Работа лаек по медведю.

Большинство лаек только теребят медведя за шерсть, набирая ее полную пасть, но не кусают. Хорошие медвежатницы должны давать хватки медведю очень болезненные, которые только и способны заставить могучего хищника спасовать перед ней и стараться обезопасить свой зад выворотком, колодником или толстым деревом, что, в конечном итоге, ведет к постанову его.

Медведь прекрасно понимает, с кем ему приходится иметь дело. Я был свидетелем, как две хорошие хватки остановили громадного медведя в 25 пудов. Укусы собаки были настолько сильны, что производили впечатление раны после выстрела картечью.

Присутствие хозяина действует на лайку ободряющим образом, и работа ее со зверем, могущим уничтожить ее одним движением страшной лапы, становится еще отчаянней, заставляя трепетать от восторга охотничье сердце.

Разбирая по существу работу лаек по медведю, я должен еще отметить, что некоторые лайки, носящие название «медвежатниц», определенно не желают «искать» даже капканного медведя. Охотник ходит иногда целый день, разбирая «протаск» (след, оставляемый капканом или волокушкой, когда медведь идет на уход), а такая умная собачка все время вертится перед ним. Но стоит только хозяину дойти до зверя, собачка обязательно залает злобно и даже, если медведь не особенно сердитый или на грех запутался с капканом, то и теребнет его за шерстку к вящему удовольствию ее владельца.

Поэтому при определении качества зверовой лайки очень важно знать, способна ли она самостоятельно, без хозяина, доходить до медведя или же может работать со зверем только в присутствии охотника.

Так как охота на берлоге происходит при охотниках, то и собака действует смелее и решается залаять у чела берлоги. Есть такие лайки, которые рвут медведя, когда он высовывается из берлоги, и есть такие, которые в неукротимой злобе с отчаянной смелостью заскакивают в самую берлогу, если она достаточно просторна.

Вообще должен сказать, что лайка может стяжать себе славу медвежатницы легче всего на берложной охоте. На капканного медведя, когда охотник с лайкой доходит до свежего протаска, прежде всего бросается в глаза нежелание собаки самостоятельно дойти до зверя. Если же она пошла, и не только пошла, но нашла, залаяла и остановила хорошими хватками медведя, то можете себя поздравить, что имеете, если не первоклассную, то, во всяком случае, хорошую медвежатницу.

Охота за медведем «ходовым» по первой пороше производится по не успевшим залечь в берлогу зверям и по вспугнутым случайно на берлоге. Это самый трудный экзамен для лайки. Такая же охота может производиться и по насту весной по покинувшим зимнюю постель мишкам. Если снег еще около аршина, работа для собаки легче, так как снег все-таки стесняет движения зверя. Только на этих охотах можно вполне определить достоинство лайки, как медвежатницы, так как работа ее будет вполне самостоятельной. Если работа ее будет недостаточно энергична, то охотнику не придется не только стрелять, но и повидать зверя. Разумеется, охота на ходового медведя вполне возможна в летнее и осеннее время.

Охотники, читающие мои заметки, вероятно, обратили внимание, что я все время говорю о работе по медведю только одной лайки. На это я должен сказать, что собаки, могущие работать по медведю с несколькими другими, малопригодны для этой охоты. Самостоятельно она работать все равно не будет. Не будет она работать, а также и вся стая из таких же собак, если на нее случайно выйдет главный «запевало». Я приведу такой пример.

У известного умершего 14 лет тому назад промышленника — Сергеича, жившего у Ивановского болота на Никито-Ивдельском тракту за селением Всеволодо-Благодатским, было одно время шесть лаек, с которыми он перебил немало медведей берложных и ходовых. Капканов он не ставил.

Стоило погибнуть одной из них, не особенно ценной, по мнению Сергеича, и вся пятерка недурных с виду лаек не могла постановить ни одного ходового медведя. Только тогда Сергеич вполне оценил погибшую собаку.

Вполне понятно, что при двух таких лайках, настоящих медвежатниц, работа со зверем каждой из них становится легче и менее рискованной, а для охотника не менее интересной.

Чтобы покончить с описанием работы лаек по медведям, должен еще сказать, что натравливание лаек на домашних медведей, как и садки по таковым, я считаю совершенно бесцельными, так как такой одомашенный медведь не имеет лесного запаха дикого зверя. В этом я убедился на опытах.

Один такой опыт вышел даже комичным. Дело происходило в Серебрянском заводе в мае месяце. Взят был живым четырехмесячный медвежонок. Показать его привели в избу красивой, рослой лайке, очень недурно бравшей домашнюю трехлетнюю медведицу смотрителя Клыктанского железного рудника Девяткова, чему я и сам был свидетелем. Собака эта, учуяв под кроватью лесное детище, пришла в панический ужас, вырвалась из рук хозяина, отворила лбом дверь, сломала не особенно хрупкую подворотню у ворот и стремительно убежала домой, предварительно изгадив избу, крыльцо и двор последствиями так называемой «медвежьей болезни».

На этой медведице я решил попробовать своих лаек Полкана и Енотку, благо к тому был удобный случай, так как Клыктанский рудник входит в планшет, над которым я работал.

Медведица помещалась под навесом на длинной цепи и выкопала себе глубокую яму в виде берлоги. Тогда я еще верил, что на таких медведях возможно испытать злобу собак и потому с захватывающим интересом ожидал, как будут действовать мои лайки, хорошие работницы по лосям, но не испытанные еще по медведям. Собаки были на свободе, и когда мы подошли, медведица лежала в своем логове. К моему удивлению и разочарованию, Полкан и Енотка заглянули в отверстие ямы и, когда медведица высунулась, обнюхались с ней нос к носу и немного поурчали. После этого медведица быстро убралась в свое логово, а собаки преспокойно улеглись спать у самого чела ямы. Чтобы вызвать медведицу наружу, я попросил конюха, ходившего за ней, принести ведро с кормом, который собаки принялись немедленно есть. Медведица также вылезла и смело сунулась к ведру, но Полкан и Енотка вцепились ей в уши, она рявкнула с перепугу и быстро исчезла в своей дыре. Собаки наелись и улеглись отдыхать на старое место. Опыт был кончен, а я остался в недоумении.

В то же лето мне удалось испробовать этих собак при другой обстановке.

Был ранен с лабаза большой медведь, оставив там за собой кровяной след от раны в шею. Медведь ушел около трех верст и залег в болоте. Пущенные по следу Полкан и Енотка быстро нашли его и так обрабатывали, что еще за версту было слышно, как он рявкал.

Когда мы подошли, глазам нашим представилась дикая, но не лишенная оригинальной красоты картина. Большой бурый медведь, разъяренный раной и собаками, вертелся с бешеным ревом, с налитыми кровью глазами, в какой-то дикой пляске с ними. Движения его и собак были так стремительны и неожиданны, что взор не успевал охватывать все детали живой картины.

Обратил я лишь внимание на то, что Полкан все время определенно рвал задние ноги медведя, Енотка же вертелся как бес и успевал не раз укусить шею, морду и уши. Несколько раз я думал, что он погиб, но Енотка все как-то благополучно вывертывался. Когда медведь был убит, то собаки настолько «угорели», что немедленно залезли по уши в воду. Вот на основании этих опытов я считаю пробы собак на одомашенных медведях бесцельными.