“Metamorphosis of the vampire”, 1995 г.
Перевод с англ. Александра Шабрина.
"Вампир... Я — вампир", — нелегкая эта догадка впервые забрезжила удоктора Ричарда Карлсена в полдень 22 июля 2145 года. В то каверзное утро он опаздывал к себе в офис: прошлый вечер пришлосьпровести в тюрьме Ливенуорта, штат Канзас (Карлсен занимал там должностьсоветника-криминолога): допрашивал заключенного, только что сознавшегося впятнадцати убийствах; во всех случаях жертвы — старшеклассницы. Сживописаниями насилия Карлсен свыкся, но было в облике Карла Обенхейначто-то глубоко тревожащее, так что Карлсен той ночью не проспал и трехчасов. В итоге сон сразил его на обратном поезде в Нью-Йорк. Хотя разве тутнаверстаешь: от Канзаса езды всего сорок минут. Это в свою очередь обернулось выбивающим из колеи инцидентом, покаКарлсен на аэротакси добирался от терминала Нью-Джерси. Такси было обычное:пузырь геля — тонкая желатиновая оболочка, накачанная воздухом и скрепленнаямощным силовым полем. Высоты Карлсен не боялся, поэтому не требовал, чтобыпузырь делали непрозрачным: удовольствием было, откинувшись сидеть впрозрачном шаре, провожая взглядом мерно скользящие внизу окрестности. В одиннадцать, как обычно, над городом косой завесой выстелился дождь:Нью-Йоркское Бюро Климатического Контроля исправно насылало его в это времяпо средам. Капли, тарабаня по оболочке пузыря, взбрызгивали радужнымифонтанчиками, теряя поверхностное натяжение. От влажно-перламутровогомерцания у Карлсена отяжелели веки и он, расслабившись, приткнулся головой кстенке шара, на ощупь обычно прочной, как гибкая сталь, только сейчаспочему-то слегка податливой — видимо, сказывается как-то эффект радуги.Секунда, и Карлсен встряхнулся от мягкого толчка, словно пузырь сшибся скомом ваты; оказывается, столкнулся с другим такси. Не успев отняться отстенки, Карлсен невольно вдавился в нее затылком, — условный сигнал кперемене направления, отчего шар отплыл вбок, все равно, что автомобиль нашоссе, перестроившийся не на ту полосу. Взглядом уловив в другом таксирассерженное багровое лицо, он виновато воздел руки: мол, извиняюсь. Тот шарбыл поменьше (а значит и подешевле), чем у Карлсена, и его уже относилопрочь импульсом столкновения, словно ударом ракетки. И вдруг шар дрогнул,останавливаясь, после чего, на удивление быстро, стал набирать скорость вего сторону (было видно, как пассажир нажимает на противоположную стенку -сигнал сменить направление). Шар налетел пушечным ядром, грянув так, чтосферическая поверхность его, Карлсена, шара прогнулась. В этот миг,буквально в нескольких дюймах, выявилось лицо скандалиста: круглое, глазанавыкате, губы коверкают беззвучные ругательства. Такая ярость никак невязалась с масштабом самого происшествия; до Карлсена только сейчас дошло,что второе столкновение — намеренное. Еще хуже то, что неясно было — мужчинаэто или женщина; черный костюм выдавал в нем андрогена. Сила удара снова расшвыряла их в стороны. И опять то такси,изготовившись, стало набирать разгон. Удивление у Карлсена переросло втревогу, когда он увидел, что андроген (он или она?) что-то нашаривает усебя в кармане. Спустя секунду рука вынырнула с миниатюрным бластером.Карлсен ошарашено понял: сумасшедший думает уничтожить силовое поле еготакси, забыв, что и сам при этом не уцелеет, — поле рванет — и оба они,кувыркаясь купидонами, полетят вниз, в Гудзон. На миг Карлсена словно прошилэлектрический разряд: мозг вдруг обжало чем-то плотным, отчего времязастопорилось, членясь кадр за кадром. В эту секунду глаза у нихвстретились, и Карлсен понял: до безумца дошло, что он сейчас на шаг отсамоубийства. Бластер дрогнул. Тут время возобновило свой бег, и злополучныйшар метнулся прочь. Карлсен облегченно вздохнул, когда он слился с дождем иканул окончательно. Все произошло настолько быстро, что Карлсен и испугаться не успел;нервы пробрало лишь сейчас, запоздало. Пролетая в аэротакси над Джерси Ситии Гудзоном, он понял, почему случившееся так на него подействовало. В глазахбезумца мерцало то же выражение, что у Карла Обенхейна и, вероятно, то, чтовиделось перед смертью его жертвам: горечь и гнев, отсекающие любойчеловеческий контакт. Обенхейн убивал так, как мясник потрошит цыпленка -бездумно, абсолютно не признавая в нем себе подобного. Большинствопреступников, с которыми Карлсену доводилось иметь дело, рады были казатьсянормальными, всем своим видом подчеркивая, что и они люди. Обенхейн и этотмелькнувший сумасброд держались с враждебностью, чуждо. Минут через десять аэротакси коснулось терминала Пятой авеню и пузырьделикатно растворился, обдав, впрочем, Карлсена веером брызг. Словно оттаяв,воскресли вокруг звуки города, пробуждая как после дурного сна. В лицоповеяло теплым воздухом, чуть пахнущим свежеподстриженной травкой с газона;фонтан посередине взбрасывал свои тугие, хрустально-хрупкие ветви. Возлебезудержно гомонили дети, пуская по водной чаше цветастые кораблики, и надвсем стоял леденцовый аромат сондовых деревьев. Как обычно на этом пятачке,в памяти у Карлсена мелькнули воспоминания детства, невольно приобщая кнарядной толпе. Архитектор Тосиро Ямагути, преобразовавший Нью-Йорк вкрупнейшую на планете зону с управляемым климатом, сказал как-то, что натворение его вдохновил Изумрудный Город. Приятно потоптаться по воплощенноймечте, будучи ее частью. С этой отрадной мыслью Карлсен вышел из зданияаэровокзала на Пятую авеню (температура воздуха — строго двадцать градусов,ветерок и не вялый, и без шалости). Офис Карлсена находился на трехсотом этаже Франклин Билдинг — одного изреликтов Нью-Йорка, известного оригинальностью конструкции. Из прозрачнойкабины старомодного лифта, взбегающей по зданию снаружи, открывалсявеликолепный вид: с одной стороны через 42 улицу на Ист-Ривер, с другой — наГудзон и замечательную Башню Климатического Контроля к северу отЦентрального парка. В сравнении с внутренним лифтом, эта кабина поднималасьнеспешно, и Карлсен обычно любовался панорамой. Но вспомнилась сегодняшняяпоездочка из Нью-Джерси, и стало как-то неуютно. Линда Мирелли, референт, подняла взгляд от экрана процессора. — Доброе утро, доктор. Сейчас только был специалист по МСС. Жалко, чтовы с ним разминулись. — Кто, пардон? — Новое приложение к процессору поступило. И вот прислали человекапоказать, как им пользоваться. — А-а, вспомнил. "MCC" — мыслеслоговой синхронизатор — последняя новинка в компьютернойтехнике, реагирующая (вроде как) на мозговые ритмы. На душе посветлело: ужигрушки-то новые мы любим. — Вам-то он показал, как пользоваться? — Показывал, хотя... Не из тех я, похоже, у кого оно действует. — Он у вас к машине не подходит? — Почему, подходит. Мне дали поосваивать на несколько дней. Получатьсяне будет — уберут; счет выставлять не станут. — Мне-то покажете? — Попробуем. — Хорошо. — Карлсен с улыбкой предвкушения вошел к себе в кабинет. -Та-ак, ну и где? — Вон оно. Она кивнула на экран, хотя ничего приметного там не было. —...? — Внутри экрана. — Ага, — Карлсен подтянул под себя кресло. — Ну и как мне егозапускать? — Сначала настраиваетесь, с этими вот штучками на висках. Вот так. Она шелестнула страницей брошюры, где у девицы на лбу красовалисьмуравьиные антеннки. Вынув из пакетика два электрода, Линда легким нажимомприладила их Карлсену ближе к вискам. Он спохватился, что надо бы вначалевытереть лоб — оказалось, ни к чему — пластиковые подушечки присталиуверенно, как к сухой коже (ну мастера: только и дивишься новым вывертам). Подавшись Карлсену через плечо, она вставила штекер в гнездо подэкраном. Приятно давнула ухо ее маленькая крепкая грудь; верх ситцевогоплатья Линды состоял из мелкой сеточки, обнажая — по нынешней моде — бюстполностью. Повернуть бы сейчас голову и обхватить губами сосок... Впрочемэто так, мимолетом — мелькнуло и пропало. — Ну и вот, держим "Control", а нажимаем при этом "Format" и "Q". Линда проворно пробежала пальчиками по клавишам, и, пока Карлсен следилза ее безупречно наманикюренными ноготками, экран замрел розовым. Спустясекунду на нем возникла волнистая белая линия. — Так, пока нормально. Это ваш мозговой ритм. Теперь надо расслабиться,пока линия не распрямится. — Думаю, получится. Если б вы еще перестали на меня налегать... Линда поспешно выпрямилась. — Ой! Все, я пошла. Она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь. Не обиделась, нет -Карлсен знал, что симпатичен ей. Да и сам он за три месяца работы бок о бокуспел как следует разглядеть и изящную ее фигурку, и стройные ноги. Нообыкновенная осторожность диктовала свое. Линда Мирелли не совсем в еговкусе, да и помолвлена, раз на то пошло. И главное, кстати: работа и жизнь -вещи разные. Здоровый сон с секретаршами чреват последствиями — логикапроста. Карлсен, вглядевшись в экран, расслабился нехитрым упражнением из йоги:испустил долгий вздох облегчения. Дыхание смягчилось, появился соблазнзакрыть глаза и откинуться головой на спинку кресла. Когда усталостьсменилась приятной дремотностью, линия на экране постепенно сгладилась, лишьизредка помаргивая. Спросить, что дальше, он у Линды забыл. Придвинул к себе брошюру."