Студопедия — Бенни Хинн
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Бенни Хинн

Получатель:

ХО "Возрождение", ОКПО 26459902, р/с 26006050500812 в КБ "Приватбанк",

МФО 305299, назначение платежа: "Добровольное пожертвование".

Бенни Хинн

 

Глава 1

ВОЙНА УГРОЖАЕТ ЯФФЕ

"Бенни, мне нужна твоя помощь", - сказал мне мой любимый, но очень строгий отец, протягивая лопату. В его голосе слышалось необычное напряжение.
Эта просьба Костанди Хинна в адрес четырнадцатилетнего сына не была пустячной. Это был приказ - и я точно знал, зачем ему понадобилась моя помощь.
Мы тотчас начали копать глубокую траншею в саду нашего дома номер 58 по улице ибн-Рашад в Яффе, Израиль. Это исторический портовый город на южной окраине современного Тель-Авива. "Надеюсь, нам все это не пригодится, - сокрушался отец, - и все же лучше приготовиться. Кто знает, что может случитьсГ? Кто знает?". Потрудившись в поте лица под палящим ближневосточным солнцем, мы выкопали довольно глубокую траншею. В ней могли укрыться все домочадцы Хиннов и еще оставалось место для соседей, если бы вдруг они оказались без убежища. Чуть раньше, на той же неделе, в Колледже братьев, французской католической школе, в которую я ходил, была проведена учебная воздушная тревога, во время которой мы укрылись в подземном бункере.
Дома моя мама Клеменс и старшая сестра Роза собирали еду и готовили бутылки с водой. Они отдавали последние распоряжения моим младшим братьям и сестре. На улице люди закрашивали черной краской фары автомобилей и занавешивали окна в домах.
Шла первая неделя июня 1967 года. Каждую ночь наша семья напряженно вслушивалась в последние новости из Каира на нашем родном арабском языке, и мы знали, что война была неизбежной. Несколькими днями ранее президент Египта Насер обшявил о том, что вся египетская армия приведена в состояние полной боевой готовности. Это была хорошо разрекламированная кампания - он двинул свои многочисленные войска через улицы Каира по направлению к Синаю. В некоторых кругах рассчитывали на то, что эта битва станет завершением всех битв, и надеялись раз и навсегда сокрушить девятнадцатилетнее государство Израиль, загнав его армию в море.
Насер находился в зените популярности, и, казалось, истерия охватила весь арабский мир. Иордан, Сирия и Ливан объединились в союз. Саудовская Аравия, Кувейт, Ирак и Алжир обещали послать ограниченные контингенты своих войск против Израиля.
Жители Яффы были охвачены ужасом. Израиль был окружен арабскими войсками, насчитывавшими двести пятьдесят тысяч человек, и в это число входили сто тысяч египетских солдат на Синае. У них имелось две тысячи танков и более семисот бомбардировщиков и истребителей, что намного превосходило силы израильтян.
"Но почему? - снова и снова задавался я вопросом. - Почему это происходит? Почему люди так хотят воевать?". Я никак не мог понять этого.
Ненависть и злобная горечь, внезапно ставшие в нашей общине явными и видимыми, совершенно потрясли меня. До того момента я не осознавал глубоко укоренившейся враждебности, которая существовала между арабами и евреями.
Но дома у нас все было иначе. Да, мы считали себя палестинцами, но наши двери всегда были широко распахнуты для представителей всех национальностей. Мой отец работал на израильское правительство, и мы считали своими близкими друзшями мусульман, иудеев и христиан. По вере мы принадлежали к греческой православной церкви, но я ходил в школу, в которой преподавали католические монахини.
И теперь, когда над городом нависли грозовые тучи, мы почувствовали, что нас вынуждают принять чью-либо сторону - и нам это очень не нравилось. "Вот бы уехать отсюда, - сказал я своим родителям. - В любом месте будет лучше, чем здесь!".
ЕГИПТЯНЕ, РИМЛЯНЕ И ТУРКИ
Яффа была единственным городом, который я тогда знал. В 1960-е годы это был деловой, населенный в основном арабами город на Средиземном море с богатой, но неспокойной историей. Каждый день я ходил в школу, которая находилась на улице Йефет. Yefet - еврейское имя Иафета, третьего сына Ноя, которому приписывается основание этого города после потопа.
Мы с братьями часто играли в порту, откуда Иона отплыл на несчастном корабле, направлявшемся в Фарсис. Всего в нескольких шагах от порта стоит дом Симона-кожевника, где останавливался Петр, когда Господь повелел ему пойти и проповедовать язычникам.
Иоппия (Яффа) была хананейским городом, включенным фараоном Тутмосом, правившим в Пятнадцатом веке до Р.Х., в список городов, которые должны были платить ему дань, еще прежде, чем Иисус Навин одержал победу над городом Иерихоном. Именно в этом порту корабли финикийского царя Хирама разгружали привезенный ими кедр для строительства храма царя Соломона.
Войны никогда не приносили ничего доброго моему родному городу. Снова и снова Яффу грабили, разрушали и восстанавливали. Симон Веспасиан, мамлюки, Наполеон и Алленби - все предъявляли на него свои права. Этим стратегическим портом владели финикийцы, египтяне, филистимляне, римляне, арабы, мусульмане и турки. Британцы в 1922 году установили контроль над городом, пока в 1948 году он не вошел в состав нового израильского государства.
Яффа была и по сей день остается международным космополитическим городом. Пройдите к Юбилейной часовой башне, построенной турками в 1901 году, и вы услышите, как местное население говорит на французском, болгарском, арабском, еврейском и других языках.
Когда я был еще маленьким, сотни тысяч людей из Яффы были поглощены быстро растущим Тель-Авивом. Сегодня эта метрополия носит название Тель-Авив-Яффа. Этот город стал родным для более, чем четырехсот тысяч человек.
