Глава пятнадцатая. Энни казалось, что она пытается выплыть со дна океана, наверх, к свету, а вокруг клубятся в мутно‑зеленом тумане неясные тени

 

Энни казалось, что она пытается выплыть со дна океана, наверх, к свету, а вокруг клубятся в мутно‑зеленом тумане неясные тени, колышутся склизкие водоросли, опутывают по рукам и ногам, не дают шевельнуться, тянут обратно. Она борется с ними, но тяжелая вода давит на грудь, сжимает ей легкие, и гнусные щупальца волокут вниз, в мрачные глубины. Она в отчаянии открывает рот – и вдруг высвобождается, а потом неторопливо, неуклонно начинает подниматься наверх, укутанная ласковым невидимым коконом. Ей хочется так плыть бесконечно, наслаждаясь теплом и покоем, но неожиданно вода расступается и легкие обжигает острый холодный воздух.

Сначала она испытала боль, потом накатила паника. Что‑то закупорило ей горло и не давало дышать. Энни постаралась унять бешено колотящееся сердце и постепенно начала различать звуки: тихо гудели и жужжали медицинские приборы. Все хорошо, успокаивала она себя, я в больнице. Глаза медленно привыкали к приглушенному свету Ей показалось, что рядом кто‑то есть – отец? – но потом она поняла, что одна.

Энни не могла вспомнить, как сюда попала, в голове остались только смутные обрывки событий, но ясно осознавала, что лежит в палате. Кровать была чуть приподнята, что облегчало обзор. Всю ее опутывали какие‑то провода и трубки, в руке торчал катетер. Рядом с кроватью – капельницы с кровью, плазмой и каким‑то прозрачным раствором. Посмотрев на монитор, она увидела, что давление у нее сто двадцать пять на девяносто один, а пульс сто два. Она глядела на мигающие экраны и успокаивалась – цифры немедленно это отразили: давление стало сто девятнадцать на семьдесят восемь, пульс упал до семидесяти девяти. Не надо нервничать, сказала себе Энни. Так оно будет лучше. Да и вообще все неплохо. Горло, правда, по‑прежнему саднило, и дышать было немногим легче, чем на дне океана.

Проведя нечто вроде беглой инвентаризации всех этих трубок, иголок и приборов, а также своих болезненных ощущений, Энни вдруг искренне поразилась, как это она до сих пор жива. Наверно, она умирала и машины дышали за нее или она по случайности ненадолго вернулась с того света, но сейчас несомненно была жива. Думать было трудно. Мысли ворочались тяжело, медленно, словно ватные, в памяти были провалы. Что еще? Нос вроде на месте, уши, руки, ноги тоже. А вот спина и грудь болят просто зверски.

Ей, конечно, дают обезболивающие препараты, но их явно недостаточно. Ощущение такое, будто ее долго колотили здоровенной бейсбольной битой. Может, так оно и было, поэтому она здесь? Однако пальцы на ногах она чувствует и даже в состоянии слегка сжать кулаки, значит, позвоночник не поврежден.

У Энни было смутное ощущение, что за стеной палаты деловито снуют люди, она слышала обрывки разговоров и смех, но в комнате не было часов, а где ее наручные, она не знала и не могла понять, ни который час, ни даже – день на улице или ночь. Она лежала и боролась с паникой, то и дело норовившей захватить все ее существо. Очень хотелось пить, а рядом с койкой на тумбочке стоял пластиковый стаканчик с водой, однако, даже если б она смогла до него дотянуться, пить с трубкой во рту все равно невозможно. И позвать никого не удастся. Снова накатила паника, и Энни в ужасе стала искать глазами кнопку вызова медсестры. Да вот же она. Энни нажала на нее, но тут как раз в палату вбежали люди, и один из них несомненно был Рей, ее отец – небритый и взъерошенный сильнее, чем обычно. Она не могла произнести ни слова, по щекам катились слезы, и сердце разрывалось от нежной любви к нему. Обессиленная, Энни откинулась на подушки, а врачи тем временем принялись хлопотать, освобождая ее от трубки в горле.

 

Было уже за полночь, начался новый день. Все в зале совещаний порядком устали, но никому и в голову не приходило, что надо бы немного поспать: пока не пойман тот, кто стрелял в Энни, и не освобождена дочь Бэнкса, об отдыхе и думать не приходилось. Народу собралось много: Бэнкс с Уинсом, Жервез, Дуг Уилсон, Джеральдин Мастерсон, Вик Мэнсон, Стефан Новак и несколько сотрудников в форме – из дорожной, патрульной и службы связи. Все уже знали, что Вик Мэнсон сличил отпечатки пальцев Фермера с фотографии Джаффа (до которой тот имел неосторожность дотронуться) и неопознанные пальчики на обойме пистолета из спальни Эрин Дойл. Они оказались идентичны, что подтверждало связь между Фермером, Маккриди и убийством Марлона Кинкейда. А вот выйти на Джастина Певерелла пока не удавалось, его не было в официальных базах данных.

