Двадцать. – Ты не моройка! – Он не кричал, но говорил достаточно громко, чтобы привлечь внимание стоящих поблизости

 

– Ты не моройка! – Он не кричал, но говорил достаточно громко, чтобы привлечь внимание стоящих поблизости. – Ты Роза Хэзевей? Как ты, со своей нечистой кровью, осмелилась осквернить святость нашей…

– Хватит! – оборвал его высокомерный голос. – Я сама разберусь с этим.

Даже несмотря на маску, не вызывало сомнений, кому принадлежит голос. Это была Татьяна – в серебристой маске с цветочным узором и сером платье с длинными рукавами. Я наверняка и раньше видела ее в толпе, но не догадывалась, кто это, пока она не заговорила.

Все замерли. Вслед за королевой к нам подошла Даниэлла Ивашкова и, узнав меня, широко распахнула глаза.

– Адриан… – начала она.

Однако ситуацией уже завладела Татьяна.

– Пошли со мной.

Было очевидно, что приказ относился ко мне; ослушаться я не могла. Повернувшись, она быстро направилась к выходу из зала, следом я, за мной Адриан и Даниэлла.

Как только мы оказались в освещенном факелами коридоре, Даниэлла набросилась на Адриана.

– О чем ты только думаешь? Допустим, в некоторых случаях я не против того, чтобы ты приглашал Розу, но сейчас это…

– Неуместно, да, – жестко заявила Татьяна. – Хотя, возможно, неплохо, что дампирка стала свидетельницей того, с каким уважением мы относимся к героизму и жертвам ее народа.

От растерянности на мгновение все потеряли дар речи.

– Да, но согласно традиции… – Даниэлла первой пришла в себя.

– Я знакома с традицией. – Татьяна снова прервала ее. – Нарушение этикета имеет место, безусловно, но присутствие здесь Розмари никоим образом не помешает нам выразить свое почтение к умершим. Потеря Присциллы…

На мгновение Татьяна утратила все свое хладнокровие. Никогда не думала, что она может иметь лучшую подругу, но Присцилла подошла к этому ближе всех. Как вела бы себя я, если бы потеряла Лиссу? Уж во всяком случае, не так хорошо владела собой.

– Потеря Присциллы – удар, последствия которого я буду ощущать очень, очень долго, – наконец снова заговорила Татьяна, не сводя с меня пронзительного взгляда. – И надеюсь, ты понимаешь, как мы нуждаемся в вас и как высоко ценим тебя и других стражей. Мне известно, что иногда вы, дампиры, думаете, будто вас недооценивают. Это не так. Эти смерти оставили зияющую брешь в наших рядах, и теперь мы чувствуем себя менее защищенными. Уверена, ты понимаешь это.

Я кивнула, удивляясь тому, что Татьяна не обрушилась на меня с криками.

– Это огромная потеря, – сказала я, – которая является тем более ощутимой, поскольку стражей и так нередко не хватает – в особенности когда стригой объединяются в большие группы.

Татьяна явно была приятно удивлена тем, что я хоть в чем‑то выразила с ней согласие.

– Я так и думала, что ты понимаешь. Тем не менее… – Она посмотрела на Адриана. – Тебе не следовало приводить ее сюда. Правила приличия должны неукоснительно соблюдаться.

– Извини, тетя Татьяна, – на удивление кротко отозвался Адриан. – Мне просто казалось, что Роза должна это увидеть.

– Ты будешь помалкивать об этом, договорились? – спросила меня Даниэлла. – Многие гости очень, очень консервативны в своих взглядах, им не понравится, если тайна ритуала выйдет наружу.

Какая тайна? Что они встречаются у костра, надев лучшие свои наряды и маски? Да, похоже, они хотят, чтобы об этом никто не знал.

– Никому не скажу ни слова, – заверила я.

– Хорошо, – сказала Татьяна. – А теперь тебе нужно уйти до того… Кто это? – Она бросила взгляд в сторону зала. – Кристиан Озера?

– Да, – дружно ответили мы с Адрианом.

– Он не получал приглашения! – воскликнула Даниэлла. – Это тоже твоя проделка?