Мне никогда не забыть звуки, запахи и виды этого города. Каждый раз, когда я еду паломником в Израиль, я прямиком иду в пекарню Сайда Абу Элафия и сыновей, расположенную на открытом воздухе на улице Йефета. Здесь все осталось по-прежнему. Они, как и раньше, выпекают свои знаменитые арабские версии пиццы с яйцами, запеченными в хлебе пита. Эта мода распространилась дальше, и теперь подобные закусочные можно встретить во всех уголках Израиля. Эта пекарня, построенная в 1880 году, была первой пекарней в Яффе, и ею до сих владеет все та же семья (теперь уже в четвертом поколении). Меня охватывают ностальгические чувства, как только я вспоминаю их bagel, хлебы za'atar (очень вкусное ближневосточное кушанье с пряностями, испеченное в оливковом масле) и zambuska с начинкой из сыра или картофеля. О, как это вкусно!
"МИЛОСЕРДНЫЙ"
Благодаря уникальному положению, которое мой отец занимал в городе, жители Яффы казались большой и дружной семьей, вне зависимости от их расовых, этнических, политических и религиозных убеждений. Мы относились к Тель-Авиву, и мой отец Костанди Хинн являл собой своего рода связующее звено между общиной и израильским правительством. Это был импозантный мужчина, ростом в шесть футов и два дюйма, с мягким, но сильным характером. Он прекрасно справлялся со своей задачей.
Большая часть его времени уходила на улаживание разногласий и споров между жителями города и правительственными службами, и, кроме того, он занимался подбором кадров для организаций и учреждений. У него был офис в Яффе и Тель-Авиве, и тем не менее к нам в дом нескончаемым потоком шли просители. Отец принимал каждого.
Щедрость отца была не притворством, а качеством его характера. Это была наследственная черта, передававшаяся из поколения в поколение. Сразу после первой мировой войны прадедушка моего отца и его семья эмигрировали из родной Греции в Александрию, Египет. Их ждал успех в коммерции и торговле. Один из его сыновей (дедушка моего отца) занялся обеспечением нуждающихся людей продовольствием и одеждой, и люди, бывало, говорили: "Давай пойдем к Эль-Ханун", что по-арабски значило "милосердный" или "милостивый". Позже его стали называть Хинн, и это имя так и осталось за ним.
Поскольку его так называли и он жил среди арабов, он решил изменить свою фамилию Костанди на Хинна. Я благодарен Богу за то, что тот же дух щедрости остается в нашей семье до сего дня. (Я недавно лишь узнал, что некоторые мои родственники, оставшиеся в Египте, решили вернуть себе фамилию Костанди). Позже один из сыновей Хинна (мой дедушка) перебрался из Египта в Палестину и устроился в процветающей арабской общине Яффы. Когда он женился и у него родился мальчик, он назвал его Костанди, чтобы почтить наследственную греческую фамилию своей семьи.
В течение многих лет моя мама делилась воспоминаниями о своей жизни до замужества. Недавно она рассказала, как познакомилась с моим отцом и влюбилась в него. Моя мама родилась в Палестине, но семья ее матери задолго до ее рождения эмигрировала из обедневшей Армении в Бейрут, Ливан. Ее отец Салем Саламех был палестинцем. После традиционной свадьбы, когда моей бабушке было всего шестнадцать лет, молодая семья обосновалась в Яффе, и среди ее детей росла очаровательная Клеменс. Мой дедушка был плотником, а также работал инспектором в апельсиновой роще.
НАРУШАЯ ВСЕ ТРАДИЦИИ
Мой отец Костанди Хинн жил в Палестине, которая в то время принадлежала Великобритании. С 1942 по 1944 год он служил в британской армии, а позже переехал в Хайфу - в шестидесяти милях вверх по берегу - и нашел там работу в таможне порта.
Он был одиноким молодым человеком, оторванным от семьи, в чужом для него городе. Практически он ни с кем не общался. "Я никого не знаю", - доверительно сказал он отцу, когда они стали говорить о том, что ему пора жениться. Когда Костанди приехал домой навестить семью, одна из его теток рассказала ему о красивой армянской девушке. "Ее зовут Клеменс, - сообщила она. - Ее семья тоже относится к греческой православной церкви". Этот факт был чрезвычайно важным. "Слишком молода для меня", - сказал Костанди, узнав, что ей всего четырнадцать лет.
Однако, когда семьи Хиннов и Саламехов встретились, мой отец тут же передумал. Он сказал про себя: "Она очаровательна. Эта девушка будет моей женой".
Вскоре он пошел в ресторан, владельцем которого был господин Саламех, и попросил разрешения переговорить с ним с глазу на глаз. Нервничая, Костанди сказал: "Мой господин, у меня к вам просьба. Я хочу попросить вас кое о чем".
Благодаря тому уважению, которое питали обе семьи друг к другу, Саламех ответил: "Что бы ты ни попросил, я дам тебе. - Он улыбнулся и продолжил: - Ты хочешь мои глаза?" "Нет, - ответил Костанди, - я хочу вашу дочь Клеменс".
Саламех не колебался. "Да, - ответил он. - Я буду только рад. Если ты этого хочешь, она будет твоей".
Но когда слухи об этом распространились по городу, все пришли в ужас. "Так не делают! - кричала одна возмущенная бабушка. - Почему не пришел его отец и не попросил руки девушки, как это полагается? Молодой человек не должен ходить в ресторан и задавать такие вопросы!"
Согласно обычаям, существующим на Ближнем Востоке даже до сего дня, родители сами договариваются о браке между своими детьми. Поэтому, чтобы почтить традиции, старшие Хинны сделали официальное предложение, и скоро все опять заулыбались.
Костанди купил золотое кольцо и гордо надел его на палец Клеменс. К сожалению, их планы на совместную жизнь чуть было не разрушились силами, которые до основания сотрясали всю Палестину.
РАЗДЕЛИВШАЯСЯ НА ЧАСТИ
Это был апрель 1948 года, и напряжение в Яффе вылилось на улицы города. Жгли машины. Магазины грабили. На крышах домов притаились снайперы. Ночь за ночью в городе царил беспредел.
