Глава 9. Шатры императора и его приближённых напоминали шатры кочевого племени Алтур-Ранга, родины Джеганя, однако были куда роскошнее

Огромные кричаще-яркие шатры покрывали самый высокий холм возле Ферфилда, но, несмотря на балаганные расцветки, шум, гам, смех, хриплое пение и суету — в город приехал не цирк, а оккупационная армия.

Шатры императора и его приближённых напоминали шатры кочевого племени Алтур-Ранга, родины Джеганя, однако были куда роскошнее. Император, намного превосходивший самого великого вождя кочевников, творил собственную культуру.

Вокруг шатров, по всем окрестным долинам и холмам, насколько хватал глаз, стояли маленькие унылые палатки простых солдат — одни из промасленной холстины, другие — из дублёной кожи.

Возле некоторых виднелись украденные из города обитые бархатом кресла, едва уступавшие по размерам самим палаткам. Обычно, когда армия двигалась дальше, такие изделия попросту бросали.

Лошади паслись везде и всюду. В немногочисленных крошечных загонах стоял мясной скот. Там, где отыскалось свободное пространство, расположились фургоны — впрочем, кое-где они стояли впритирку.

Часть фургонов принадлежала маркитантам, в других перевозили всякую всячину, от необходимой мелочёвки до кузнечного оборудования. Осадных орудий имелось совсем немного — вместо них Орден использовал обладателей волшебного дара.

В небе висели тёмные тучи. Влажный воздух был насыщен вонью экскрементов. Зелёные поля превратились в глинистое месиво.

Прибывшие вместе с Никки две тысячи солдат растворились в этом лагере, как капля в море.

Хотя армейский лагерь Имперского Ордена был местом весьма шумным и на первый взгляд хаотичным, нельзя сказать, что всё здесь было столь уж неорганизованно: тут существовала своя иерархия, у каждого были соответствующие обязанности, а виновным полагалось наказание.

Свободные от дежурства солдаты приводили в порядок экипировку, смазывали оружие и кожаные доспехи, чистили кольчуги, некоторые готовили на кострах еду. Конюхи присматривали за лошадьми, мастеровые занимались всем и вся: чинили оружие, тачали сапоги, даже зубы драли.

Мистики всех сортов бродили по лагерю, утешая заблудшие души или изгоняя демонов. Покончившие с делами солдаты собирались в группы и предавались развлечениям — как правило, азартным играм и выпивке. Иногда объектами таких развлечений служили маркитанты или пленники.

Даже среди такой массы народа Никки чувствовала себя одинокой. Отсутствие Джеганя в её мозгу создавало странное ощущение изолированности — не покинутости, а просто одиночества.

Обычно, когда сноходец «присутствовал», ни одно действие, даже самое интимное, ни одна мысль не могли быть частным делом.

Его присутствие таилось в уголках разума, откуда он мог видеть и слышать всё: каждое сказанное тобой слово, каждую мысль, каждый съеденный тобой кусочек, каждый чих, каждый вздох.

Он всё видел, даже когда ты ходил по нужде. Ты никогда не оставался наедине с собой. Никогда. Наблюдение было всеобъемлющим и неизбежным.

Именно это и сломило большинство сестёр: сознание того, что Джегань постоянно сидит у тебя в голове и наблюдает. Но, что хуже всего — ты никогда не знал, когда именно внимание сноходца сосредоточено на тебе.

Можно было обругать императора площадной бранью, и этот проступок оставался незамеченным, а в другой раз стоило лишь дурно о нём подумать, как он тут же это узнавал.

Никки, как и многие другие сёстры, научилась распознавать эти связи. Научилась она также определять отсутствие сноходца в её мозгу — как сейчас, например.

С другими такого никогда не случалось. У них эти связи были постоянными. Впрочем, всякий раз Джегань возвращался, чтобы снова привязать ее к себе, но сейчас — именно сейчас — Никки была одна и не имела ни малейшего представления почему.

Среди палаток и костров невозможно было проехать в экипаже, и Никки двинулась к холму пешком, тут же сделавшись мишенью для похотливых взглядов солдатни.

Она знала, что Джегань, прежде чем покончить с ней, отдаст её на потеху солдатам. С большинством сестёр время от времени такое проделывали — либо в качестве наказания, либо чтобы сёстры не забывали: они всего лишь рабыни.

Однако Никки предназначалась лишь для утех самого императора и его приближённых, таких, как Кадар Кардиф. Многие сёстры завидовали её положению — и напрасно, роль личной рабыни Джеганя вовсе не привилегия.

Других женщин отправляли в солдатские палатки ненадолго, на неделю или две, остальное время они были заняты не столь обременительными обязанностями. Для Никки же временных ограничений не существовало.

Как-то раз она безвылазно проторчала в шатре Джеганя пару месяцев. Солдаты от души развлекались с женщинами кто во что горазд, но всё же, им воспрещалось убивать или наносить рабыням тяжкие увечья. Джегань не ограничивал себя ни в чём.

Иногда — по причине или без причины — Джегань в припадке ярости приказывал Никки отправляться в палатки на месяц. Никки покорно кланялась со словами «как будет угодно вашему превосходительству».

Он знал, что Никки не блефует: ссылка в солдатские палатки была бы для неё куда меньшей мукой. Но не успевала она дойти до выхода из шатра, как Джегань успокаивался, приказывал повернуться к нему и сурово отменял своё предыдущее повеление.

С самого начала Никки постепенно — шаг за шагом, дюйм за дюймом — отвоевала себе определённый статус и даже некоторую долю свободы, недоступную остальным сёстрам. Не то, чтобы она специально к этому стремилась. Просто так случилось — и всё.

Джегань рассказывал ей о том, что прочитал в мыслях других сестёр: между собой они называют её «рабыня-королева». Никки полагала, что Джегань сказал это, чтобы её порадовать, но титул «рабыня-королева» волновал её не больше, чем госпожа Смерть.

Сейчас она плыла среди солдат, словно яркий цветок лотоса по тёмному болоту. Остальные сёстры старались выглядеть как можно хуже и неприметнее, чтобы не попадаться на глаза солдатам, но их ухищрения пропадали втуне.

Они жили в постоянном ужасе перед Джеганем. Что случилось, то случилось. У них нет ни выбора, ни возможности как-то повлиять на события.

Никки же всё было безразлично. Она носила роскошные чёрные платья и никогда не покрывала свои распущенные светлые волосы. По большей части она делала, что хотела.

Что бы Джегань с ней ни творил, её это не трогало, и сноходец это знал. Как Ричард оставался загадкой для неё, так и она оставалась загадкой для Джеганя.

А ещё Джегань был ею очарован. Несмотря на жестокое обращение, в нём порой мелькала искорка заботы. Когда Джегань причинял ей боль, Никки с радостью принимала её. Она заслужила грубое обращение.

Иногда боль хоть немного заполняла тёмную пустоту. Тогда Джегань прекращал её мучить. Когда он грозился убить её, Никки терпеливо ждала смерти. Она знала, что не заслуживает жить. Тогда он отменял смертный приговор.

И всякий раз Никки была полностью искренней — в этом было ее спасение и угроза гибели. Она была оленихой среди волков, укрытой завесой безразличия. Оленихе грозит опасность, только когда она бежит.

Никки же не считала, что положение пленницы расходится с её интересами — у неё попросту не было интересов. Ей неоднократно предоставлялась возможность бежать, но она ни разу этой возможностью не воспользовалась. И пожалуй, именно это больше всего влекло к ней Джеганя.

Иногда он вроде бы благоволил к ней. Никки не знала, что именно его в ней интересует, и не пыталась узнать. Иногда он проявлял нечто вроде заботы и пару раз — даже что-то, похожее на любовь. А иногда, когда Никки отбывала по делам, казался довольным тем, что отделался от неё.

Поведение Джеганя навело её на мысли, что он, по всей вероятности, считает, что влюблён в неё. Сколь нелепым ни казалось это предположение, Никки было совершенно безразлично, так это или нет.

Она сильно сомневалась, что Джегань вообще способен любить, и ещё больше сомневалась, что ему известно значение этого слова. А вот Никки значение этого слова было известно.

Возле шатра Джеганя какой-то солдат заступил ей дорогу. Его издевательская ухмылка означала приглашение. Никки могла охладить его пыл, сообщив, что её ждет Джегань, могла воспользоваться своим могуществом и уложить его на месте, но она лишь пристально на него поглядела.

На такую реакцию солдат не рассчитывал. Большинство мужчин обрушиваются на жертву, только если она пищит. Поскольку Никки ничего подобного не сделала, солдат скис, пробормотал ругательство и убрался прочь.