– Ну, не столько проделка, сколько гениальное озарение, – поправил Адриан.

– Надеюсь, никто не догадается, пока он ведет себя хорошо. – Татьяна испустила вздох. – Я вижу, он воспользовался возможностью поговорить с Василисой.

– Это с ним не Лисса, – не подумав, брякнула я.

Лисса действительно повернулась к Кристиану спиной и разговаривала с кем‑то другим, сквозь распахнутую дверь бросая на меня обеспокоенные взгляды.

– Кто же это? – удивилась Татьяна.

Дерьмо! Поначалу у меня мелькнула мысль солгать, присвоив подруге какую‑нибудь королевскую фамилию. Некоторые семьи такие большие, что всех и не упомнишь. Однако…

– Это… ммм… Мия Ринальди, наш друг еще с Академии.

– Ринальди? По‑моему, у нас есть служитель с такой фамилией.

Надо же! Она знает работающих на нее людей; придется в который раз пересмотреть свое мнение о ней.

– Служитель? – Даниэлла вперила в сына угрожающий взгляд. – Ну, о ком еще мне следует знать?

– Нет, больше никого. Будь у меня больше времени, я привел бы сюда и Эдди. Черт, может, даже малолетку.

Даниэлла была в шоке.

– Я не ослышалась? Ты сказал «малолетку»?

– Это всего лишь шутка, – поспешно вмешалась я, опасаясь того, что он может брякнуть в ответ, еще больше ухудшив ситуацию. – Мы так иногда называем одну свою подругу, Джил Мастрано.

Ни Татьяна, ни Даниэлла, похоже, не оценили юмора.

– Никто, кажется, не осознает, что они здесь чужие. – Даниэлла кивнула на Кристиана и Мию. – Хотя можно не сомневаться – пойдут слухи о том, что Роза подпортила нам церемонию.

– Теперь с этим уже ничего не поделаешь, – устало сказала Татьяна и добавила, обращаясь ко мне: – А сейчас уходи, и пусть все думают, что тебя как следует отчитали. Адриан, ты возвращаешься с нами и следишь за тем, чтобы твои личные гости не привлекали внимания. И никогда больше так не поступай.

– Не буду, – почти убедительно ответил он.

По дороге в зал Татьяна обернулась и бросила мне через плечо:

– Не забывай того, что видела здесь. Мы действительно дорожим своими стражами.

Ее слова вызвали во мне всплеск гордости. Я провожала уходящих дам задумчивым взглядом. Противно, что все в зале думают, будто мне хорошенько всыпали, но на самом деле мне еще повезло – все могло ведь обернуться гораздо хуже. Сняв маску – скрываться было больше нечего, – я поднялась по лестнице и вышла наружу.

Не успела я сделать несколько шагов, как передо мной возникла темная фигура. Поглощенная собственными мыслями, от неожиданности я подскочила чуть не на десять футов.

– Майкл! – воскликнула я. – Ты напугал меня до полусмерти. Что ты здесь делаешь?

– Вообще‑то я искал тебя. – Он заметно нервничал. – Ходил рядом с твоим домом, но тебя так и не встретил.

– Да, я была на Маскараде Проклятых.

Он непонимающе смотрел на меня.

– Неважно. Что случилось?

– Думаю, у нас есть шанс.

– Какой шанс?

– Кажется, ты сегодня пыталась увидеться с Дмитрием?

– Да. Хотя от моих попыток тут мало что зависит. Он сам не хочет меня видеть, и армия стражей тут ни при чем.

Майкл переминался с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам, словно был не в себе.

– Поэтому я тебя и искал.

– Извини, но я что‑то не въезжаю.

К тому же от вина разболелась голова.

Майкл сделал глубокий вдох.

– Думаю, я смогу тайком провести тебя к нему.

Я смотрела на него, пытаясь понять – это шутка? Или мне все это мерещится? Нет, Майкл был смертельно серьезен. Я не слишком хорошо его знала, но видела, что в данный момент он не настроен шутить.

– Как? Я пыталась, но…

– Пошли, я объясню по дороге. – Майкл поманил меня за собой. – У нас не слишком много времени.