С 1922 года Палестина была передана под мандат Великобритании, но теперь все менялось самым драматическим образом. Было объявлено, что 15 мая все британские подданные вместе со ста тысячью британских солдат, поддерживавших хрупкий мир, покидают этот регион. Нарождалось новое государство Израиль, официально признанное мировым сообществом.
С конца второй мировой войны сотни тысяч еврейских беженцев выгружались в Яффе и Хайфе, возвращаясь на родину своих предков. Панику, охватившую арабский мир, нельзя было сравнить ни с чем. Только в Яффе арабское население сократилось с семидесяти до четырех тысяч человек. Арабские семьи бросали свои дома и бежали в Египет, Иордан, Сирию и Ливан.
Семья Саламех торопливо уложила свои пожитки и поспешила в Рамаллах, город к северу от Иерусалима. Хинны, не уверенные ни в чем, решили остаться в Яффе. Теперь Клеменс и Костанди разделяли не только длинные мили. Между ними пролегла государственная граница, которую невозможно было пересечь.
9 мая 1948 года, после того, как муниципальные службы пришли в полный упадок, оставшиеся отцы города выпустили указ, провозгласив Яффу "открытым городом" - незащищенным городом. Никакой борьбы. Город подчинил себя правлению израильтян.
Костанди сумел устроиться чиновником в почтовую службу, но его сердце было в Рамаллахе. "Я не мог думать ни о чем, кроме как о Клеменс",- рассказывал он. Целыми днями он придумывал планы, рассчитывая каким-нибудь образом преодолеть все преграды и вернуться домой с девушкой, которую сильно любил. В 1949 году Костанди сказал семье, что берет отпуск и тайком проберется в Рамаллах. Никем не замеченный, он ночью по берегу пробрался в город Газу. Там он договорился с капитаном судна, направлявшимся в Египет, откуда на автобусе инкогнито приехал в Иордан.
Встреча с Клеменс того стоила, но впереди их ждали еще большие трудности. Как привезти Клеменс легально в Яффу? Как и когда они смогут пожениться? Какие документы могут понадобиться для оформления законного брака? "Твой отец пробыл с нами долго, - рассказывала мама, - и мы все обсуждали вопрос о возвращении в Яффу". За это время Костанди нашел работу в Красном кресте Аммана.
У Амаль, мать Клеменс, возникла идея. "Почему бы тебе не жениться дважды? Один раз здесь, в Рамаллахе, так, чтобы у вас были нужные для проезда документы, а второй раз в Яффе, чтобы израильтяне тоже признали ваш брак?".
Этот план сработал, и с огромным облегчением Костанди и его шестнадцатилетняя жена услышали от офицеров на границе, что им разрешается въезд в страну и возвращение в Яффу.
"ПОЖАЛУЙСТА, ГОСПОДЬ!"
Теперь, когда Яффой стали управлять израильтяне, главная отрасль сельского хозяйства города - экспорт цитрусовых - вновь начал процветать. "Апельсины из Яффы", большие и сочные, были (и теперь остаются) популярным и желанным продуктом во всей Европе. Ярлычок Яффа на апельсине означал, что он вырос в Израиле и был отгружен в порту Яффы. Костанди, знавший большую часть людей, занятых в производстве апельсинов, быстро нашел себе работу.
Для Клеменс вся ее жизнь теперь была сосредоточена вокруг ее верности и преданности мужу и греческой православной церкви. И все же в ее жизни было нечто, глубоко беспокоившее ее.
В декабре 1952 года Клеменс лежала во французской больнице св. Луиса на улице Йефета, ожидая рождения второго ребенка.
Из окна палаты в историческом здании, построенном в 1883 году, она смотрела на глубокие голубые воды Средиземного моря. Оно, казалось, терялось в бесконечности. В отдалении она видела груды черных скал - скал Андромеды. Согласно греческой легенде, дева Андромеда была прикована цепями к скале, когда Персей прилетел на своем крылатом коне, убил морское чудовище и освободил ее. Теперь Клеменс хотелось, чтобы кто-нибудь прилетел и спас ее еще от одного года унижений и позора. Несмотря на свою глубокую религиозность, она ничего не знала о личных взаимоотношениях с Господом. Но в скромной больничной палате она по-своему вступила в договор с Богом. Она подошла к окну, посмотрела на небо и сказала из глубин своего существа: "Боже, у меня только одна просьба. Если Ты дашь мне мальчика, я отдам Тебе его обратно".
И она повторила крик своей души. "Пожалуйста, Господь. Если Ты дашь мне мальчика, я верну его Тебе".
"Я ВИДЕЛА ШЕСТЬ ЛИЛИЙ"
Чтобы понять положение, в котором оказалась моя мама, следует знать культуру Ближнего Востока. Первым ребенком, родившимся у Костанди и Клеменс, была очаровательная девочка, которую назвали Розой. Но по древним обычаям семьи Хиннов первенцем обязательно должен быть сын и наследник.
В ушах Клеменс постоянно звучали язвительные слова некоторых членов семьи Хиннов. Они осуждали ее за неспособность произвести на свет мальчика. "В конце концов, - сказала одна из них, - все наши женщины рожают мальчиков". Колкости и насмешки часто вызывали у нее слезы. Она чувствовала себя пристыженной и несчастной. В ту ночь на своей больничной кровати она так и уснула с мокрыми глазами.
На следующий день, однако, ее желание исполнилось. В среду, 3 декабря 1952 года, в два часа дня, родился я.
Когда я был еще мальчиком, мама рассказывала мне сон, который она увидела сразу после моего рождения. Я всегда думал, что во сне она увидела букет роз, но недавно она объяснила, что то были лилии. "В своей руке я увидела шесть лилий, шесть прекрасных лилий, - сказала она, - потом я увидела, как в комнату вошел Иисус. Он подошел ко мне и попросил одну из лилий. И я отдала Ему одну лилию".
Когда она проснулась, то спросила себя, что бы этот сон мог значить. Что это такое? Со временем в нашей семье появилось шесть мальчиков и две девочки, но мама никогда не забывала своего обещания Богу. "Бенни, - говорила она, - ты - та самая лилия, которую я подарила Иисусу".

