Глава 13. Стамп Сиссон являлся Великим магистром Клана в штате Миссисипи

 

Стамп Сиссон являлся Великим магистром Клана в штате Миссисипи. Он назначил собрание Клана в небольшой охотничьей хижине в глубине соснового леса округа Неттлс, расположенного в двухстах тридцати милях к югу от округа Форд. Не было никаких балахонов, ритуалов, не было речей. Небольшая группа членов Клана обсудила с мистером Фредди Коббом, братом погибшего Билли Рэя Кобба, события в Клэнтоне. До этого Фредди позвонил другу, который связался со Стампом и попросил его организовать эту встречу.

Итак, предъявлено ли этому ниггеру обвинение? Кобб не был в этом уверен, однако слышал, что суд должен состояться в конце лета или начале осени. Больше всего его беспокоили разговоры о том, что черномазого могут признать невменяемым на момент совершения преступления, а это значит, что он выйдет из воды сухим. Такого быть не должно. Ниггер хладнокровно убил его брата, он сознательно рассчитал все. Спрятался в кладовке и поджидал. Именно так – хладнокровное убийство, а теперь люди говорят, что ему оно сойдет с рук. Чем Клан может помочь? В наше время черномазым есть куда бежать в поисках защиты: национальная ассоциация юристов, союз защиты гражданских прав и тысяча других подобных организаций, да еще суды и правительство. Черт побери, а что остается белому, кроме Клана? Кто еще может взять на себя смелость постоять за белого человека? Все законы потакают ниггерам, а политики-либералы пишут новые и новые – на горе самим себе. Но ведь хоть кто-то должен помнить о белой расе. Поэтому Фредди и обратился в Клан.

В тюрьме ли сейчас ниггер? Да, и там к нему относятся как к августейшей персоне. Тамошний шериф Уоллс – тоже из них, и он прямо-таки влюблен в этого черномазого. Поставил его в привилегированное положение, обеспечил дополнительной охраной. Ну ладно, о шерифе в другой раз. Кто-то говорил, что на этой неделе Хейли может выйти из тюрьмы под залог. Это, правда, не более чем слух. Хорошо бы он и в самом деле вышел.

А что брат? Он действительно изнасиловал девчонку? Не уверен, возможно, и нет. Уиллард, тот, второй, признался в изнасиловании, но Билли Рэй ни словом об этом не обмолвился. Женщин у него и так хватало, зачем ему вдруг понадобилась черномазая девчонка? А даже если все и правда, то что тут такого?

Кто у ниггера адвокат? Брайгенс, местный, из Клэнтона. Молодой, но способный. У него изрядный опыт ведения уголовных дел и хорошая репутация. Выиграл несколько процессов об убийствах. Он заявил нескольким репортерам, что черномазого признают невменяемым и выпустят на свободу.

Судья? Пока не знаю. В округе судьей служит Буллард, но говорят, что процесс будет вести не он. Ходят слухи о том, что слушание перенесут в другой округ, так что Бог его знает, кто там у них судья.

Сиссон и члены Клана внимательно слушали этого невежественного деревенщину. Им понравилось, как он рассуждал об ассоциации адвокатов, о правительстве и политиках, но в отличие от него они читали газеты, следили за теленовостями и знали: его брат получил по заслугам. Однако от кого? От ниггера! Это было недопустимо.

В общем, тут было чем заняться. Имея до суда в своем распоряжении несколько месяцев, они могли бы поднять целое восстание. Днем маршировали бы вокруг здания суда в своих белых одеяниях с островерхими капюшонами. Устраивали бы митинги, привлекая к себе внимание толпы и журналистов. Пресса была бы в восторге от этого: при всей своей ненависти к Клану она очень любила скандалы и социальные потрясения. А по ночам они бы жгли кресты в знак предостережения и угрозы, они бы запугивали этих людишек по телефону. Составить список ничего не подозревающих жертв особого труда не представило бы. Применение насилия стало бы неизбежным. Уж они-то знали, как его спровоцировать. Кому, как не им, было хорошо известно, что творилось с черномазыми, когда они видели с достоинством вышагивающих людей в белых балахонах.

Да, в округе Форд Клан мог бы неплохо порезвиться, развлекая себя игрой в прятки и другими, не столь безобидными, забавами. Времени еще достаточно для того, чтобы призвать братьев из соседних штатов. Кто из членов Клана откажется принять участие, кто согласится упустить такой великолепный случай? К тому же стоит подумать и о новом пополнении. Ведь предстоящее мероприятие только раздует горящую в сердцах ненависть к черномазым, и тысячи новых сторонников Клана выйдут на улицы городов. Чего скрывать – сейчас труднее стало пополнять свои ряды. Имя Хейли прозвучит для настоящего белого боевым кличем.

– Мистер Кобб, не могли бы вы снабдить нас именами и адресами самого ниггера, его семьи, адвоката, судьи и присяжных? – осведомился Сиссон.

Кобб обдумал поставленную перед ним задачу.

– Всех, кроме присяжных. Их еще не подобрали.

– Когда вам станут известны их имена?

– Будь я проклят, если это знаю! На суде, наверное. А что вы надумали?

– Пока трудно сказать, но скорее всего Клан не останется к происшедшему равнодушным. Нам нужно немного размяться, и, похоже, возможность для этого будет.

– Могу я чем-нибудь помочь? – с готовностью поинтересовался Кобб.

– Можете, но для этого вам необходимо стать членом.

– У нас там никого из Клана нет. Все куда-то пропали уже много лет назад. Мой дед когда-то входил в Клан.

– Вы хотите сказать, что дед жертвы являлся членом Клана?

– Да, – с гордостью ответил Кобб.

– Ну, в таком случае мы не можем остаться в стороне.

Окружавшие Сиссона люди закивали, в их глазах загорелся огонек священной мести. Коббу объяснили, что если он найдет среди своих приятелей пять или шесть человек, разделяющих его взгляды и готовых присоединиться к Клану, то где-нибудь в лесах округа Форд состоится большая торжественная тайная церемония – с горящим крестом и соблюдением всех ритуалов. После обряда посвящения он и его друзья станут полноправными членами Ку-клукс-клана, будет создано отделение Клана в округе Форд. И тогда они все вместе устроят грандиозный спектакль во время суда над этим Карлом Ли Хейли. Они поднимут такой шум этим летом, что ни одному присяжному, если у него есть хоть капля здравого смысла, не придет в голову голосовать за оправдание черномазого. «Подбери человек пять-шесть, – сказали ему, – и ты станешь во главе своего отделения».

Кобб ответил, что для этого у него как раз хватит двоюродных братьев. Он уходил со встречи пьяным от волнения, представляя себя членом Клана, таким же каким был и его дед.

 

* * *

 

В своих расчетах времени Бакли допустил небольшую ошибку. Проведенная им в четыре часа пополудни встреча с прессой не попала в вечерний выпуск новостей. Сидя у себя в кабинете, Джейк переключал маленький черно-белый телевизор с канала на канал и громко хохотал, не слыша в сообщениях из Мемфиса, Джексона и Тьюпело ни слова о вынесенном обвинении. Он так и видел, как все семейство прокурора устроилось перед экраном, ожидая появления на нем своего кумира, а сам герой, судорожно крутя ручки настройки, кричит на них, требуя тишины. А в семь часов, после того как телестанция Тьюпело в последний раз оповестила зрителей о погоде на завтра, домочадцы, видимо, разочарованно вышли из гостиной, оставив хозяина дома в одиночестве. «Есть еще десятичасовой выпуск!» – наверное, прокричал он им вслед.

В десять часов вечера Джейк и Карла, удобно устроившись на диване, ждали начала программы новостей. Ну вот, наконец, и он на ступенях главного входа, размахивает бумажками. В это время диктор четвертого канала пояснял за кадром, что сейчас зрители видят перед собой Руфуса Бакли, окружного прокурора, назначенного государственным обвинителем против Карла Ли Хейли, по делу которого большое жюри вынесло сегодня обвинительное заключение. Представив телезрителям Руфуса Бакли во всей его красе, телекамера широким полукругом описала площадь перед зданием суда, дав сидящим у экранов людям возможность полюбоваться великолепным видом центральной части Клэнтона. Затем кто-то из репортеров сказал несколько слов о готовящемся в конце лета заседании суда.

– Он очень агрессивен, – заметила Карла. – Зачем ему понадобилось созывать пресс-конференцию для оглашения обвинительных заключений?

– Но ведь он обвинитель. Мы, адвокаты, прессу ненавидим.

– Я это заметила. Моя тетрадь с газетными вырезками пухнет прямо на глазах.

– Продолжай в том же духе. Покажешь потом мамочке.

– А ты поставишь на каждой вырезке автограф?

– Только за плату. Даже для тебя – только за деньги.

– Отлично. А если ты проиграешь, я предъявлю тебе счет за работу ножницами.

– Напомню тебе, дорогая, что я еще ни разу не проигрывал дела об убийстве. Счет, так сказать, три – ноль.

Карла нажала кнопку панели дистанционного управления. Диктор на экране продолжал рассказывать о погоде, но голоса его слышно уже не было.

– Знаешь, что я больше всего ненавижу в твоих делах об убийствах? – Она вытащила подушку из-под своих загорелых стройных – почти совершенных – ног.

– Кровь, увечья, весь этот отвратительный натурализм?

– Нет. – Она распустила свои волосы длиной до плеч, позволив им свободно рассыпаться по диванному валику.

– Потерю человеческой жизни, какой бы гадкой она нам ни представлялась?

– Нет. – На Карле была старенькая, застиранная, украшенная вышивкой белая блузка на пуговицах. Она начала перебирать эти пуговицы.

– Жуткое зрелище, которое представляет собой человек, ожидающий, когда его поведут в газовую камеру?

– Нет. – Пуговицы медленно расстегивались одна за другой.

Экран телевизора освещал комнату голубоватым светом; улыбавшееся с него лицо беззвучно желало зрителям спокойной ночи.

– Ощущение ужаса, который испытывают члены семьи в тот момент, когда отец входит в зал суда и становится перед глазами присяжных?

– Нет. – Блузка была расстегнута, под ней виднелась полоска тончайшего шелка, через который просвечивало бронзовое тело.

– Скрытое от глаз несовершенство нашей правоохранительной системы?

– Нет. – Карла вытянула длинную ногу так, что она лежала сейчас расслабленно и ровно.

– Грубую и непрофессиональную тактику, применяемую нашими полицейскими и прокурорами для того, чтобы засадить за решетку ни в чем не повинного человека?

– Нет. – Она расстегнула полоску нежной шелковой ткани, поддерживавшую ее почти безупречную грудь.

– Гнев, ярость, кипение страстей, томление человеческого духа, неукротимость чувств?

– Почти.

Торопливо сброшенная одежда и нижнее белье упали – что на торшер, что на кофейный столик, – и два тела сплелись на мягких подушках. Старенький диван, подарок ее родителей, скрипел и стонал, как скрипел и стонал дубовый пол под ним. Но прочности дивану было не занимать, он привык к стонам и вскрикам. Полукровка Макс с пониманием поплелся к дверям спальни Ханны – охранять.