Никки продолжила путь. Палатки кочевников Алтур-Ранга были маленькими и практичными сооружениями из невыделанной овечьей кожи. Джегань устроил себе шатёр куда большего размера, скорее овальный, чем круглый. Вместо одного шеста крышу поддерживали три.

Внешние стены украшали богато расшитые панели. По кругу на стыке крыши и стен свисали толстые разноцветные косички и ленточки — отличительная черта передвижного дворца императора. День выдался безветренный, яркие красные и желтые стяги не развевались над огромным шатром.

Снаружи женщины выбивали небольшие коврики. Никки откинула тяжёлый полог, украшенный золотыми щитами и серебряными медальонами с изображением батальных сцен. Внутри рабы чистили дорогие ковры, смахивали пыль с керамики, расставленной на изящной мебели, взбивали сотни разноцветных подушек, разложенных на полу.

Отделанные традиционными алтур-рангскими узорами занавеси делили шатёр на насколько комнат. Закрытые прозрачной тканью отверстия вверху едва пропускали свет. Благодаря толстым коврам и стенами в шатре императора всегда царила тишина. Неярко горели свечи и светильники.

Никки не удостоила взглядом стоявших у входа стражей и занятых делом рабов. Посреди самой первой комнаты возвышалось увитое красным шелком резное кресло Джеганя — именно здесь он давал аудиенции. Сейчас кресло было пустым. Никки, не колеблясь, двинулась к самой дальней комнате, императорской спальне.

Один из рабов, полуголый паренек лет восемнадцати на вид, стоя на четвереньках, оттирал небольшой щёткой коврик перед входом в спальню. Не поднимая глаз, он сообщил Никки, что его превосходительства в шатре нет.

Этот юноша, Ирвинг, обладал волшебным даром. Прежде он жил во Дворце Пророков, где его обучали искусству волшебника. Теперь — чистил ковры и выносил ночные вазы. Мать Никки это бы одобрила.

Джегань мог находиться где угодно. Сидеть в лагере, пить и играть в карты со своими солдатами. Или инспектировать поиска и обслуживающих армию мастеровых. Или осматривать новых пленников, чтобы выбрать тех, кого возьмёт себе. А мог беседовать с заместителем Кадара Кардифа.

Никки заметила нескольких сестёр, притаившихся в углу. Как и она, эти сёстры были рабынями. Подойдя поближе, Никки увидела, что вся троица занята шитьём.

— Сестра Никки! — вскочила сестра Георгия. На её лице читалось облегчение. — Мы не знали, жива ли ты, так давно тебя не было видно. Мы уж было решили, что ты исчезла.

Будучи сестрой Тьмы, которая принесла клятву верности Владетелю, Никки сочла заботу сестёр Света несколько ханжеской.

Должно быть, считают, что плен объединяет их, и все разногласия отошли на второй план. А ещё они знают, что Джегань относится к ней иначе, чем к остальным. Хотят поддержать с ней дружеские отношения.

— Я уезжала по делам его превосходительства.

— Конечно, — кивнула сестра Георгия, вытирая руки.

Две другие, сестры Рошель и Обри, отложив мешок костяных пуговиц, выпутались из длинной холстины и встали рядом с сестрой Георгией. Обе чуть наклонили головы, приветствуя Никки. Вся троица побаивалась её загадочных взаимоотношений с Джеганем.

— Сестра Никки... Его превосходительство очень зол, — проговорила сестра Рошель.

— В ярости, — подтвердила сестра Обри. — Он... он ревел, как медведь, что на сей раз ты зашла слишком далеко. Никки молча смотрела на них. Сестра Обри облизнула губы.

— Мы просто подумали, что тебе следует знать. Чтобы ты была поосторожнее.

Никки подумала, что сейчас неподходящее время для осторожности.

— Где Джегань? — коротко спросила она.

— Поселился в большом здании, неподалёку от города. Теперь его резиденция там, — объяснила сестра Обри.

— Бывшее поместье Министра культуры, — добавила сестра Рошель.

— Зачем? — нахмурилась Никки. — У него ведь есть шатер.

— После твоего отъезда он решил, что императору нужна более подходящая резиденция, — сказала сестра Рошель.

— Подходящая? Подходящая — для чего?