Глава 2

МАЛЬЧИК ПО ИМЕНИ ТОУФИК

В греческих православных семьях было принято давать мальчикам одно имя при рождении, и другое, христианское имя, обычно в честь какого-нибудь святого или священника, давалось в день крещения в церкви. Поскольку я был первенцем, меня с гордостью назвали Тоуфиком в честь отца моего папы. Почти сразу же мои тети, дяди и двоюродные братья и сестры стали называть меня То-То.
Меня крестили в резиденции священника греческой православной церкви в историческом районе Яффы, известном как Старый город. Богослужение проводил Бенедикт, друг нашей семьи, ставший патриархом Иерусалима. Он не только помазал меня елеем и окропил водой, но дал мне также свое имя. Теперь у меня было официальное имя: я стал Тоуфик Бенедикт Хинн. Позже меня стали называть просто Бенни.
В Яффе мы жили в доме, который когда-то принадлежал семье, покинувшей Палестину во время кровопролития 1948 года. Они бежали в огромной спешке, и весь внушительный трехэтажный особняк был отдан греческой православной церкви. Мой отец был вне себя от радости, когда поместный священник спросил: "Мистер Хинн, вы не хотите вместе с семьей переехать в это здание?". Мы заняли только один этаж, но и там места было предостаточно.
Дом располагался в чудесном месте. Он стоял на высоком и отвесном берегу, всего в двух кварталах от голубых вод Средиземного моря и всего в нескольких шагах от центра города.
Наш дом стал средоточием большой активности. Верхний этаж отдали казначею церкви, второй стал клубом греческой православной общины, местом сбора членов церковных организаций, а мы все жили на первом этаже, Во внушительном, бежевом со ржавчиной, здании стояли прекрасные колонны с широкими лестницами, ведущими на второй этаж. Во дворе находился фонтан, в котором водились тропические рыбки. Позади дома рос большой сад с цветущими цитрусовыми деревьями и цветами, а тропинка из него вела на пляж.
На фасаде здания красовалась эмблема греческого православного клуба - организации, в которой мой папа в течение нескольких лет был президентом.
В нашем доме была просторная общая комната и две большие спальни - одна для родителей и другая для детей. Сначала в детской спальне жила одна Роза, затем появился я, а после меня родились мои братья - Крис, Вилли, Генри и Сэмми, а потом еще одна сестра - Мария. К тому времени, когда я стал подростком, наша комната в Яффе напоминала большую больничную палату. Восьмой ребенок, Майкл, родился позже, в Канаде.
Кухня находилась позади дома, на некотором возвышении. Там ребенком я проводил большую часть своего времени, помогая маме готовить еду. Больше всего мне нравилось делать хлеб пита. Я научился смешивать нужное количество воды, муки и дрожжей. Мама обычно хвалилась:
"Бенни делает лучший хлеб в городе". Иногда мой хлеб использовался для причастия в нашей церкви.
"ВОЗЬМИ, ЭТО ТВОЕ"
Работа моего отца в социальной сфере занимала у него намного больше времени, чем обычные рабочие часы в офисе. Он был исключительно добрым человеком по отношению к людям, и к нам домой постоянно шли какие-то просители, особенно те, кому нужна была работа. В обязанности моего отца в качестве связующего звена между правительством и жителями города входил подбор кадров для организаций и учреждений города. Например, городской больнице срочно нужны десять работников. И папа проводил с людьми собеседование и набирал для больницы нужных работников. В уголке сада он хранил огромные мешки с мукой, которую постоянно закупал в больших количествах. Когда кто-то нуждался, он говорил: "Вот, возьми себе муки. Она твоя!".
Моя мама, умевшая и любившая готовить, добавляла с радушием: "Останьтесь и пообедайте с нами".
По субботам и воскресеньям в нашем доме яблоку негде было упасть. Для приготовления хлеба мы пользовались печами в пекарне, которая находилась в четырехстах футах от нашего дома. Тесто мы готовили дома. Мы с братьями ставили большие круглые подносы с тестом себе на головы и шли в пекарню. Пока они играли, я сидел и наблюдал, как поднимается хлеб, и затем, когда он был готов, я звал их.
Наш обеденный стол был символом изобилия. На нем всегда было не менее десятка блюд: фаршированные тыквы, рис, завернутый в виноградные листья, острые и пряные блюда и hummus, пюре из гороха. На десерт были такие сладости, как пахлава, вкусное слоеное печенье, пропитанное медом.
Я и сегодня ем очень немного мяса, потому что в нашем доме его не подавали в больших количествах и я просто не привык к нему. Даже теперь я предпочитаю блюда с рисом и овощами.
"МОИ ДЕТИ - МОЕ БОГАТСТВО"
Когда я рассказываю людям о щедрости моего отца, они говорят: "О, должно быть, было очень здорово находиться рядом с ним".
