знаниями... Прошлоеоказалось беспомощным, из знаний уцелело только знание о нашем незнании.Происходит перестройка чувств... Теперь часто вместо обычных утешений врачговорит жене об умирающем муже: "Подходить близко нельзя! Целовать нельзя!Гладить нельзя! Это уже не любимый человек, а объект, подлежащийдезактивации." Тут и Шекспир отступает. И великий Данте. Вопрос: подойти -не подойти? Целовать - не целовать? Одна из моих героинь (как раз беременнаяв то время) подошла и целовала, и не оставила мужа до самой его смерти. Заэто она поплатилась своим здоровьем и жизнью их маленького ребенка. Ну, акак было выбрать между любовью и смертью? Между прошлым и незнакомымнастоящим? А кто возьмет на себя смелость и осудит тех жен и матерей,которые не сидели возле своих умирающих мужей и сыновей? Рядом срадиоактивными объектами... В их мире и любовь изменилась. И смерть. Изменилось все, кроме нас. % Чтобы событие стало историей, нужно хотя бы пятьдесят лет. А тутприходится идти по горячим следам... % Зона... Отдельный мир... Другой среди всей остальной земли... Сначалапридумали ее фантасты, но литература отступила перед реальностью. Мы уже неможем, как герои Чехова верить: через сто лет человек будет прекрасен! Жизньстанет прекрасной!! Это будущее мы потеряли. Через сто лет был сталинскийГУЛАГ, Освенцим... Чернобыль.... И сентябрь в Нью-Йорке... Непонятно, какэто расположилось и как влезло в жизнь одного поколения, в его размеры.Например, в жизнь моего отца, которому сейчас восемьдесят три года? Человеквыжил!? Судьба - жизнь одного человека, история - жизнь нас всех. Я хочурассказать историю таким образом, чтобы не потерять из виду судьбу... Одногочеловека... % Больше всего в Чернобыле запоминается жизнь "после всего": вещи безчеловека, пейзажи без человека. Дорога в никуда, провода в никуда. Нет, да иподумаешь, что это - прошлое или будущее? % Мне иногда казалось, что я записываю будущее... Глава первая.