– Что‑то произошло? – спросила я, торопливо догнав его. – Он… Он все‑таки захотел меня повидать?

Я не осмеливалась надеяться на это, да и слова Майкла о том, что он проведет меня тайком, вызывали сомнение в верности этой идеи.

– Его охрану заметно сократили.

– Правда? Насколько?

Во время визита Лиссы стражей там было не меньше дюжины – включая ее сопровождающих. Если здравый смысл победил и они поняли, что больше одного‑двух охранников Дмитрию не требуется, для него это очень хорошо. Так всем будет легче убедиться, что он больше не стригой.

– До пяти человек.

– Ох! – Не так уж хорошо, но и не ужасно. – Однако теперь они хотя бы ближе к пониманию того, что он не опасен?

Майкл пожал плечами, не сводя взгляда с тропинки. Во время «Вахты смерти» прошел дождь, сейчас воздух был прохладный и влажный.

– Некоторые уже поняли кое‑что. Однако необходимо постановление Королевского совета, где будет сказано, что он такое.

Я чуть не споткнулась.

– Что значит – что он такое? – воскликнула я. – Он не «что»! Он такой же дампир, как все.

– Знаю, но решаем тут не мы.

– Ты прав, извини, – проворчала я. Какой смысл казнить вестника? – Ну, надеюсь, они оторвут свои задницы от кресел и не станут затягивать с этим постановлением.

За этим последовало весьма выразительное молчание.

– Что? – Я бросила на Майкла взволнованный взгляд. – О чем ты недоговариваешь?

– Ходят слухи, будто сейчас Совет занят обсуждением чего‑то гораздо более важного.

Меня снова охватила злость. Что на свете может быть важнее судьбы Дмитрия?

«Успокойся, Роза. Сосредоточься. Не позволяй тьме завладеть собой, от этого будет только хуже».

Я всегда старалась обуздывать себя, но сейчас была слишком взволнована.

Мы дошли до здания, где находилась тюрьма, и начали подниматься по лестнице. Перепрыгивая через две ступеньки, я вернулась к первоначальной теме.

– И что толку, если его охрану уменьшили? Те, которые остались, наверняка знают, что меня пускать не велено.

– В этой смене в приемной дежурит мой друг. Он скажет стражам, которые охраняют камеру, что тебе разрешили свидание.

Майкл хотел открыть дверь, но я потянула его за руку.

– Почему ты делаешь это для меня? Может, для моройского Совета Дмитрий не имеет особого значения, но стражи относятся к этому иначе. У тебя могут быть большие неприятности.

– Неужели тебе нужно об этом спрашивать? – Он горько улыбнулся мне.

– Нет, – подумав, ответила я.

– Когда я потерял Соню… – Майкл на мгновение закрыл глаза, а когда снова открыл их, его взгляд, казалось, был устремлен в прошлое. – Когда я потерял ее, мне хотелось умереть. Она была очень славной женщиной и стала стригоем от отчаяния. Просто не видела другого способа спастись от воздействия стихии духа. Я отдал бы что угодно – все на свете – за то, чтобы помочь ей, чтобы вернуть наши прежние отношения. Не знаю, возможно ли это для нас, но для тебя такая возможность существует, прямо сейчас. Я не могу допустить, чтобы ты лишилась ее.

С этими словами он ввел меня внутрь. Парень в приемной, как и говорил Майкл, связался со стражами около камер и сказал, что к Дмитрию пришел посетитель. При этом он сильно нервничал, что, конечно, вполне объяснимо, тем не менее согласился помочь.

«Просто потрясающе, – подумала я, – что друг может сделать для друга».

За последние две недели я получила тому немало доказательств.

Как и Лиссу, вниз меня сопровождали два стража. Я узнала их, поскольку видела ее глазами; они, казалось, сильно удивились при виде меня. Может, слышали, как решительно Дмитрий отказывался встречаться со мной? Однако в их глазах ситуация выглядела так, что кто‑то достаточно влиятельный потворствует моему желанию оказаться здесь. А в этом случае какие у них могут быть вопросы?