Когда линия не оказывает волнистости (видно, японцы переводили), нажать"Control" и "Index" и обратить внимание на цифру в углу экрана, выражающуючастоту (Гц). " Выждав, пока линия снова распрямится, Карлсен заметил в углу экрана:"8.50007". "Закрыть глаза и жестко сконцентрироваться, при необходимости включитьв игру мышцы лба. " Карлсен снова сосредоточился; цифра, зарябив в такт скорости, проворнодоросла с 9 до 28.073. Дальнейшее усилие увенчалось тем, что значение,перемахнув на секунду за 30, устоялось затем на 28.06907. "Вычесть разницу между большим и меньшим значениями. Теперь, нажав"Control QR", поворачивать регулятор "А", пока внизу экрана не появитсяцифра. Нажать клавишу "Set". Теперь ваш экран готов к прямому мыслеконтролю.К эксперименту с простым текстом (рекомендуем алфавит) следует приступатьосторожно. В случае головной боли или напряжения глаз возвратиться наальфа-ритмы и регулярное дыхание". Карлсен методично следовал инструкции; кончилось тем, что очистил экрани напечатал алфавит. В инструкциях умалчивалось почему-то о том, что делатьдальше. Поискав минут пять, он раздраженно оттолкнул от себя брошюру. Вживоте глухо заурчало (в самом деле, не мешало бы поесть), но на часах,оказывается, было лишь без четверти двенадцать. Карлсен, хмуро вперившись вэкран, сосредоточился на строчке с алфавитом. Убедившись, что ничего непроисходит, переключился на "а". Опять безрезультатно; перешел на "z" — издесь ничего. От всей этой возни Карлсену стало жарко; сняв пиджак, оннабросил его на спинку кресла. Нет, с Линдой Мирелли они, по-видимому, пара:с МСС им обоим не по пути. Подавив соблазн отправиться в ресторан на крыше ивзять себе коктейль, Карлсен опять возвратился к розовому экрану и намереннорасслабился. На это ушло несколько минут: мешала досада. Когда линиявыровнялась и ум подернулся приятной дремотностью, Карлсен вернулся калфавиту и стал всматриваться в "z". Релаксация была с ленцой, отчегоцепкость в целом размывалась. Вместе с тем у него на глазах последняя букванеожиданно сместилась влево. Секунду спустя стало ясно, почему: "а"стерлась. Когда же внимание снова скользнуло к "z", буква продвинулась влевоеще на шаг; исчезла "b". Минут пять ушло на то, чтобы овладеть трюком. Словами этого непередать. Понятно одно — здесь как-то задействовано одновременное напряжениеи расслабление воли, вследствие чего тело на миг насыщается упругимимпульсом тепла. Этот импульс, оказывается, усиливает способность удалятьбуквы, отчего лишь четче улавливается тепло. Одним стойким и продолжительнымусилием он стер алфавит целиком. Когда исчезла "z", Карлсена охватило такое торжество, что захотелоськрикнуть Линду. Сдержавшись, он написал: "Игривая лиса перескочила ленивогопса" и строчку удалил с такой легкостью, будто нажал клавишу "Delete". Хотяпри этом опять приходилось начинать с последней буквы и строчка ползлавлево, поскольку удаление начиналось с противоположного конца. Явно что-тоне то, по-другому надо. — Вы уж извините... — раздался голос Линды Мирелли. От неожиданности Карлсен вздрогнул: он даже не слышал, как она открыладверь, настолько поглощен был занятием. — Извините, что отвлекаю, только на экране у меня что-то такоетворится... — Что именно? — Слова пропадают и пропадают. Карлсен следом за Линдой прошел в ее кабинет. Сев на стул, она указалана экран. Через ее плечо, он прочел: "Дорогая миссис Голдблатт будет с 23сентября по 10 октября в отпуске, и д-р Карлсен был бы признателен..." — На самом деле надо: "Ставим Вас в известность, что Доктор будет стакого-то по такое в отпуске... " Карлсен сосредоточился на "н" — последнем в слове "признателен" — ицепко вгляделся, мгновенно чередуя сосредоточенность и расслабление. — Вот видите, опять пошло-поехало! — Прошу прощения, это я сделал, — признался Карлсен. — Вы? — Похоже, раскусил фокус: стираю теперь буквы. Только не пойму, почемусрабатывает на вашем, процессоре. Не может же он улавливать мои волны изсоседней комнаты? — Да нет, откуда. Человек сказал, у него мощность всего ничего. Карлсен качнул головой. — Тогда почему на вашу машину действует? Как-то, может,закольцевались... — Понятия не имею, как. — А ну давайте-ка ваш аппарат ко мне в кабинет. Процессор с кисейно-тонким экраном весил легче дамской сумочки. Линда, подхватив, внесла его кКарлсену, в кабинет и поставила рядом с его процессором. Карлсен снова напечатал: "Игривая лиса перескочила ленивого пса".Сосредоточился на последней букве, скомандовал стереться. Через несколькосекунд предложения как не бывало, а вместе с ним и того, что на соседнемэкране; уцелело лишь "Дорогая миссис Гол... ". — Ну вот, точно закольцованы! — рассмеялась Линда. — Вздор какой-то. Если только... — Что "только"? Поворачиваясь, он случайно скользнул лицом по сеточке ее платья. В этотмиг смутная догадка подтвердилась. Внутреннее тепло передалось вдруг вобласть паха, вызвав острый трепет желания. Неизъяснимо чувствуя, чтопоступает совершенно приемлемо для них обоих (все равно что снять нитку унее с рукава), Карлсен приник губами к ее соску. Она резко, прерывистовдохнула, притиснув при этом его голову к своей груди. Карлсен языком ласкалсосок через полупрозрачную ткань. "Дурень, ну что ты творишь!" — укоризненномаячило в голове, однако тело не обращало внимания, действуя совершеннообособленно. То же самое, когда Линда Мирелли высвободила грудь и, прильнувк Карлсену, нежно раскрыла ему губы языком. Поза была на редкость неудобной. Карлсен, поднявшись, взял Линду наруки, мельком глянув ей через плечо, не видно ли их в окно. Опасение,безусловно, глупое: ближайшее здание отстояло на полквартала. Он был вышедюймов на девять, а то и больше, и ей приходилось стоять на цыпочках, чтобыдотянуться. Правой рукой она пригибала ему голову, в то время как леваяскребла наманикюренными ноготками по ставшим тесными брюкам. Чувствуя, чтоЛинда уже нащупывает замок ширинки, Карлсен, с трудом унимая желание,сдавленно произнес: — А как же... жених? Имени он не помнил. Но посмотрел ей в эту секунду в глаза и понял:слова бесполезны. Линда была будто в трансе: глаза закатились, зрачки ирадужка едва видны из-под век. Когда она, упав на колени, потянула вниззамок ширинки, он хотел воспротивиться, но она настойчивым движениемвысвободила его набрякший член наружу и, поднявшись, опять обхватилаКарлсена за шею, нежно, но прочно обжимая другой рукой его жезл. Несмотря на возбуждение, какая-то часть в нем невозмутимо взирала напроисходящее словно со стороны, отмечая любопытное отсутствие всякойскованности, которая, учитывая обстоятельства, непременно свела бы ужежелание на нет. Вместо этого тело сейчас вело себя совершенно обособленно,изнывая от нестерпимого, насквозь плотского желания, непристойного, как тягак порнографии. Они, как лунатики, придвинулись к дивану. Линда была настольковозбуждена, что не отпускала губ даже когда они ложились, невольностукнувшись при этом зубами. Чуть привстав над ее зовущим телом, Карлсенобеими руками поднял подол платья, стянул прикрывающие лобок миниатюрныетрусики и, отстранив ее внезапно податливую руку, вошел глубоко и сразу. Онабыла так влажна, что само проникновение почти не ощутилось, но вместе с темощущение пробило такой искрой, что Линда резко втянула воздух, словно отболи. Когда их тела пришли в неторопливое, размашистое движение, удовольствиепостепенно достигло такой интенсивности, что все усилия сводились теперь, восновном, к тому, чтобы продлить его, по возможности, сдерживая самый пик.Такая лихорадочная и отрешенная чувственность не бередила Карлсена, пожалуй,со времен эротических фантазий юности. Одновременно с этим та, отстраненнаяего часть, словно зависла над диваном, бесстрастно разглядывая поднятыйподол со вкусом выбранного ситцевого платья, и сиротливо лежащие голубенькиетрусики. Всплыла и другая картина: как Линда только еще приходитустраиваться на работу — в эффектном сером костюме, каштановые волосысобраны в строгий хвост, лишь чулки намекают на скрытую сексуальность.Пикантность контраста чуть не привела наслаждение к преждевременномуконцу, и Карлсен спешно погасил сбивающие с равновесия мысли. Вновь сосредоточившись спустя секунду на теле, Карлсен поймал себя натом, что удовольствие у него сдабривается непонятным оттенком агрессивности(что удивительно: любил он всегда нежно, вкрадчиво). А тут, непонятно откудавзявшись, Карлсена стало разбирать желание стиснуть ее, исхлестать, истязатьплоть. Влажные губы показались вдруг ненавистными, так что нестерпимозахотелось оторваться от них и впиться зубами ей в шею, и кусать, кусать,пока не пойдет кровь. Вместо этого Карлсен прикусил Линде нижнюю губу инаддал так, что чуть не вытолкнул из-под себя. В самый пик неистовства онуспел проникнуться ощущением, что распростертое внизу тело — жидкость,которую он жадно, всем своим существом впитывает, утоляя жажду, какой раньшеу себя и не подозревал. Линда, вытеснив натужный стон, внезапно обмякла унего в руках. "Вот так, видно, и убийца кончает жертву", — мелькнуло в уме. Он ткнулся лицом в выбившуюся у нее из-под головы, мокрую от потаподушку. У самого череп — как гулкий подвал, где только что грохнулиэлектрическую лампочку... Карлсен, встрепенувшись, бросил взгляд на стенные часы: почти час дня.Линда внизу лежала совершенно неподвижно. На секунду показалось, что она недышит, и кольнул страх. Нет, дышит: грудь потихоньку поднимается и опадает.Карлсен облегченно вздохнул. Он встал с дивана, тщательно заправил рубашку,застегнулся, затянул брючный ремень. Надел пиджак и причесался массажнойщеткой. На душе такое, что впору рукам дрожать; словно безумие какоеналетело, для человека в здравом уме отвратительное. На диване в позе изнасилованной раскинулась Линда Мирелли: одна нога,согнутая в колене у спинки дивана, другая вытянута на пол. В обнаженныхгениталиях — ни намека на сексуальность; лежит, будто на медосмотре.Карлсен, аккуратно подняв, вытянул ее левую ногу вдоль дивана, другую тожевыпрямил, сдвинув их вместе, затем натянул на Линду трусики и подол у платья— опустил так, чтобы прикрывало колени. Странно как-то: ни одно из этихдвижений ее не разбудило. Правда, теперь она больше походила на спящую, иэто несколько успокаивало. Сев за стол, он вперился в экран процессора. Напечатанная строчкаказалась давней-предавней, словно из иного периода жизни. Посмотрел еще разна спящую, и сделалось вдруг ясно: "Я стал другим... С тем, что просыпалсянынче утром, нечего и сравнивать". Произошло какое-то изменение, важное; кхуду или к добру — в нем, Карлсене, проросла другая личность. Начать с того, в происшедшем он чувствовал коренное отличие от всегоподобного, что выпадало на его долю прежде. Взять прошлый раз, когдапроснулся в постели с мимолетной знакомой (пересеклись на фуршете): тогдаКарлсен просто чувствовал глухую досаду на себя и стремление поскорееотделаться от гостьи. Желание, сведшее их вместе, казалось каким-тонаваждением, которому (он, помнится, даже поклялся) впредь он не поддастсяникогда. Он позаботился, чтобы девушка не догадалась о его чувствах: вместепозавтракали, и проблемы ее Карлсен выслушивал с таким видом, будто они егов самом деле интересуют. Выслушивал, а сам чувствовал, что это — эдакийштраф, который приходится платить за глупость. И, распрощавшись, наконец(девушку звали Саманта), он неожиданно проникся глубоким убеждением, чтосексуальное желание в основе своей — иллюзия, и чем скорее его перерастаешь,тем скорее перерастаешь свою незрелость. Теперь же разочарования не чувствовалось. Наоборот, словно просветмелькнул где-то в глубине, не успев, впрочем, утвердиться в памяти. Было иволнение, как будто в руках оказался ключ к неведомой загадке. С ЛиндойМирелли это волнение связано не было. Не возникало повторного желания еераздеть — опять сдержанную, нетронутую, с пикантно просвечивающими сквозьсеточку грудками. Более того, даже мысль об этом казалась страннокощунственной. Без настоящего влечения, желания отнять ее у Франклина (вот иимя вспомнилось) или хотя бы сделать своей любовницей — обладание Линдойбыло чистым потворством, все равно, что причмокивать какую-нибудь изысканнуюсладость. Но занимало сейчас не это. Интриговало то, что заполонившее их желаниебыло взаимным и каким-то безличным. На неискушенность в любви Карлсенусетовать не приходилось, но подобное он испытывал впервые. Припоминаянеизъяснимую, наводнившую тело светозарность за миг до того как они слилисьв поцелуе, он призрачно ощутил это свечение снова, как какое—нибудьдополнительное чувство. Именно это чувство повлекло его к ее женственности,к ее губам, словно для того, чтобы что-то из нее извлечь. Секс казался почтинеуместным, чем-то банальным и приевшимся. Очаровывало же (и настораживало)то самое желание: брать. Линда, пошевелившись, оглядела комнату. Увидев Карлсена, улыбнулась — вулыбке угадывалась нерешительность. — Как себя чувствуешь? — Спасибо, нормально. — Она взглянула на часы. — О, Господи, ужестолько? — Есть хочешь? Спросил, потому что сам сейчас проглотил бы слона. — Хочу. — Садясь, Линда болезненно поморщилась. "Ну вот, дотискал-такидо синяков", — виновато подумал Карлсен. Она поднесла руку ко рту и опятьчуть покривилась. Карлсен подошел, сел возле. Вблизи под глазами у неевиднелись синеватые круги — до этого их явно не было. — Как насчет пообедать? — Я... да. — Она взглянула как-то странно, искоса. — Что такое? — Не надо меня... на обед. Я обычно в кафетерий хожу, на десятый этаж. Намек был ясен: из-за того, что у них сейчас вышло, ей неловко былонавязываться. Карлсену захотелось вдруг прикрыть, заступиться. — Нет, правда, я бы очень хотел. — Ну ладно, — в голосе по-прежнему слышалось сомнение. — Пойдем? — Сейчас, только нос напудрю. Линда, пройдя через свой кабинет, вышла в коридор. Карлсен проводил еевзглядом. Ее реакция подтверждала то, что чувствовал он. От нее также неукрылось, что произошло нечто странное, причем она как будто чувствовала вэтом свою вину и каялась. Когда возвратилась, нижняя губа была густо зашпаклевана помадой, хотяприпухлость скрыть все равно не удалось. С платьем Линда носила еще ситцевыйжакет. Карлсен осторожно, кончиком пальца потянулся к ее губе. Линдапоморщилась, но не шелохнулась. — Извини, что поранил. — Ничего, пройдет. — Линда попыталась улыбнуться, хотя ясно было -побаливает. — Что Франклину скажешь? — Он уехал по делам, до выходных не вернется. Пока стояли, дожидаясь лифта, Карлсен спросил: — Ты как, нормально? — Да, а ты? Карлсен, обняв Линду, на секунду прижал ее к себе. Такая маленькая,беззащитная. — Сказать по правде, чувствую, что просто тебя изнасиловал: заволок вкакие-нибудь кусты — и платье в клочья. А теперь подмащиваю, чтобы тыполицию не вызывала. — Полицию? — подняла на него глаза Линда. — Что ты! Она меня же, может,и арестует. Спросить, почему, Карлсен не успел: подошел лифт. Возможностьпродолжить разговор появилась только в ресторане. Заведение "Ле Бифтек"считалось дорогим и претенциозным, но, по крайней мере, здесь было не людно.Официант усадил их за угловой столик, выходящий на верхний сад. С этойвысоты панорама просматривалась до самого Куинз. От коктейля Линда думала отказаться, но когда Карлсен воскликнул: "Дану, я и то буду!" — все-таки решила. Он заказал два сухих мартини. — Ты знаешь, что произошло? — спросил он, когда официант удалился. — Да, наверно. — Ты уверена? — Н-ну... видимо, да. — У тебя такое поведение в порядке вещей? — улыбкой Карлсен как бысмягчил вопрос. Лицо у Линды зарделось. — Да ты что, в первый раз. — И почему же тогда так вышло? — Сама, видимо, допустила. Карлсен трогательно заметил, что его, совершенно равную, долю вины онаво внимание не берет. — Думаю, дело не только в этом. Помнишь, я сказал, что, мол, две машинызакольцевались? — Помню. — А потом не договорил: если только... — Да. Он почувствовал, что внимание у нее обострилось. — Я как раз собирался сказать: "Если только и умы у нас не состроилисьв резонанс". Ответить она не успела: принесли мартини. Прехолодный, и джина,пожалуй, многовато. Пока делал заказ, заметил, что на лицо Линды нашлазадумчивость. Когда их снова оставили, она спросила: — Ты думаешь, действительно машины виноваты? — Возможно. — Тогда как? — Твоя машина начала удалять буквы точно как моя: с начала предложения.А вот мозговые волны у меня проникнуть к тебе в кабинет скорее всего немогли: мощности-то у них всего несколько тысячных вольта. Поэтому произошла,видимо, своего рода телепатия. Мой ум закольцевался с твоим, а твой ужеудалял буквы. Линда, чуть насупясь, потягивала мартини. — Тогда получается, я могу читать твои мысли, а ты — мои. — Не обязательно. Телепатия, возможно, действует на подсознательномуровне. Иными словами, проще выразить, что человек чувствует, а не то, о чемдумает. Именно это, похоже, и произошло, когда ты вошла и встала сзади. Лицо у Линды снова зарумянилось. — Ты хочешь сказать, что прочел мои мысли? — Нет, скорее ты мои. Вот смотри: в тот первый раз, когда ты зашла иостановилась сзади, у меня мысль мелькнула, шальная такая, обернуться и тебяпоцеловать, но сил бы не хватило одолеть всякие там цивильные условности иобщественные табу. Во второй раз этого ничего не было. Я будто засосал сдюжину вот этого вот, — он звякнул ногтем по стеклу бокала. — И я тоже, — она тускло улыбнулась уголками губ. Поднесли еду; обазадвигали приборами. На закуску Карлсен заказал порционных устриц и ел снебывалым аппетитом: понятно, бодрость и энергия требуют своего. Линда жепочему-то едва шевелила вилкой. — Тебе устрицы разве не нравятся? — Нравятся обычно... Слушай, что-то я вдруг устала; вот так бырасстелилась здесь сейчас прямо на полу, и выключилась. Ты у ж доешь мое. — А знаешь, заканчивай-ка на сегодня дела. Пообедаешь как следует, идомой. — У тебя же работа для меня есть? — Потерпит. Я вообще думал выходной себе сегодня устроить. Собирался вКосмический Музей. — Почему именно в Космический? Карлсен, успев уже покончить и с ее устрицами, подвинул осиротевшуютарелку обратно к Линде — для симметрии стола. — Ты никогда не слышала об Олофе Карлсене? Она задумчиво повела головой. — Да что-то нет. — Капитан Карлсен — ну же? — А-а, из открывателей. Родственник какой-нибудь? — Дед мой. — Не он первым на Марс высадился? — Нет, это ты про капитана Мэплсона. — Ax да, точно. Честно сказать, не помню, чем тот самый Карлсенпрославился. — Теперь действительно мало кто помнит. А ведь на весь мир гремел всвое время, каких-то полвека назад. Международный Суд даже постановлениевынес, о защите его покоя от средств массовой информации. — Ну и чем он таким прославился? — Попытай, отвечу, — Карлсен хохотнул. — В скандале каком-нибудь засветился? — Было и такое, хотя не при жизни уже: после смерти. — Или нет... — гадала она. — Что-то там с розыгрышем? — Точно. Розыгрыш со "Странником"! — Вот это помню! У отца книга была. — Читала? — Боюсь, что нет, — виновато улыбнулась она. — Не ты одна, кстати. Мать ее в доме терпеть не могла: ее просто тряслоот нее. — Почему же? Отрадно было замечать, что разговор вроде как повлиял на аппетит Линды:второе она ела не без удовольствия, и даже бокал вина приняла ("КулталаШардоннэ" из Северной Лапландии). Вино, что любопытно, с удивительнойбыстротой восстановило ее бодрость. — Дед в ней выставлялся эдаким мошенником. — А в чем вообще дело было? — Он наносил на карту пояс астероидов, и тут наткнулся на совершеннонемыслимых размеров космический корабль; пресса окрестила его "Странником".А на нем — люди, в анабиозе. Их доставили на Землю, и такая шумихаподнялась! Целая бригада ученых пыталась их оживить. Все наивно полагали,что вот, мол, освоят они английский и опишут планету, с которой явились. Итут вдруг — тишина. Проходит несколько недель и появляется сообщение:пришельцы умерли. Были опубликованы фотографии останков, хотя из прессыдоступа к ним так никто и не получил: просто сообщили о моментальномразложении. Ходил разговор, чтобы доставить со "Странника" остальных, но иэто как-то поутихло. А там дед у меня отбыл в экспедицию на Марс, и всепостепенно забылось. И вот проходит лет двадцать, и в журнале появляется статья "Убийцы созвезд: Правда об инциденте со "Странником"". Там говорится, что те трое со"Странника" были вампирами — не из тех, что кровь сосут, а вампирыпсихические, способные вселяться в человеческое тело и высасывать жизненнуюэнергию. — Все, начинаю припоминать, — кивнула легонько Линда. — Говорилось, что те вампиры вырвались на свободу и овладели кое-кем изсильных мира сего, хотя и не указывалось, кем именно. Кончилось тем, чтовампиров, наконец, вроде как уничтожили. Дальше авторы статьи выпустиликнигу, ставшую бестселлером. И тут как раз мой дед, уединившийся к той порена Тибете, написал собственную книгу — "Инцидент со ""Странником"", чтоб ужправду так правду. Что действительно те создания были вампирами иускользнули, и совершили ряд убийств. Они в самом деле могли переселяться изтела в тело, так что изловить их было почти безнадежно. Подтвердил и то, чтоони завладели кое-кем из известных политиков, хотя и не называл конкретныхимен. Наконец, по его словам, все трое покончили с собой. — Покончили? — непонимающе переспросила Линда. — Именно. — Абсурд какой-то. — За это критики и уцепились, особенно этот, Харрис, который послесмерти деда выпустил "Розыгрыш со "Странником"". Дед у меня, по его словам,в силу возраста уже впал в маразм, а Олофу Карлсену, кстати, действительнотогда перевалило за восемьдесят, и что книга, мол, писана ради гонорара:аванс ему составил миллион долларов. — Твой дед разве нуждался в деньгах? — Вовсе нет, хотя детям оставил солидно. Отец у меня мог уже посвятитьсебя исследованиям. Оба приумолкли, пока официант возился, собирая тарелки. Карлсен заказалкофе. Бледность у Линды сошла, на щеки возвратился румянец; судя по всему,ей не терпелось восстановить нить разговора. Как только их оставили, онаспросила: — Ты-то сам как считаешь: это все же был розыгрыш? — До этого дня толком не знал. — Почему именно до этого? — Ты что, уже забыла? — деликатно, с улыбкой намекнул Карлсен. — Н-не поняла, — Линда укоризненно повела на него глазами. — Одно место Харрис у себя в книге утюжит с особым ехидством: там, гдедед у меня встречается с вампиром в женском обличий. Она его поцеловала, и,по его словам, была настолько притягательна, что ему хотелось дать ейвысосать себя всего без остатка. — Лишить жизни, что ли? — Вот-вот. Но в этот момент кто-то там помешал, и женщина ушла. С тойпоры дед утверждает, что сделался своего рода вампиром. — Известно, — в глазах у Линды мелькнула улыбка. — Жертвы вампиров ввампиров как бы и превращаются. "Дракулы" я начиталась. — Верно. Вот тебе и причина, почему Харрис не воспринимает книгувсерьез. — А дед у тебя заявляет, что сам не прочь бы убивать людей? — Нет, что ты. Просто, что способен вбирать в себя человеческуюжизненную энергию. — Думаешь, у него это получалось? — Уверен. То же самое и у меня с тобой нынче утром. Линда пытливо кольнула взглядом поверх кофейной чашки, не понимаятолком, в шутку он или всерьез. — Ты же помнишь, какой опустошенной была, когда очнулась? — А ты разве нет? — Я — наоборот. Когда появился сегодня, еле ноги тащил. А теперь тольковзгляни на меня! — Да, но... — слова дались ей не сразу, — любовь на людей по-разномудействует. — У тебя это в порядке вещей, отключаться на полчаса после того какотлюбишься? — Ну а что? Это ж зависит... — улыбка Линды не скрыла растерянности. — От того, как выкладываешься? — кивок в ответ. — Не в этом объяснение,одно тебе скажу. Карлсен, повернувшись, взмахом позвал официанта. — Послушай, — подала голос Линда. — Ты уж извини, пожалуйста, если чтоне так, но позволь задать один вопрос. — Давай. С вопросом пришлось повременить, пока официант обрабатывал счет ивозвращал карточку. Лишь когда сомкнулись двери лифта, она сказала: — Не будь твой дед капитаном Карлсеном, ты все равно, так бы и верил вэто? — Нет, конечно. Хотя не будь мой дед капитаном Карлсеном, этого всегобы и не случилось, — Потому ты на самом деле считаешь, что унаследовал это от него? — Не знаю, что и думать. Может, ты поможешь разобраться. — Это как? Карлсен отпер дверь офиса и придержал ее, пропуская Линду вперед. — Я покажу. Давай-ка зайдем. Глянув искоса с боязливым подозрением, Линда прошла следом в егокабинет. — Подойди-ка. Не бойся, ничего не будет, — успокоил он, видя, что онаколеблется. — Просто встань вот сюда. Даже сидя на краю стола, ростом Карлсен был несколько выше Линды. — Так, ладно. Сейчас я тебя как бы поцелую. Причем, надо, чтобы ты нереагировала вообще никак. Представь, будто ты просто школьница, а я твойдедушка. Подавшись вперед, Карлсен прильнул к ней губами. Линда чуть поморщилась(губа все еще побаливала) и замерла, боясь дышать. — Ну вот, и ничего, так ведь? — Так, — она кивнула. Карлсен сфокусировал энергию, расслабился, и лучистым импульсом послалтеплоту, сочащуюся через руки, грудь и живот. Затем, легонько стиснув ладониЛинды, чуть потянул ее на себя. Удивительно: опустошенное им жизненное полефактически восстановилось. Карлсен приложился губами — осмотрительно, чтобыне задеть ранки. Стоило их губам встретиться, как он почувствовал немонарождающийся отклик. Мгновение, и Линда, резко вдохнув, томно приоткрылагубы. Он отстранился. — Стой, реагировать не надо. Линда попыталась напрячься, но едва их губы снова сблизились, всемтелом прильнула к Карлсену. — Не могу... — Ты постоянно так реагируешь? — Карлсен чуть подался назад. — Сам видишь, — вкрадчиво улыбнулась она. — Нет, ты постарайся не реагировать. Смотри, я даже касаться не буду. И опять: как только губы сближаются, она теряет над собой контроль. — Так нече-естно, — с игривой капризностью пропела Линда. — Вот видишь, дело здесь не просто в психике. Это все равно чтофизическая сила, и если б мы так и продолжали касаться губами, я начал бызабирать из тебя энергию. — А кто против? — с юморком заметила она, сопроводив слова неотразимымвзглядом. — Хорошо. Но только для наглядности. Хотя на самом деле прикосновенияхотелось ничуть не меньше, чем ей — это Карлсен понял, едва их лицасблизились. Оба, словно мучились жгучей жаждой, утоляли которую лишь зовущиегубы. В рот ему влажно скользнул ее язык; прильнув к Карлсену низом живота,Линда с плавной ритмичностью стала упруго на него надавливать. Он, как иона, чувствовал, что нелепо стоять здесь наглухо застегнутым, когда можно,подраздевшись, удобно лечь. Тем не менее, он не поддавался соблазнуперебраться на диван. Вся энергия была направлена на собственное желание иимпульс, высасывающий из Линды энергию. Опять пробрало нестерпимое желаниеоторваться от ее губ и впиться зубами в шею. Хуже то, что он сознавал: она судовольствием это позволит. В теле томительным огнем разгоралось желание достичь оргазма, хотя ононе сопровождалось обычным желанием войти в женское тело. Поглощать хотелосьименно женскую сущность, как какой-нибудь тягучий, прохладный, безмерносладкий напиток... — Ну прошу тебя, — выдохнула Линда, на секунду отстранив губы. — Ладно. Он крепко припал к ее губам, наслаждаясь их податливостью. Желаниемаслянисто всколыхнулось, а с ним — тяга прижаться, почувст
