СТОЯНКА У РЕКИ

 

 

Брексан склонилась над поверженным великаном. Он был жив, но так и лежал без движения там, где на него напал алмор. Брексан скинула плащ и, свернув его в довольно пухлую подушку, осторожно подложила великану под голову.

Кровь уже запеклась вокруг открытой раны у него на затылке, чуть повыше основания черепа: он сильно ударился головой и наверняка некоторое время будет без сознания. Она считала его вдохи и выдохи, глядя, как вздымается могучая грудь. Ей очень хотелось рассмотреть незнакомца получше, но и в сгущавшихся сумерках можно было с уверенностью сказать, что он хорош собой, хотя внешность его, пожалуй, и не совсем обычна.

Скорее всего, перед ней лесоруб или охотник, человек лесной и совершенно равнодушный к тому, как он выглядит, о чем свидетельствуют взлохмаченные светлые, цвета песка, волосы, помятая одежда и колючая щетина на щеках. Его могучие руки бессильно лежали на земле, и Брексан, подчиняясь внезапному порыву, сложила их у него на животе. Потом вытащила у него из-за пояса боевой топор и длинный кинжал, опасаясь, как бы он случайно не перевернулся и не напоролся на них. Ей не хотелось, чтобы он чересчур быстро очнулся.

Заслышав шум, Брексан подняла голову и увидела, что к оставленной ронцами стоянке бредут несколько лошадей. Их явно до смерти испугал алмор, заставив разбежаться, но убежали они недалеко и теперь, почуяв, что опасность миновала, решили вернуться. Брексан даже стало как-то спокойнее. Хоть она и была уверена, что чудовище последовало за ронцами в ущелье, ее не оставляли тревожные предчувствия. Ей казалось, что алмор в любой момент может снова здесь появиться. Она до сих пор удивлялась тому, что он не убил ее там, на берегу, после того как пожрал ее старого коня, — наверное, решила она, просто на потом приберег.

Брексан встала и пошла — очень осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, — к вернувшимся лошадям. Нежно приговаривая, она поймала четырех животных и привязала их к ближайшим деревьям. Особенно осторожно она старалась обращаться с одной весьма свирепого вида кобылой, очень сильной и посматривавшей на нее довольно подозрительно. Потом Брексан раздула почти потухший костер и, порывшись в одной из брошенных седельных сумок в поисках еды, обнаружила там несколько яблок; она взяла два яблока и одно сразу же надкусила, а второе разрезала на четвертушки и угостила своего коня. Конь тонко заржал и с жадностью проглотил протянутое ему на ладони угощение.

Затем Брексан вернулась к раненому великану. Он по-прежнему лежал без движения, и она устроилась возле него поудобней, опершись спиной о корявый ствол горного дуба. Легкий ветерок бродил по роще, и Брексан, наслаждаясь отдыхом, грызла яблоко и старательно обдумывала сложившуюся ситуацию.

Во-первых, она уже давно без разрешения отсутствует в полку. Во-вторых — и под ложечкой у нее противно засосало, — она содрала со своей военной формы эполеты и все нашивки. Ей не хотелось, чтобы видели, как она, без спросу покинув свой полк, разгуливает в форме малакасийской оккупационной армии. К тому же долго она бы точно не прожила, путешествуя по Роне в одиночестве и в таком обмундировании. Возможно, в один прекрасный день ей еще удастся вернуться в Эстрад и все объяснить тому офицеру, который сменит лейтенанта Бронфио. Возможно, им окажется лейтенант Рискетт. Он всегда отличался большим благоразумием, чем Бронфио, готов был выслушать любого солдата и откликался почти на любую просьбу или предложение, не задирая нос, как любил делать Бронфио.

Брексан еще немного подумала над возможностью подобных перемен, потом рассмеялась, тряхнула головой и громко сказала, с хрустом откусив кусок яблока и словно ставя точку в своих размышлениях:

— Не будь дурой! Ты же прекрасно знаешь, что вернуться назад ты уже никогда не сможешь.

Брексан могла лишь надеяться, что лейтенант Рискетт уже внес ее в список погибших во время сражения в Речном дворце, хотя вряд ли: ведь тела-то ее не нашли.

Нет, если она когда-нибудь и вернется в Эстрад, то только в кандалах. А потом ее, конечно же, посадят в тюрьму, станут долго пытать и в итоге повесят в назидание всей армии принца Малагона.

Брексан тяжко вздохнула. Здесь было значительно прохладнее, чем в Эстраде, и она наслаждалась этой прохладой и тихим вечером. Путь на север оказался не из легких, да и выследить Джакриса было очень трудно, и она несколько раз сбивалась со следа. Но все его следы, так или иначе, вели в горы, и теперь у Брексан не оставалось сомнений: он преследует ту маленькую группу повстанцев, что пробираются к северной границе. Хоть она и не видела в лицо противника, с которым им тогда пришлось столкнуться в Речном дворце, но понимала, что эти ронские партизаны имеют к случившемуся там самое непосредственное отношение.

Брексан все еще не понимала, зачем понадобился штурм дворца, и тщетно пыталась разобраться в том, чему стала свидетельницей. Ну, хорошо: Джакрис приказал взять Речной дворец, потому что партизаны использовали его для своих тайных встреч и хранения оружия и денег. Но с другой стороны, во время атаки Джакрис собственноручно убил лейтенанта Бронфио. А потом истребил целую семью одного из партизан и лишь после этого пустился вдогонку за беглецами. Но зачем он убил Бронфио? И почему сам преследует этих людей?

Ответов Брексан по-прежнему не находила. Ничто не могло ей объяснить, почему Джакрис так упорно следует за беглецами в горы и зачем он устроил им засаду с помощью целого отряда этих гнусных серонов. А как, интересно, ему удалось притащить с собой в горы алмора? Вряд ли этот шпион владеет магией — и все же алмор уже дважды появлялся, как только Джакрис нагонял беглецов. Неужели это он им управляет? Брексан откусила большой кусок яблока и, обнаружив, что яблоко червивое, отшвырнула его в кусты. Возможно, он все же пользуется какими-то магическими средствами, но магия, способная управлять таким демоном, как алмор, наверняка должна исходить от кого-то другого. От кого-то с севера... От принца Малагона!

Прядь волос свесилась Брексан на грудь, и она рассеянно теребила ее. Волосы, пожалуй, слишком отросли, стали чересчур длинными. Она собиралась укоротить их еще в позапрошлом двоелунии, да так и не нашла времени. Брексан огляделась в поисках какой-нибудь подходящей тесемки, чтобы подвязать волосы. Возле останков лошади — пустой шкуры, плоско лежавшей на земле там, куда ее отшвырнул алмор, — она заметила старое седло и, вытащив из-за пояса нож, срезала тонкий ремешок, которым к седлу было приторочено скатанное шерстяное одеяло. Одеяло тут же развернулось, накрыв собой палую листву.

— Ну вот, так уже лучше, — сказала Брексан, стягивая волосы ремешком на затылке.

Надвигалась ночь, и она начинала испытывать некоторое нетерпение. Опустившись на колени возле бесчувственного незнакомца, она слегка тряхнула его за плечо и прошептала:

— Эй, очнись. Ты в безопасности. Да очнись же!

Раненый застонал, и Брексан смочила ему губы водой из бурдюка, который нашла на стоянке.

— Ну, давай попробуем еще раз, — подбодрила она его. — Посмотри на меня.

Версен открыл глаза, поморщился и попытался сесть.

— Черт меня побери! — воскликнул он, глядя на Брексан. — Это же ты!

— Да, это я, — оторопев от неожиданности вымолвила Брексан, хотя не имела ни малейшего представления, откуда он знает, кто она такая.

Версен наклонился к ней и крепко взял ее за плечи.

— Я никогда тебе не говорил... А надо было сказать! Я люблю тебя.

Он притянул ее к себе, неловко поцеловал в губы и, снова лишившись сознания, рухнул на подстеленный ею плащ.

— Ну конечно, любишь. — Брексан устало оперлась спиной о корявый дубок. — Да и что еще ты мог мне сказать, в самом деле? Может быть, «привет» или «ты кто?». Но нет, это на тебя не похоже, мой сумасшедший ронский нахал. Ты сразу берешь быка за рога. «Я люблю тебя». Ничего себе! Весьма откровенно и, должна признать, весьма храбро с твоей стороны. — Она отпила из бурдюка немного вина и с какой-то грустной насмешкой прибавила: — Я понимаю, с моей стороны это, наверное, совершенно нелепо и неожиданно, но, пожалуй, и я тоже «тебя люблю».

Версен ей не ответил: он крепко спал.

Брексан рывком поднялась на ноги и стала собирать валежник для костра, нервно озираясь и ожидая очередного нападения алмора. Однако та резвая кобыла, что не давалась ей, спокойно паслась рядом со стоянкой, и Брексан решила, что пока опасность им не угрожает. Устроив себе постель, она тихонько сказала в сторону кустов, где лежал тот молодой незнакомец:

— Спи крепко. И если утром ты все еще будешь любить меня, я, может быть, даже сварю тебе текан.

Потом она долго лежала у костра, глядя на звезды и всей душой ощущая опасную близость Блэкстоунских гор, таинственных и беспросветно черных. Брексан не хотелось даже думать о том, куда может завести ее преследование Джакриса; Блэкстоун всегда славился своими предательскими утесами и ненадежными, узкими, как бритва, тропами.

— Хотя выбора-то у меня и нет, — шепнула она звездам. — И назад я теперь, разумеется, уже повернуть не могу.