— Чтобы показать миру свою значимость, я полагаю. Сестра Обри кивнула.

— Он строит дворец. В Алтур-Ранге. Таково его новое видение. — Она очертила широкую дугу, желая показать размеры сооружения. — Он приказал построить великолепный дворец.

— Его превосходительство собирался поселиться во Дворце Пророков, — пояснила сестра Рошель, — но поскольку тот разрушен, император решил построить новый, только лучше. Такой, равного которому ещё не было.

Никки хмуро посмотрела на сестер.

— Он хотел заполучить Дворец Пророков из-за наложенного на него заклятия времени, замедляющего старение. Только это его и интересовало.

Все три женщины пожали плечами. И тут Никки начала понимать, что замыслил Джегань.

— Так, что это за место, где он сейчас? Чем он занят? Учится есть чем-то, кроме пальцев? Выясняет, насколько ему понравится роскошная жизнь под крышей?

— Он только сказал нам, что пока будет жить там, — пояснила сестра Георгия. — Большинство женщин... помоложе он взял с собой. А нам приказал оставаться здесь и за всем присматривать на случай, если он пожелает вернуться в шатер.

Похоже, здесь мало что изменилось. Никки вздохнула. Экипаж она отпустила. Придется идти пешком.

— Ладно. Как туда попасть?

Сестра Обри рассказала дорогу, Никки поблагодарила и повернулась к выходу.

— Сестра Алессандра пропала, — произнесла вдруг сестра Георгия, тщётно пытаясь изобразить беззаботность.

Никки резко остановилась и повернулась к Георгии. Сестра Георгия была женщиной средних лет и с каждым разом, как Никки её видела, выглядела всё хуже и хуже. Её одежда превратилась в лохмотья, но сестра носила платье с гордостью, как великолепный наряд.

В жидких волосах было больше седины. Когда-то они, возможно, и выглядели изысканно, но теперь неделями не знали ни мыла, ни расчёски. И скорее всего, вши у неё тоже кишмя кишат.

Некоторые люди считают, что старость даёт право сделаться неряхой, будто всю жизнь только и мечтали стать непривлекательными распустехами. Казалось, сестра Георгия наслаждается своей неряшливостью.

— Что значит «пропала»?

Никки уловила проблеск удовольствия. Георгия невинно развела руками.

— Мы не знаем, что случилось. Просто выяснилось, что она исчезла.

Никки не шелохнулась.

— Понятно.

Сестра Георгия снова всплеснула — руками, изображая простодушие.

— Примерно в то же время, как исчезла аббатиса.

Никки умело скрыла изумление.

— А Верна, как тут оказалась?

— Не Верна, — ответила сестра Рошель, наклоняясь поближе. — Энн.

Сестра Георгия бросила сердитый взгляд на Рошель за то, что та испортила сюрприз. А это и вправду был сюрприз. Да ещё какой! Старая аббатиса умерла. Во всяком случае, Никки так сказали.

Аббатиса скончалась уже после того, как сестра Никки покинула Дворец Пророков, но до нее дошли рассказы о том, что все сёстры, послушницы и волшебники всю ночь бдили у погребального костра Энн и пророка Натана.

Зная Энн, можно было заподозрить очередной подвох, но даже для неё это несколько чересчур.

Сёстры улыбались, как кошки, слопавшие канарейку. Похоже, им не терпелось поиграть в игру «веришь — не веришь».

— Расскажите главное. У меня нет времени выслушивать долгие истории, его превосходительство желает меня видеть. — Никки удостоилась трёх ехидных улыбочек. — Поспешите, если не желаете, чтобы он вернулся сюда, злой и жаждущий увидеть меня, — решительно закончила она.

Сестры Рошель и Обри побелели. Георгия слегка помрачнела и снова начала потирать руки.

— Аббатиса пришла в лагерь — после твоего отъезда — и её поймали.

— С чего это она заявилась в логово Джеганя?

— Чтобы убедить нас бежать вместе с ней, — выпалила сестра Рошель. И затараторила скорее нервно, чем весело: — Поведала какую-то дурацкую историю о том, что шимы вырвались на свободу и магия умирает. Представь себе! Дикие бредни! И ждала, что мы ей поверим...