Майкл последовал за нами по лестнице. Я почувствовала, как заколотилось сердце. Дмитрий. Я вот‑вот увижусь с ним. Что я скажу ему? Что сделаю? Это было невозможно представить. Приходилось все время мысленно одергивать себя, чтобы сохранять трезвый рассудок.

Оказавшись в коридоре, я увидела двух охранников перед камерой Дмитрия, еще одного в дальнем конце и двоих у двери, через которую мы вошли. Я остановилась, с чувством неловкости осознав, что говорить нам придется при посторонних. Однако повышенные меры безопасности не оставляли нам выбора.

– Могу я поговорить с ним наедине? – на всякий случай все же спросила я.

– Приказ сверху. – Один из моих сопровождающих покачал головой. – Два стража все время должны находиться рядом с камерой.

– Она сама страж, – заметил Майкл. – И я тоже. Оставьте нас одних, а прочие пусть подождут у двери.

Я бросила на Майкла благодарный взгляд. Если только он будет рядом, это ничего. Остальные, решив, что нам ничто не угрожает, отошли – нельзя было сказать, что мы остались с Дмитрием наедине, но оттуда они ничего не услышат.

Когда мы с Майклом подошли к камере и остановились перед ней, мое сердце чуть не выскочило из груди. Как и при появлении Лиссы, Дмитрий сидел на постели, поджав под себя ноги, спиной к нам.

Слова застряли в горле, ни одной вразумительной мысли в голове не осталось. Как будто я начисто забыла причину, по которой оказалась здесь.

– Дмитрий, – наконец выговорила я, но горло перехватило, и получилось не очень разборчиво.

Спина Дмитрия внезапно напряглась, однако он не повернулся.

– Дмитрий, – повторила я, на этот раз более отчетливо. – Это… я.

Это говорить было необязательно – он еще с первой моей попытки понял, кто здесь. Наверное, он узнал бы мой голос в любой ситуации; может, даже звук моего дыхания и сердцебиения. Дожидаясь ответа, я почти перестала дышать. Увы.

– Нет.

– Что нет? – спросила я. – В смысле – нет, это не я?

Он огорченно вздохнул, почти как раньше, когда в процессе наших тренировок я делала что‑нибудь особенно нелепое.

– Нет, в смысле, что я не хочу тебя видеть. – Его голос был полон напряжения. – Тебя не должны были пускать сюда.

– Да. Но я нашла обходной путь.

– Ясное дело, нашла.

Он по‑прежнему сидел спиной ко мне, и это было мучительно. Я взглянула на Майкла, и тот, подбадривая, кивнул мне. Наверное, следовало радоваться, что Дмитрий вообще разговаривает со мной.

– Я должна была увидеться с тобой. Должна была выяснить, в порядке ли ты.

– Уверен, Лисса уже рассказала тебе.

– Я должна была увидеть собственными глазами.

– Ну, теперь ты видишь.

– Пока я вижу только твою спину.

Это сводило с ума, и все же каждое произносимое им слово воспринималось как подарок. Казалось, прошла тысяча лет с тех пор, как я слышала его голос. Как и прежде, у меня возник вопрос: как я могла подумать, что Дмитрий в Сибири и этот – один и тот же человек? Его голос звучал так же, как когда он был стригоем, но тогда он вызывал ощущение холодного озноба. Сейчас же в нем чувствовались теплота и мягкость – пусть даже он говорил такие ужасные вещи.

– Я не хочу, чтобы ты приходила сюда, – решительно заявил Дмитрий. – Не хочу встречаться с тобой.

Я лихорадочно обдумывала, как поступить. Дмитрий по‑прежнему излучал чувство угнетенности и безнадежности. Лисса пыталась рассеять его с помощью доброты и сочувствия, и ей удавалось пробиться сквозь его защиту, хотя в огромной степени потому, что он считал ее своей спасительницей. Я могла прибегнуть к схожей тактике, могла быть мягкой, исполненной любви и желания поддержать его, причем не кривя душой. Я действительно любила его и очень сильно хотела ему помочь. Тем не менее сомневаюсь, что подобные методы сработали бы и в моем случае. Роза Хэзевей прославилась не благодаря мягкому подходу… ну, по крайней мере, не только этим. Я решила сыграть на его чувстве долга.

– Ты не можешь игнорировать меня, – сказала я, стараясь не сорваться на крик, чтобы не услышали стражи. – Ты в долгу передо мной. Я спасла тебя.

Последовала пауза, после чего он настороженно ответил:

– Меня спасла Лисса.

Гнев вспыхнул в душе, в точности как во время визита подруги. Почему он такого высокого мнения о ней? Почему не обо мне?

– Как, по‑твоему, она узнала, каким образом тебя можно спасти? Ты имеешь хоть малейшее представление о том, через что нам – то есть мне – пришлось пройти, чтобы раздобыть эту информацию? Ты считаешь безумством мою поездку в Сибирь, но поверь, ты даже вообразить не можешь, какие безумные вещи я действительно делала. Ты знаешь меня. Знаешь, на что я способна. И на этот раз я побила даже собственные рекорды. И ты в долгу передо мной.

Это прозвучало резко, даже грубо, но мне требовалось вывести его из равновесия и заставить хоть как‑то откликнуться. И я своего добилась. Дмитрий резко повернулся – глаза горят, пространство вокруг насыщено энергией. Как обычно, двигался он стремительно и одновременно изящно. Его голос звенел от сдерживаемых чувств: гнева, огорчения и беспокойства.

– Тогда лучшее, что я могу сделать…

И умолк. Карие глаза широко распахнулись от… чего? Изумления? Благоговения? Или, возможно, он был так же ошеломлен, как и я при виде его?

Потому что внезапно у меня возникло четкое ощущение, что он испытывает то же, что и я раньше. Он много раз видел меня в Сибири. Всего лишь прошлой ночью он видел меня в товарном складе. Однако сейчас… сейчас он впервые за долгое время видел меня своими собственными глазами. Сейчас он больше не был стригоем, и весь мир вокруг стал другим. Его мировоззрение и чувства, даже его душа – все изменилось.

Это был один из тех моментов, про которые люди говорят, что вся жизнь проносится перед их внутренним взором. Мы смотрели друг на друга, и передо мной мелькали сцены того, как развивались наши отношения. Я вспоминала, каким сильным он был, когда доставил нас с Лиссой обратно в Академию. Какими нежными были его прикосновения, когда он перевязывал мои кровоточащие, израненные руки. Как он нес меня на руках после того, как Наталья, дочь Виктора, напала на меня. Но ярче всего мне вспоминалась наша ночь в хижине, прямо перед тем, как стригой схватили его. Год, мы знали друг друга всего год, но, казалось, за это время для нас прошла целая жизнь.

И, я уверена, при взгляде на меня с ним происходило то же самое. Его глаза впитывали каждую черту моего облика и навек откладывали в памяти. Мелькнула мысль – и как я выгляжу? На мне было то же платье, которое я надела ради тайной церемонии, и я знала, что оно мне идет. Веки, скорее всего, покраснели от слез, и, уходя с Адрианом, я успела лишь наскоро расчесать волосы.

Впрочем, вряд ли все это имело значение. То, как Дмитрий смотрел на меня, подтверждало все, что я предполагала. Чувства, которые он питал ко мне до обращения, он сохранил и будучи стригоем, пусть и в искаженном виде. И вот теперь они вернулись, снова став прежними. Так и должно быть. Может, Лисса и впрямь настоящая его спасительница. Может, придворные считают ее богиней. Но здесь и сейчас, как бы он ни старался сохранить бесстрастное выражение лица, было ясно, что богиня для него я и только я.

Он сумел справиться с собой – как и всегда. Кое‑что не меняется ни при каких условиях.

– Тогда лучшее, что я могу сделать, – продолжил он спокойно, – это держаться подальше от тебя. Это самый верный способ уплатить долг.

Мне стало трудно продолжать разумную беседу: я пришла в ярость.

– А Лиссе ты, значит, уплатишь долг, всегда оставаясь с ней рядом!

– Я не делал… – На мгновение он отвел взгляд, стараясь овладеть собой, и снова посмотрел мне в глаза. – Я не делал с ней того, что с тобой.

Мой взрывной темперамент снова дал о себе знать.

– Это был не ты! И мне плевать!

– Сколько? – воскликнул он. – Сколько стражей погибли из‑за меня прошлой ночью?

– Я… Думаю, шесть или семь.

Серьезные потери. Я ощутила жжение в груди, вспомнив имена, которые перечисляли во время церемонии.

– Шесть или семь, – с болью в голосе повторил Дмитрий. – Умерли за одну ночь. Из‑за меня.

– Ты там был не один! И вообще, повторяю – это был не ты! Ты не мог управлять собой. И для меня это не имеет значения…

– А для меня имеет! – закричал он; его голос зазвенел по всему коридору. Стражи на дальнем конце задвигались, но не подошли. Потом Дмитрий заговорил тише, но его голос по‑прежнему дрожал от сильных чувств. – Для меня это имеет значение, вот чего ты не понимаешь. И не можешь понять. Не можешь понять, каково это – осознавать, что я делал. Все время, пока был стригоем… Сейчас это кажется сном, но таким, который помнится очень ясно. Мне нет прощения. А что я творил с тобой? Это воспоминание больнее всего – обо всем, что я делал, и еще о том, что мне хотелось делать.

– Больше это не повторится, – умоляюще заговорила я. – Пусть все уйдет. До того как это произошло, ты говорил, что мы будем вместе. Что мы получим назначения близко друг к другу и…

– Роза, – прервал он меня, впервые назвав по имени, и это пронзило мне сердце. Наверное, оговорился, на самом деле не желая обращаться ко мне таким образом. Его губы искривила улыбка, но ничуть не веселая. – Ты что, и впрямь думаешь, будто мне когда‑нибудь позволят стать стражем? Чудо, что я вообще еще жив!

– Неправда! Как только они поймут, что ты снова прежний… все станет как было.

Он с грустью покачал головой.

– Твой оптимизм… Твоя вера, что ты можешь заставить события развиваться по собственному желанию… Ох, Роза! Это одна из самых удивительных твоих особенностей, но одновременно одна из самых досадных.

– Я верила, что тебя можно вернуть из состояния стригоя, – заметила я. – Выходит, моя вера в невозможное не так уж безумна.

Это был серьезный, разрывающий сердце разговор, но каким‑то образом он напомнил мне наши прошлые тренировки. Обычно Дмитрий старался убедить меня в чем‑то, с его точки зрения, важном, а я возражала, руководствуясь «логикой Розы». Теперешняя ситуация, несомненно, другая, но я занимала ту же позицию. Увы, это не тренировка. Он не станет с улыбкой закатывать глаза. Это серьезно. Вопрос жизни и смерти.

– Я благодарен тебе за все, что ты сделала, – официальным тоном заявил он, по‑прежнему успешно справляясь со своими эмоциями. Еще одна общая для нас черта – мы всегда старались держать себя в руках, однако он преуспевал в этом лучше меня. – Я обязан тебе, но уплатить долг не в состоянии. Как уже было сказано, лучшее, что я могу сделать, это держаться от тебя подальше.

– Если ты будешь все время с Лиссой, то не сможешь избегать меня.

– Люди могут жить рядом без… без… Могут просто жить рядом, и все.

В этом был он весь – логика побеждает эмоции.

Именно тогда я и взорвалась. Как уже было сказано, он всегда лучше меня владел собой.

Я бросилась к прутьям решетки так быстро, что даже Майкл вздрогнул.

– Но я люблю тебя! – прошептала я. – И знаю, ты тоже любишь меня. Неужели ты воображаешь, что сможешь всю оставшуюся жизнь не замечать меня, даже находясь рядом?

А ведь когда‑то он пытался вести себя именно так, причем долгое время – еще в Академии. И думал, что у него получится. И хотя нам обоим тогда приходилось нелегко, в каком‑то смысле Дмитрий был подготовлен к тому, чтобы жить, пытаясь игнорировать свои чувства ко мне.

– Ты любишь меня, – повторила я. – Знаю, что любишь.