Честно говоря, мой отец внушал и мне, и моим братьям и сестрам страх Господень, хотя мы его очень любили.
Когда по воскресным дням все посетители расходились и за столом оставалась только наша семья, мы ели быстро и тихо. За обедом мы не вели никаких разговоров, и я практически ничего не знал о работе отца, пока был подростком. Мы никогда не говорили о деньгах, политике или других важных делах.
Однако одну вещь мы усвоили четко: если мы переговаривались за столом, это было чревато для нас неприятностями. А уж если мы были действительно непослушными, нам грозило наказание отцовской палкой. Мы знали, что работа нашего отца связана с большим напряжением.
Когда он возвращался с работы домой, то всегда немного спал, и мы знали, что лучше его не будить. До сих пор помню день, когда к нам домой повидать моего отца пришла исключительно настойчивая женщина. "Простите, но его нельзя видеть. Он спит", - сказал один из моих братьев.
Не обращая на нас никакого внимания, женщина прошла прямо в дом, оттолкнув нас в сторону. Она вошла в спальню и разбудила его палкой, которую держала в руках. О, сколько шума она наделала! Через несколько секунд эта женщина выбегала из передней двери, а за ней бежал мой папа с ее же палкой в руках! Затем он ураганом прошелся по дому. Нам здорово досталось за то, что мы позволили этой женщине войти в дом.
Мама никогда не была дисциплинирующей силой в семье. Этого и не требовалось. Мой отец мог дать жару во всем, где это было необходимо, - может, даже слишком много жару. Однажды он пришел домой и застал нас с братом Крисом дерущихся. "Крис, подойди сюда", - потребовал отец. Он наступил на ногу брата и, глядя в глаза, строго выговорил ему. Затем то же самое он проделал со мной. Несмотря на все строгости, мы все соперничали друг с другом, чтобы заслужить внимание отца. Даже крупица внимания к нам с его стороны значила для нас все.
Помню, когда мне было около шести лет, он уехал однажды в деловую поездку на Кипр. Оттуда он привез мне длинное игрушечное ружье. Каждый раз, когда я нажимал на курок, раздавался громкий выстрел и сыпались искры. Через два дня мой брат Крис взял это ружье и поломал его. Я думал, что никогда не перестану плакать. Это была не просто игрушка. Это была одна из моих любимых вещей - только потому, что ее подарил отец.
Внешне отец был покрыт защитным слоем, который казался толще черепахового панциря, но я никогда не сомневался в его любви ко мне. Он очень редко хвалил нас, но говорил прекрасные слова о нас нашей маме, а она не делала из этого секрета.
Однажды, когда один сосед сказал: "Костанди, ты, должно быть, гордишься своими детьми" - отец ответил:
"Мои дети - мое богатство. Я не миллионер, но у меня чудесная семья, и все здоровы. Я благословлен". Мои родители никогда при нас не проявляли своих чувств друг к другу. Я даже не могу вспомнить, чтобы отец обнимал маму. Это было не принято! Но мы все же чувствовали глубину их взаимной любви.
"ГЕРКУЛЕС", "ТАРЗАН" И "ОДИНОКИЙ РЕЙНДЖЕР"
Суббота! О, с какой радостью мы всегда ждали субботу. Мама уже была на кухне и готовила сэндвичи и лимонад, чтобы взять с собой на пляж. И хотя море было всего в нескольких шагах от нашего дома, нам нравилось ходить на пляж в Бат-Яме, в сорока пяти минутах ходьбы от Яффы. Папа всегда ходил вместе с нами, и обычно к нам присоединялось несколько двоюродных братьев и сестер. Нас не пугало такое расстояние. Мы любили ходить пешком. Все то время, что мы жили в Израиле, у отца не было автомобиля - он либо ходил на работу пешком, либо пользовался муниципальным транспортом.
Мы всегда зависели от погоды. Люди удивляются, когда узнают, что в Израиле с мая по ноябрь редко идут дожди.
Мне нравилась вода, но не кувыркания и обливания, которые любили некоторые мои братья. Я предпочитал оставаться в отдалении от толпы. Некоторые думали, что я замкнутый. На самом же деле я просто не хотел утонуть!
Если было ветрено, то мы пускали воздушных змеев на пляже - и бегали так быстро, что ноги не успевали нести нас.
После двенадцати мы мчались домой, съедали кукурузные початки и шли наверх в греческий православный клуб, чтобы посмотреть еженедельные фильмы для детей. "Лорел и Харди". "Геркулес". "Тарзан". "Одинокий рейнджер". Папа крутил кино, и мы смотрели все фильмы, которые были у нас, - по-английски, без субтитров.
Вжившись взглядом в экран, я смотрел эти фильмы и мечтал о том, чтобы уехать из Израиля и попасть на Запад. "Вон он я, - говорил я себе. - Я уже там!".
Когда во дворе мы играли в индейцев и ковбоев, я всегда был американцем и хвастался своим знанием о Соединенных Штатах, хотя оно ограничивалось тем, что я увидел в фильмах.
Поскольку я был невысокого роста для своих лет, соседские мальчишки думали, что могут меня дразнить. Я умел постоять за себя, но мне редко когда приходилось это делать. Мои братья следили за мной, как орлы. Однажды один мальчик, грек, ударил меня, и тогда мой брат Крис прыгнул на него и стал яростно колотить моего обидчика кулаками. Когда его остановили, мальчишку пришлось везти в больницу с переломом руки. Ох, как досталось Крису!
МЕНЯ ВСЕ ИЗБЕГАЛИ
Как мне хотелось бы сказать, что мое детство в Яффе было безоблачным и радостным! Но это не так. Начиная с трех лет, моя самооценка настолько поколебалась, что мне постоянно хотелось убежать куда-нибудь и спрятаться. Унижение и стыд, которые я испытывал, начались с ужасного заикания, которое выявилось, когда я пошел в подготовительный класс. Члены моей семьи подтвердят, что у меня уходила чуть не вечность на то, чтобы произнести одно простое предложение.
Моя речь была настолько мучительной и замедленной, что учителя, замечательные монахини-католички, старались не задавать мне вопросов в классе, щадя мои чувства и не смущая меня. Во время игры меня избегали. Мальчики и девочки не разговаривали со мной, потому что мне было трудно отвечать им. В результате у меня было очень мало друзей.
К пяти годам я стал сторониться каждого, кто пытался подойти ко мне. Очень часто по ночам я зарывался с головой в подушку и плакал до тех пор, пока не засыпал. Когда к нам приходили люди, я убегал к себе в комнату и прятался под кроватью в надежде, что меня никогда не найдут. Я думал: "Если они услышат меня, они будут смеяться над моим заиканием ".
Крис, мой младший брат, очень тонко чувствовал мою боль и стал моим защитником и моими устами. Очень часто, когда кто-нибудь задавал мне вопрос, Крис отвечал на него прежде, чем я успевал открыть рот.
Люди могут быть очень жестоки к тем, у кого имеются физические недостатки. Даже те, кто любил меня, говорили: "Бенни, с твоей проблемой ты, пожалуй, многого не достигнешь в жизни". Эти слова, повторявшиеся в разных ситуациях, оставили на моем юном сознании неизгладимый след.
Однажды моя мама послала меня к соседям отдать что-то, что просила хозяйка того дома. Я даже не подумал о том, что я взял, но мне никогда не забыть, что сказала та женщина. Она посмотрела на меня и стала смеяться. Она сказала: "Почему твоя мать послала того, кто не может говорить?"
Однажды утром отец попросил меня пройтись к соседнему дому, чтобы взять там зерно для птиц. Мне было всего пять лет. Когда я подошел к дверям дома, оттуда вышел мужчина с зерном и сказал слова, которые сильно подействовали на меня. Он сказал: "Почему ты выглядишь, как немой?".
Моя самооценка и без того постоянно занижалась, а теперь мне говорят, что я выгляжу, как "немой". Удрученный, я ушел с мыслью в сердце: "Он сказал, что я выгляжу, как немой, значит, таким я и буду! ".
Питер Баху, мальчик, который жил рядом с нами, был тоже удручен моей проблемой. Мы, бывало, сидим рядом на ступеньках, а он дает мне книгу и говорит: "Бенни, я хочу, чтобы ты почитал мне ее". Иногда мое заикание становилось настолько тяжелым, что ему приходилось меня успокаивать. "Все хорошо, - говорил мне Питер. - Не нужно читать сейчас. Почитаешь потом".
ОТЕЦ ГЕНРИ
Мое обучение началось в католической монастырской школе. До сих пор я могу закрыть глаза и вспомнить мою воспитательницу в монастырском детском саду. Это была высокая тонкая голубоглазая француженка, носившая очки. Я не помню ничего особенного из того, чему она учила меня, но я знаю, как она любила меня и заботилась обо мне. "Ты совершенно особенный молодой человек, - часто говорила она мне, - ты совершенно необычный". О, как мне нужно было слышать такие слова. В своей недавней поездке в Яффу я попросил шофера нашего микроавтобуса остановиться на улице Йефет перед Колледжем братьев, католическим учебным заведением, построенным здесь в 1882 году. Это была моя школа с первого класса и дальше. Тогда в ней учились четыреста детей, а теперь количество учеников выросло до девятисот.