После того как Бэнкс и Уинсом доложили о результатах своего визита к Фанторпу и Виктору Мэллори, Жервез обратилась к Мастерсон и Уилсону:

– А что вы добыли в отделе по особо тяжким в Западном Йоркшире и смогли узнать у Квислинга?

Уилсон, слегка, похоже, утомленный рвением стажера Мастерсон, жестом дал понять, чтобы она сама отвечала.

– Немного, мэм, – ответила та, явно нервничая перед столь внушительной аудиторией. – Суперинтендант Квислинг подтвердил, что тело Марлона Кинкейда было обнаружено в парке Вудхаус‑Мур, в Лидсе, рано утром шестого ноября две тысячи четвертого года.

– Кто ж его нашел? – спросил Бэнкс. – Псих – любитель оздоровительного бега по утрам? Или собачник?

– Нет, сэр. Люди из общества по безопасности труда и охране здоровья. Там же фейерверки запускали, вот они и хотели удостовериться, что нигде ничего не горит.

– Надо же, в кои‑то веки и они пригодились, – усмехнулся Бэнкс. – Чудеса случаются. Давайте дальше, Джеральдин.

Она смущенно улыбнулась и продолжила:

– Труп частично обгорел, но уже на месте преступления было установлено, что Кинкейда застрелили. Стреляли дважды. Результаты баллистической экспертизы вам известны. Мистер Квислинг сказал, невозможно было установить, кто именно там находился. Праздник, куча народу, танцы, оркестр, масса выпивки. Словом, следов не найти.

– А что Ян Дженкинсон? От него не удалось получить побольше информации, чем от Квислинга? – поинтересовалась Жервез.

Мастерсон мельком глянула на Дуга Уилсона, словно спрашивая у него, кто из них будет дальше отвечать на вопросы. Все же он исключительно похож на Гарри Поттера, подумала Жервез. И этот галстучек, и блейзер, все один в один. А Джеральдин – вылитая его однокашница по школе Хогвартс – длинные рыжие волосы, зеленые глаза, высокий чистый лоб и нежная бледная кожа. Примерная ученица, только волшебной палочки не хватает. Она у них в отделе совсем недавно, так что прозвище ей еще дать не успели. Энни Кэббот, которая в таких вещах разбирается, говорит, что Джеральдин очень напоминает Элизабет Сиддал, знаменитую красавицу, позировавшую Данте Габриэлю Россетти, но, пожалуй, для прозвища это не годится.

Дуг Уилсон поправил очки и ответил сам:

– Хотите верьте, хотите нет, но Ян Дженкинсон собирается принять духовный сан. Решил стать священником англиканской церкви. Очень сделался набожным. Не до фанатизма, вполне вменяемый, однако это весьма крутой поворот, учитывая его прошлое.

– Полагаю, надо возблагодарить небеса за то, что существует такая штука, как центры реабилитации, – заметила Жервез. – Продолжайте, пожалуйста.

– Дженкинсон неплохо знал Кинкейда. В тот вечер он приехал из Иствейла на фейерверк, видел его и перебросился с ним несколькими словами. Кинкейд упомянул, что, дескать, его предупредили: не лезь на чужую территорию, здесь всем заправляет Фермер, но, как показалось Дженкинсону, большого значения этому не придал. Он был мелкая сошка, приторговывал травкой и иногда экстези среди студентов, причем считал этот маленький бизнес своей законной долей и уступать не собирался. Это дошло до Фермера, который не желал терпеть никаких конкурентов.

– То есть смерть Кинкейда должна была послужить уроком для всех остальных?

– Полагаю, что так, мэм.

– А Дженкинсон видел, как его убили?

– Уверяет, что нет.

– Вы ему верите?

– Да, мэм. Его набожность отнюдь не поза, он действительно раскаялся. Видел бы, так сказал. Он описал ту ночь: громкие взрывы фейерверков, повсюду музыка, народу тьма, много пьяных, некоторые так и засыпали прямо на лужайках. Время и место для убийства были выбраны идеально.

– Да уж, действительно, – кивнул Бэнкс. – Дженкинсон знаком с Джаффом Маккриди?

– Говорит, что нет. Но он видел молодого человека, по описанию очень похожего на Маккриди, который совсем поздно потихоньку улизнул с праздника. Он был в черной кожаной куртке, и Дженкинсон обратил внимание, что одну руку он держал за пазухой, как если бы что‑то там прятал.

– Например, пистолет, – сказал Бэнкс. – А Дженкинсон сообщил об этом Квислингу, когда шло расследование?

– Нет. Он объясняет это тем, что, во‑первых, и сам был далеко не трезв, а во‑вторых, меньше всего на свете ему тогда хотелось иметь дело с полицейскими, у него с ними и своих проблем хватало. Так что он дал показания и по‑быстренькому уехал обратно в Иствейл.

– Н‑да, – протянул Бэнкс, – он не упомянул об этом и когда я допрашивал его в Иствейле, только намекнул, что между Фермером и Кинкейдом имелись разногласия. А когда я на него нажал, то стал уверять, будто ничего о Фермере не знает, даже не в курсе, фамилия это или прозвище. Джафф Маккриди тогда и близко не фигурировал в деле.

– Раз на обойме отпечатки Фермера, – сказала Жервез, – а стрелял в Кинкейда Маккриди, то получается, что пистолет он получил от Фермера и тот – заказчик убийства. Возможно, Маккриди решили «повязать» кровью? И проверить, на что тот способен?

– Непонятно, почему Маккриди не избавился от оружия, – задумчиво сказал Бэнкс.

– Использовал его как своего рода страховку против Фермера? – предположила Жервез.

– Как явную – нет, исключено. Если б Маккриди только заикнулся на эту тему и попробовал шантажировать Фермера, он бы «мама» не успел сказать, как Киаран с Дарреном порезали его на мелкие кусочки. Можно не сомневаться – если заказчиком убийства и вправду был Фермер, он понятия не имел, что Маккриди оставил у себя пистолет.

– Так зачем же он его оставил? – спросила Уинсом.

– Из безответственного идиотизма? Вряд ли. Вообще‑то Маккриди и его приятель Виктор Мэллори любят оружие. Это у них вроде хобби. Полиция Западного Йоркшира все еще ищет подпольную лабораторию Мэллори. Штука в том, что когда они ее найдут, там же обнаружится и немалое количество «Байкалов». «Смит‑вессон» хороший пистолет. Я думаю, Маккриди все же приберег его как страховку. Фермер, конечно, велел Маккриди избавиться после убийства от пушки, но самонадеянный ублюдок решил ее сохранить. Он, вероятно, знал, что Фермер оставил на обойме свои отпечатки. Маккриди протер ствол и рукоятку, а обойму трогать не стал. Считал, что этим себя обезопасит.

– Звучит разумно, – согласилась Жервез.

– Итак, – продолжал Бэнкс, – у нас есть куча разрозненных фактов, а чтобы свести их в единое целое, нам необходим адрес этого чертова Джастина Певерелла. Это выжидательная тактика, и она нам невыгодна – ставки слишком высоки, чтобы следовать за обстоятельствами. Мы должны быть на шаг впереди. Нужно расширить дорожные поиски. Раз украденный фургон – старая развалина, то имеется шанс, что они все еще тащатся где‑то по трассе М1.

– А если уже нет? – спросила Жервез.

– Значит, они поехали в объезд, кружным путем. Или Маккриди надоело плестись как черепаха, и он решил сменить машину.

– Всем патрульным службам дано оповещение искать белый фургон, направляющийся в Лондон, – сказала Жервез. – А если они остановятся где‑нибудь на ночь, то нам это только на руку, тем больше у нас времени, чтобы обнаружить Певерелла. Он ключ ко всему. Как только мы узнаем, где он живет, устроим там засаду.

– Так‑то оно так, – пожал плечами Бэнкс, – да навряд ли Маккриди будет где‑нибудь останавливаться. Он постарается поскорее встретиться с Певереллом, забрать у него то, что ему нужно, а потом исчезнет, как дым. По крайней мере, он на это рассчитывает.

– А Трейси? – спросила Жервез.

– Мне не хочется об этом думать, – ответил Бэнкс. – Мне кажется, не в его интересах причинять ей вред. И даже не в интересах Киарана и Даррена, что бы там ни говорил Фанторп. С другой стороны, как только Маккриди уладит свои проблемы с документами, Трейси станет не просто ненужной, она станет ему обузой. Вот потому мы и должны добраться до него как можно раньше.

– Отряды центра спецподразделений готовы действовать по первому нашему требованию по всей стране, – заметила Жервез.

Бэнкс вымученно улыбнулся:

– Странно, почему мне от этого не легче?

– А не взять ли нам Фермера в оборот прямо сейчас? – предложила Жервез. – Теперь, когда у нас есть его отпечатки, мы можем ему кое‑что предъявить и даже надавить на него.

– Не думаю, что из этого что‑нибудь получится, – возразил Бэнкс. – Он ничего нам не скажет, и адвокаты вытащат его из‑под ареста в две секунды. Что у нас есть против него? Только то, что он держал в руках обойму от пистолета. Ну и?.. Это никак не доказывает, что он застрелил Марлона Кинкейда. Да он и в самом деле в него не стрелял. Уверен, что его и на тех фейерверках не было. Стопроцентное алиби – вот что у него есть.

– Но вы ж сами говорили, что его имя всплывало во время следствия по делу Кинкейда! – уточнила Уинсом.

– Я сказал лишь, что его упоминал Ян Дженкинсон, который ничего, в сущности, про Фанторпа не знал. Это не повод для ареста.

– Короче, сейчас на Фермера нам времени тратить не стоит, – подытожила Жервез.

– Да, лучше подождать, пока мы не найдем против него кое‑чего посерьезней. А сейчас нам нужно глаз с него не спускать.

– С этим все в порядке, Алан. Полицейские из Рипона взяли его под усиленное наблюдение. Никуда он не скроется.

– Да и зачем ему? Он прекрасно обделывает свои делишки, не выходя из дома. А как насчет Киарана и Даррена? – спросил Бэнкс.

– Мы не можем проверить все лондонские отели и гостиницы, – признала Жервез. – Кроме того, они могли остановиться в частном доме. Все, что мы знаем, вы же нам и сообщили: они где‑то в Лондоне, ждут указаний своего босса.

– А вы проверили, нет ли у Фанторпа недвижимости в столице?

– Проверили. Ничего нет. Во всяком случае, зарегистрированной на его имя или на его компании.

– Черт! То есть все‑таки выжидательная тактика.

– Ну мы уже многое выяснили. Осталось добавить несколько недостающих фрагментов, и пазл сложится, – мягко заметила Жервез.

– Наши коллеги в Лондоне тоже ведь не сидят сложа руки, – напомнила Уинсом. – Джастина Певерелла сейчас ищут все. Бюро полицейской разведки поставило на уши всех своих информаторов, оповещены агенты, внедренные в сеть незаконной иммиграции. Это довольно рискованно, но они к этому готовы: всем известно про Энни Кэббот.

– Да, понимаю, – угрюмо кивнул Бэнкс. – Я ведь не в качестве критики. Просто дергаюсь, вот и все.

– Почему бы вам не поехать домой? – предложила Жервез. – Ну то есть в этот пансион, где вы остановились. Передохнуть немного, а лучше даже поспать. Большой необходимости в вас нет. Людей у нас более чем достаточно, а вы, того и гляди, заснете прямо на ходу. Мы будем работать дальше и, как только что‑нибудь изменится, сразу же дадим вам знать.

– Сразу же?

– Немедленно.

– Пожалуй, я так и сделаю. Как Энни?

– Держится. Она молодец. С ней ее отец. Как только будут новости, вы узнаете о них в ту же минуту, что и я. – Жервез заметила, что Бэнкс все еще колеблется. – Не волнуйтесь. Я все держу под контролем. Мы отслеживаем малейшую информацию. Уинсом, на вас связь с Лондоном. Что‑нибудь должно сработать, слишком много народу задействовано, чтобы нигде не проклюнулось. Мы неизбежно выйдем на этого Певерелла.

– Да, мэм, – отчеканила Уинсом. – Я уже работаю с полицией Лондона по нескольким каналам.

– Хорошо. И нельзя забывать, что Киаран и Даррен тоже ищут Джастина. У него будет мало шансов уцелеть, если они найдут его первыми.

– Это уж точно, – подтвердил Бэнкс. – И у Джаффа. И у Трейси. Киаран наверняка перевозбужден – после мирных бесед с Виктором Мэллори и Роуз Престон у него просто руки чешутся искалечить кого‑нибудь.

Жервез и Уинсом промолчали.

В дверь торопливо постучали, и сразу вслед за тем вошел констебль, держа в руке желтый листок с сообщением.

– Извините, мэм, – обратился он к суперинтенданту Жервез, – важная информация, и я подумал, что вы захотите узнать об этом как можно быстрее.

– Важная, говорите? Ну давайте.

– Это насчет инспектора Кэббот. Сообщение из больницы. Она пришла в себя.

Жервез, улыбаясь, смотрела на Бэнкса.

– Что же, планы изменились?

– Это точно, – кивнул он, – потом отосплюсь. – Отвезешь меня, Уинсом?

– С удовольствием.

 

Настроение у Фанторпа после разговора с Бэнксом было не самое радужное. Не то чтобы он всерьез обеспокоился, и все же… У полиции ничего против него нет и не будет. Он никогда не дотрагивался до своего товара, не вел никакой документации, а у тех, кто знал о его реальных делах, хватало ума не упоминать его имени. Несколько лет назад произошла небольшая утечка, но этот парень, Ян Дженкинсон, даже не знал, кто такой Фермер и каким боком он ко всему причастен. Фанторп был в курсе, что сейчас Дженкинсон готовится стать священником. И прекрасно. Фермер никогда не выпускал из виду тех, с кем пересекались его дорожки, ведь неизвестно, кто и зачем может тебе пригодиться, а иметь в запасе «ручного» викария отнюдь не лишнее.

В свое время этот парнишка был наркоманом. Фермер с такими людьми категорически не работал. В его бизнесе – он это давным‑давно понял – надо иметь на плечах трезвую голову, а значит, ни в коем случае не «юзать» то, чем торгуешь. Это как хозяин паба – начнешь прикладываться к спиртному, считай, с тобой покончено. Рано или поздно ты потеряешь контроль над ситуацией и преспокойно будешь дрыхнуть в пьяной отключке, пока твое заведение горит от неосторожно брошенного окурка, после того как все забулдыги разошлись по домам. Нет, воздержание – самая разумная линия поведения. Единственно разумная. Что не мешает время от времени порадовать себя превосходным виски, подумал Фермер, осушив стакан до дна.

