ДВАДЦАТЬ. – Давай поговорим о твоей матери.

 

– Давай поговорим о твоей матери.

Я вздохнула.

– И что с ней?

Это была моя первая консультация, и пока она не производила на меня особого впечатления. Появление Мейсона прошлым вечером – вот, наверно, о чем следовало поговорить. Однако мне не хотелось, чтобы у школьных служащих появился новый повод считать меня выжившей из ума – даже если так оно и есть.

И, честно говоря, я не могла с уверенностью сказать, так ли это. Анализ Адрианом моей ауры и судьба Анны наводили на мысль, что я и впрямь на пути в сумасшедший дом. Тем не менее, безумной я себя не чувствовала. Интересно, безумные понимают, что они безумны? Адриан говорил, что нет. Сам термин «безумный» был не совсем ясен. Моих знаний психологии хватало, чтобы понять: это чрезвычайно общая классификация. Большинство форм умственного расстройства имеют достаточно характерные особенности и сопровождаются ярко выраженными симптомами – тревога, депрессия, резкая смена настроения и т. д. Я не знала, у какого из делений этой шкалы нахожусь – если вообще нахожусь.

– Как ты к ней относишься? – продолжала консультант. – К своей матери?

– Она замечательный страж, а мать так себе.

Консультант, которую звали Дейдра, записала что-то в свой блокнот. Она была по-моройски белокура, худощава и одета в платье из зеленовато-голубого кашемира. На вид не намного старше меня, но сертификаты на письменном столе свидетельствовали о том, что она получила не одно ученое звание в области психотерапии. Ее офис находился в административном здании, там же, где офис директрисы и других академических чиновников. Я типа надеялась, что мне предложат лечь на кушетку – как всегда показывают но телевизору, – но пришлось удовлетвориться креслом. Ну, оно, по крайней мере, было удобное. На стенах висели фотографии бабочек или нарциссов. Видимо, предполагалось, что они действуют успокаивающе.

– Не хочешь объяснить поподробнее, что значит «так себе»? – спросила Дейдра.

– Это заметный прогресс. Месяц назад я ответила бы «ужасная». Какое отношение это имеет к Мейсону?

– Хочешь поговорить о Мейсоне?

Я заметила, что у нее привычка отвечать вопросом на вопрос.

– Не знаю. Просто мне кажется, что я здесь ради этого.

– Какие чувства у тебя вызывает его смерть?

– Грусть. Какие еще чувства я должна испытывать?

– Гнев?

Я вспомнила стригоев, их злобные лица и легкость, с какой они относятся к убийству.

– Да, немного.

– Чувство вины?

– Конечно.

– Почему «конечно»?

– Потому что это моя вина – что он оказался там. Я огорчила его… и еще ему хотелось доказать… Я рассказала ему, где находятся стригои, хотя не должна была этого делать. Если бы он не знал о них, то ничего не предпринял бы и остался жив.

– Тебе не кажется, что он сам ответствен за свои действия? Что это он принял решение поступить так, а не иначе?

– Ну… Да. Наверно. Я не заставляла его ничего делать.

– Есть еще какая-то причина, по которой ты испытываешь чувство вины?

Я отвернулась от нее, вперив взгляд в фотографию божьей коровки.

– Я нравилась ему… ну, в романтическом смысле. У нас было свидание, но я не смогла ответить на его чувства. Это причинило ему боль.

– Почему ты не смогла ответить на его чувства?

– Не знаю. – Зрелище лежащего на полу тела Мейсона вспыхнуло в сознании, но я отогнала его. Уж перед Дейдрой-то я не заплачу. – Это проблема. По всему, я должна бы. Он был симпатичный. Он был веселый. Мы очень хорошо ладили… но потом возникло ощущение, что это неправильно. Даже целоваться или что-то вроде того… Я просто не смогла…

– У тебя проблемы с интимным контактом?

– Что вы?.. Ох, нет. Конечно, нет.

– У тебя когда-нибудь был с кем-то секс?

– Нет. А что, должен был?

– Как ты сама думаешь?

Проклятье! Я никак не думала, что она станет задавать такие вопросы.

– С Мейсоном это было бы неправильно.

– А есть кто-то, с кем, тебе кажется, это было бы правильно?

Я заколебалась, совсем уж перестав понимать, как наш разговор связан с тем, что я вижу призраков. Согласно подписанному мной документу, все наши беседы были строго конфиденциальны. Она не могла пересказать их никому – если только я не представляла опасности для себя самой или делала что-то противозаконное. Я не знала, подпадают ли отношения с человеком старше меня под какую-либо из этих категорий.

– Да… но я не могу сказать, кто это.

– Как давно ты его знаешь?

– Почти шесть месяцев.

– Вы близки?

– Да, конечно. Но мы не… – Как точно описать это? – У нас по-настоящему ничего нет. Он типа… недоступен.

Пусть думает по этому поводу, что хочет. Может, я говорю о парне, у которого уже есть девушка.

– Он причина того, что ты не могла сблизиться с Мейсоном?

– Да.

– А он мешал тебе встречаться с кем-нибудь другим?

– Ну… никаких сознательных действий он не предпринимал.

– Однако пока он тебе нравится, ты больше никем не интересуешься?

– Да. Но дело не в этом. Мне, скорее всего, не нужно вообще ни с кем встречаться.

– Почему?

– Потому что сейчас не время. Я прохожу обучение, собираюсь стать стражем и все свое внимание должна уделять Лиссе.

– А что, одно с другим несовместимо, по-твоему?

Я покачала головой.

– Я должна быть готова отдать за нее свою жизнь. Мне нельзя отвлекаться. Знаете, как говорят стражи? «Они на первом месте». То есть вы, морои.

– И ты решила для себя, что нужды Лиссы всегда важнее твоих?

– Конечно. А как иначе? Я же собираюсь стать ее стражем.

– Какие чувства это у тебя вызывает? Отказываться от собственных желаний ради нее?

– Она моя лучшая подруга. И последняя в своем роду.

– Я не об этом спрашивала.

– Да, но… Послушайте, я люблю Лиссу. И счастлива провести всю свою жизнь, защищая ее. Конец истории. Кроме того, вы, морой, пытаетесь убедить меня, дампира, в том, что я не должна ставить интересы мороев выше своих? Вы же знаете, как работает система.

– Знаю, – ответила она. – Но я здесь не для того, чтобы анализировать систему. Я здесь, чтобы помочь тебе чувствовать себя лучше.

– Возможно, одно без другого недостижимо.

Губы Дейдры изогнулись в улыбке, и потом она бросила взгляд на часы.

– На сегодня время вышло. Продолжим в следующий раз.

Я скрестила руки на груди.

– Я думала, вы дадите мне какой-нибудь потрясающий совет, объясните, что делать, а вы просто расспрашивали меня.

Она мягко рассмеялась.

– Терапия – не совсем то, что ты себе представляешь.

– Тогда к чему все это?

– К тому, что мы не всегда осознаем свои мысли и чувства. Имея консультанта, легче во всем разобраться. Чаще будет выясняться, что ты уже знаешь, что делать. Я помогу тебе ставить вопросы и достигать успеха там, где ты не можешь сделать это самостоятельно.

– Ну, по части вопросов вы хороши.

– И хотя у меня нет для тебя «потрясающего совета», я хочу, чтобы к нашему следующему разговору ты поразмыслила кое над чем. – Она перевела взгляд на свою записную книжку, задумчиво похлопывая по ней карандашом. – Во-первых, я хочу, чтобы ты снова проанализировала то, о чем я спрашивала тебя относительно Лиссы, – какие реально чувства ты испытываешь, полностью посвящая свою жизнь ей.

– Я уже говорила.

– Знаю. Просто поразмышляй об этом еще. Если ответ будет тем же, прекрасно. Далее, я хочу, чтобы ты обдумала вот что: не тянет ли тебя к этому недоступному парню именно потому, что он недоступен.

– Бессмыслица какая-то.

– Так ли? Ты только что сказала мне, что не можешь позволить себе увлечься кем-то. Тебе не кажется, что, возможно, тяга к тому, кто для тебя недостижим, является подсознательным способом справиться с проблемой? Если для тебя невозможно быть с ним, то и никакого конфликта с твоим отношением к Лиссе не возникнет. Тебе никогда не придется делать выбор.