Я открыл двери в класс 1-С, класс, в котором я провел столько дней и в котором, как я увидел, ничего не изменилось. "Позвольте мне рассказать об этой доске, - сказал я сопровождавшим меня друзьям. - Если на доске написано твое имя, это означало, что с тобой не разрешалось разговаривать до тех пор, пока надпись не стирали". Это была очень эффективная форма наказания. К счастью, из-за моего спокойного характера моя фамилия на доске никогда не появлялась. К моей радости, во время нашего визита в школе оказался отец Генри Хелу. Он был одним из моих первых учителей и по-прежнему преподавал в школе. После того, как мы обменялись приветствиями, он сказал нам, что смотрит наши телевизионные программы, которые транслируются и в Израиле. "Никогда бы не подумал, что Бенни станет оратором, - сказал он тем, кто столпился вокруг него. - Я преподавал религию и спрашивал каждого ученика, но очень часто пропускал имя Бенни, чтобы не смущать его лишний раз". Затем он добавил: "Теперь, когда я вижу его по телевизору, то часто спрашиваю себя, "Неужели это тот же Бенни?"". Я улыбаюсь, когда вспоминаю, что научился заикаться на нескольких языках. Уроки в католической школе проводились на французском и еврейском языках. В церкви говорили по-гречески, как и дома, поскольку предки моего отца были греками. Но главным языком в нашей семье был, конечно, арабский. Сразу же после прихода из школы домой мы садились за домашнее задание. Иного выбора не было. Мой папа нанял женщину, которую мы любовно называли "гестапо", она была и нянькой, и репетитором. Она заглядывала к нам через плечо, чтобы убедиться, что мы абсолютно правильно выполняем свои задания.
Когда она говорила, что мы свободны, мы бежали к телевизору, чтобы смотреть передачи из Ливана, Кипра или Египта - в основном американские мультипликационные фильмы или такие программы, как "Пороховой дым". Наши вечера, как правило, заставали папу на заднем дворе с друзьями, а мама в это время сидела на крылечке с другими женщинами, обмениваясь с соседками свежими городскими новостями. Мои братья и сестры обычно смотрели еще одну телепрограмму, пока не наступало восемь часов - время нашего отхода ко сну.
В нашей комнате мы часто засыпали под звуки маленького радиоприемника, настроенного на ближневосточную музыку, которую передавали с египетских и иорданских станций. Иногда я читал книгу, которую брал из библиотеки, например, на французском языке.
Занятия в школе начинались ровно в восемь часов, а до школы мы шли минут двадцать. Иногда мы шли дольше, потому что по пути я останавливался у магазина, чтобы купить пышку, начиненную кремом. Это было чудесное лакомство!
"НЕ ГОВОРИ МАМЕ!"
Я любил братьев и сестер, и все они были совершенно разными, не похожими друг на друга.
Роза была самой старшей сестрой, и я всегда смотрел на нее с почтением, хотя детьми мы ссорились. Если у меня был секрет, она узнавала об этом последней, потому что я знал, что еще до рассвета от моего секрета ничего не останется. Кристофер, на год младше меня, постоянно попадал в переделки. Он часто приходил домой с разбитым носом, оправдываясь: "Я только хотел защитить тебя, Бенни".
Джентльмен, живший на верхнем этаже нашего дома, господин Аутфалла Ханна, был очень добр ко мне, но не к Крису - и это было взаимно. Он обычно ставил свою машину в гараже позади дома. Однажды летом Крис получил большое удовольствие, проколов оба колеса его машины, и жизнь этого бедного человека превратилась в кошмар. Но мистер Ханна быстро покончил со своими неприятностями, сказав моему отцу: "Держите вашего мальчика подальше от моей машины, или я не знаю, что с ним сделаю!".
Следующий мой брат, Вилли, был одним из моих любимых братьев. Он был спокойным, тихим, задумчивым и исключительно трудолюбивым мальчиком. Кому я доверял? Вилли. Если и бывали моменты, когда хотелось сказать: "Только не говори маме", то я шептал эту фразу именно ему.
Затем шел Генри, - может быть, еще более беспокойный, чем Крис. Мы иногда смеялись над его неуклюжестью, особенно когда в греческой православной церкви он бежал к столу с причастием и не смог вовремя остановиться. У Генри также было богатое воображение, и он часто пытался заставить нас поверить в немыслимые истории. Будучи детьми, мы с братьями любили смотреть по телевизору борьбу. После матчей мы пробовали некоторые приемы друг на друге. И опять, именно Крису удавалось причинить наибольший ущерб. Однако однажды даже я сломал Генри палец, а один раз маленького Вилли пришлось везти в больницу со сломанной рукой.
Сэмми был совсем крошкой, когда мы жили в Яффе. Я помогал маме присматривать за ним и часто менял ему пеленки. По сей день он остается "моим маленьким братиком".
Мария, моя младшая сестра, была последним ребенком в семье Хиннов, родившимся в Израиле. В ней всегда было что-то особенное. Все те, кто присутствовал на ее крещении в греческой православной церкви, до сих пор вспоминают о неземном сиянии, исходившем от ее лица.
Мои дяди и тети постоянно хвалились моими братьями и сестрами, предсказывая каждому из них великий успех. Я был единственным, кто их сильно тревожил.
"Что будет с Бенни?" - часто спрашивали они, думая о моем заикании.
Неужели это тяжкое бремя мне придется нести на себе всю жизнь?




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Ключевые моменты в служении Духа | 

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 311. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Логические цифровые микросхемы Более сложные элементы цифровой схемотехники (триггеры, мультиплексоры, декодеры и т.д.) не имеют...

Устройство рабочих органов мясорубки Независимо от марки мясорубки и её технических характеристик, все они имеют принципиально одинаковые устройства...

Ведение учета результатов боевой подготовки в роте и во взводе Содержание журнала учета боевой подготовки во взводе. Учет результатов боевой подготовки - есть отражение количественных и качественных показателей выполнения планов подготовки соединений...

Сравнительно-исторический метод в языкознании сравнительно-исторический метод в языкознании является одним из основных и представляет собой совокупность приёмов...

Билиодигестивные анастомозы Показания для наложения билиодигестивных анастомозов: 1. нарушения проходимости терминального отдела холедоха при доброкачественной патологии (стенозы и стриктуры холедоха) 2. опухоли большого дуоденального сосочка...

Сосудистый шов (ручной Карреля, механический шов). Операции при ранениях крупных сосудов 1912 г., Каррель – впервые предложил методику сосудистого шва. Сосудистый шов применяется для восстановления магистрального кровотока при лечении...

Трамадол (Маброн, Плазадол, Трамал, Трамалин) Групповая принадлежность · Наркотический анальгетик со смешанным механизмом действия, агонист опиоидных рецепторов...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия