Военный переворот 10 марта 1952 г.

Политическая ситуация, создавшаяся на Кубе в начале 50-х годов, предвещала победу на президентских выборах кандидату «ортодоксов» (после смерти Э. Чибаса им стал его последователь

Р. Аграмонте, профессор Гаванского университета). Усиление позиций левых сил, кризис буржуазных партий и явный развал крупнейшей из них, партии «аутентиков», заставили внутреннюю и внешнюю реакцию искать «сильную личность», способную предотвратить победу на выборах Партии кубинского народа и повести новое наступление на демократические и прогрессивнее силы страны. «Слабохарактерный» Прио для этой цели уже не годился. «Куба, - писал журнал «Ньюсуик» за неделю до военного переворота, - кажется, превращается в главного представителя мирового коммунизма в Карибском бассейне. Это вовсе не означает, что правительство Карлоса Прио Сокарраса «испортилось». Прио заработал себе репутацию противника коммунизма в свою бытность в свою бытность министром труда. Будучи президентом, он изгнал красных с руководящих постов Конфедерации кубинских рабочих и закрыл коммунистической газету «Ой», но его правительство прилагает слишком незначительные условия для пресечения подпольной деятельности красных[A188]».

Кричащая обложка журнала – «Карибские страны – красный кинжал в спину США» и статья в нем – «Красное вторжение в Центральную Америку – серьезная угроза безопасности США», - в основном посвященная Кубе, явно подготавливала общественное мнение Американского континента к военному перевороту на «жемчужине Антил». Впоследствии Батиста прямо заявил, что «целью революционного движения (военного переворота 10 марта 1952 г. – Авт.) было укрепление демократической системы нашей родины и более тесное сближение со свободным миром. Мы, - продолжал он, - должны были стать заградительным валом против красной опасности[A189]». «Роль, которую отводили батистовской тирании ее вдохновители, - писал Б. Рока, - состояла в том, чтобы противостоять подъему народного и национально-освободительного движения, обеспечивать интересы сахарных трестов, усиливать империалистическое господство путем предоставлений новых обременительных концессий. Она должна была покровительствовать американским экспортерам, хотя это и вело к истощению валютных запасов, осуществлять рекомендации, содержащиеся в плане Траслоу и направленных против интересов трудящихся, усилить огосударствление профсоюзов, назначения сверху их руководящих органов посредством установления обязательного профсоюзного взноса, вмешательства в дела профсоюзов, назначения сверху их руководящих органов и пропаганды идеологии подчинения американскому империализма, идеологии антикоммунизма[A190]».

Выбор реакции пал на Ф. Батисту. Возвратясь на Кубу, он образовал Партию объединенного действия. В этой партии объединились маловлиятельные политические деятели, бывшие деятели, сотрудничавшие с диктатурой Батисты и его конституционным правительством, а также весьма разнородные деятели, входившие в состав различных организаций, которые возникали и исчезали в период с 1933 по 1951 г[A191]. Партия Батисты придерживалась теории географического и экономического фатализма и выступала за полное подчинение Кубы американскому империализму. Ее политическое влияние в стране было ничтожным. Более мощной и реальной силой, на которую мог рассчитывать «сержант-генерал», являлась армия. Несмотря на чистку командного состава, проведенную Грау Сан-Мартином, авторитет Батисты в кубинской армии был достаточно высоким. По свидетельству журнала «Ньюсуик», «во время администрации Грау и Прио молодые офицеры трижды хотели захватить власть и передать ее Батисте[A192]».

Но Батиста выжидал и, как показали факты, выбрал наиболее благоприятный момент, когда окончательно дискредитировавшее себя правительство Прио Сокарраса в течение нескольких десятков минут уступило власть новоявленному узурпатору. Центром переворота стал военный городок «Колумбия», офицеры которого перешли на сторону Батисты, появившегося там ночью 10 марта 1952 г. Из «Колумбии», этой цитадели реакционной военщины, Батиста связался по телефону с важнейшими военными и полицейскими центрами и почти повсюду получил заверения в поддержке его «революции». Сработал определявший в течение десятилетий политическую жизнь страны догмат: «Тот, кто владеет «Колумбией, владеет Кубой». Только начальник воинского гарнизона г. Матансас подполковник Э. Мартин Элена поставил под сомнение законность действий Батисты, на что последний бесцеремонно отрезал в стиле Людовика XIV: «Закон – это мы. Или выполняйте приказания, или слагайте с себя полномочия[A193]».

Уверенность Батисте придавало присутствие в ту ночь в «Колумбии» американского военного атташе Хука. Позже сам Хук подтвердил это. В 1959 г. он написал письмо в защиту генерала Э. Кантильо, предавшего конституционное правительство и перешедшее на сторону Батисты. Судя по этому письму, Хук в ту мартовскую ночь играл одну из главных ролей в сценарии переворота. Именно он предложил «растерявшемуся, со слезами на глазах» генералу поддержать новый режим. «Этот человек, - писал Хук, - не участвовал в заговоре и не знал, что делать. Я посоветовал ему оставаться в «Колумбии[A194]»». Э. Кантильо воспринял этот «совет» как приказ и впоследствии стал одним из самых верных прислужников Батисты.

Паника и неразбериха царили в правительственных кругах. Во дворце никто не помышлял о сопротивлении. Безвольный президент и его приближенные укрылись в мексиканском и других посольствах. К вечеру 10 марта Батиста был полновластным хозяином дворца.