– Как-то все очень сложно, – проворчала я.

– Естественно. Вот зачем я здесь.

– Какое отношение все это имеет к Мейсону?

– Это имеет отношение к тебе, Роза. Вот что важно.

После сеанса терапии у меня возникло чувство, словно мозги плавятся. И еще будто я под следствием. Если бы Дейдра была там, когда допрашивали Виктора, суд наверняка закончился бы вдвое быстрее.

Еще я думала, что мысли Дейдры движутся полностью в неправильном направлении. Конечно, у меня нет обиды на Лиссу. И мысль, что я влюбилась в Дмитрия только потому, что он для меня недостижим, совершенно нелепа. Я никогда даже не задумывалась о конфликте моего чувства к нему с работой стража, пока он сам не заговорил об этом. Я влюбилась в него потому… ну, потому что он Дмитрий. Потому что он добрый, сильный, забавный, страстный и во всех отношениях замечательный. Потому что он понимает меня.

И однако, пока я шла в учебное здание, ее вопрос беспрестанно кружился в сознании. Может, я сама и не думала, что наши отношения отвлекут нас от обязанностей стража, но с самого начала знала, что существуют другие, очень серьезные преграды – его возраст и работа. Может, это реально играло определенную роль? Может, какой-то частью души я всегда понимала, что у нас ничего не будет – и это позволит мне полностью посвятить свою жизнь Лиссе?

Нет, твердо решила я. Это чушь. Дейдра, может, и сильна в постановке вопросов – вот только вопросы она задает неправильные.

– Роза!

Я оглянулась и увидела Адриана, пересекающего лужайку в моем направлении, безразличного к тому, что слякоть губит его шикарные ботинки.

– Ты только что назвал меня Розой? – спросила я. – Не «маленькой дампиркой»? Вот уж не думала, что это когда-нибудь произойдет.

– Это постоянно происходит, – возразил он, догнав меня.

Мы вошли в учебное здание. В школе шли занятия, поэтому коридоры были пусты.

– Где твоя лучшая половина? – спросил он.

– Кристиан?

– Нет, Лисса. Ты ведь можешь сказать, где она?

– Да, могу, потому что знаю: это последний урок, и она в классе вместе с остальными. Ты все время забываешь, что для всех, кроме тебя, это школа.

Он выглядел разочарованным.

– Я нашел новые архивные документы, которые хотел бы с ней обсудить. Еще об этой сверхспособности к принуждению…

– Вот это да! Неужели ты делал что-то продуктивное? Я потрясена.

– Кто бы говорил, – ответил он. – В особенности учитывая, что все твое существование вращается вокруг избиения людей. Вы, дампиры, нецивилизованные создания – но за это мы вас и любим.

– На самом деле, – задумчиво сказала я, – в последнее время мы не единственные, кто избивает. – Я почти забыла о тайне королевского бойцового клуба – и без того хватало тревог. Без особой надежды на успех я спросила его. – Слово «Мана» имеет для тебя какой-то смысл?

Он прислонился к стене и достал свои сигареты.

– Конечно.

– Ты в здании школы, – предостерегла я его.

– Что? Ох, и правда. – Со вздохом он сунул сигареты в карман. – Разве половина из вас не изучают румынский язык? Это означает «рука».

– Лично я изучаю английский.

Рука. Это не имело никакого смысла.

– Почему тебя заинтересовало значение этого слова?

– Не знаю. Наверно, я чего-то не поняла. Я думала, это имеет связь с тем, что происходит с некоторыми королевскими отпрысками.

В его глазах вспыхнуло понимание.

– О господи! Только не это. Они что, и здесь этим занимаются?

– Занимаются чем?

– «Мана». «Рука». Дурацкое тайное общество которое то и дело возникает в разных школах. У нас в Алдере его отделение тоже было. Несколько королевских отпрысков сбиваются в группу и устраивают собрания, где убеждают друг друга, насколько они лучше всех остальных.

– Вот оно что. – Отдельные куски головоломки начали складываться вместе. – Эта маленькая группа Джесси и Ральфа… они еще пытались вовлечь в нее Кристиана. Это и есть «Мана».

– Его? – Адриан рассмеялся. – Они, наверно, были в совершенном отчаянии – я говорю это, не желая оскорбить Кристиана. Просто он явно не готов участвовать в таких сборищах.

– Да, но… он очень решительно отверг их предложение. В чем суть этого тайного общества?

– Та же, что и любого другого. Способ возвыситься в собственных глазах. Всем нравится чувствовать себя особенными. Раз ты входишь в элитную группу – значит, ты такой и есть.

– Но ты не участвуешь в этом?

– Зачем? Я и так знаю, что я особенный.

– Джесси и Ральф говорили, что королевские особи должны держаться вместе из-за всей этой полемики, которая сейчас происходит, – об участии в сражениях, стражах и всем таком прочем. Вроде бы они могут как-то противостоять этому.

– Не в этом возрасте, – хмыкнул Адриан. – В основном пока они могут лишь болтать языком. Становясь старше, члены «Маны» иногда заключают сделки в интересах друг друга и по-прежнему тайно встречаются.

– Что же тогда? Они просто тусуются, чтобы поговорить и послушать самих себя?

Он принял задумчивый вид.

– Ну да, конечно, они много времени на это тратят. Но я имею в виду, что, когда такие маленькие отделения где-нибудь образуются, обычно они всегда хотят делать что-то особенное и непременно втайне. У каждой группы это что-то свое. Значит, и у этой, скорее всего, есть свой тайный план или замысел.

План или замысел. Мне это не нравилось. В особенности учитывая, что тут замешаны Ральф и Джесси.

– Для того, кто не входил в такую группу, ты поразительно много знаешь.

– Мой папа входил. Много об этом он никогда не рассказывает – тайна есть тайна, – но я умею ловить сигналы. И потом, я кое-что слышал в школе.

Я прислонилась к стене. Часы показывали, что уроки вот-вот кончатся.

– Ты слышал что-нибудь о том, что они избивают людей? Я знаю, по крайней мере, четырех мороев, которых прилично отделали. И они молчат об этом.

– Что за морои? Некоролевские?

– Как раз королевские.

– Это не имеет смысла. Вся суть таких элитных королевских групп в том, что они собираются вместе, чтобы защитить себя от перемен. Хотя, может, они преследуют тех королевских, кто отказывается присоединиться к ним или поддерживает некоролевских.

– Может быть. Но один из них брат Джесси, а Джесси, по-моему, среди основателей. Он воспринял бы это как выпад. И потом, Кристиану они ничего не сделали, когда он отказался.

Адриан развел руками.

– Даже я не знаю всего, и, как я уже сказал, у этой группы наверняка есть свой собственный план, который они держат в секрете. – Я разочарованно вздохнула, и он с любопытством посмотрел на меня. – Тебе-то какое до всего этого дело?

– Потому что это неправильно. Те избитые, которых я видела, были в плохой форме. Если какая-то группа расхаживает тут и набрасывается на неугодных, их необходимо остановить.

Адриан засмеялся и поиграл прядью моих волос.

– Ты не можешь спасти всех, хотя постоянно пытаешься. Бог знает почему.

– Я просто хочу делать то, что правильно. – Вспомнив замечание Дмитрия о вестернах, я не смогла сдержать улыбку. – Считаю своим долгом бороться с несправедливостью всякий раз, когда сталкиваюсь с ней.

– Самое безумное, маленькая дампирка, что ты говоришь то, что действительно думаешь. Я вижу это по твоей ауре.

– Что ты хочешь сказать – она больше не черная?

– Нет… все еще темная, определенно. Но в ней есть немного света, такие золотистые прожилки. Как солнечный свет.

– Может, твоя теория о том, что я перехватываю ее у Лиссы, и неверна.

Я изо всех сил старалась не думать о том, что недавно узнала об Анне, – от одного упоминания об этом все страхи ожили снова. Безумие. Самоубийство.

– Как сказать. Когда ты в последний раз видела ее?

Я слегка стукнула его.

– Ты на самом деле понятия не имеешь, ты придумал это, пока мы шли.

Он схватил меня за запястье и притянул к себе.

– Вот как ты обычно действуешь!

Вопреки собственному желанию, я улыбнулась.

