В РАННЕМ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Т. Б. Ежова, преподаватель

 

В историко-правовой науке еще много дискуссионных вопросов и слабо исследованных проблем. К числу последних относится история развития уголовного права Великого княжества Литовского. На протяжении прошлых столетий многочисленные ученые в той или иной степени затрагивали эту тему, и вопрос о генезисе и этапах формирования уголовного права находился в центре внимания многих исследователей [2, с. 319]. Однако до сих пор эта проблема является малоисследованной, но в связи с возрастанием на современном этапе роли права как регулятора общественных отношений необходимо произвести более детальный и подробный анализ понятий и институтов уголовного права в рассматриваемый период. В данной части исследования мы попытаемся рассмотреть правовые формы определения преступления в раннем средневековье.

Хотя терминологически название «уголовное право» можно отнести к глубокой старине (ведь этимологически оно связано с единым корнем «голова», «головничество», т.е. убийство), реально понятие преступления в абстрактной форме появилось лишь в XVIII в. [2, c. 321].

Вопрос о генезисе и этапах формирования уголовного права находился в центре внимания многих исследователей. Так, известный историк средневекового права М.Ф. Владимирский-Буданов выделяет следующие ступени развития уголовного права исследу­емого периода: 1) эпоха до Русской Правды (до XI в.) – господство мести; 2) центральная и главная эпоха (XI–XIII вв.) – время действия Русской Правды, эпоха вымирания мести и начала зарождения уголовных наказаний; 3) эпоха судных грамот (XIV–XV вв.) – уголовные наказания берут перевес над выкупом [4, с. 362].

Другой дореволюционный исследователь Н. П. Загоскин выделял два периода в истории средневекового права: 1) эпоху частного воззрения на преступление и наказание с такими характерными чертами, как институт кровной мести и система имущественных пеней (период до середины XV в.); 2) эпоху господства устрашительных наказаний с государственным воззрением на преступление и наказание, с карательной системой и сыскной формой процесса (XV – начало XVI вв.) [2, с. 319].

Известный советский ученый, занимавшийся проблемами русского средневекового права, С.В. Юшков, говоря об этапах формирования уголовного права, в основу своей периодизации положил мероприятия княжеской власти, направленные на реформирование уголовно-правовой политики. Первый этап связан с деятельностью князя Владимира Мономаха по замене взимания вир смертной казнью и процессом возвращения к вирам, а также с расширением церковной юрисдикции. Затем этот исследователь выделяет второй этап – развитие уголовного права при князьях Владимире и Ярославе (X–XI вв.), в котором «наблюдается дальнейшее развитие феодальных принципов при установлении наказаний... устанавливается ряд новых составов преступлений». С князем Владимиром С. В. Юшков связывает попытку замены системы вир смертной казнью и уточнение уголовно-правовой юрисдикции церкви, с Ярославом же – установление единого размера виры в размере 40 гривен, сокращение в нормативном порядке числа возможных мстителей и установление новых преступлений. Третий этап развития уголовного права связывается ученым с периодом феодальной раздробленности, в котором «наблюдается дальнейшее развитие феодальных принципов при установлении наказаний... устанавливается ряд новых составов преступлений, в частности имущественных» [6, с. 476–480].

Однако и это еще не все. Белорусские ученые И. Н. Кузнецов и В. А. Шелкопляс считают, что феодальное право Великого княжества Литовского как регулятор общественных отношений интенсивно развивалось под воздей­ствием экономических, социальных и политических причин, и выделяют два основных этапа развития права Великого княжества Литовского.

Первый, «привилейный», этап (XIII–XV вв.), на протяжении которого по мере образования ВКЛ как суверенного феодального государства складывается общеземское право, его отдельные отрасли и их институты путем издания великими князьями грамот (привилеев). Нормы их обязательны для всего населения Великого княжества Литовского, в том числе и самих великих князей, не только издавших грамоту, но и всех последующих князей.

Для «привилейного» этапа развития феодального права характерно то, что правовой обычай как основной источник феодального права в IX – первой половине XII вв. вытесняется нормативным актом. К значимым нормативным актам указанного этапа относятся договор, грамота, постановление сейма.

Второй, «статутовый», этап (XVI в.) характеризуется господ­ством общеземского права, которое развивается так динамично, что неоднократно требуется его систематизация. Это приводит к появлению таких крупных памятников права, как статуты Великого княжества Литовского 1529, 1566 и 1588 гг. По своей структуре и содержанию эти статуты могут быть отнесены к своду действующего права государства.

К значимым нормативным актам первого этапа относятся:

• Договор Витебской, Полоцкой и Смоленской земель с Ригой и Готским берегом 1229 г.

• Грамота полоцкого и витебского князя Герденя о заключении мирного договора и установлении торговых отношений с Ригой и Готландом 1264 г.

• Договорная грамота великого князя Казимира с Великим Новгородом об установлении мира и условиях ведения торговли с Полоцком и Витебском 1440 г.

• Грамоты великих князей городам на магдебургское право 1390, 1391, 1441, 1494, 1498, 1499 гг.

• Общеземские грамоты 1387, 1413, 1432, 1434, 1447 (1457) гг.

• Судебник Казимира 1447 г.

• Постановление Городельского сейма об унии Великого княжества Литовского с Польшей о привилегиях феодалов-католиков 1413 г. [1, с. 20–21].

Существуют и другие периодизации процесса формирования русского средневекового права. При этом каждый из этапов был отражением общей тенденции, связанной со все более усиливающейся регулятивной ролью общества.

Эти рассуждения об этапах формирования уголовного права приводят к убеждению, что различные варианты определения стадий формирования уголовного права можно объяснить отсутствием единой точки зрения на эту проблему среди юристов. Именно поэтому более продуктивно в контексте данного исследования сосредоточить свое внимание в целом на развитии понятия преступления в эти периоды, особенностей уголовного средневекового права [2, с. 320–321].

Предваряя исследование процесса формирования уголовного права эпохи Средневековья, нужно отметить, что употребление термина «уголовное право» объясняется методологическими соображениями. Автор понимает, что уголовное право как отрасль права сформировалось гораздо позднее исследуемого периода. Для избранного времени более корректно с научной точки зрения употребление термина «уголовное законодательство», предполагающее исследование системы преступлений и наказаний. Многие уголовно-правовые понятия (преступление, субъект преступления, объект преступления, понятие вины, соучастие) еще не закончили своего правового оформления и закрепления в законодательных актах исследуемого периода. Только к концу XV–XVI вв. в источниках понятийный аппарат уголовного права получает свое нормативное оформление, да и то в начальной форме [3, c. 48].

Понятие о преступлении в период средневековья существенно отличается от нашего. Теперь на преступление установился формальный взгляд: под преступлением разумеется действие, нарушающее установленный государством порядок, а так как порядок этот определяется законом, то преступление есть нарушение закона. Понимаемое в таком смысле преступление есть понятие формальное. Внешняя форма преступного деяния есть всегда насилие или обман. По отношению к человеку, против которого преступное деяние направлено, преступление является всегда с характером принуждения. В насилии принуждение очевидно; обман есть также принуждение воли, но замаскированное. Преступление вменяется человеку в вину; вменение имеет место тогда, когда нарушение закона является результатом сознательной воли совершившего, когда человек хотел достигнуть именно тех преступных целей, которых достиг, когда у него было предвидение последствий совершаемого. Среди нарушений закона различают уголовные правонарушения и гражданские. Человек, например, может не заплатить долга своего, не сделать того, к чему он по договору обязался. Это тоже нарушение права, но оно не рассматривается как преступление; это гражданское правонарушение. Уголовное правонарушение ведет к наказанию, которое и составляет предмет уголовного права; а гражданские правонарушения к наказаниям не ведут, а только к возмещению убытков.

В рассматриваемый период встречаемся с совершенно иным взглядом на преступление, а именно, преступление рассматривалось как материальное зло [8, с. 253–254]. Под преступлением понималась «обида», т.е. нанесение материального или морального ущерба личности или социальной группе. Впервые этот уголовно-правовой термин был введен в оборот Русской Правдой (ст. 2). Более ранние источники права, к которым следует отнести русско-византийские договоры, универсального термина, объединяющего правонарушения, не имеют. Летописи называют правонарушения «злыми делами». Сам термин «обида» в информативном плане весьма емкий для исследователя. Можно предположить, что при становлении в эпоху начального этапа формирования государственности этот термин стал употребляться в отношении противоправного деяния, направленного против частного лица. Например, об обиде как совершении преступления в отношении частного лица идет речь в берестяной грамоте № 33 (XIV в.): «...Давыда обидя...» [7, с. 35–36]. Мы видим, что разряд преступлений, наказываемых Русской Правдой, действительно ограничивается так называемыми частными преступлениями против личных и имущественных прав частных лиц. Но из этого отнюдь не следует, что оценка преступных деяний совершается только с точки зрения интересов потерпевших лиц; напротив, штраф за «обиду» платится не в пользу потерпевшего, а в пользу общественной власти: так за укрывательство беглого раба виновный, кроме возвращения раба его господину, платит 3 гривны уголовной продажи в пользу князя; древнейшая Правда не указывает прямо значение этого штрафа, говоря только: «а три гривны за обиду) (Акад., 10); но пространная Правда (Кар. 27) уясняет это вполне: «а оному платити 3 гривны продажи» (продажей называется уголовный штраф в пользу князя). Даже такая личная обида, как позорный удар необнаженным мечом или рукоятью его, влечет за собой общественный штраф, а не личный выкуп: «12 гривен продажи за обиду» (Кар. 19) [9, с. 311].

Материальный взгляд на преступление начинает изменяться с принятием христианства. Духовенство вносит новое воззрение – формальное, преступление становится нарушением предписаний, именно предписаний церковных. Этот формальный взгляд на преступление нашел свое выражение сначала только в церковных уставах Владимира и Ярослава. В уставе Владимира запрещаются многие деяния только потому, что они не допускаются церковными законами, например, моление у воды, волшебство и прочее. Преступлением считалось отправление обрядов языческого богослужения. Эти обряды не причиняли, конечно, никому материального вреда, но исполнение их воспрещалось и наказывалось потому, что они были не согласны с учением церкви. Благодаря тому же влиянию духовенства к воззрению на преступление начинает примешиваться чисто религиозный оттенок: преступление называется «грехом», а преступник «забывателем страха Божия» [8, с. 257].

В Псковской и Новгородской судных грамотах и древнейших уставных излагаются уголовные постановления, весьма сходные с постановлениями Русской Правды [9, с. 330]. Под преступлением по Псковской судной Грамоте подразумевался не только вред, причиненный отдельному частному лицу, но и государству в целом [11].

В силу развития и укрепления феодальных отношений в обществе ускорился процесс не только установления различной правоспособности для простых людей и феодалов, но и формирования новой социальной общности – сословия. Значимую роль в формировании светского сословия шляхты сыграли общеземские грамоты (привилеи), которые выдавались великими князями в 1387, 1413, 1432, 1434, 1447 гг.

Привилей Ягайло 1387 г. был новым нормативным актом, в котором не все феодалы Великого княжества Литовского, а только принявшие католическую веру, получали дополнительные привилегии. Это было сделано для того, чтобы ускорить распространение католической религии на территории государства. Все последующие привилеи расширяли эти привилегии, хотя в силу объективных причин православная шляхта была уравнена привилеем 1432 г. в правах со шляхтой католического вероисповедания. Общеземский привилей Казимира 1447 г. завершил процесс правового оформления сословия шляхты, предоставив даже в ущерб государственным интересам столь многочисленные привилегии, что иногда его называют конституцией шляхты.

Оживление правотворческой деятельности государства, оттеснение на задний план такого традиционного для раннефеодального периода развития права источника, как правовой обычай и ряд других причин во второй половине XV в. вызвали необходимость систематизации текущего законодательства. Результатом работы по упорядочению текущего общеземского законодательства было утверждение Казимиром Судебника Великого княжества Литовского 1468 г. Его нормы регламентировали в основном уголовно-правовые отношения, хотя есть и отдельные положения, касающиеся процессуального, гражданского и административного права.

Судебник содержит 25 статей, 16 из которых регламентируют различные правовые аспекты такого преступного деяния, как кража (раскрывается состав преступления, определяются виды наказания за простую и квалифицированную кражи и др. положения) [1, с. 21–23]. Это деление сохранилось и в современной историко-правовой литературе. Судебник, как и большинство законодательных актов Великого княжества Литовского, был написан на старобелорусском языке.

Кроме обобщения текущего законодательства, норм местного обычного права и судебной практики по названным отраслям права Судебник ввел ряд новых принципов и подходов государства к наказанию преступников. Новым было и обозначение преступления как противоправного деяния. Таким образом, изданием в 1468 г. Судебника было положено начало новому этапу в развитии правовой теории и практики законодательной деятельности государственных органов, появлению новых принципов систематизации и кодификации феодального права, что закончилось изданием Статутов Великого княжества Литовского [10, с. 42–43].

Все институты уголовного права получили довольно полное отражение также в Статутах 1529, 1566, 1588 гг. Его нормы содержатся в основном в специальных разделах, например, в Статуте 1529 г. – в разделах IX, XI-XIII, в Статуте 1588 г. – в разделах X–XIV, и только небольшое число его норм содержится в других разделах.

Как и другие отрасли права, феодальное уголовное право ВКЛ содержит некоторые прогрессивные положения, опережающие свое время и в основном характерные для буржуазного права. К таким положениям относится принцип равенства всех перед законом («иж все подданные наши, так убогие, яко и богатые..., ровно а адностайным тым писаным правом мають сужоны быти» (Статут 1529 г. разд. I, арт. 9); принцип ответственности только по закону (врадники «не мають подданных нашых иначей судити и справовати, леч тыми писанами правы» (Статут 1529 г. разд. I, арт. 7); принцип соразмерности наказания тяжести совершенного правонарушения (виновные «мають быти карваны и сказываны подле тяжести а легкости выступов своих» (Статут 1529 г. разд. I арт. 1) и др. Указанные прогрессивные принципы содержатся и в нормах последующих Статутов, т.е. они не были «случайными» и стали основополагающими принципами уголовного права XVI ст. [1, с. 57–58].

Наиболее доскональным и прогрессивным для своего времени был последний, третий Статут. Кроме перечисленных выше принципов, в нем также провозглашен принцип презумпции невиновности. Закон охранял от возможных судебных ошибок и предписывал судьям руководствоваться только законом и собственной совестью, учитывать все обстоятельства дела и в случае возникновения сомнения склоняться к освобождению обвиняемого [10, с. 57].

Ни один из Статутов не содержит четкого определения понятия преступления, но из сравнительно-правового анализа статей Статута 1588 г. можно сделать вывод, что законодатель признает преступлением противоправное, виновное действие (бездействие), несущее в себе элемент общественной опасности и посягающее на общественный строй, собственность, права и интересы частных лиц. Отсутствие четкого определения понятия «преступление» обусловило и отсутствие единого термина. Даже в Статуте содержится большое количество слов, означающих уголовно-наказуемое действие (бездействие): «выступ», «вина», «своволенство», «неслушеньство» и др. Но как бы ни называлось уголовное правонарушение в XVI в., для него всегда характерна одна сущностная черта – противоправность [1, с. 58–59].

Хотя законодатель ВКЛ не знает такого понятия, как состав преступления, однако хорошо отличает все его основные стороны и достаточно подробно описывает типовые признаки, которые характеризуют определенно вредоносное и противоправное действие как преступление. Особую регламентацию в Статуте 1588 г. получили и такие важнейшие институты уголовного права, как «крайняя необходимость» и «необходимая оборона» [10, с. 59].

Оценивая уголовное право Великого княжества Литовского в целом, можно сказать, что оно содержало как прогрессивные положения, многие из которых опережали свое время, так и негативные, свойственные любому феодальному праву (публичность осуществления наказания, жестокость некоторых форм смертной казни: четвертование, сожжение и др., наличие телесных наказаний, объявление виновного вне закона и изгнание за пределы государства и др.).

Характеризуя в целом зарождающееся общеземское право Ве­ликого княжества Литовского в XIII – нач. XVI вв., необходимо отметить, что наряду с классическими чертами феодального права (классовый характер, привилегии и др.) ему присущи уже такие прогрессивные по своему времени положения, как:

1) четко указанный возраст уголовной ответственности;

2) право феодалов на публичный суд;

3) свободное без всяких ограничений распоряжение недвижи­мым имуществом;

4) ответственность только за вину;

5) ограничение ответственности членов семьи;

6) запрет самоуправства в виде нападений на имения и др. Это свидетельствует о довольно высоком уровне развития не только общества и государства, но и правовой мысли [1, с. 23].

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

 

1. История государства и права Беларуси: пособие для студентов высш. учеб. заведений / И.Н. Кузнецов, В.А. Шелкопляс. – Минск: Тесей, 2004. – 320 с. – (История государства и права).

2. Момотов, В.В. Формирование русского средневекового права в IX–XIV вв. / В.В. Момотов. – М.: Зерцало-М, 2003 – 415 с.

3. Рогов, В.А. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве XV–XVII веков // В.А. Рогов. – М., 1995.

4. Владимирский-Буданов, М.Ф. Обзор истории русского права / М.Ф. Владимирский-Буданов. – М.: Территория будущего, 2005. – 797 с.

5. Загоскин, И.П. Очерк истории смертной казни в России / И.П. Загоскин.- Казань, 1892.

6. Юшков, С.В. Общественно-политический строй и право Киевского государства / С.В. Юшков. – М., 1949.

7. Арциховский, А.В. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1952 г.) / А.В. Арциховский. – М, 1954. С. 35–36.

8. Сергеевич, В.И. (1832–1910). Лекции и исследования по древней истории русского права / В.И. Сергеевич. – М.: Зерцало, 2004. – XXXVI, 451 c.

9. Владимирский-Буданов, М.Ф. Обзор истории русского права / М.Ф. Владимирский-Буданов. – Ростов-н/Дону: Феникс, 1995 г. – 640 с.

10. Гісторыя дзяржавы і права Беларусі: вучэб. дапам. / А.Ф. Вішнеускі, І.У. Вішнеуская. – Мінск: Тетра-Сістемс, 2005. – 192 с.