Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

СТРЭНДСОН





 

 

Брексан уже толком и не помнила, сколько дней подряд они провели в седле. Ехали они все время на юго-запад, к морю. Карн, правда, никого особенно не погонял, так что им редко приходилось заставлять Ренну бежать быстрее, чем легкой рысцой. Но если не считать краткой передышки примерно в полдень, сопровождавшие их сероны совсем не разрешали пленникам слезать с коня. Время от времени Версен вновь заговаривал о том, что хорошо бы как следует пришпорить Ренну и, погнав ее галопом, попытаться все-таки уйти от алмора. Однако они, во-первых, понятия не имели, где прячется алмор, а во-вторых, Версен опасался попросту загнать любимую кобылу Гарека или направить ее прямо в алчную пасть жуткого демона. Время от времени они с Брексан замечали рядом с собой дерево или куст, которые буквально на глазах рассыпались в прах, и понимали, что невидимый и смертельно опасный страж днем и ночью движется за ними следом. У обоих это вызывало прямо-таки тошнотворный страх.

А путь их все не кончался. Порой Брексан ехала позади Версена, а порой они менялись местами. Сероны почти не обращали на них внимания, и они, по крайней мере, могли совершенно свободно беседовать в течение тех бесконечных авенов, что проводили в седле. Оба они были до предела измучены длительной ездой верхом и незажившими ранениями; впрочем, ровный ход Ренны несколько смягчал телесную боль. Но вскоре душевные муки стали даже сильнее физических страданий, и теперь мысли о неизбежном и близком конце высасывали из них последние силы и, что еще хуже, последние надежды.

Версен больше не радовался даже недолгим передышкам, которые наступали к вечеру. На сбор топлива для очередного костра у него теперь уходило слишком много времени, и часто он был в состоянии притащить за раз всего одну или две сухие ветки, опасаясь, что потеряет сознание из-за сильных болей в спине. Страшило Версена и то, что его в любой момент могли прикончить на месте. Брексан, которой велели регулярно пополнять запасы воды, сперва из последних сил наполняла котелки и бурдюки, а затем доставала мешок с той же смесью зерен и трав, которой они питались все это время, смешивала смесь с горячей водой, варила кашу и подавала ее на ужин.

После ужина Версен и Брексан замертво валились на свои постели, даже не заботясь о том, чтобы снять с себя сапоги и плащи. Однако, несмотря на крайнюю усталость, нормально выспаться им не удавалось — мешала боль в спинах и ляжках, жесткое неровное ложе и постоянная тревога.

А на следующий день тот же кошмар начинался сызнова.

Однажды уже ближе к вечеру, когда длинные тени от гор стали четкими, словно в нарисованном на холсте пейзаже, Брексан, сидевшая позади, задремала, прижавшись к спине Версена. Он тоже подремывал на ходу, склонив голову на грудь и вздрагивая через каждые двадцать шагов, чтобы хоть немного стряхнуть это монотонное оцепенение и облегчить боль в спине. Теперь они свернули на юг, оставив позади Блэкстоунские горы и возвращаясь в низменности Роны.

Здесь по-прежнему, несмотря на приближавшуюся зиму, было жарко и влажно, и оба пленника очень от этого страдали. Версен откровенно потел; вся его одежда под плащом промокла насквозь, и ему казалось, что он уже никогда не сможет до конца просохнуть. Ручейки пота, стекавшие по его лицу и телу, привлекали несметные полчища кусачих насекомых, и большую часть дня он тщетно пытался отогнать от себя этих крошечных мучителей.

Но Брексан, похоже, совершенно не раздражали его бесконечные шлепки и хлопки. Зато она постоянно ворчала по поводу исходивших от его насквозь пропотевшего тела ароматов. Не поднимая головы, удобно лежавшей у Версена между лопатками, она говорила:

— Ну и воняет от тебя! Словно ты дерьмом греттанов обмазался.

— До чего же сладкие у тебя речи! — не оставался он в долгу. — Мужики к тебе, должно быть, так и липли. Небось, хворостиной отгонять приходилось?

— Нет, бычок, это точно не про меня. А пахнешь ты и впрямь отвратительно.

И Брексан поморщилась от боли, поскольку Ренне пришлось перепрыгнуть через упавшее дерево.

«Ничего, — думала она, — может, эти шутки ему немного настроение поднимут?»

— Что ж поделаешь. Но сказать в свое оправдание мне действительно нечего. А ты попробуй посмотреть на это вот с какой стороны: ты меня все время видишь в наихудшем состоянии, но только представь себе, как я был бы хорош после целого дня купания в реке!

И Версен, словно желая это подчеркнуть, особенно смачно прихлопнул укусившую его здоровенную муху, в результате чего у него на щеке появилась нашлепка из крови, смешанной с внутренностями раздавленного насекомого.

Брексан, облизнув подушечку большого пальца, сняла у него с лица это украшение и сказала:

— Два дня такой охоты, и трофеев у тебя наберется вполне достаточно.

Но Версен уже не слушал ее. Он вдруг так резко выпрямился в седле, что голова Брексан сильно качнулась назад; раненую скулу и онемевшую шею пронзили острые стрелы боли.

— Эй, ты что? Ведь больно! — сердито крикнула она, но он не ответил, и она, встревожившись, что ее шутки насчет трофеев как-то его задели, пояснила: — Неужели ты не понял, что я просто шутила?

— Ты запах чуешь? — словно не слыша ее и смешно вытягивая шею, спросил Версен.

— Какой? Запах Карна? — рассмеялась Брексан. — О да! От него разит еще хуже, чем от тебя. Да ладно. Беру все свои слова обратно.

— Да при чем здесь Карн! — Версен был совершенно серьезен. — Ты чувствуешь, какой запах приносит ветер?

Брексан потянула носом — и вдруг почуяла его, далекий, но все же отчетливо чувствующийся запах деревьев, прибитой дождем пыли, океана.

А Версен, забыв об усталости, жадно вдыхал эти приморские запахи. Да, ошибки быть не могло! И он уже, напрягая слух, мог смутно расслышать громкие сердитые крики морских птиц. И представлял себе, как чайки ныряют в воду у пристани и дерутся друг с другом из-за отходов, которые рыбаки, чистящие пойманную днем рыбу, кидают в море.

— Должно быть, мы уже совсем близко, — тихо сказал он Брексан.

— По-моему, это одновременно и хорошая новость, и плохая. — И Брексан, позабыв о боли, выпрямилась в седле и встревоженно поискала взглядом Хадена.

— А что, если удача нам все-таки улыбнется? — прошептал Версен. — Ведь если бы они хотели нашей смерти, то давно бы уже нас прикончили. А вдруг мы заедем в какой-нибудь город или селение? И там, возможно, нам удастся сбить алмора со следа и затеряться в толпе...

Впрочем, едва произнеся эти слова, Версен и сам усомнился в том, что такое возможно. Алмора, точно пьяненького воришку, просто так в канаву не столкнешь. А вот если им удастся выбраться на какое-нибудь сухое место, желательно повыше — на чердак или на крышу дома, тогда...

 

 

* * *

Процветание Стрэндсона началось, когда — примерно пять поколений назад — малакасийский военный флот перекрыл практически всю торговлю в южных и восточных портовых городах Роны. Будучи самым северным ее портом на побережье Равенского моря, Стрэндсон оказался ближе всего к Ориндейлу, одному из наиболее развитых торговых центров Элдарна. И хотя флот Малагона продолжал суровую таможенную блокаду гавани, многие суда, везущие самые разнообразные товары — текстиль, лес, зерно, фалканские вина и даже живой скот, — все же пропускали к причалам, где их грузы подвергались дополнительной проверке со стороны сухопутных армейских частей.

Для судов, желавших войти в гавань Стрэндсона, были разработаны строгие правила: капитаны судов, блокирующих доступ в гавань, обеспечивали торговым судам безопасный проход к причалам, однако мгновенно пресекали любую попытку провезти контрабанду или какие-то запрещенные товары. Суда контрабандистов сжигали дотла, и языки пламени порой были видны на воде даже с дальних холмов, что высились за городом.

Внешней стороной подобного контролирования портов в Восточных землях армией принца Малагона явилось существенное уменьшение жалоб ронских торговцев на постоянное повышение налогов на импортируемые товары. Жители Стрэндсона прекрасно понимали, что им живется гораздо лучше, чем в других портовых городах Роны, Праги и Фалкана. Им не требовалось оформлять слишком много документов, а таможенных чиновников, естественно, легко было подкупить, да и дороги, ведущие на восток через сельские районы Роны, хорошо охранялись, что весьма способствовало процветанию торговли. И купцы вскоре привыкли к неписаным правилам, благодаря которым жизнь в Стрэндсоне крутилась как хорошо смазанное колесо. Между Стрэндсоном и Малакасией были заключены прямые соглашения, и многие портовые дельцы разбогатели благодаря своим симбиотическим взаимоотношениям с оккупантами.

Жителей Стрэндсона никогда не пугало появление в городе малакасийских солдат, даже если крупные патрульные отряды занимали окрестные леса и дороги. Время от времени солдаты осуществляли «инспектирование» порта, словно желая напомнить о малакасийском могуществе, но аресты производили редко, и убийства здесь, в отличие от южной Роны, были скорее исключением, чем правилом.

Несмотря на то что город давно привык к регулярному вмешательству малакасийцев в торговлю и припортовую жизнь, серонов здесь, как и во всей северо-западной части Роны, не видели уже двоелуний пятьсот, и при виде Карна и его спутников жители Стрэндсона неприязненно ежились.

Определенное недовольство жителей города вызвала и доставка серонами своих пленников в порт через малакасийский контрольный пункт. Правда, двое солдат оккупационной армии, опустив обнаженные мечи, потребовали предъявить документы, но Карн так рявкнул на них, что таможенники тут же смутились. А он, продемонстрировав им нашивки на своей военной форме, молча отодвинул их в сторону и хотел пройти, но они все же колебались и не пропускали его.

И тут вперед выехал Хаден. Он неторопливо спешился и пошел на часовых, не доставая оружия, но негромко и угрожающе рыча. Солдаты переглянулись и, видимо, решив, что благоразумие — это самая лучшая доблесть, попятились за деревья. Когда Карн со своим отрядом двинулся дальше, один из часовых все же предпринял слабую попытку сохранить достоинство и хриплым срывающимся голосом пискнул: «Проходите!», что было уже совершенно бессмысленно.

В порту вокруг серонов и их пленников мгновенно собралась целая толпа любопытствующих и зевак. Впрочем, люди побаивались, и мало кто осмеливался прямо обращаться к этим жуткого вида воинам. Но Версену все же удалось услышать, как кое-кто в толпе выкрикивает в адрес серонов всякие непристойности. Интересно, подумал он, насколько храбрыми они окажутся, если сероны вздумают им ответить? Детей, правда, спешно загнали в дома, да и многие пешеходы испуганно шарахались, освобождая им путь, а наиболее трусливые купцы попросту закрыли свои лавки до конца дня. Никто из жителей Стрэндсона раньше серонов не видел, так что они понятия не имели, что этим зловещего вида созданиям, одетым в малакасийскую военную форму, могло понадобиться в их мирном городе.

Теперь толпа вокруг них увеличилась уже раза в три, и некоторые могучего телосложения земледельцы даже осмелились вступить с серонами в пререкания. В итоге кольцо из человеческих тел стало настолько плотным, что Карн натянул поводья и жестом велел своим спутникам остановиться.

Сам он оставался совершенно спокойным. Ни он, ни Рала даже не подумали спешиться или вытащить оружие. Оглянувшись, Версен увидел, что Хаден готовится к бою, и ему стало не по себе при мысли о том, как сероны будут разрывать людей на куски, а потом пожрут и убитых, и раненых.

Толпа вокруг них окончательно сомкнулась, и Версен услышал крики: «Вы что, пленные?», «Они вас выкрали, да?» Со всех стороны сыпались предложения бежать. Кто-то крикнул: «Эти двое наверняка повстанцы! Давайте освободим их!» Потом подобные призывы стали раздаваться в толпе все чаще.

Брексан расцепила руки, которыми крепко обнимала Версена за талию, и нервно поглядывала на разгневанных жителей города. Толпа вокруг них была слишком плотной, так что протолкнуться сквозь нее к Ренне они бы все равно не сумели, но Брексан, не оставляя надежды на спасение, продолжала высматривать какой-нибудь переулок, или боковую тропинку, или хотя бы открытые двери дома, куда можно было бы нырнуть и исчезнуть. В порту было грязно, жидкая грязь густым слоем облепила копыта Ренны, и Брексан подумала, что передвигаться пешком в их теперешнем состоянии им наверняка было бы весьма затруднительно. И вдруг сердце у нее упало.

И она, бывший воин оккупационной армии, простирая к толпе руки, пронзительно, совсем по-женски, завопила:

— Скорее выходите на сухие места! Подальше от луж! Назад, назад! Уходите с этой улицы! Спасайтесь! — Но было уже слишком поздно.

Многие колебались, вопросительно поглядывая на Брексан, и тут алмор нанес свой первый удар. Его жертвой оказалась тучная женщина, гневно потрясавшая кулаком перед носом у Карна. В отличие от того нападения в горах алмор не стал медленно поглощать ее — толстуха словно взорвалась, а потом ее жирные руки, груди, похожие на мешки с мукой, и дрожащий, как желе, живот словно провалились внутрь. Перед застывшей от ужаса Брексан мелькнули выпученные от страха глаза несчастной, и тут же глазные яблоки словно вытекли, лишились всякой жизненной силы и провалились куда-то внутрь, в глубину опустевшего теперь черепа. В мгновение ока от бедной толстухи не осталось ничего — отвратительный кожистый мешок да несколько рассыпающихся костей.

Но это было только начало.

Разгневанная толпа еще не совсем поняла, что происходит, а алмор уже выбрал вторую жертву. Полупрозрачное тело чудовища, светясь благодаря полученному после первого убийства запасу энергии, взметнулось над мостовой, покрытой жидкой грязью, как гигантская волна, и заключило в свои жуткие объятия того крупного мужчину, который все подбивал Версена спасаться бегством. Алмор обрушился на него, точно смерч, каждой клеточкой своего существа впитывая чужую жизненную силу. Лицо злополучного купца, прежде почти багровое, резко побледнело, став почти прозрачным, как лик самого демона; было видно, как быстро кровь из его тела перетекает в тело алмора. А потом бедняга рухнул на землю, точно марионетка, у которой взяли и подрезали все поддерживавшие ее нитки. После чего алмор вновь всосался в сырую землю, а купец исчез почти без следа.

Настроение толпы быстро менялось: гнев сперва уступил место любопытству, а несколько мгновений спустя — ужасу.

Версен и Брексан продолжали кричать: «Это алмор! Уходите скорей! Выбирайтесь на сухие места!», но древний демон успел поживиться еще двумя жертвами, прежде чем любопытствующие все же отступили. Многие взобрались на относительно безопасный деревянный тротуар, тянувшийся вдоль дороги, но расходиться не спешили.

Тогда Хаден спокойно пришпорил коня и выехал вперед, остановившись точно рядом с Ренной. Хотя алмора вроде бы больше не было видно, но Версен выкрикнул еще одно предупреждение об опасности, хотя люди и без того уже понемногу разбегались. И тут Хаден наотмашь ударил его по губам тыльной стороной ладони. Удар был столь силен, что вышиб ронца из седла, и он с громким всплеском упал прямо в лужу.

— Вставай! Скорее залезай обратно! — Брексан в ужасе протянула к нему руки.

Версен медленно поднялся. Не сводя глаз с серона, он провел рукой по окровавленным губам, вытер ее о плащ, взял Ренну под уздцы и повел ее к зеленой полоске общинной земли, ободряюще похлопывая кобылу по крупу и приговаривая:

— Ничего, не бойся, он ушел и ничего мне не сделает. Здесь совершенно безопасно.

Но Брексан сдаваться не собиралась. Развернув Ренну, она двинулась на Хадена, свирепо стиснув зубы и ударяя кобылу пятками в бока. А потом заставила ее прыгнуть и сама бросилась на серона. Ее нападение было столь неожиданным, что Хаден не успел даже вскинуть руки, чтобы прикрыться от ударов. Ругаясь, как пьяный сапожник, Брексан успела нанести ему несколько весьма чувствительных ударов по физиономии, и без того уже достаточно изуродованной, прежде чем ему удалось схватить ее за пояс и вышвырнуть из седла на землю. Брексан упала на спину и довольно сильно ударилась. От боли она не заметила, как смеялись над ней, повернувшись в седлах, Карн и Рала.

Несмотря на охвативший его бешеный гнев, Версен понимал, что слишком устал и обессилел от боли, чтобы принять участие в этой потасовке. Он просто подошел к Брексан и помог ей подняться, с трудом удерживая девушку от очередного безрассудного нападения на серонов.

Брексан едва стояла на ногах, но гневно выкрикивала, глядя на Хадена:

— Учти, проклятый ублюдок, я до тебя еще доберусь!

Покрытое шрамами лицо серона осталось совершенно бесстрастным. Он сплюнул Брексан под ноги кровавый сгусток, и она тут же снова рванулась к нему, но Версен держал ее крепко. И ей ничего не оставалось, как поносить Хадена последними словами и визжать, как обманутая торговка рыбой.

Версен в очередной раз подивился той силе духа и той ярости, что таились в душе этой хрупкой хорошенькой женщины, бывшего солдата малакасийской армии, дезертировавшей из своего полка. Даже в таком бешенстве Брексан казалась ему удивительно привлекательной.

— С тобой я готов хоть завтра в бой идти, — сказал он, игриво прижимая ее к себе и заботливо стряхивая у нее со спины прилипшую грязь

— Дай мне только этого типа раньше прикончить! — злобно прошипела она, не замечая, что из опухшего глаза на изуродованную скулу непрерывной струйкой стекают слезы. — Вот эту тварь! — И она для пущей убедительности ткнула в Хадена пальцем. — И еще того бездушного ублюдка, который мне скулу сломал. Клянусь всеми богами, Версен, я непременно вспорю этим гадам животы и съем их сердца! — Она помолчала, переводя дыхание, и прибавила: — И я хочу, чтобы в эти мгновения ты был со мной рядом.

Версен улыбнулся, вынул у нее из волос несколько комочков сухой земли и сказал:

— Что ж, это, наверное, самое приятное из того, что я до сих пор от тебя слышал.

Брексан рассмеялась, морщась от боли в щеке, и потянулась к поводьям. Ренна коротко заржала как бы в знак одобрения и пошла следом за Брексан по грязной дороге к причалам, видневшимся по ту сторону заросшей травой полосы земли.

Версен чуть помедлил и внимательно осмотрелся. Рядом уже не было ни души, хотя это место считалось одним из самых оживленных в Стрэндсоне. Неподалеку на земле валялись жуткие останки четырех жертв алмора, бесформенные бугорки, казавшиеся Версену открытыми ранами в теле земли, которые, возможно, никогда не затянутся и не зарастут. Он содрогнулся. И, стараясь ступать как можно осторожнее и даже близко не подходить к этим страшным следам нападения древнего демона, двинулся следом за Брексан. Ему казалось, что сама земля может вот-вот разверзнуться, и они вместе с Брексан и Ренной провалятся прямо в сверкающий жемчужно-белым ослепительным светом элдарнский ад.

За поросшим травой лужком простиралась гавань Стрэндсона. Обычно кипящие жизнью, доки сегодня примолкли. Весть о нападении алмора мгновенно облетела весь порт, и, кроме парочки пьяниц, крепко спавших возле пустой деревянной клети, Версен не заметил среди брошенных тюков и клетей с товарами ни одного грузчика, ни одного матроса или купца, ни одной проститутки. Казалось, они едут сквозь гробницу какого-то морского бога, полную судов, бакенов, траловых сетей и якорных цепей. Версен и Брексан разговаривали едва слышным шепотом, не решаясь нарушить окутавшую город тишину. Даже визгливые чайки молча бродили вдоль деревянных причалов и доков в поисках пищи, и Брексан стало не по себе при мысли о том, что даже эти, самые крикливые из морских птиц притихли, опасаясь жуткого алмора.

Пять пирсов вытянулись далеко в море, и самый длинный из них представлял собой совершенно невероятную конструкцию, покоившуюся на мощных дубовых сваях, врытых в морское дно на большой глубине. К этому пирсу была причалена двухмачтовая шхуна, глубоко сидящая в воде и, видимо, совершенно готовая к отплытию.

Эта шхуна называлась «Фалканская танцовщица» и, несмотря на крупные габариты, формы имела весьма изящные, обтекаемые, обладала довольно узким бимсом и, по всей видимости, была легка на ходу. Версену даже показалось, что шхуна уже уплывает в море, хотя он ясно видел, как крепко она причалена к пирсу. Прищурившись и напрягая зрение, он сумел разглядеть на палубе шхуны какое-то движение. И ужасная мысль пронзила его: неужели им с Брексан придется уплыть отсюда в открытое море?

И словно в ответ на его безмолвный вопрос, Карн и Рала погнали своих пленников по широкому дощатому причалу мимо деревянных клетей, приготовленных к отправке в неведомые элдарнские порты, туда, где была пришвартована «Фалканская танцовщица». Только тут Версен заметил малакасийский флаг, безжизненно обвисший на мачте, поскольку ветра не хватало даже на то, чтобы хоть шевельнуть его полотнище. Впрочем, подумал Версен, вряд ли кому-то нужно увидеть этот флаг, чтобы понять, что данное судно принадлежит имперскому военному флоту принца Малагона.

Чуть обернувшись, он прошептал:

— Ты что-нибудь в кораблях понимаешь?

Брексан снова приняла прежнюю позу — прижалась к его спине и обняла его руками: такое положение казалось ей наиболее безопасным и удобным. Однако даже говорить ей было трудно; каждое слово причиняло боль, и она, казалось, отдала бы сейчас хоть десять двоелуний собственной жизни за горсточку листьев керлиса.

— Ну, во всяком случае, мне ясно, что перед нами довольно большой корабль, — шепотом ответила она Версену. — А что? Ты разве совсем в кораблях не разбираешься?

— Я, между прочим, дровосек, — довольно язвительно, но по-прежнему тихо сообщил он. — И понимаю одно: это судно обшито деревом, таким же, какие я добывал в лесу. Это единственное, что я действительно знаю. И как-то не особенно стремлюсь узнать больше ни о судах, ни о судовождении.

Брексан еще крепче прижалась к нему.

— И я вряд ли стала бы обвинять тебя в том, что тебе этого не хочется. Но я почти уверена: если мы погрузимся на этот корабль, то, скорее всего, поплывем в Малакасию.

— Я так и думал, что ты это скажешь, — ответил Версен с кривой ухмылкой. — Что ж, похоже на правду.

Когда они добрались до конца пирса, Версен увидел, что команда шхуны полностью состоит из малакасийцев, но одетых не в форму, а в какие-то пестрые лохмотья.

— Но это же не военное судно! — удивленно произнес он. — Не моряки, а сброд. Такое только на торговом судне возможно.

Брексан смотрела, как целая орда матросов и грузчиков занимается размещением товаров и оснасткой корабля, и, несмотря на тревожные мысли о будущем, испытывала почти восторг от предстоящего плавания по Равенскому морю.

— Судя по тому, сколько здесь всяких клетей и тюков, — сказала она, — мы явились запоздалой и весьма нежелательной добавкой, поскольку судно и так уже здорово нагружено. Да и жители этого города — если вспомнить, как они нас встретили, — вряд ли были рады нашему появлению.

Словно подслушав их разговор, к ним подошел какой-то приземистый, толстый, похожий на поросенка купец с заплывшими жиром глазками. Он прямо-таки истекал потом, то и дело промокая свою сверкающую лысину носовым платком и словно желая отполировать ее до ослепительного блеска. На нем был совершенно неуместный в такую жару щегольской шелковый костюм и изящная рубашка с брыжами.

Брексан догадалась, что это хозяин «Фалканской танцовщицы», хоть он и выглядел на борту этого торгового судна совершенно не к месту: слишком хорошо одет и слишком толст. Когда он повернулся к ней лицом, Брексан с трудом заставила себя не смотреть на огромную безобразную то ли родинку, то ли бородавку, торчавшую у него на внешней стороне ноздри.

Купец попытался о чем-то переговорить с Карном, но беседа с сероном явно не клеилась, и он разочарованно глянул в сторону пленников. Но все же подошел ближе и заговорил с ними. Голос у него был такой хриплый и неровный, словно вся глотка забита слизью.

— Вам обоим лучше сразу сказать, где этот волшебный ключ, — пробулькал он.

— У нас его нет, — ответил Версен.

— Где же он?

— Дома оставили. — Версен гневно сверкнул глазами, этот жирный тип вызывал у него отвращение. — Как ты можешь работать на оккупантов! Совсем честь позабыл? Стыд и позор!

— При чем здесь честь? И ничего позорного я в этом не вижу. Я — торговец, а дельце мне предложили выгодное. Принц хочет... — Толстяк умолк, словно пораженный тем, что подобные жалкие оборванцы могли понадобиться Малагону, затем продолжил: — Принц хочет, чтобы вас к нему доставили, и я вас к нему доставлю — причем за очень даже неплохую плату.

Он гнусно захихикал, и жирные складки так и заколыхались у него под подбородком. Брексан содрогнулась от отвращения.

— Но если вы скажете мне, где я могу найти тот камень, который так нужен Малагону, — прибавил купец, — я позабочусь, чтобы с вами хорошо обращались: хорошо кормили, устроили поудобнее, дали переодеться. — Он посмотрел на Брексан, словно пытаясь представить себе, какова она будет после горячей ванны. — И может быть, я даже дам этой молодой особе с разбитым лицом немного керлиса. — И он деловито потребовал: — Ну, быстро! Говорите, где ключ.

Версена все эти посулы оставили совершенно равнодушным, и он, окинув купца таким гневным взглядом, что тот даже немного отступил назад, процедил сквозь зубы:

— Даже не надейся. И советую тебе, да-да, именно тебе, молиться всем богам Северных лесов, чтобы я никогда до тебя не добрался!

Купец, отскочив от него на безопасное расстояние, злобно рассмеялся:

— На этот счет, мой вонючий дружок, можешь не беспокоиться! Я для тебя отличную темницу приготовил, так что в Ориндейл прибудешь в целости и сохранности.

Значит, Ориндейл! Но даже услышав это, Версен заставил себя сохранять внешнее спокойствие и, презрительно улыбнувшись, с беззаботным вздохом сказал:

— Ну что ж, тогда давайте отчаливать.

 

 

* * *

Ханна Соренсон тащилась, по колено утопая в жидкой грязи. Впервые со времени своего неожиданного прибытия в Элдарн она была счастлива, что на ней сапоги, а не кроссовки. Их продвижение по дороге, ведущей в Миддл-Форк, несколько ускорилось с тех пор, как они, миновав пригороды Саутпорта, свернули на север. Хотя здешним представителям оккупационной армии «удалось» найти и повесить несколько человек, подозреваемых в убийстве того солдата, который напал на Ханну на горной дороге, всем было ясно, что повешенные ни в чем не виноваты. Так что поиски настоящих убийц продолжались; искали также небольшой отряд партизан — или, возможно, кого-то одного из инсургентов, либо чересчур храброго, либо чересчур беспечного, — который спалил до ватерлинии крупное малакасийское торговое судно.

Во время пожара, правда, никто не погиб, но огнем было уничтожено огромное количество оружия, серебра, провизии и одежды. Единственным ключом к определению личности поджигателя были свидетельские показания одного типа, который утверждал, что видел какого-то мужчину, убегавшего с причалов. Свидетель утверждал, что этот человек, по всей видимости, был ранен, потому что сильно хромал, что было заметно даже в темноте.

Пробираясь все дальше на север, Ханна, Хойт и Черн несколько раз были остановлены патрулем и допрошены насчет того, куда они идут и чем занимаются. Путешественники упорно придерживались одной и той же легенды: они бродят по стране в поисках работы и только что отработали на уборке большого урожая темпины в одном пригородном хозяйстве, а теперь направляются в Миддл-Форк, надеясь на зиму подыскать работу где-нибудь в тепле, скажем, на кухне. Хойт в таких случаях всегда тыкал пальцем в Черна и пояснял:

— Ну, он-то, конечно, работать не будет. Хорошо, если хоть несколько медных монет получит, собирая хворост или чистя снег во дворе. — И чаще всего малакасийцы понимающе ему кивали и отпускали без лишних слов, впрочем, с ног до головы оглядев Черна.

Таким образом троице удавалось продолжать путь без особых задержек. Все принимали их за вполне законопослушных, замученных тяжелой работой бродяг, которым и без того тяжко приходится, ибо они вынуждены заботиться еще и об этом здоровенном глухонемом дурне. В общем, они не были похожи на тех, кто способен убить вооруженного воина, не говоря уж о том, чтобы поджечь и ограбить в ночи малакасийский галеон.

Ханна предпочитала во время этих допросов помалкивать, предоставляя Хойту возможность очаровывать тех, кто их допрашивал. Каждый раз, когда их останавливали, в голове у нее крутилась одна и та же отчетливая мысль: из-за нее могут арестовать и даже убить обоих ее спутников. Чего там говорить, одного ее белья или носков для малакасийцев хватило бы, чтобы их всех тут же на месте и прикончить; уж эти-то улики прекрасно доказывали, что никакая она не местная крестьянка.

Ханна с самого начала твердо решила непременно оставить при себе бюстгальтер, трусики и носки, ибо понятия не имела, что именно женщины Элдарна носят под платьем. Кроме того, она просто не способна была представить себе, как пройдет такой путь пешком без носков, надев прямо на голое тело грубую одежду из колючей домотканой шерстяной ткани. В итоге она решила, что никаких особых проблем с ее бельем возникнуть не должно, поскольку она никогда не раздевается там, где ее может кто-нибудь увидеть.

Теперь же Ханна успела не один раз пожалеть, что предпочла комфорт осторожности. Когда их в очередной раз останавливал патруль, сердце у нее уходило в пятки: а что, если их обыщут? Что, если кому-нибудь из этих грубых патрульных вздумается пощупать, что у нее под рубахой? Хотя ее белье не было ни особенно дорогим, ни особенно сексапильным, шили его все же явно не в Элдарне. И скрыть это будет невозможно, особенно если их остановят во время дождя — вот тогда мокрая рубаха, прилипшая к груди, выдаст ее куда быстрее любой словесной оговорки.

Ханна просто в ужас приходила от подобной возможности. Ее стоящие торчком груди не могут не вызвать подозрений — ведь здесь, похоже, никто никаких бюстгальтеров не носит. Грудь у нее, может, и не такая уж большая, особенно по американским стандартам, но в бюстгальтере всегда выглядит очень даже ничего и, конечно же, сразу привлечет внимание солдат.

И Ханна, догадываясь, что малакасийские мужчины в этом отношении ничем не отличаются от всех прочих мужчин в мире, принялась горбиться и сутулиться и каждый раз старательно одергивала рубаху, когда к ним приближался патруль или они сами проходили мимо постовых на дороге.

— Да что с тобой, черт возьми, такое? — свистящим шепотом, стараясь не рассмеяться, спрашивал ее Хойт, как только очередной патруль, разминувшись с ними, начинал удаляться к югу. — Хватит с нас и одного придурка, так что нечего и тебе убогую дурочку изображать.

— Все дело в моей... — Ханна попыталась отыскать подходящее слово, слушая, как хлюпают промокшие насквозь слишком большие для нее сапоги. — Фигуре.

Чтобы не прыснуть со смеху, пока солдаты не успели еще отъехать достаточно далеко, Хойт зажал нос и спросил:

— А что плохого в твоей фигуре?

— Что значит, плохого? — возмутилась Ханна, хотя сердиться вовсе и не собиралась.

Ничего в ней нет плохого; я совсем и не про то говорил. Вот черт! Ты что, этих солдат не видишь? Мы сейчас о чем говорим-то? — Хойт тщетно пытался добиться, чтобы она наконец его поняла. — Я и не думал утверждать, что у тебя плохая фигура. У тебя прекрасная фигура... очень даже! Нет, ну как ты не поймешь? Я ведь о том, что ведешь ты себя как полоумная! — И Хойт поспешно отвернулся — мимо них как раз проехал командир патруля, и сказал: — Доброе утро, господин мой!

— Я так веду себя, потому что — раз уж ты сам этого до сих пор не заметил — моя фигура, если можно так выразиться, заставляет обращать на себя внимание. Особенно во время дождя. На радость любому мужчине. На радость любому солдату этой вашей Малакасии! Ради бога, Хойт, посмотри на мою грудь!

Хойт захихикал.

— Я, честно говоря, и не собирался говорить с тобой об этом, но ты, видно, знаешь какой-то женский секрет. Уверен, немало женщин в Саутпорте захотели бы, чтобы ты им этот секрет раскрыла. — Мимо наконец проехал последний конный; копыта лошадей вдрызг раздолбали и без того грязную дорогу, так что идти стало еще труднее, зато можно было говорить почти в полный голос. — А правда, что это у тебя такое? Нечто вроде корсета?

— В общем, да. Но только гораздо удобнее и легче. Я не знаю всех тонкостей, но эта вещь поддерживает грудь гораздо лучше, чем то, что носят женщины у вас в Праге.

Черн насмешливо хмыкнул и что-то добродушно проворчал, видимо имея в виду ту нелепейшую в данной ситуации тему, которую они обсуждали. И Ханна тут же почти машинально поправила на себе одежду, прежде чем сказать что-то еще.

— В общем, — твердо заявила она, — пока не перестанут лить дожди и пока мы не доберемся до города, где можно будет раздобыть мне какую-нибудь более подходящую одежду, а эту выбросить, я буду и горбиться, и даже ногу слегка приволакивать. Иначе эта слишком теплая и жутко колючая рубаха, которой ты меня снабдил, так и будет, едва намокнув, выставлять мой бюст напоказ. Так что, возможно, тебе придется исхитриться и придумать новую историю о том, как тебе, бедняге, приходится странствовать по белу свету с двумя придурками!

При этих ее словах Черн разразился громоподобным, каким-то нутряным хохотом, звучавшим одновременно и весело, и трагично — казалось, кто-то исполняет на сломанной тубе некий победоносный марш.

— Ничего себе! — воскликнул Хойт и тоже расхохотался. — Значит, ты будешь все внимание уделять своей... э-э-э... «фигуре», а я должен буду придумать достаточно убедительную историю о том, почему путешествую с женщиной, чья «фигура» выглядит во время дождя такой вызывающей!

В конце концов Ханна тоже засмеялась, несмотря на все свои страхи. Действительно, постоянные опасения, что их схватят из-за такой ерунды, как ее нижнее белье, начинали уже ее утомлять. И она решила сменить тему.

— Расскажи мне об Алене Джаспере более подробно, пожалуйста, — попросила она.

Хойт и сам был рад поговорить о чем-нибудь другом; он был смущен не меньше Ханны, и оба они покраснели так, словно перенесли тепловой удар.

— Ален... Что ж, он человек очень интересный. Я его с детства знаю, и, по-моему, не хуже, чем всех прочих своих знакомых. Он учил меня читать, когда я был мальчишкой; для тебя это, может, и ничего особенного, но я всегда ленился ходить в школу и без него почти наверняка остался бы неграмотным. А уж о том, как лечить людей, и о медицине вообще совсем ничего не узнал бы.

— Так он тоже врач?

— Нет. — Хойт задумался, подыскивая подходящие слова. — Когда к власти пришел принц Марек, а это случилось почти тысячу двоелуний назад... — Он умолк, увидев, что лицо у Ханны стало совсем растерянным, и начал снова: — В общем, пять-шесть поколений назад Марек, придя к власти, первым делом позакрывал все университеты, так что со временем ни у кого даже мысли не возникало о том, чтобы выучиться и стать, скажем, врачом. Сейчас наши целители сохранили какие-то знания только благодаря устной традиции. Мы даже врачами себя не именуем, потому что в народе еще сохранилась память о том, какими прежде были настоящие врачи. Я сумел узнать, может быть, больше многих, но даже у меня нет и сотой доли тех знаний, какими обладали врачи до падения королевского рода Грейслипов.

— Но это же трагедия! Как мог правитель допустить, чтобы в его государстве уничтожались сами основы знаний?

— Понятия не имею, что послужило этому причиной, но теперь вряд ли можно что-то изменить. Даже если б мы и сумели вновь открыть университеты, то в них ведь некому было бы преподавать: ни одного практикующего, настоящего врача среди нас уже не осталось. Такого, который смог бы воссоздать хотя до некоторой степени прежнюю систему обучения. — Хойт с силой поддел носком сапога комок грязи. — Не осталось в живых никого, кто знал бы хоть, что именно нам следует изучать и в какой последовательности.

— Как же ты-то врачевать научился?

— Мне Ален помогал. — Хойт







Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 380. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!




Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...


Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...


Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...


Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Случайной величины Плотностью распределения вероятностей непрерывной случайной величины Х называют функцию f(x) – первую производную от функции распределения F(x): Понятие плотность распределения вероятностей случайной величины Х для дискретной величины неприменима...

Схема рефлекторной дуги условного слюноотделительного рефлекса При неоднократном сочетании действия предупреждающего сигнала и безусловного пищевого раздражителя формируются...

Уравнение волны. Уравнение плоской гармонической волны. Волновое уравнение. Уравнение сферической волны Уравнением упругой волны называют функцию , которая определяет смещение любой частицы среды с координатами относительно своего положения равновесия в произвольный момент времени t...

Понятие о синдроме нарушения бронхиальной проходимости и его клинические проявления Синдром нарушения бронхиальной проходимости (бронхообструктивный синдром) – это патологическое состояние...

Опухоли яичников в детском и подростковом возрасте Опухоли яичников занимают первое место в структуре опухолей половой системы у девочек и встречаются в возрасте 10 – 16 лет и в период полового созревания...

Способы тактических действий при проведении специальных операций Специальные операции проводятся с применением следующих основных тактических способов действий: охрана...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.013 сек.) русская версия | украинская версия