— Значит, вот оно что, — пробормотала Никки, задумчиво глядя в пространство. Она мгновенно поняла, что это вовсе не дикие бредни. Частицы головоломки стали складываться в картинку. Никки пользовалась своим даром, тогда, как другим это запрещалось, поэтому они не могли знать, исчезала Магия или нет.

— Это она так заявила, — фыркнула сестра Георгия.

— Значит, магия исчезла, — начала рассуждать вслух Никки, — и Энн подумала, что это лишит сноходца возможности контролировать ваш разум. Исчезновением магии вполне могло объясняться то, чего Никки не могла понять: почему Джегань не всегда может Проникнуть в её разум.

— Но если шимы на свободе...

— Были, — сообщила сестра Георгия. — Даже если это и было так, то теперь их изгнали. Рада сообщить, что его превосходительство имеет к нам полный доступ, и всё остальное, касающееся магии, вернулось на круги своя.

Никки почти видела, как вся троица пытается понять, слушает их сейчас Джегань или нет. Но если магия вернулась, значит, Джегань должен иметь свободный доступ к её разуму, а это не так. Искорка понимания вспыхнула и погасла.

— Аббатиса допустила какую-то ошибку и Джегань обнаружил её? — уточнила Никки.

— Ну... Не совсем, — проговорила сестра Рошель. — Сестра Георгия пошла и привела стражников. Мы сдали её им, это наш долг.

Никки расхохоталась:

— Её собственные сестры Света? Какая ирония! Энн рискует жизнью; пока шимы пожирают магию, приходит сюда, чтобы вас, никчемных, спасти, а вы, вместо того чтобы с ней бежать, её предаёте. Какая прелесть!

— Мы были вынуждены! — запротестовала сестра Георгия. — Его превосходительство пожелал бы этого. Наша обязанность — служить императору. Знаем мы, чем кончаются попытки бегства. Мы своё место знаем.

Никки внимательно смотрела на лица женщин, поклявшихся служить Свету Создателя и долгие столетия трудившихся во имя Его.

— Да уж, знаете.

— Ты поступила бы точно так же! — выкрикнула сестра Обри. — Нам пришлось это сделать, иначе его превосходительство вытянул бы сведения из других. Это был наш долг ради блага остальных, в том числе, смею добавить, ради твоего блага. Мы не могли думать только о себе или Энн, мы должны были заботиться обо всех.

Никки почувствовала, как её охватывает тупое безразличие.

— Хорошо, вы предали аббатису. — Последние искорки любопытства догорали. — Но с чего она вдруг решила, что действительно может сбежать вместе с вами? Наверняка у нее были какие-то планы относительно изгнания шимов. На что она надеялась, зная, что, как только шимы исчезнут, Джегань тут же восстановит контроль над вашими мозгами? Да и её тоже?

— Его превосходительство всегда с нами, — чопорно заявила сестра Обри. — Энн просто пыталась обмануть нас. Но мы не дуры! И всё остальное, что она говорила, тоже уловка. Не так мы глупы, чтобы на такое купиться.

— Всё остальное? И что же это за остальное? В чем состоял её план?

Сестра Георгия возмущенно фыркнула:

— Она пыталась внушить нам какую-то ерунду насчет магических уз с Ричардом Ралом.

Никки моргнула и вся обратилась в слух.

— Узы? Что за чушь?

Сестра Георгия твёрдо выдержала взгляд Никки.

— Она утверждала, что если мы принесём Ричарду клятву верности, это защитит нас. Заявила, что какая-то там его магия не позволит Джеганю проникнуть в наши мозги.

— Каким образом?

Сестра Георгия пожала плечами:

— Она говорила, что эти самые узы защищают людей от сноходцев. Но мы не так наивны, чтобы поверить.

Никки прижала руки к туловищу, чтобы скрыть дрожь.

— Не понимаю. Каким образом это действует?

— Она что-то такое рассказывала... Якобы Ричард унаследовал эту магию от своих предков. Заявила, что мы должны поклясться ему в верности от всего сердца или что-то в атом роде. По правде говоря, это было настолько глупо, что я толком и не слушала. Она утверждала, что именно поэтому Джегань не в состоянии овладеть её разумом.

Никки пребывала в полном ошеломлении. Ну, конечно же... Она всё время размышляла, почему Джегань не захватил остальных сестёр. Очень многие до сих пор оставались на свободе. Значит, их защищают узы с Ричардом. Должно быть, так оно и есть.

Её собственная аббатиса, сестра Улиция, и все остальные наставницы Ричарда сбежали тоже. Нет, тут что-то не сходится. Они ведь сёстры Тьмы, как они смогли присягнуть Ричарду? Более чем странно.

И всё же, Джегань частенько бывает не способен проникнуть в её разум.

— Вы сказали, сестра Алессандра исчезла.

Сестра Георгия потеребила воротник.

— Они с Энн исчезли вместе.

— Ну, Джегань не всегда сообщает вам о своих действиях. Возможно, он попросту приказал убить обеих. Георгия поглядела на подруг.

— Ну... возможно. Но сестра Алессандра была одной из вас... Сестрой Тьмы. На неё была возложена ответственность за Энн...

— Почему не на вас? Не на тебя и твоих сестёр?

Георгия откашлялась:

— Аббатиса выказала такое пренебрежение к нам, что его превосходительство приказал заниматься ею сестре Алессандре.

Никки вполне могла себе представить, какие формы приняло это пренебрежение. Однако Энн можно понять — ведь сёстры Света её предали. Должно быть, Джегань счёл аббатису ценным трофеем, если пожелал сохранить ей жизнь.

— Когда мы вошли в город, фургон, где везли клетку Энн, так и не появился, — продолжила сестра Георгия. — Наконец, прихромал возница с окровавленной головой и доложил, что последнее, что он видел, прежде чем мир потемнел, была сестра Алессандра. А теперь они обе исчезли.

Никки почувствовала, как ногти впиваются в ладони, и усилием воли заставила себя разжать кулаки.

— Значит, Энн предложила вам всем свободу, а вы предпочли оставаться рабынями?

Все три сестры Света гордо вскинули головы.

— Мы поступили так, как было лучше для всех, — заявила Георгия. — Мы сёстры Света и не принадлежим себе. Наш долг — облегчать людям страдания, а не причинять.

— Кроме того, — добавила сестра Обри, — что-то мы не заметили, чтобы ты пыталась удрать. Похоже, время от времени ты свободна от присутствия его превосходительства, но ведь не уходишь.

— Откуда вы знаете? — нахмурилась Никки.

— Ну я... я... — замялась Обри.

Никки схватила ее за глотку:

— Я задала вопрос. Отвечай!

С помощью магии Никки усилила нажим. Лицо сестры Обри налилось кровью, глаза закатились: магия Никки начала высасывать из неё жизнь. Но Джегань контролировал разум сестер, и им было запрещено прибегать к магии без его соизволения.

Георгия тихонько коснулась руки Никки.

— Просто его превосходительство спрашивал нас об этом, вот и всё. Отпусти её, сестра. Пожалуйста.

Никки отпустила Обри и вперила грозный взгляд в сестру Георгию.

— Спрашивал вас? Что именно спрашивал? Что он говорил?

— Он просто хотел выяснить, известно ли нам, почему он временами не может проникнуть в твой разум.

— Он нас мучил, — добавила сестра Рошель. — Мучил, потому что мы не знаем ответа. И не понимаем, как такое вообще может быть.

И тут Никки поняла всё.

Сестра Обри потёрла шею.

— Да что с тобой, сестра Никки? Почему это его превосходительство так тобой интересуется? Почему ты способна сопротивляться ему?

Никки повернулась к выходу, бросив через плечо;

— Спасибо за помощь, сёстры.

— Если ты можешь освободиться от него, почему не уходишь? — крикнула ей вслед сестра Георгия. Уже в дверях Никки оглянулась:

— Мне нравится смотреть, как Джегань мучает вас, ведьм Света. Не хочу лишать себя возможности любоваться столь дивным зрелищем.

Сёстры не реагировали на её оскорбления — они уже привыкли.

— Сестра Никки, — спросила Рошель поправляя прядь волос, — чем ты так разозлила его превосходительство?

— Что? Ах это... Да ничего особенного. Просто заставила солдат привязать коммандера Кардифа к вертелу и поджарить его на костре.

Дружно ахнув, сёстры отшатнулись, сделавшись похожими на трёх сов на ветке. Сестра Георгия мрачно уставилась на Никки.

— Ты заслуживаешь всего, что делает с тобой Джегань, сестра. И того, что с тобой сделает Владетель, тоже.

— Да, заслуживаю, — улыбнулась Никки и нырнула за полог.