Победа революции

Основными силами Кубинской революции являлись «Движение 26 июля», «Революционный директорат 13 марта» и Народно-социалистическая партия. Вопрос о боевом единстве этих партий стал одним из самых стержневых. Каждая из них имела свое руководство, свою тактику, свою программу свою программу и определенную сферу действий. Хотя контакты и взаимопомощь существовали между ними с первых дней борьбы, подлинно революционное единство этих организаций окрепло только во второй половине 1958 г.

В октябре 1958 г. был образован Объединенный национальный рабочий фронт (ФОНУ), в состав которого вошли рабочие лидеры Народно-социалистической партии, «Движения 26 июля», Революционного директората и других революционных организаций. ФОНУ взял в свои руки руководство рабочим движением в стране.

Основными направлениями деятельности этого руководящего рабочего центра были агитационно-пропагандистская работа среди пролетариата, подготовка всеобщей забастовки, оказание помощи повстанцам. Для реализации этих задач по всей стране были образованы сотни комитетов ФОНУ, сыгравшие большую роль в дальнейшем укреплении революционного единства левых сил. С момента возникновения «Движения 26 июля», а позже во всех основных документах Повстанческой армии центром социально-экономической программы была аграрная реформа. Необходимость ее проведения вытекала из объективного положения кубинской деревни и настоятельных потребностей аграрного и промышленного развития страны. В ней были заинтересованы крестьянство, рабочий класс мелкая и средняя буржуазия.

В своей революционной пропаганде повстанцы придавали решающее значение аграрной реформе, которую Э. Че Гевара называл «острием копья Повстанческой армии».

10 октября 1958 г. закон № 3 о проведении аграрной реформы был провозглашен в Сьерра-Маэстре. Его основное положение – превращение в собственников земли тех, кто ее обрабатывает.

Гибкая революционная тактика, проводимая Ф. Кастро, нашла отражение и в этом документе. Во избежание разрыва с оппозиционными партиями в этот закон не было включено главное требование аграрной реформы – ликвидация латифундий. Тем не менее интересы многих крупных землевладельцев были сильно ущемлены, так как в бесплатное пользование крестьянам передавались государственные земли, почти полностью контролируемые латифундистами, а также плантации, принадлежавшие прислужникам тирании, и те земельные наделы, которые были захвачены в результате насильственного сгона крестьян.

Крупные латифундии остались нетронутыми прежде всего потому, что осенью 1958 г. Батиста уже не пользовался большой поддержкой их владельцев и владельцев сахарных заводов, многие из которых платили налоги повстанцам, а некоторые даже предлагали им ради сохранения сафры материальную помощь. В этих условиях было бы преждевременно наносить прямой удар по интересам местных и иностранных латифундистов.

В конце 1958 г. Повстанческая армия представляла собой внушительную военную силу.

В освобожденных районах она имела надежные тыловые базы. «Свободная территория Кубы» снабжала повстанцев всем необходимым, за исключением боеприпасов и оружия, которые, как и прежде, добывались в бою и изредка присылались из-за границы.

«Паника царила, - писал Батиста о последних месяцах своего правления, - среди капиталистов и, кажется, в важнейших секторах вооруженных сил. Среди лидеров еще наблюдался энтузиазм, хотя политическими партиями уже овладел скепсис… Положение на фронте с каждым днем ухудшалось[A245]».

Практически парализована была экономическая жизнь провинции Ориенте. В середине декабря была прекращена добыча никеля в шахтах Никаро, дававших 11 % этого ценного металла во всем капиталистическом мире. В Баямо и Гуантанамо из-за отсутствия бензина ездили на лошадях, в Ольгине

в течение 15 дней не было электроэнергии. Впервые с 1862 г., со дня основания, был закрыт завод «Бакарди» по производству рома. Цены на многие продовольственные товары выросли на 40 %.

На заключительном этапе борьбы Повстанческая армия по-прежнему значительно уступала в численности войскам диктатора. По словам Ф. Кастро, ее максимальная численность составляла 3 тыс. человек, но за ними стоял практически весь народ.

9 декабря 1958 г. госдепартамент через своего эмиссара Уильяма Д. Паули предложил Батисте следующий план: 1) образование временного правительства из наиболее умеренных противников диктатора (как только оно будет образовано, США окажут ему помощь оружием на сумму 10 млн. долл.); 2) Батисте и его семье будет разрешено жить в Дейтоне, где он имел собственный дом; 3) новое правительство не будет преследовать сторонников Батисты; 4) через 18 месяцев оно должно будет провести президентские выборы; 5) временное правительство должно быть враждебным к Ф. Кастро и его движению[A246]. Однако Батиста отказался признать эти условия.

Ночью 17 декабря на загородной вилле диктатора «Кукине» состоялась последняя встреча американского посла с Батистой. «Лицо Батисты, - писал Смит, - не выражало ни малейших признаков волнения. Пока мы беседовали, он не сводил с меня своих темных пронизывающих глаз… В соответствии с полученными мною инструкциями я сообщил президенту, что государственный департамент скептически смотрит на любой его план и на всякое намерение оставаться на Кубе неопределенное время[A247]».

В ночь на 1 января 1959 г. Батиста бежал. В мемуарах Батиста писал, что еще в самолете он долго колебался, не зная куда лететь. Испания отказала в визе. США в нем уже не нуждались. Когда один из пилотов доложил ему, что кончились кубинские территориальные воды и экипаж держит курс на Флориду, Батиста, к удивлению всех пассажиров самолета, приказал направиться в Доминиканскую республику.

3 января в Сантьяго-де-Куба, провозглашенным Ф. Кастро временной столицей Кубы, М. Уррутиа принял присягу в качестве президента страны. В полночь с 4 на 5 января Ф. Кастро отдал приказ о прекращении всеобщей забастовки, так как, по его словам, «триумф обеспечен, воинские подразделения уже на стороне революции, а Уррутиа – президент[A248]».

Сформированное М. Уррутиа правительство состояло в основном из представителей той части буржуазной оппозиции, которая лишь формально примыкала к «Движению 26 июля» или заявляла о своей солидарности с ним. От «Движения 26 июля» в него вошли лишь Ф. Перес и А. Харт, занявшие весьма скромные посты. Премьер-министром Кубы был назначен крайне правый по своим взглядам М. Кардона[A249], а министром иностранных дел - Р. Аграмонте. Но, несмотря на это, реальная власть находилась в руках Повстанческой армии, Главнокомандующим которой являлся Ф. Кастро.

Такой состав правительства успокоил американские правящие круги, ревностно следившие за развитием событий в Гаване. В одном из донесений службы разведки президенту Д. Эйзенхауэру говорилось: «Министром иностранных дел Кубы назначен Аграмонте, влиятельный деятель, на наш взгляд, дружески настроенный по отношению к Соединенным Штатам[A250]». Уже 7 января 1959 г. Вашингтон признал новое кубинское правительство, причем, по свидетельству некоторых политических обозревателей, госдепартамент торопился сделать это как можно скорее, так как боялся, что «опередят русские».

8 января ликующая Гавана встречала растянувшийся на несколько километров караван повстанцев, прибывший из Сантьяго-де-Куба, во главе с Ф. Кастро. В тот же день на многотысячном митинге Ф. Кастро отметил, что победа революции отнюдь не означает, «что все проблемы Кубы уже решены, и что каждый из нас будет иметь теперь по дворцу и в будущем жизнь будет для нас для нас легкой прогулкой[A251]». «Первого января, - говорил в те дни Фидель Кастро, - мы только завоевали право начать[A252]».

Одной из наиболее значимых для народа акций революционной власти стало подписание Ф. Кастро 17 мая 1959 г. закона об аграрной реформе.

Партизанская война, начатая в Сьерра-Маэстре, привела к движению народные массы, способствовала их мобилизации на борьбу против диктатуры, до предела обострила противоречия военно-полицейского режима. Ф. Кастро, характеризуя обстоятельства, способствовавшие успешному ходу борьбы, начатой им и его товарищами, писал: «Нам благоприятствовало, во-первых, то, что враги нас вначале не принимали всерьез; во-вторых, многие люди думали, что мы просто романтики и что мы идем на верную смерть; в-третьих, кое-кто думал, что нами движет тщеславие; в-четвертых, существовало мнение, что наша группа революционных руководителей – проводники консервативных или нерадикальных идей[A253]».