Черри и Ричард устраивали его в постель, Зейн им помогал. Грегори уже достаточно очнулся, чтобы стонать. Ричард увидел, как я заглядываю в дверь.

Я просто проверяю, что Грегори уже лучше, – сказала я.

Нет, ты проверяешь, не зацапали ли его плохие парни, – ответил он.

Я опустила глаза, потом посмотрела на него:

Да.

Может, мы бы сказали и больше, но Грегори проснулся, когда его ноги стали укладывать на вытяжение. И застонал. У ликантропов лекарства из организма выводятся поразительно быстро. Черри набрала в шприц какую-то прозрачную жидкость, и я сбежала. Не люблю уколов. А на самом деле не хотела слушать нравоучения Ричарда насчет пистолетов. То, что он ликантроп, не было нашей единственной трудностью. Ричард считал, что я слишком легко убиваю. Может, он и был прав, но я не раз спасала его шею, быстро спуская курок. А его щепетильность не раз ставила меня под удар.

Я вернулась на лестницу, тряся головой. И какая нам разница? Мы были во многом не согласны. Ничего бы не вышло. Да, мы хотели и даже любили друг друга. Этого было мало. Если бы мы не смогли найти компромисса по всем остальным вопросам, разорвали бы в конце концов друг друга на части. И лучше расстаться как можно менее болезненно.

Моя голова вполне соглашалась с такой логикой, но тело ей противилось.

Я пошла на кухню, учуяв запах кофе. Приятная была бы кухня, если бы я когда-нибудь готовила или принимала гостей. Шкафчики темного дерева, а между ними большой остров с крючками для кастрюль и сковород. У меня кухонной утвари и припасов не хватило бы даже на один шкафчик, не то что на все это великолепие. Из всех помещений моего нового дома в этом я более всего чувствовала себя чужой. Очень уж оно было не таким, какое я бы сама выбрала.

Ронни и Луи сидели возле моего двухместного столика. Он стоял на возвышении в эркере. Место было предназначено для полномасштабного обеденного стола, и мой столик там смотрелся как временно исполняющий обязанности. Почти весь стол занимали цветы – еще одно дополнение.

Мне не надо было считать их, я и так знала, что там дюжина белых роз и одна одинокая красная. Белые розы Жан-Клод посылал мне годами, но даже с тех пор, как мы стали любовниками, тринадцатая появилась впервые. Красная, алая, островок страсти в море белой чистоты. Карточка при цветах отсутствовала, поскольку не была нужна.

Джемиль прислонился к стене неподалеку от Ронни и Луи и прихлебывал кофе из чашечки. Когда я вошла, он замолчал, из чего я сделала вывод, что он говорил обо мне. Быть может, и нет, но молчание повисло тяжелое, а Ронни очень тщательно старалась на меня не смотреть. Луи, наоборот, смотрел слишком пристально. Ага, Джемиль уже многое выболтал.

А что выболтал – мне даже знать не хотелось, пока не введу в организм кофеину.

Я налила себе кофе в чашку с надписью: «Минздрав предупреждает: обращаться ко мне, пока я не выпью первую чашку кофе, опасно для вашего здоровья». Чашка эта стояла у меня в офисе, пока мой босс не обвинил меня в устрашении клиентов. Новую я пока не выбрала. На ней должна быть подходящая надпись.

На ящике стояла новая блестящая кофеварка с открыткой. Я пригубила кофе и вскрыла конверт.

Чтобы согреть твое тело и заполнить эту пустую cuisine». Кухню по-французски. В записках Жан-Клод часто вставлял французские слова, и даже прожив пару сотен лет в этой стране, не всегда правильно строил английские фразы. Говорил он безупречно, но многие говорят на втором языке лучше, чем пишут. Конечно, это мог быть окольный способ учить меня французскому – и получалось. Он пишет записку, а я потом его ищу и спрашиваю, что она значит. Когда тебе шепчут на ухо французские нежности, это класс, но через какое-то время начинаешь задумываться, что они значат. Бывали и другие уроки, но о них я публично рассказывать не собираюсь.

Приятные цветы, – сказала Ронни.

Голос у нее был совершенно безразличный, но по поводу Жан-Клода она сообщила мне свое мнение без околичностей. Она считала, что он наглый тип. Я с ней была согласна. Она считала, что он олицетворяет зло. С этим я не соглашалась.

Я села на дальнем краю восьмиугольного возвышения, спиной к стене, голова чуть ниже уровня окон.

Ронни, мне на сегодня хватит нравоучений. О'кей?

Она пожала плечами и отпила кофе: