Глава 28. — Я не спал два дня. Я устал, изнервничался и подумываю о том, чтобы напиться

Он сказал:

— Я не спал два дня. Я устал, изнервничался и подумываю о том, чтобы напиться. Я знаю, уже поздно, но все-таки можно мне приехать?

Она ответила:

— Полагаю, это лучший вариант.

Бобби приехал через пятнадцать минут. Она встретила его в дверях.

 

Доктор Элизабет Лейн в последний раз видела Бобби двадцать четыре часа назад. Теперь его вид удивил и испугал ее. Лицо осунулось, глаза запали. В прошлый раз он держался с неестественным спокойствием, а теперь он с маниакально блестящими глазами ходил по комнате не останавливаясь и излучал какую-то необычную энергию. Человек, стоящий на краю. Один неверный шаг — и он упадет. Она всерьез подумала о том, чтобы выписать ему таблетки. Но сейчас доктор Лейн начала разговор, предложив ему воды.

Бобби быстро отозвался:

— Знаете эту старую поговорку: если ты шизофреник, это ведь не значит, что тебя на самом деле никто не преследует?

— Да.

— Так вот, я никогда не считал себя шизофреником, но тем не менее уверен: они сговорились меня доконать.

Он отказался сесть. Как бы подавая ему пример, доктор Лейн опустилась на стул и сцепила пальцы.

— Кто, Бобби? — спокойно спросила она.

— Судья, окружной прокурор, полиция, вдова. Черт возьми, в последние три дня все старались урвать от меня кусок.

— Вы говорите о расследовании?

— Расследовании? — Бобби замер, несколько раз недоуменно моргнул, а потом нетерпеливо махнул рукой: — Забудьте, никто не собирается дожидаться результатов. Они хотят прихлопнуть меня завтра.

Доктор Лейн оставалась спокойной.

— Что случится завтра, Бобби?

Но он уловил какое-то изменение в ее голосе. Ненадолго остановился, встал напротив и оперся ладонями о стол. Бобби Додж смотрел ей прямо в глаза, и Элизабет слегка смутилась, обнаружив, насколько он ее пугает в его нынешнем состоянии.

— Я не дурак, — серьезно сказал он. — Я не теряю контроль над ситуацией. Наоборот. Вот почему я сейчас здесь. Но, черт возьми, у меня есть на то причина!

— Хотите начать с самого начала?

Бобби поспешно отошел от стола.

— С какого начала? Я даже не знаю, когда все это началось! В четверг вечером, когда я застрелил Джимми Гэньона? Или девять месяцев назад, когда я случайно встретил Джимми и Кэтрин на вечеринке? Или во вторник, когда Джимми подал документы на развод? Или двадцать с чем-то лет назад, когда Кэтрин похитил педофил? Откуда мне знать?

— Бобби, я бы хотела вам помочь…

— …но я похож на полного психа?

— Я этого не говорила…

— Это скажет Гэньон. И Копли. Господи, это всего лишь вопрос времени. — Бобби провел рукой по волосам и затравленно огляделся, точь-в-точь как пойманное животное. Она уже начала опасаться худшего — он совершит какой-нибудь опрометчивый поступок и повредит себе или ей, но Бобби вдруг глубоко вдохнул, а потом медленно выдохнул.

Элизабет молча встала и принесла воды. Когда она вернулась, он с благодарностью взял стакан и жадно выпил. Она налила еще, и он снова его осушил.

— Жизнь такая сложная, — негромко сказал Бобби. В его голосе больше не звенела злость. Теперь он звучал ровно, почти монотонно.

— Расскажите.

— Отец Джимми возбудил против меня дело, но он снимет обвинение, если я солгу насчет вечера четверга и переложу вину на его невестку. А окружному прокурору, чтобы повесить это на Кэтрин, я даже не нужен — он уверен, что она причастна к преступлению, и теперь просто пытается понять, являлись ли мы сообщниками. Меня поддерживают коллеги, но я вроде как скомпрометировал себя, встретившись с Кэтрин, и теперь они тоже мне не доверяют. Да, еще у меня была любимая девушка, но сегодня вечером я ее бросил. Убедил себя в необходимости это сделать. Если честно, я все время думаю о вдове убитого.

— Вы любите вдову Джимми Гэньона?

— Любить — это значит испытывать нежность к человеку. А к ней я ничего подобного не испытываю.

— Тогда, может, чувство вины?

Бобби энергично потряс головой:

— Нет. Она явно не из тех женщин, которые станут плакать над телом мужа.

— Похоть?

— Пусть так.

— Вы думаете, она нуждается в вас, Бобби?

Он задумался.

— Наверное. Или она просто хочет, чтобы я думал, будто она во мне нуждается. Но я не могу понять, где здесь притворство, а где правда.

— Объясните.

— Она хорошая актриса. Лжет, манипулирует, хитрит. Если верить ее свекру, Кэтрин вышла за Джимми из-за денег. Если верить прокурору Копли, она мучила своего ребенка, чтобы привлечь к себе внимание. Если прислушаться к ней самой, она жертва. А я… сам я иногда думаю: все они правы. Кэтрин эгоистична, опасна и непредсказуема. Но одновременно… она несчастна.

— Бобби, вы полагаете это разумно — поддерживать с ней контакт?

— Нет.

— Но вы с ней встретились. Почему?

— Она позвонила.

Элизабет взглянула на него, и он покраснел. Придвинул стул и, слава Богу, сел. Элизабет сдавленно охнула, даже не отдавая себе отчета в том, что до сих пор сидела затаив дыхание.

— Это не то, что вы думаете, — сказал он.

— А что я думаю, Бобби?

— Будто это был обычный инцидент. Словно это действительно так… — Он сухо добавил: — Послушайте… я не искал встречи с ней. Не требовал у нее ответа. Она пришла ко мне, а потом… — он нахмурился, — что-то началось. Врач, который лечил ее ребенка, убит вчера ночью. Сегодня вечером она попросила меня приехать, и я обнаружил няню, повешенную в спальне. Джимми — это не конец, док. Джимми — только начало.

— Я вас не понимаю.

— Это касается нас двоих. Все, кто окружает эту женщину, умирают. А теперь в этот водоворот втянута и моя жизнь. Или Кэтрин Гэньон самый невезучий человек в мире, или она действительно нуждается в помощи больше, чем кто-либо еще.

— Значит, вы помогаете ей? Почему, Бобби?

Он нахмурился, как если бы не понял ее вопроса.

— Ей нужна помощь, а люди так обычно и поступают.

— Бобби, вы общаетесь с Кэтрин, и каждый раз это ставит под угрозу вашу карьеру. Чем дальше, тем все труднее верить в вашу непричастность к преступлению. Фактически вы вредите собственному психическому здоровью.

— Наверное.

— Когда она звонит, вы приходите. Зачем вы отвечаете на ее звонки?

Бобби продолжал хмуриться.

— Я полицейский.

— Это значит, вы знаете других людей — и притом профессионалов, — к которым можете ее направить, лично попросив помочь ей. У вас нет нужды самостоятельно решать проблемы Кэтрин. Разве не так?

Судя по всему, Бобби не обеспокоил этот вывод.

— Наверное.

— Вы и вправду верите, что Кэтрин Гэньон в беде?

— Да.

— Вы же сказали, будто она постоянно лжет.

— Послушайте, Кэтрин нужна помощь, и я пытаюсь оказать ее. Я не понимаю, что здесь не так. — Бобби снова встал, одна нога у него начала отбивать дробь.

— Когда вы в последний раз спали?

— Вчера. Три часа.

— А ели?

— Выпил кофе.

— Когда, Бобби?

— Завтракал рано утром, — мрачно отозвался он.

— Вы бегали?

Он промолчал.

Доктор Лейн вынудила себя сохранять спокойствие.

— Пятнадцать миль, — наконец выдавил он. И снова начал ходить по комнате.

— Вы вот-вот взорветесь, Бобби. Я это знаю, и вы тоже. Я вынуждена спросить еще раз: вы и вправду думаете, будто это хорошая идея — общаться с Кэтрин Гэньон?

— Это не из-за нее, — кратко ответил он.

— Не из-за нее?

— Нет. Скорее всего это из-за моей матери. Мы об этом не говорили, — сказал Бобби. — В каждой семье есть темы, которые не обсуждаются. Мы, например, не вспоминаем о матери.

— Мы — это кто?

— Отец и мой старший брат Джордж. — Теперь Бобби стоял, тупо уставившись на грамоту в рамочке. — Отец много пил.

— Вы об этом говорили.

— Он жутко пил.

— Он бил вашу мать, вас и брата?

— Часто.

— Кто-нибудь в вашей семье пытался искать помощи?

— Не знаю.

— Значит, ваш отец много пил, и мать его оставила.

— Я этого не видел, — тихо сказал Бобби. — Я всего лишь слышал, как Джордж однажды вечером орал на отца. Полагаю… отец здорово набрался. Он рассвирепел, схватил ремень и начал бить маму. Он стегал ее, как собаку. Наверное, Джордж пытался вмешаться, тогда отец набросился на него, избил до бесчувствия. Когда брат пришел в себя, отец уже спал, а мать собирала вещи. Она сказала, что больше не может этого терпеть и если она уйдет, то, может, отец перестанет злиться. У нее родственники во Флориде. Они вместе обшарили отцовские карманы, и мать уехала. Потом я слышал, как отец с Джорджем ругались из-за этого. Отец взбесился и швырнул брата об стенку. Джордж кое-как поднялся, встал перед отцом и сказал: «Какого хрена ты сейчас творишь? Я и так уже потерял мать». Он сказал… — Бобби заговорил еще тише. — Он сказал: «Что у меня осталось?»

— И что сделал отец, Бобби?

— Бросился на брата с ножом и ударил его меж ребер.

— Вы это видели, Бобби?

— Я стоял на пороге.

— И что вы сделали?

— Ничего.

Элизабет кивнула. Бобби было лет шесть или семь; конечно, он ничего не сделал.

— Брата отправили в больницу. Отец поклялся, что бросит пить, если Джордж соврет и скажет, будто на него напали на улице. Джордж согласился, отец лег в клинику, и никто из нас больше не заговаривал о матери.

— Это помогло?

— В общем, да. Были рецидивы и проблемы. Но отец… он действительно пытался все уладить. Не знаю, может, уход матери его испугал. Или случай с Джорджем. Но он начал работать над собой, он старался изо всех сил.

— Вы получали какие-нибудь известия о своей матери, Бобби?

— Нет.

— Вы сердитесь на нее?

— Да.

— Но ведь вас бил отец.

Бобби наконец обернулся и пристально взглянул на нее.

— Мы были детьми. А он напивался и ничего не соображал, когда хватался за ремень или нож. Как она могла оставить нас с ним? Какая мать оставит своих детей с таким человеком?!

— Бобби, теперь вы можете объяснить мне, почему продолжаете общаться с Кэтрин Гэньон?

Бобби закрыл глаза. Она видела, как он вздрогнул.

— Она любит своего сына: даже когда Джимми направил на нее пушку, она не бросила Натана.

Элизабет кивнула. Она прочла его заявление в газете. Теперь она поняла, что именно он видел, и пришла к закономерному выводу, который Бобби еще был не готов принять.

— Бобби, — мягко сказала она. — Это так больно…