Насчет Джаффа у него возникали подобные опасения. Фермер знал, что тот не брезгует коксом, но парень настолько четко, быстро и хладнокровно мыслил, что это казалось несущественным. Есть такие люди – в состоянии наркотического возбуждения они соображают лучше или уж, во всяком случае, не хуже, чем обычно. Джафф был как раз из таких. Или казался таким.

Фанторп предупредил с самого начала: если Джафф хоть однажды будет замечен в невменяемом состоянии, всякие отношения на этом прекращаются. И Фанторп ни разу не подловил его. А что творил Джафф вне их общих дел, Фанторп не знал и знать не хотел. Зато он знал другое – парнишка обладал острым, расчетливым умом и вносил весомый вклад в казну своего босса. Он был нахален и самолюбив и предпочитал думать о себе не как о подчиненном, а как о равноправном партнере, в чем Фермер его нисколько не разубеждал. До известного предела.

Но теперь дело зашло слишком далеко. Действовать нужно быстро и решительно, устранив на корню источник возникших проблем, а не то есть риск выпустить вожжи из рук. Строго говоря, устранить нужно не источник, а источники, поскольку девчонка Бэнкса является неотъемлемой частью проблемы. А ведь он, Фермер, предлагал уладить все полюбовно. Ну что ж, теперь она разделит судьбу Джаффа, и все опять пойдет тихо‑гладко. Киарану с Дарреном придется на некоторое время исчезнуть за границей, все операции сократить до минимума, необходимого, чтобы система продолжала работать, впасть, так сказать, в зимнюю спячку, а затем потихоньку можно будет опять вернуться к нормальному ритму.

Фермер налил себе очередную порцию виски, удобно развалился в кресле и с ленивым довольством оглядел свой кабинет. По‑прежнему звучала классическая музыка – он не знал, что это за произведение, но ему нравилась неторопливая мелодия и инструменты: флейта, струнные, тихим отголоском вступают духовые. Не то, что современная долбежка по мозгам. Он закурил кубинскую сигару и прижмурился от наслаждения.

Не понять ему копов, не понять. Проживи он хоть тысячу лет, а все равно в голове не укладывается. Вот раньше, когда все четко знали что к чему, они выбивали показания у невиновных, а некоторых так и вовсе отправляли на виселицу, брали мзду и прямые взятки, продавали конфискат… и частенько доходили до полного безумия от ощущения своей власти. Но с ними всегда можно было договориться.

Потом приняли новый закон о полиции и произвели мощную чистку рядов, однако никто не в силах убедить Джорджа Фанторпа, что ничего подобного больше не происходит, что подозреваемых перестали колотить как бубен или копы теперь не берут на лапу. И вот однажды на твоем пути встает такой вот Бэнкс, сукин сын, одиночка и анархист, который и пальцем не желает шевельнуть, чтобы спасти жизнь собственной дочери. Куда катится мир! Безумие.

А Джафф… вон как оно обернулось. Фанторп вспомнил их первую встречу шесть лет назад в навороченном ресторане в Коллз. Один из тех, с кем обедал Фанторп, обратил его внимание на парнишку за соседним столиком, с ним еще были две прехорошенькие девушки. Когда их познакомили, Фанторп, пожимая ему руку, сказал: «Так значит, ты сынок Джека Маккриди. Господи помилуй! Я не был знаком с ним лично, но из‑за твоего старика я в свое время потерял шиллинг‑другой». Джафф улыбнулся, но улыбка не коснулась его темных тревожных глаз.

Они немного поболтали о скачках, и Джафф проявил изрядную осведомленность, а вскоре обоим стало ясно, что они сделаны из одного теста, хотя напрямую не было сказано ни слова.

Фермер дал Джаффу свою визитку. Джафф ему – ключ от номера в небольшом фешенебельном отеле для избранных, расположенном прямо через дорогу, и в придачу одну из своих спутниц. Какая была ночь! Они к этому никогда не возвращались, дальнейшие отношения были исключительно деловыми, но ту ночь Фермер запомнил навсегда. Потом он не раз представлял себе, как Джафф развлекается с потрясающими красотками, пока он торчит дома и голова его занята денежными подсчетами, идиотскими проблемами образования дочерей и немыслимыми тратами Зеновии.

Он сознавал, что завидует Джаффу и что в каком‑то смысле тот словно бы живет полной жизнью – за него, за Фанторпа. Иногда он заходил так далеко, что воображал, будто Джафф заместил собой сына, которого судьба не удосужилась ему подарить. И, пожалуй, в бизнесе Джафф и впрямь был не столько наемным сотрудником, сколько партнером, хотя Фермер и не желал себе в этом признаться.

А еще он вспомнил другую их встречу, в этом самом кабинете, спустя несколько месяцев после знакомства. Он живо представил всю сцену в подробностях: вот он протягивает Джаффу «смит‑вессон», предварительно вставив туда магазин, объясняет, кого надо убрать, и напоминает, что сразу вслед за тем пистолет нужно выбросить в реку Похоже, последнюю инструкцию парень не выполнил. Ну и что с того? Фермер еще раз все тщательно обмыслил. Да, он допустил оплошность. Да, возможно, копы сняли его отпечатки с магазина. И что? Джафф им показаний не даст – в этом он был совершенно уверен.

Он полностью погрузился в свои размышления, и вдруг прорезался секретный мобильник, тот, у которого звонок как у старых телефонов. Он сердито рявкнул в трубку свое имя и в ответ услышал фамилию и адрес – и сразу же короткие гудки. Это было именно то, что нужно, то, чего он ждал.

Фермер набрал номер Даррена.

 

– Сэр? – Уинсом вопросительно посмотрела на Бэнкса. Они ехали в больницу.

– Тебе необязательно так ко мне обращаться.

– Я знаю. Но иногда так удобнее.

– Да? Это означает, что ты хочешь задать трудный вопрос? Пожаловаться?

– Надеюсь, ни то ни другое, сэр. Я просто… ну… хотела спросить, почему вы отвергли предложение Фанторпа.

– Меньше всего на свете я был готов услышать это от тебя.

– А если бы меня там не было?

– Ты полагаешь, тогда я бы с ним договорился?

– Нет, сэр. Но вы поступили бы ровно так же? В конце концов, вы же могли согласиться, сделать вид, что готовы принять его условия, а потом, когда Трейси будет в безопасности, поступить по‑своему.

– Кто ужинает с дьяволом, должен иметь длинную ложку. У меня не было времени, чтобы ее раздобыть.

– В каком смысле, сэр?

Бэнкс вздохнул и посмотрел в окно. Вдали, за домами, виднелись сполохи молний – там бушевала гроза. Трейси боялась грозы, когда была маленькая, вспомнил он. И понадеялся, что эти страхи прошли, ей наверняка и без того несладко.

– Сейчас, – сказал он, – мы на той стадии игры, когда большинство козырей на руках у Фанторпа и его бандюков. На той стадии, когда все грозит превратиться в хаос. Но пока что мы в точке покоя. Это не лучший расклад, а в особенности для того, чтобы ставить на карту жизнь собственной дочери.

– Я все равно не понимаю, сэр.

– Уинсом, я устал. Есть много причин – этического, личного и практического свойства, – по которым я не мог принять щедрое предложение Фанторпа. Кроме того, если приглядеться, не такое уж оно и щедрое.

– Почему?

– Фанторп не может гарантировать безопасность Трейси. Ситуации, подобные нашей, по определению очень нестабильны, с массой переменных, которые невозможно учесть заранее, они в любую секунду могут выйти из‑под контроля и принять совершенно неожиданный оборот. И никто не может предсказать, чем кончится дело. Любая мелочь способна изменить весь ход вещей. Где‑нибудь в Мексике бабочка расправит крылышки, и судьбы мира сложатся по‑иному. Я не готов играть с Фанторпом в азартные игры. Сейчас я, по крайней мере, сохраняю минимум контроля и максимум самоуважения. Уже неплохо. А мы, кажется, приехали.

 

Трейси Бэнкс без сна лежала в темноте. Веревки, которыми она была привязана к столбикам кровати, впивались в лодыжки и запястья, причиняя боль при малейшем движении. Всякий раз, как на улице гремел гром, ее охватывала первобытная, нутряная паника. Несмотря на изрядное количество кокаина, Джафф заснул почти моментально. Она слышала его легкое похрапывание и различала очертания стройного обнаженного тела, раскинувшегося на простынях. Четыре часа двадцать три минуты. Самое тяжелое время ночи. Она совсем пала духом и чувствовала себя оскорбленной, использованной, униженной. И бессильной.

Разумеется, Джафф сделал с ней то, что ему хотелось, после того как привязал ее к кровати и погромче включил телевизор. Он злобно ругался, ворчал, что надо было позвать Мэдисон, и проклинал Трейси: какого черта она валяется без толку, как мешок картошки! Она еще легко отделалась. Он мог избить ее, но не стал, просто грубо трахнул, а потом заснул под телевизор. С ней случались вещи и похуже, когда она пьяная ехала домой из ночного клуба с незнакомым мужчиной. Сейчас‑то она была трезвая, а Джафф не чужой, хотя в каком‑то смысле она знает его гораздо меньше, чем любого из своих предыдущих партнеров. И на сей раз все было по‑другому. Он изнасиловал ее – в самом прямом смысле слова. Связал и занимался с ней сексом против ее воли. Тот факт, что она не кричала и не сопротивлялась, ничего не меняет. Она его заложница, и он вооружен.

До телефона, который стоял на тумбочке со стороны Джаффа, ей дотянуться никак невозможно. Несмотря на кокаин и усталость, он не терял бдительности и учитывал все мелкие детали. Черт с ним, с телефоном, хорошо бы хоть до пульта добраться, чтобы вырубить проклятый телеящик. Там шел матч по американскому футболу, который совершенно сводил ее с ума. Но и пульт, конечно же, лежал рядом с Джаффом, вне пределов досягаемости.

Неожиданно она почувствовала, что он проснулся.

– Ты слышала? – спросил он.

– Все, что я слышу, – это чертов телевизор.

Джафф не обратил внимания на ее тон, нащупал пульт и выключил ящик.

– Слушай, – велел он.

Трейси прислушалась:

– Ничего. Тишина.

– Тс‑с. Мне кажется, там кто‑то есть, в коридоре.

– У тебя паранойя. Это гроза. А может, кто‑то прошел к себе в номер.

Джафф выскользнул из кровати, одетый в одни только белые трусы.

– Паранойя – это всего лишь вид осведомленности.

– И чья же это мудрость?

Джафф одарил ее острой, как лезвие бритвы, улыбкой:

– Чарльза Мэнсона.

Он достал из сумки пистолет, подошел к двери и прижался к ней ухом. Посмотрел в замочную скважину, не торопясь снял цепочку, открыл дверь, выглянул в коридор и удостоверился, что тот пуст:

– Клянусь, там точно кто‑то был.

Трейси не стала говорить ему, чтобы он угомонился и лег спать. В ее положении лучше всего было тупо молчать. Она надеялась, что он и сам уймется, заснет и ей тоже удастся отключиться хоть на пару часов.

Он и впрямь лег обратно в постель, но не заснул. Она чувствовала, как он напряженно вслушивается в тишину, время от времени нервно ворочаясь с боку на бок. Зато он хотя бы не трогал ее, спасибо Господу за малые милости.

Медленно ползли минуты, гроза утихла, и сквозь занавески в комнату потихоньку проник белесый рассвет. Трейси гадала, сколько времени они еще пробудут в отеле, прежде чем отправиться в гараж, где можно взять «чистую, незасвеченную» машину и поехать в Лондон, а там… Когда открывается этот гараж? В семь? В восемь? В девять? Не важно, что все дороги утыканы камерами слежения, ведь эта машина не числится в угоне. А уж Джафф будет идеально соблюдать все правила и ехать без превышения скорости, как бы ни хотелось ему поскорее оказаться на месте. Потому что для него это дорога к свободе, а для нее – возможно, к смерти.

 

Энни по‑прежнему казалась очень хрупкой и беззащитной среди этих белых простыней, вся опутанная проводами и трубками, но она пришла в сознание, и теперь, подумал Бэнкс, ее стало как будто бы чуть побольше. Трубку изо рта у нее вынули, и она даже умудрилась состроить насмешливую улыбку, когда он вошел в палату. Он взял ее за руку и нежно ее сжал:

– Ну, ты как?

– Как будто меня долбанул грузовик весом в десять тонн.

– А на самом деле две девятимиллиметровые пули из «Байкала».

– Ну вот, взял и уничтожил всю романтику.

Бэнкс улыбнулся и почувствовал, как Энни слегка сжала ему руку в ответ.

Она говорила хрипло, с паузами:

– Дышать пока еще трудновато. Дай мне попить, пожалуйста.

Бэнкс дал ей стакан с водой, из которого торчала соломинка для бренди.

– Да и морфий, я думаю, нелишний. Верно?

– Это уж точно. Хочешь немножко?

– А что скажет доктор? И потом, если я приму внутрь что‑нибудь кроме чая, то, боюсь, немедленно свалюсь прямиком в твою койку. Я… э‑э… я…

Повисло молчание, только негромко жужжали многочисленные аппараты.

Энни снова легонько сжала его руку.

– Было бы не так уж плохо, – мягко заметила она, – если б не все эти трубки и иголки. Они бы напрочь перепутались. Но ты, я думаю, не для этого сюда приехал?

– Ты не поверишь, – усмехнулся он, – я здесь, потому что нам только что сообщили, что ты снова вернулась в мир живых, в чем я решил убедиться собственными глазами. – Он помолчал и добавил уже серьезно: – Я очень волновался за тебя, Энни, вот в чем дело. Мы все за тебя волновались.

– Ну хватит, а то я расплачусь. – Она на минутку отняла у него руку, чтобы утереть глаза.

– А где Рей? – спросил Бэнкс.

– Пошел немножко поспать. С трудом удалось его уговорить.

– Да уж я думаю. Кстати, тебе привет от твоей подружки.

– Подруж… А, ты познакомился с Нерис?

– Да. Она без ума от тебя.

– А мне она сказала, что я не в ее вкусе.

– Ну, это чтобы не спугнуть тебя прежде времени.

– Ты хорошо в таких вещах разбираешься? Неожиданно стал большим экспертом? Все равно Нерис славная. Передай ей от меня спасибо. Скажи, а разве ты не хочешь меня допросить? Разузнать обо всем, что случилось?

– Только и мечтаю об этом. Это главная цель моего визита. А если серьезно… ты правда готова ответить на несколько вопросов? Понимаешь, раз уж я здесь…

– Вот гад! – Энни вонзила ногти ему в ладонь. – Ладно, бог с тобой. Только я ведь почти ничего не помню. Разве что…

– Разве – что?

– Насчет Трейси. Я помню, что она была там, в твоем коттедже. Она открыла мне дверь. И мы поговорили.

– Как она выглядела?

– Она была испугана, нервничала. Все время озиралась и грызла ногти.

– Как будто плохо собой владела?

– Как будто притворялась, играла роль. А кто‑то за ней наблюдал, и она знала, что надо все исполнить правильно. Но она была малость навеселе, то ли выпила, то ли накурилась.

– Ты видела еще кого‑нибудь?

– Ты имеешь в виду Маккриди? Нет. Его я не видела. Только тень. Все произошло очень быстро. А после этого – провал. Пустота.

– Возможно, Трейси спасла тебе жизнь, – сказал Бэнкс. – Она позвонила в службу спасения. Это стоило ей телефона, связи с миром. Не исключено, что и чего похуже. Но она это сделала.

Энни улыбнулась:

– Поблагодари ее от меня.

– Обязательно.

– Что‑то не так?

Бэнкс покачал головой и погладил ладошку Энни, с нежностью глядя на бледную сухую кожу:

– Я не знаю, где она. Но знаю, что в опасности.

– Джафф все еще держит ее при себе?

– Да.

– Ох, Алан. Мне очень жаль.

– Мы их найдем. – Он успокаивающе похлопал ее по руке. – Послушай, доктор велел мне не утомлять тебя.

– По‑моему, из нас двоих ты утомлен больше.

– А, это из‑за перелета. Разница во времени и все такое. День выдался длинный.

– Наверно, бесполезно говорить, чтобы ты поехал домой и немного поспал?

– Я не могу поехать… – Он не закончил фразу.

– Что? Ах, ну да… – По его лицу она обо всем догадалась. – Это же место преступления. Бедный Алан, мне так жаль, так жаль, что меня подстрелили в твоей чудесной оранжерее и ты теперь даже домой попасть не можешь!

Он было собрался возразить и ляпнуть какую‑нибудь глупость, что, дескать, ничего страшного, но вовремя заметил легкую улыбку в уголках губ Энни.

– Подкалываешь меня, да?

– Не без того, – усмехнулась она. И вдруг разулыбалась во весь рот, глядя ему куда‑то за спину. – Уинсом! Как я рада тебя видеть!

– И я тебя! – Уинсом поспешно подошла и легонько обняла Энни, осторожно, чтобы не задеть многочисленные провода и трубочки. Обернувшись к Бэнксу, она протянула мобильный: – Вам надо это знать.

Он кивнул, пообещал вскоре вернуться и вышел из палаты.

На связи была суперинтендант Жервез.

– Алан? Как она?

– Потрясающе, – заверил Бэнкс. – Просто великолепно. Есть новости?

– Да, но не обнадеживайтесь лишнего. По поводу Джаффа и Трейси пока ничего, зато мы, кажется, нашли Джастина Певерелла. Уинсом сумела выйти на нужного человека, сама об этом не зная. Он только что отзвонился, и было очень нелегко заставить его сказать все мне. Весьма грубый тип, надо признаться.

– Рад это слышать, – заметил Бэнкс. – Извините, я не о том, что он грубиян.

– Ну разумеется. Как бы то ни было, а в Лондоне совсем не в восторге от идеи накрыть Певерелла, и особенно не рад этот самый коммандер Бёрджес. Устроил мне настоящий разнос. Я так понимаю, он ваш приятель?

– Знакомый, – уточнил Бэнкс. – Что он сказал?

– Сказал, что его департамент – он, кстати, не уточнил, какой именно, – уже некоторое время держит Певерелла под наблюдением: тот должен был вывести их на новых курьеров и торговцев, а заодно они надеялись проследить новые маршруты, по которым поступают секс‑рабыни, и накрыть несколько тайных прибежищ, где их содержат. Певерелл не знает, что за ним следят, если его сейчас возьмут, все ниточки оборвутся, сеть развалится и трудоемкая работа пойдет насмарку.

– А Бёрджес не может устроить облаву до того, как мы возьмем Певерелла? И покончить с ними одним махом?

– Может, – согласилась Жервез, – но попадутся далеко не все. Я это и предложила, и операция уже началась. Но он чрезвычайно недоволен и очень хотел, чтобы я это усвоила. Вы же знаете, как оно бывает. Всегда есть надежда захватить побольше народа. И с точки зрения Бёрджеса, возможности, связанные с Певереллом, далеко не исчерпаны.

– Ничего, возможностей у него еще будет сколько угодно. Что дальше?

– Бёрджес говорит, что дом Певерелла в Хайгейте взят под усиленное наблюдени