10 марта начиная с 13 часов несколько официальных сообщений нового режима, первым среди них стал первым среди них стало обращение военно-революционной хунты, как претенциозно именовали себя 14 капитанов и 12 лейтенантов из «Колумбии» и военной крепости «Ла Кабанья». Среди лидеров хунты находился лейтенант Рафаэль Салас Каньисарес, получивший в тот же день чин полковника и назначенный начальником национальной полиции. Объясняя причины переворота, «капитан-лейтенанты» цинично заявляли: «Мы, представители армии, флота и полиции, входящие в состав военно-революционной хунты и подписавшие этот документ, сообщаем народу, что цель нашего движения – избавить Кубу от позора кровавого, проворовавшегося режима… породившего в республике состояние беспорядка и анархии». Далее они уверяли кубинский народ: «Мы любим Родину, как верные солдаты республики. Поэтому отдаем судьбу этой революции в руки генерала Батисты-и-Сальдивара, которому имеем честь служить[A195]». Батиста не остался в долгу. В тот же день в целях укрепления своей опоры он приказал повысить жалованье в полиции и денежное содержание в армии.

На первой же короткой пресс-конференции, состоявшейся 10 марта, в военном городке «Колумбия», кубинский диктатор, отвечая на вопрос о мотивах переворота сказал: «Этот переворот был организован военной хунтой, в состав которой входили капитаны и лейтенанты, недовольные, так же как и вся армия, отсутствием со стороны правительства достаточных гарантий для солдат и полицейских, карающих участников противозаконных актов. Кроме того, были еще три причины. Одна из них непосредственно связана с борьбой за власть. Мне сообщили о намерении Карлоса Прио совершить военный переворот 15 апреля, если не укрепится уверенность в победе на выборах К. Эвиа. Узнав об этом и получив приглашение возглавить столь серьезное движение, я твердо решил послужить республике[A196]». О том, каким образом Батиста намеревался служить Кубе, стало известно уже на следующий день.

11 марта были опубликованы «Правительственные статуты», согласно которым кубинский конгресс лишался своих прав, а вся законодательная власть переходила к совету министров, который возглавил сам диктатор. На 45 дней отменялись конституционные гарантии. В «Правительственных статутах» цинично утверждалось, что конституция «будут полностью соблюдаться до тех пор, пока не последуют выступления против режима[A197]».

Но уже 4 апреля 1952 г. Конституция 1940 г. была заменена разработанными советниками Батисты якобы на ее основе «Конституционными статутами». В действительности же последние не имели ничего общего с Конституцией. Ни одна из статей Конституции не вошла в прежней редакции в текст «Статутов», все содержание которых было направлено на законодательное закрепление диктаторского военно-полицейского режима.

Многие статьи «Конституционных статутов» были направлены на еще большее усиление террора против революционных и демократических сил страны. Так, например, статья 41 Конституции 1940 г. предусматривала отмену конституционных гарантий на 45 дней, а «Конституционные статуты» развязывали руки диктатору, так как гарантии отменялись на «время, которое будет необходимо», т.е. на неограниченный срок. Статья 42 Конституции, гласившая, что арестованные могут задерживаться властями не более 10 дней с последующей передачей их следственным органам, было модернизировано таким образом, что из нее исчез 10-дневный срок. Батистовские палачи получили право чинить произвол без суда и следствия, чем они в дальнейшем с лихвой воспользовались. ««Конституционные статуты», навязанные народу, - писал один из кубинских правоведов, - вернули Кубу во времена колонии, во времена капитан-генералов[A198]».

Отменив Конституцию 1940 г., разогнав конгресс, Батиста порвал дипломатические отношения с Советским Союзом и заверил США, что в случае необходимости пошлет войска в Корею.

Государственный департамент незамедлительно признал правительство Батисты. Американская пресса запестрела, по словам Ф. Кастро фразами: «Революционеры 10 марта…», «революционное движение 10 марта…», «великий революционер Фульхенсио Батиста». С восхищением встретили переворот хозяева американских компаний, действовавших на Кубе. В посланной ими 2 апреля 1952 г. телеграмме в газету «Нью-Йорк таймс» говорилось: «Военный переворот и отмена конституционных гарантий покончили со всеми забастовками и требованиями рабочих[A199]». Рупор американского бизнеса – журнал «Уолл-стрит джорнэл» высказал уверенность в том, что «военное правительство Батисты будет твердой рукой управлять рабочими[A200]».

Военно-полицейский режим и деловым, официальным кругам Вашингтона. Американский посол на Кубе Артур Гарднер даже заявил, что «история Кубы начинается с 10 марта 1952 г[A201].».

Военный переворот показал всю зыбкость режима «аутентиков» и стал закономерным итогом глубокого кризиса буржуазной демократии на Кубе. Так штык стал новой кубинской «конституцией», так в год 50-летия республики на Кубе начался еще один этап национальной трагедии.

Зная о ненависти народа к совершенному им перевороту, диктатор сразу же недвусмысленно предупредил: «Если когда-нибудь, к несчастью, на Кубе настанет трудный момент, который заставит нас непосредственно вмешаться, чтобы сохранить общественный порядок и гражданские гарантии, то терпение и великодушие, столь присущие нам, будут иметь границы, которые подскажут обстоятельства[A202]». Готовность Батисты, опиравшегося на узкую социальную базу в стране, поддерживать власть с помощью штыков привела в один лагерь различные оппозиционные силы, несмотря на существование между ними серьезные классовые противоречия.

Наибольшие репрессии диктатура обрушила на рабочий класс и Народно-социалистическую партию, которая была запрещена и работала в подполье.

Разобщенность оппозиционных сил позволила Батисте повести широкое наступление на демократические права и свободы и, по выражению одного из кубинских журналистов, превратить Кубу в концентрационный лагерь.