Ветерок, дувший вдоль реки, превратился в порывистый ветер, и Брексан села, неодобрительно покачала головой, натянула сапоги и пошла туда, где лежал Версен. Затем отыскала то одеяло, которое вчера вечером срезала с седла, и укрыла им спящего. А потом снова вернулась к своей постели у костра.

Там она постояла немного в задумчивости, потом, стиснув зубы, с отчаянием пробормотала: «Росла без матери, дитя кровосмесительного союза, стала проституткой, чтобы выжить...» — и опять повернула к зарослям, где спал незнакомец. Когда она наконец снова улеглась, сапоги с Версена были сняты и аккуратно поставлены с ним рядом, а одеяло, заботливо подоткнутое со всех сторон, чтоб не сорвал холодный ночной ветер, укрывало его до самого подбородка.

 

 

* * *

Брексан проснулась в серых предрассветных сумерках, потому что кто-то тихонько толкал ее в бок. Она резко вскочила, отбросив одеяло и надеясь этим сбить с толку нападающего и выиграть перед неизбежной схваткой хотя бы миг. В одной руке она сжимала кинжал, а в другой — короткий меч; по привычке она схватила их еще до того, как оказалась на ногах. Моргая и пытаясь прогнать застилавшую глаза сонную пелену, она с изумлением увидела перед собой Версена.

— Эй, тише, тише! — Он поднял руки. — Я же не вооружен — по твоей милости, как я полагаю, — так что успокойся, пожалуйста.

Версен медленно опустил руки, и Брексан тут же накинулась на него:

— А с какой стати ты подкрадываешься ко мне, когда я сплю? Эх ты, бычок деревенский, неотесанный! — Голова у нее слегка кружилась: слишком резко она вскочила на ноги. — Я же тебя убить могла!

— Могла, — подтвердил он добродушно, — а могла и в обморок грохнуться. — Он сел и жестом пригласил ее последовать его примеру. Потом потянулся к бурдюку с вином. — Разве ты не знаешь, что мгновения, когда человек просыпается, самые для него трудные? Да любой переход от глубокого сна к чему угодно для души и тела мучителен, а ты вскочила как ошпаренная. — Он передал ей бурдюк. — На вот, глотни.

Сунув кинжал в ножны, Брексан приняла бурдюк и сделала большой глоток.

— Меня зовут Версен. Я из Роны.

— Брексан. Уж это-то я про тебя знаю.

— Это ты меня ночью одеялом укрыла? И сапоги с меня сняла?

— Я.

— Спасибо.

— Было холодно.

— Да, холодно, так что еще раз спасибо. — Версен провел рукой по поясу и, не обнаружив там оружия, спросил: — А не ты ли случайно меня разоружила?

Брексан мотнула головой в сторону сваленных в кучу у костра седельных сумок и заплечных мешков.

— Все вон там лежит. И я не то чтобы тебя разоружила, а просто не хотела... — Она помолчала. — Не хотела, чтобы ты случайно поранился, если на живот перевернешься.

— Ну что ж, тогда я еще раз должен поблагодарить тебя, Брексан.

— Что-то ты больно часто меня благодаришь.

— Это верно; пожалуй, и впрямь слишком часто. — Версен склонился над почти догоревшим костром и принялся раздувать угли и осторожно ворошить валежник, пока пламя вновь не разгорелось, весело потрескивая. — А ты не знаешь, что с остальными случилось?

— За ними алмор погнался, они вон туда, вглубь ущелья ушли. Но убил он только ту лошадь, на которой ехала женщина.

Версен потер затылок и вытащил из волос несколько комков запекшейся крови.

— От меня, значит, толку мало было?

— Не вини себя. — Брексан решилась наконец и меч тоже сунуть в ножны и села рядом с Версеном у костра. — Алмор — существо магическое, древнее; он обладает невероятной силой. Тебе и так здорово повезло, раз ты не погиб.

— Ну, ладно, как только рассветет, придется нам пойти на поиски. — Он осекся, быстро глянул на Брексан и поправился: — Правильнее сказать, конечно, мне придется пойти. — И он, поколебавшись, спросил: — А все-таки, кто ты такая? И что делаешь здесь, в горах, совсем одна?

И Брексан вдруг почему-то начала рассказывать этому незнакомому человеку о своем участии в штурме Речного дворца, о предательском убийстве Бронфио и о своем решении преследовать Джакриса до тех пор, пока она либо поймет, почему он так поступил, либо схватит его и передаст в руки правосудия. Где-то на середине рассказа у нее мелькнула мысль, что вряд ли это разумно — вот так все выбалтывать какому-то повстанцу, наверняка поклявшемуся освободить Рону от малакасийских оккупантов. Но было в нем что-то такое, отчего она чувствовала себя с ним совершенно свободно и почему-то была уверена, что доверять ему можно, вот только не знала, откуда взялась эта уверенность.

Когда она закончила свой рассказ, солнце как раз показалось над краем неба.

— А тебе разве не приходило в голову, что они непременно убьют тебя, если поймают? — с некоторым недоверием спросил Версен. — Им не понять, зачем ты покинула свой полк, став дезертиром, да еще в чужой стране, где такой, как ты, странствовать в одиночку — самый верный путь к тому, чтобы тебя убили повстанцы, которые, разумеется, всех малакасийцев ненавидят.

— Ты знаешь, пожалуй, я действительно в тот момент не задумывалась о последствиях своего поступка, — призналась Брексан, вытаскивая из седельной сумки пару яблок и протягивая одно Версену. — Я страшно разозлилась. Я стала солдатом не для того, чтобы убивать невинных людей. — Она откусила от яблока большой кусок, старательно его прожевала и только после этого, пожав плечами, прибавила: — Не знаю. Но, наверное, я вообще ничего как следует не обдумала.

— И теперь ты, похоже, вынуждена скрываться?

— Ничего подобного! — сердито возразила она. — Я намерена разыскать этого Джакриса и выяснить, что у него на уме. Он зверски убил малакасийского офицера. И таким образом стал предателем!

Ее прямота поразила Версена.

— А что, у тебя все на свете либо черное, либо белое?

— В основном да. Слишком многие, черт возьми, ведут себя совершенно непонятно. Конечно, было бы, наверное, интересно порой разобраться в том, что побудило их совершить тот или иной поступок. Возможно, Бронфио тоже был шпионом. Или этот Джакрис действовал по чьему-то приказу. А может, наш лейтенант спал с его женой. Кто их разберет? Но в конце концов многое — и довольно скоро — обычно обретает именно тот смысл, какого ты и ожидал с самого начала. Так что с самого начала и начнем. Джакрис — это очень плохо. — Брексан принялась за уборку и, моментально превратив свою постель в тугую скатку, спросила у Версена: — Кстати, как твоя голова?

— По-моему, пробита насквозь. — Версен, поддевая ногой землю, забрасывал тлеющий костер. — Теперь ни одна из моих шляп не налезет. — Пламя тут же угасло, испустив предсмертный дымок. — Надо где-нибудь новую подыскать.

— Шляпу? Ты что, шутишь?

— Да нет, голову. Шучу, конечно. — Он подошел к груде сумок и мешков и принялся разбирать их содержимое, запихивая вещи в две большие седельные сумки. — А ты женщина наблюдательная, Брексан.

— Я — солдат, — поправила она его.

— Ну, на солдата-то ты не больно похожа. — Версен улыбнулся и снова сунул за пояс кинжал и боевой топор.

— Просто обстоятельства так сложились, что мне пришлось отказаться от военной формы. Я, может, и перестала быть воином малакасийской армии, но я по-прежнему солдат, и очень неплохой. — Она выпрямилась в полный рост и смело посмотрела Версену прямо в глаза. Но, обнаружив, что едва достает ему макушкой до груди, тут же потупилась и сказала чуть дрогнувшим голосом: — В общем, я была бы очень тебе благодарна, если бы ты постарался это запомнить.

Версену страшно хотелось какой-нибудь остроумной шуткой рассмешить ее и разрушить ту броню, которую она, рассердившись на его замечание, моментально на себя нацепила, но голова у него все еще довольно сильно болела, и ничего остроумного на ум ему не приходило. Пришлось сменить тему.

— А куда ты сегодня направляешься? — спросил он. Брексан указала в сторону ущелья:

— Вон туда. — Она вдруг повернулась к нему лицом и снова горячо заговорила: — Понимаешь, я потеряла его след два дня назад, зато, правда, твой нашла... В общем, если старик повел остальных твоих спутников на ту гору...

Она умолкла, глядя на вершину горы Пророка. А Версен смотрел, как ветер играет длинными прядями ее волос, успевшими выбиться из-под кожаного ремешка, которым она стянула на затылке свою роскошную гриву. Брексан, поморщившись, отбросила волосы с лица и закончила свою мысль:

— Значит, и Джакрис туда же направился.

Она уже понимала, что Версен непременно последует за своими друзьями, надеясь отыскать их живыми.

— Но ты должен помнить, что алмор способен передвигаться только в жидкой среде, а также по корням растений, по подземным источникам и так далее, — предупредила она его.

— Я знаю.

— Так что, если твоя лошадь его учует или ты заметишь его признаки где-нибудь поблизости, сразу выбирайся на любое сухое место — там ему тебя не достать. На клочок сухой земли, где нет растительности, на любую голую скалу, на сухое дерево...

Брексан вдруг почувствовала, что краснеет; лицо ее так и пылало, несмотря на холодное утро.

«Это уж совсем ни к чему!» — сердилась она на себя. Еще огромный ронец решит, что ей не безразлично его благополучие.

Она обернулась и заметила, что он любуется ее волосами. Еще больше покраснев, она собрала непослушные пряди в горсть и почти машинально сунула за воротник, досадуя, что волосы у нее неприлично грязные. Жаль, думала она, что у меня нет никакой шляпы или шапки. Сгодилась бы даже шапка этого Версена — она все равно больше не налезает на его дурацкую разбитую башку! Брексан тяжко вздохнула и снова принялась укладывать вещи. Занятая своими мыслями, она не заметила, что Версен как-то странно застыл посреди лагеря. Сердито заталкивая короткий нож и котелок для варки текана поглубже в мешок, Брексан ни о чем больше не думала, кроме сборов. Ей и не хотелось ни о чем думать. Она должна была сердиться не на себя, а на этого типа. Он ведь был врагом, повстанцем, преступником, предателем малакасийского трона! Ей следовало сразу же убить его и оставить его тело там, в кустах!

И как только он посмел так пренебрежительно отозваться о том, что она сделала?! Вы только на него посмотрите — гордый какой! Стоит себе, словно в родной деревне на площади, хотя отсюда до любого селения несколько дней пути верхом! Неужели он и впрямь думает, что можно начать восстание прямо здесь, у подножия Блэкстоунских гор? Брексан чуть не рассмеялась вслух — и тут услышала, как та строптивая кобыла тоненько заржала.

Обернувшись, она увидела, что кобыла нервно натягивает поводья, которыми крепко привязана к сосне на краю поляны. У Брексан похолодело внутри; она замерла на месте и почти перестала дышать. Теперь-то она наконец заметила, что и Версен стоит совершенно неподвижно, глядя куда-то в чащу и сжимая в руках свой боевой топор и кинжал. Выражение лица у него совершенно переменилось: перед ней был уже не красивый, обаятельный, но простоватый деревенский парень, а самый настоящий мятежник. Партизан. Повстанец. И у Брексан даже мелькнула мысль, что хорошо бы никогда не встречаться с этим партизаном лицом к лицу в рукопашном бою.

«О боги! — догадалась она. — Это же алмор!»

— 486-БЛЭКСТОУНСКИЕГОРЫ

Она поспешно бросила на землю скатку и выругалась про себя, потому что узел произвел больше шума, чем она ожидала.

«Дура! Лучше бы ты просто ногой топнула!» — сердито прошипела она, но Версен в ее сторону даже головы не повернул.

Та строптивая кобыла — это была Ренна — снова тихонько заржала; теперь уже и другие лошади тоже начали выказывать признаки беспокойства: нервно переминались с ноги на ногу, натягивали поводья. И Брексан подумала, что надо бы подойти к ним, обрезать привязь и выпустить их на волю. Однако она совсем не была уверена, что окажется проворнее проклятого алмора.

И тут она его услышала: треснула веточка, зашуршали листья... Потом на мгновение вновь установилась тишина — и вдруг весь лес сразу превратился в какофонию звуков: треск ломающихся ветвей, шуршание подлеска, чьи-то тяжелые шаги и злобное ворчание раздавались, похоже, со всех сторон одновременно. Брексан невольно попятилась, оглушенная этим чудовищным шумом.

— Не шевелись, — отрывистым шепотом приказал ей Версен. — Быстро встань рядом со мной и замри.

Брексан сделала, как он велел. Несмотря на почти парализовавший ее страх, все ее чувства были обострены, и она уловила его запах, запах диких трав и древесного дыма. И, сама себе удивляясь, с огромным наслаждением вдохнула этот запах, надеясь задержать его до тех пор, пока на них не нападут со всех сторон сразу.

— Что это? — еле слышно спросила она.

— Сероны.

Версен отвечал так уверенно, что это ее даже несколько успокоило; казалось, он откуда-то знает, что им удастся выбраться из этой переделки невредимыми.

Воткнув кинжал в ближайшее дерево, чтобы был под рукой, Версен взял девушку за руку, нежно пожал ее пальцы и ласково подбодрил:

— Ничего, все еще не так плохо. Они хотят взять нас живьем.

— Откуда ты знаешь? — Голос у Брексан предательски дрогнул, и она проклинала себя за то, что позволила своему страху вырваться наружу.

— Потому что сероны атакуют совсем не так. — Версен выпустил ее руку, но рука надолго сохранила тепло этого прикосновения.

Наконец показались первые сероны. Они вынырнули из леса, точно стадо быков, совершенно неуместное здесь, возбужденно улюлюкая и рыча, поскольку понимали, что добыча у них в руках. Брексан показалось, что их человек двадцать, и она сразу же поняла, что сопротивление бесполезно и никакого сражения не будет. Круг вокруг них сомкнулся. На этих полулюдей ни малейшего впечатления не произвели ни физическая мощь Версена, ни его оружие: подумаешь, один мужчина, один кинжал, один боевой топор! Брексан с облегчением подумала, что весьма кстати оставила военную форму в Эстраде. Если бы эти сероны поняли, что она, будучи солдатом малакасийской армии, без разрешения покинула свою часть, она была бы уже мертва, разорвана на куски этой стаей отвратительно воняющих монстров.

Пути к спасению не было. Круг сужался. Потом сероны вдруг остановились, громко рыча, сплевывая на землю и колотя волосатыми ручищами по кожаным или кольчужным нагрудным пластинам своих доспехов. Брексан напомнила себе, что дышать все-таки необходимо, и перевела дыхание, но оружие вытащить не осмелилась, хотя прекрасно знала, что если сожмет рукоять меча, то пальцы сразу перестанут так позорно дрожать.

«Возьми меня снова за руку!» Она пыталась внушить Версену эту мысль, немного удивляясь тому, что не испытывает ни малейшего смущения, мечтая вновь ощутить прикосновение этого великана. По сравнению с серонами она была совсем маленькой и леса за их спинами больше уже не видела. Повсюду вокруг она видела только черную и коричневую кожу их военных доспехов. Шум стоял такой, словно весь Элдарн столпился сейчас на этой поляне; Брексан с трудом слышала даже реку, несущую свои воды где-то совсем рядом. Она почему-то была убеждена, что все будет хорошо, если ей удастся вновь уловить звук бурного потока, мчавшегося по гладким камням своего русла к далекому Равенскому морю; она старательно сосредоточилась, но шума реки так и не услышала. Река умолкла.

— Возьми меня за руку. Пожалуйста.

На этот раз она сказала это вслух и без колебаний. Версен бросил на землю кинжал и так стиснул ее пальцы, что ей показалось, они сейчас с хрустом сломаются, точно пучок сухих веточек.

«Вот и хорошо. Так и держи. Только не отпускай».

Огромный воин, на целую голову выше Версена, выскочил вперед и остановился прямо перед ними. Стукнув себя кулаком в грудь, он пролаял:

— Лахп.

Версен предпочел бросить на землю и боевой топор, но руку Брексан не выпустил. Свободной рукой он коснулся своей груди и спокойно назвал свое имя:

— Версен. — Затем мотнул головой в сторону девушки и прибавил: — Брексан.

— Глимр? — вопросительно буркнул серон. Собственно, Брексан только по интонации догадалась, что это обращенный к ним вопрос.

— Я не понимаю, — спокойно сказал Версен. — Что такое «глимр»?

— Глимр, — еще более настойчиво повторил серон. — Глимр!

— Гилмор? — переспросил Версен, и Брексан почувствовала, что он еще сильнее стиснул ее пальцы. От его руки шел сильный жар. — Ты ищешь Гилмора?

Брексан уже не помнила, когда в последний раз осмелилась нормально вздохнуть. Она в ужасе смотрела, как это чудовищное создание облизывает свои растрескавшиеся и покрытые язвами губы. Может, он хочет ее укусить?

Но кусать ее он не стал и, кивнув Версену, подтвердил:

— Глимр.

Рука Версена задрожала, но лицо осталось совершенно спокойным, и взгляд был все тем же — взгляд мятежника, готового сражаться до последней капли крови. То, что Брексан чувствовала его страх и знала, что и он чувствует ее страх, еще больше их сблизило. И Брексан вдруг показалось, что она отлично понимает этих повстанцев.

Помолчав еще минуту, чтобы голос так предательски не дрожал, Версен, глядя Лахпу прямо в глаза, процедил сквозь зубы:

— Я никогда, даже через тысячу двоелуний не скажу тебе, где искать Гилмора, задница ты вонючая!

Лахп нанес удар так неожиданно, что отклониться Версен не успел; кулак серона, точно увесистая дубина, обрушился ему в подбородок, и что-то явственно хрустнуло. Брексан сразу почувствовала, что рука Версена, перестав сжимать ее пальцы, стала вялой, безжизненной, и через мгновение он упал. Не задумываясь о последствиях, она попыталась выхватить меч из ножен, ощущая ладонью привычную, обтянутую кожей рукоять, и тоже не успела. Лахп ударил ее в скулу, чуть пониже глаза, так, что на скуле лопнула кожа, и Брексан, потеряв от боли сознание, рухнула на землю.

 

 

* * *

Первое, что заметила Брексан, очнувшись, это дуновение ветра, который успел за это время подняться. Лежа в грязи, она, как ей казалось, уже видела те темные тучи, что скапливались у западного края неба. Хотя солнце еще светило вовсю, чувствовалось, что скоро разразится ливень. Щека дико болела; боль была тупая, но отдавалась во всей голове, точно мерные удары колокола с неисправным языком. Чьи-то мощные руки прижимали ее к земле — одна сверху возле коленки, вторая давила на грудь. Наконец туман, застилавший глаза, рассеялся, и из него выплыло лицо склонившегося над ней Версена.

— Что? Ты никак решил, что тебе здорово повезло, бычок? — Она попыталась вырваться и от этих усилий чуть снова не лишилась чувств.

— Лежи смирно, — ласково велел он. — Тебе здорово досталось.

— Со мной все в порядке, — солгала Брексан, чувствуя, что лицо просто сводит от боли; боль была такая пронзительная, что у нее даже слезы на глазах выступили.

— Ничего не в порядке, — возразил Версен и слегка стиснул ей пальцы, явно желая ее подбодрить. — Но со временем все, конечно, пройдет.

Решив не сопротивляться, Брексан снова легла и закрыла глаза. Под закрытыми веками вскипали слезы, и она изо всех сил старалась их удержать. Потом, судорожно вдохнув, спросила:

— Они нас убьют?

— Не думаю. Во всяком случае, пока что вроде бы не собираются.

С трудом проглотив колючий комок, застрявший в горле, Брексан осторожно провела двумя пальцами по распухшей щеке и снова спросила:

— Отчего ты так уверен?

Версен отвел ее руку и стал сам ощупывать изуродованную скулу уверенными движениями лекаря, желающего определить степень повреждения.

— Не так уж и страшно. Я попытался вправить скулу, пока ты была без сознания, но, по-моему, не сумел: ты сразу начинала кричать, как только я нажимал чуть сильнее.

— Что ж, спасибо. Только потом напомни мне — я тебе сердце насквозь проткну, как только до своего меча доберусь.

— Но это действительно лучше было делать тогда, а не сейчас, когда ты в полном сознании. Кстати, это даже хорошо, что кость не двигается. Возможно, там просто очень тонкая трещинка.

— Куда уж лучше!

— Нам с тобой надо бы до реки добраться. Холодная вода поможет снять опухоль.

Брексан немного приподняла голову и увидела, что они по-прежнему находятся на той стоянке недалеко от реки. Услышав знакомое журчание воды, она сразу почувствовала себя лучше, несмотря на боль. Повсюду были разбросаны седельные сумки и заплечные мешки; похоже, сероны искали в них еду и съели все до последней крошки. Видимо, и оружие их теперь тоже в руках серонов.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — сказала Брексан, пристроив голову Версену на колени. — Откуда ты знаешь, что они нас не убьют?

— Они кое-что ищут, но пока не нашли. Так что пока им придется оставить нас в живых.

— А чего они не нашли?

— Ключа. — Версен помолчал, думая, как бы ей получше все это объяснить. — Они ищут такой особый ключ, который позволяет управлять одной магической штуковиной, способной сделать принца Малагона настолько могущественным, что он сможет уничтожить и наш мир, и все остальные миры в придачу.

— Как это — все остальные миры?

— Ну, смотри: Стивен и Марк, те двое чужеземцев, которых ты видела на берегу, явились сюда из другого мира, который называется Колор-ад. Или как-то в этом роде.

И Брексан решила пока что удовлетвориться этими объяснениями, какими бы безумными они ей ни казались. Главное — они все еще были живы, и для этого должно же быть какое-то объяснение, так что годилось и это.

— Значит, они ищут Гилмора, потому что считают, что этот ключ у него?

— Верно. Только у него-то ключа как раз и нет.

— А у кого есть?

— В данный момент ни у кого. — Брексан так недоверчиво на него посмотрела, что он снова принялся объяснять. — Видишь ли, сейчас этот ключ находится в Колор-аде. Его там оставил Стивен, потому что принял его за простой камень.

— Ключ принял за камень? Ключ, открывающий путь к магии, которая способна уничтожить весь Элдарн...

— И другие миры тоже.

— И другие миры тоже... — растерянно повторила за ним Брексан. — И этот волшебный ключ, дающий доступ к такому могуществу, какого никто в здравом уме даже представить себе не может, где-то валяется, потому что какой-то чужеземец принял его за простой камень?

— Именно так. Во всяком случае, насколько я знаю.

— Так вот почему вы шли на север! Чтобы отыскать этот ключ! — потрясенная собственной догадкой, воскликнула Брексан.

— В общем, можно сказать и так. Нам нужно было попасть во дворец Велстар, чтобы добраться до портала, через который Гилмор, Марк и Стивен могли бы попасть в Колор-ад и вернуть этот ключ сюда. — Версен вдруг понял, что говорит слишком громко, и почти шепотом закончил: — И тогда Гилмор воспользовался бы этим ключом, чтобы уничтожить принца Малагона... ну, то есть Нерака.

— Нерака?

— Это неважно, я тебе потом все объясню. А сейчас ты бы постаралась лучше хоть немного отдохнуть, если сумеешь. Мы ведь понятия не имеем, что у этих тварей на уме. Нам нужно беречь силы.

И Брексан только сейчас заметила, что у Версена весь подбородок в крови.

— Он здорово тебе врезал, верно?

— Это? — Версен широко улыбнулся. — Это пустяки! Меня били и куда сильнее!

Брексан попыталась тоже улыбнуться, но разбитая скула тут же напомнила ей о себе. Нет, с улыбками пока что придется подождать. И она насмешливо спросила:

— И кто же это тебя бил?

— В основном женщины в тавернах, — с невозмутимым видом ответил Версен и все-таки заставил ее рассмеяться.

— Ох, не надо, — простонала она, — не смеши меня! Больно очень!

Брексан даже зажмурилась от боли, тут же ощутив все тот же запах диких трав и древесного дыма, исходивший от него, и невольно улыбнулась, хотя ей действительно было очень больно.

 

 

* * *

А примерно в полдень вновь появился Лахп. Шаркая ногами, он медвежьей походкой пересек поляну и подошел к Брексан и Версену почти вплотную. Опасаясь, что серон может снова ударить ее, девушка прижалась к ронцу, пряча разбитую щеку у него на груди.

«Пожалуйста, не надо, только не бей меня!»

Она даже зубы стиснула, ожидая нового, сокрушающего кости удара.

Но удара не последовало. Лахп постоял, потом решительно взмахнул рукой, требуя, чтобы они встали, и проворчал:

— Вста! Вста!

Версен помог девушке подняться, и Лахп сгреб их в охапку и грубо подтолкнул в ту сторону, где стояли лошади, а сам указал на сваленные рядом седла.

— Нужно оседлать лошадей? — догадалась Брексан, закусив от боли губу так, что даже не заметила, как на подбородок сбежала тонкая струйка слюны.

— Аха, — кивнул Лахп, опять схватив их в охапку и как бы подгребая к седлам.

Дав пленникам задание, он совершенно успокоился и отошел к остальным серонам, которые тоже собирались в путь.

Версен поднял седло Ренны, искоса поглядывая на Лахпа; тот отдавал своему довольно многочисленному отряду какие-то отрывистые приказания. Сероны в черно-коричневых кожаных доспехах воинов торопливо приводили в порядок оружие, рассовывали по седельным сумкам провизию и бурдюки с водой. На земле были разостланы весьма примитивные карты, и несколько воинов собрались вокруг них, тыча в изображение корявыми пальцами.

— Похоже, нас не особенно охраняют, — шепнул Версен. — Может, оседлаем лошадей да и дадим деру?

Брексан немного подумала и честно призналась:

— Я не совсем уверена, но, по-моему, я просто боюсь так рисковать.

— Да ты только посмотри на них! — уговаривал ее Версен. — Они же, по-моему, вообще о нашем существовании почти забыли. Ну, побили они нас, сумки наши обчистили и все. Они с тех пор и внимания на нас почти не обращают. Так что особого риска я тут не вижу.

— Нет, Версен. Мы ведь совершенно безоружны. Если они нас догонят, то наверняка убьют.

— Это верно. Но, с другой стороны, у нас есть Ренна! — Он быстро оседлал кобылу Гарека и нежно потрепал ее по шее. — Ренна бегает очень быстро, Брексан, я другой такой быстроногой лошади в жизни не встречал. Однажды ей удалось удрать даже от целой стаи греттанов. А уж этих-то корявых рабочих лошадок ей обогнать и вовсе ничего не стоит.

Ренна, словно подтверждая его слова, бодро тряхнула своей роскошной гривой. Казалось, она с энтузиазмом предвкушает подобные гонки. Даже когда она стояла спокойно, грива ее выглядела так, словно развевалась на ветру, создавая ощущение скорости и силы.

— Ну, хорошо, — прошептала Брексан. — Давай... но только я ни за что не позволю, чтобы меня ударили снова. Если нас поймают, я вступлю с ними в схватку, даже если она будет для меня смертельной. Я больше не желаю испытывать страх и унижение.

Она оседлала вторую лошадь, когда заметила, что Лахп снова направляется к ним — на этот раз в сопровождении троих весьма мрачных серонов.

Словно читая ее мысли, Версен тихо сказал:

— Держись спокойно. Давай посмотрим, что у них на уме.

Не говоря ни слова, Лахп подтолкнул Версена к Ренне, и тот вскочил в седло. Схватив Брексан за плечо, главарь серонов и ее тоже подволок к кобыле. Версен наклонился и помог девушке сесть позади него.

Положив свою громадную ручищу на переднюю луку седла, Лахп вручил пленникам два одеяла и бурдюк с речной водой. Не зная, можно ли ей напиться, Брексан прижала холодный бурдюк к своей распухшей щеке, и Лахп, увидев это, рассмеялся —