Консерваторы (охранители)

Менедем, ученик Колота Лампсакского. По словам Гиппобота, он так увлекался чудесным, что расхаживал, одетый Эринией, и говорил, что вышел из Аида к дозору за грешниками, чтобы потом вновь сойти под землю и доложить о том преисподним божествам. Одежда эта была такая: темный хитон до пят, поверх него пурпурный пояс, на голове аркадский колпак, расшитый двенадцатью небесными знаками, трагические котурны, длиннейшая борода и ясеневый посох в руке.

* * *

Таковы жизнеописания каждого из киников. Добавим к этому те мнения, которые для них были общими, – если только мы считаем эту школу философией, а не просто образом жизни.

Логику и физику они отвергают (наподобие Аристона Хиосского) и сосредоточиваются единственно на этике; именно Диогену (по утверждению Диокла) принадлежат слова (приписываемые иными Сократу ¹¹⁷) о том, что исследовать нужно,

Что у тебя и дурного и доброго в доме случилось ¹¹⁸.

Равным образом они пренебрегают и общим образованием: так, Антисфен утверждал, что достигший здравомыслия не должен изучать словесность, чтобы не сбиться с пути вслед за другими. Отвергают они и геометрию, и музыку, и все подобное. Так, Диоген, когда ему показали солнечные часы, сказал: "Полезная штука, чтобы не опоздать на обед!" – а когда ему показали музыкальные приемы, сказал:

Не звоном струн, не дуновеньем флейт –
Мужским умом стоят и дом и град ¹¹⁹.

Далее, мнение их таково, что предельная цель есть жизнь, согласная с добродетелью (так говорит Антисфен в "Геракле"), – точно так же, как и у стоиков, ибо между этими школами есть некоторая общность. Оттого и о кинизме говорят, что это кратчайшая дорога к добродетели, и Зенон Китийский вел свою жизнь таким же образом.

Далее, мнение их таково, что жить нужно в простоте, есть в меру голода, ходить в одном плаще; богатство же, славу и знатность они презирают. Некоторые из них едят зелень и пьют только холодную воду, а живут в первом попавшемся укрытии – даже в бочке, как Диоген, заявлявший, что богам дано не нуждаться ни в чем, а мужам, достигшим сходства с богами, – довольствоваться немногим ¹²⁰.

Далее, мнение их таково, что добродетели можно научить (так говорит Антисфен в "Геракле"), а потерять ее невозможно. Мудрец достоин любви, непогрешим, друг себе подобным и ни в чем не полагается на случай. Что лежит между добродетелью и пороком, то они почитают безразличным (вместе с Аристоном Хиосским).

Таковы киники. Теперь нам следует перейти к стоикам, первым из которых был Зенон, тоже ученик Кратета.

 

 

Особенности общественного движения второй четверти XIX в.

Общественное движение николаевской эпохи имело следующие особенности:

1) Оно развивалось в условиях жесткого давления со стороны властей, стремившихся всеми доступными средствами уничтожить инакомыслие.

2) Основной формой либерального и революционного движения были литературные салоны и закрытые кружки.

3) Важную роль в идейной борьбе стала играть периодическая печать и художественная литература, формировавшая общественное мнение.

4) Расширился круг людей, активно участвующих в общественном движении. Если в движении декабристов участвовали только дворяне, причем, главным образом, представители столичной знати и гвардейские офицеры, то в 1830 — 1850-е гг. в общественную жизнь вовлекаются преподаватели и студенты университетов, литераторы. В движении появляется разночинский элемент.

5) Важным идейным и нравственным фундаментом для общественного движения 1830 — 1850-х гг. стали взгляды декабристов.

6) Взгляды декабристов опирались на идеологию Просвещения, но во 2-й четверти XIX в. внимание участников общественного движения в большей степени привлекали идеи немецкой классической философии (Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель), а также французского утопического социализма (Сен-Симон, Фурье).

7) В данный период происходит формирование основных направлений общественной мысли: консервативного (охранительного), либерального (реформаторского) и революционного (социалистического).

Консерваторы (охранители)

Николай I (1825 – 1855 гг.) любил армию потому, что она построена на «спасительном и необходимом» принципе «не рассуждать!». В обществе данное правило в полной мере реализовать невозможно. Поэтому, проводя ультраконсервативную политику, император остро нуждался в четкой и ясной идеологической доктрине, которая бы не только дискредитировала демократическое и либеральное свободомыслие, но и возвеличивала существующий режим, убеждала народ в его боговдохновенности и незыблемости.

В 1832 — 1834 гг. министр просвещения С.С. Уваров сформулировал доктрину, получившую в истории название «теория официальной народности». В 1832 г., после ревизии Московского университета, в отчете царю он написал, что «истинно русские охранительные начала православия, самодержавия и народности… последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего Отечества». Православие объединяет государя и народ, являясь порукой нравственной стойкости. Самодержавие — проверенный веками фундамент российской государственности. Народность — уникальное в мировой истории единение общества и монарха. При этом царь ответственен перед Богом за судьбу своего народа, а народ любит царя и во всем покоряется его воле. В 1833 г. Уваров, теория которого очень понравилась царю, получает портфель министра просвещения, а с 1834 г. «официальная народность» внедряется во все сферы духовной жизни общества.

Разумеется, поощряемая правительством доктрина Уварова моментально обрела целый сонм сторонников и почитателей. Среди историков особым подобострастием отличались М.П. Погодин и Н.Г. Устрялов, взявшие на себя нелегкий труд доказать справедливость слов начальника III отделения А.Х. Бенкендорфа о том, что: «прошлое России удивительно, настоящее более чем великолепно, будущее выше всего, что может представить самое пылкое воображение». Погодин, например, заявил, что русский царь вместе с народом способны решить любую задачу «хоть подобную тем, которые предлагаются в волшебных сказках». Этот историк также утверждал благотворность крепостного права и использовал легенду о призвании варягов для доказательства особого единения власти с народом в России.

В публицистике и литературе глашатаями «теории официальной народности» стали Ф.В. Булгарин, Н.И. Греч, Н.В. Кукольник и М.Н. Загоскин. Первые двое на деньги III отделения издавали журнал «Северная пчела», который обошел все остальные официозы в деле пропаганды казенного патриотизма. Современники говорили о «Северной пчеле» и подобных ей изданиях, что «они так грязны, что нельзя читать их иначе как в перчатках». Ф.В. Булгарин не стеснялся в средствах продвижения своих литературных вкусов и политических пристрастий. Он открыто занимался доносительством. Жертвами его «сотрудничества» с III отделением стали Н.В. Гоголь, Н.А. Некрасов и др. Неслучайно Ф.В. Булгарина часто называли «литературным полицмейстером» и даже дали ему прозвище «Фаддей Дубельтович Фиглярин».