Я просунула руки между прутьями и так отчаянно потянулась к Дмитрию, словно пальцы могли внезапно удлиниться и коснуться его. Мне страстно хотелось этого – дотронуться до него, ощутить тепло его кожи. Одно‑единственное прикосновение – чтобы он почувствовал, что по‑прежнему любим…

– Это правда, – спросил Дмитрий, – что ты встречаешься с Адрианом Ивашковым?

– Что? – У меня отвисла челюсть. – С чего ты это взял?

– Слухи ходят. Так что, вы встречаетесь?

На мгновение я заколебалась. Сказать правду означало дать ему новое основание для того, что держаться в стороне от меня. Но солгать я не могла.

– Да, но…

– Хорошо.

Не знаю, какой реакции я ожидала от него. Ревности? Потрясения? Вместо этого он, казалось, испытал облегчение.

– Адриан лучше, чем кажется, – продолжал Дмитрий. – Он подходит тебе.

– Но…

– Вот где твое будущее, Роза. – Безнадежное выражение человека, утратившего вкус к жизни, снова вернулось к нему. – Ты не понимаешь, что это такое – пройти через то, через что прошел я… быть стригоем, а потом перестать быть им. Это изменяет все. Дело не просто в том, что я вел себя с тобой непростительно. Все мои чувства… даже к тебе… изменились. Прежних чувств больше нет. Может, я и стал снова дампиром, но то, что произошло… оставило в душе шрамы. Изменило мою душу. Теперь я не могу любить никого. И я не люблю тебя. Между нами больше ничего нет.

Вся кровь в жилах заледенела. После того, как он недавно смотрел на меня… Нет, я не верила ни единому его слову.

– Нет! Это неправда! Я люблю тебя, и ты…

– Охрана! – закричал Дмитрий так громко, что, казалось, задрожало все здание. – Уведите ее отсюда! Уведите!

Стражи всегда действуют молниеносно – и теперь охранники в мгновение ока оказались около камеры. Дмитрий был не в том положении, чтобы отдавать приказы, но начальство не погладит стражей по головке, если здесь возникнет какая‑то заваруха. Они начали теснить меня и Майкла прочь от решетки, но я сопротивлялась.

– Нет, постойте…

– Перестань, – прошептал мне на ухо Майкл. – Наше время истекло, и сегодня ты больше ничего не добьешься.

Слова замерли у меня на губах. Я позволила охранникам вывести себя, но прежде устремила на Дмитрия последний долгий взгляд. На лице его было бесстрастное выражение истинного стража, но его ответный, пронизывающий взгляд ясно говорил, что творится в его душе.

Друг Майкла все еще дежурил наверху, и мы ускользнули без всяких неприятностей. Оказавшись снаружи, я сердито топнула ногой.

– Проклятье!

Двое проходивших мимо мороев – наверное, возвращающихся с запоздалой вечеринки – бросили на меня испуганные взгляды.

– Успокойся, – сказал Майкл. – Это же ваша первая встреча после его возвращения. Вряд ли ты вправе ожидать чуда прямо сейчас. Он передумает.

– Не уверена. – Вздохнув, я подняла взгляд. По небу лениво скользили легкие облака, но я едва замечала их. – Ты не знаешь его так, как я.

Да, наверное, Дмитрий не вполне еще опомнился после обратного превращения, и этим отчасти объяснялось его поведение. Но я сомневалась, что дело этим и ограничивалось, ведь я действительно очень хорошо знала его. Знала, как сильно в нем чувство долга, как непоколебимы убеждения относительно того, что правильно, а что нет. Он жил, руководствуясь ими. И если он действительно по‑настоящему считал, что ему не следует поддерживать со мной отношения, то очень велика вероятность того, что он и не станет этого делать – даже если любит меня. Ведь в Академии уже было именно так. Что же до остального… если он и правда больше не может любить никого, и меня в том числе, – даже если это правда, то это уже совсем другая проблема. Кристиан и Адриан беспокоились, не осталось ли в нем чего‑нибудь от стригоя, но боялись лишь, что в нем задержалась склонность к насилию. И никому даже в голову не приходило, что от пребывания в состоянии стригоя его сердце могло очерстветь, в нем умерла сама способность любить.

Умерла способность любить меня.

Если это так, какая‑то часть моей души умрет тоже.