С такого близкого расстояния я в полной мере могла оценить, насколько красивы его зеленые глаза. Хотя я постоянно насмехалась над ним, следовало признать, что и в целом он очень хорош собой. В том, как его теплые пальцы стискивали мое запястье, было что-то сексуальное. Вспомнив слова Дейдры, я попыталась оценить, какие чувства он у меня вызывает. Если забыть о предостережении королевы, Адриан был парень формально доступный. Тянуло ли меня к нему? Почувствовала ли я в душе трепет?

Ответ – нет. Нет – в том смысле, как это происходило с Дмитрием. По-своему Адриан был сексуален, но меня не тянуло к нему так неудержимо, так неистово, как к Дмитрию. И все потому, что Адриан доступен? Права ли Дейдра, утверждая, что я сознательно стремлюсь к отношениям, которые в принципе невозможны?

– Знаешь, – заговорил он, прервав мои размышления, – в любых других обстоятельствах ты бы загорелась. Вместо этого ты изучаешь меня, словно какой-то привлекательный научный объект.

В точности так оно и было.

– Почему ты никогда не используешь ко мне принуждение? – спросила я. – Я не о том, чтобы помешать мне стукнуть тебя.

– Потому что в огромной степени ты интересна именно тем, что тебя так трудно добиться.

Меня охватила новая идея.

– Сделай это.

– Сделать что?

– Используй ко мне принуждение.

– Что?

Адриан был в шоке – редкая для него ситуация.

– Используй принуждение, пробуди желание поцеловать тебя… но сначала пообещай, что на самом деле никакого поцелуя не будет.

– Это очень странно – а когда я говорю про что-то «странно», ты знаешь, это серьезно.

– Пожалуйста.

Он вздохнул и сфокусировал на мне взгляд. Возникло такое чувство, словно тонешь, тонешь в зеленом море. В мире не осталось ничего, кроме этих глаз.

– Я хочу поцеловать тебя, Роза, – негромко произнес он. – И хочу, чтобы ты тоже захотела поцеловать меня.

Его губы, руки, запах внезапно завладели мною. Меня охватил жар. Каждой частичкой своего существа я жаждала его поцеловать. Ничего в жизни я не хотела сильнее, чем этого поцелуя. Я вскинула голову, он наклонился. Я практически чувствовала вкус его губ.

– Хочешь? – нежным, как бархат, голосом спросил он. – Хочешь поцеловать меня?

Еще бы! Все вокруг расплылось, только его губы были в фокусе.

– Да, – ответила я.

Он наклонился так низко, что я чувствовала его дыхание. Мы были так близки, так близки… и потом…

Он остановился.

– Ну вот, дело сделано. Он отступил на шаг.

Я мгновенно вынырнула из призрачного тумана: желание покинуло тело. Однако я кое-что обнаружила. Находясь под принуждением, я определенно хотела, чтобы Адриан поцеловал меня. Тем не менее даже под принуждением это не было то электризующее, всепоглощающее чувство, которое я испытывала с Дмитрием; чувство, будто мы – единое целое и связаны силами, несравненно более могучими, чем мы сами. С Адрианом это было как-то… механически.

Дейдра ошибалась. Если бы мое влечение к Дмитрию было просто некоторой подсознательной реакцией, тогда оно было бы таким же поверхностным, как вынужденное влечение к Адриану. Тем не менее между тем и другим существовала огромная разница. С Дмитрием это была любовь, а не просто фокус сознания.

– Хммм, – сказала я.

– Хммм? – спросил Адриан, удивленно разглядывая меня.

– Хммм…

Это третье «хммм» не было произнесено ни одним из нас. Бросив взгляд в глубину коридора, я увидела наблюдающего за нами Кристиана. Я оторвалась от Адриана, и тут зазвонил звонок. Ученики хлынули из классов и заполнили коридор.

– Наконец-то я могу увидеться с Лиссой, – радостно сказал Адриан.

– Роза, сходишь со мной к «кормильцам»? – ровным голосом спросил Кристиан.

Выражение его лица расшифровать не удавалось.

– Сегодня я свободна от обязанностей твоего стража.

– Ну да… У тебя такая очаровательная компания, как же я не заметил?

Я попрощалась с Адрианом и вместе с Кристианом пошла через кафетерий.

– Что происходит? – спросила я.

– Это ты объясни мне. Ты была на грани того, чтобы закрутить роман с Адрианом.

– Это был эксперимент. Как часть моей терапии.

– Какого черта? Ничего себе терапия!

Когда мы дошли до помещения «кормильцев», выяснилось, что, хотя Кристиан покинул класс чуть раньше срока, перед нами уже выстроилась очередь.

– А ты-то что по этому поводу переживаешь? – спросила я. – Ты должен радоваться. Это означает, что он не ухлестывает за Лиссой.

– Он запросто может ухлестывать за вами обеими.

– Ты что, выступаешь в роли моего старшего брата?

– Просто злюсь.

В этот момент вошли Джесси и Ральф.

– Ну, держи это про себя, а то наши добрые друзья услышат.

Джесси, однако, было не до того, чтобы подслушивать; он вступил в спор со служащей, распределяющей мороев по «кормильцам».

– У меня нет времени ждать, – заявил он. – Я очень тороплюсь.

Она кивнула на очередь.

– Они пришли раньше тебя.

Джесси поймал ее взгляд и улыбнулся.

– Можно же сделать исключение для меня.

– Да, он очень спешит, – добавил Ральф таким тоном, какого я от него никогда прежде не слышала: спокойным, менее резким, чем обычно. – Просто впишите его имя первым в списке.

Служащая выглядела так, словно приготовилась их отбрить, но потом на ее лице возникло растерянное, удивленное выражение. Она опустила взгляд на свой пюпитр и написала что-то. Когда спустя несколько мгновений она вскинула голову, взгляд у нее снова сделался ясный. Она нахмурилась.

– Что я только что сделала?

– Вписали меня первым, – ответил Джесси, кивнув на ее пюпитр. – Видите?

Она испуганно перевела взгляд вниз.

– Почему твое имя стоит первым? Ты же только что пришел?

– Мы приходили раньше и зарегистрировались у вас. Вы сказали, все будет в порядке.

Она в явном недоумении снова посмотрела на свои записи. Она не помнила, чтобы они приходили раньше – потому что они не приходили, – и, по-видимому, никак не могла сообразить, почему Джесси оказался первым в списке. Спустя мгновение она пожала плечами, должно быть решив, что над этим не стоит раздумывать.

– Становись рядом с остальными, и я вызову тебя следующим.

Когда Джесси и Ральф проходили мимо нас, я повернулась к ним.

– Ты только что применил к ней принуждение, – прошипела я.

На мгновение Джесси, казалось, запаниковал, потом его обычное самодовольство вернулось.

– Скажешь тоже! Я просто убедил ее, вот и все. Собираешься наябедничать на меня?

– О чем тут ябедничать? – усмехнулся Кристиан. – Это было худшее принуждение, которое я когда-либо видел.

– Можно подумать, тебе приходилось видеть принуждение, – заметил Ральф.

– И не раз, – ответил Кристиан. – От людей, гораздо симпатичнее вас. Конечно, может, поэтому у вас и не слишком хорошо получилось.

Ральф, казалось, жестоко обиделся за то, что его не посчитали симпатичным, но Джесси просто ткнул его локтем в бок и двинулся дальше.

– Забудь о нем. Он упустил свой шанс.

– Шанс на…

Я вспомнила, как Брендон прибег к слабенькому принуждению, пытаясь заставить меня поверить, что его синяки – это пустяк. Джил рассказывала, что Брет Озера действительно сумел убедить учительницу, что у него никаких синяков нет. И учительница, к большому удивлению Джил, больше не поднимала этого вопроса. Брет, видимо, использовал принуждение. Сознание словно озарило меня светом. Все объяснения были прямо тут, под рукой. Проблема, однако, состояла в том, что я пока не могла до конца распутать этот клубок.

– Так вот в чем дело! Ваша идиотская «Мана», подталкивающая избивать людей. Это имеет какое-то отношение к принуждению…

Я не понимала, как это все совмещается, но удивленное выражение на лице Джесси подсказало мне, что я на правильном пути, хотя он и сказал:

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

Я устремилась вперед практически вслепую, надеясь, что мне удастся разозлить его, и он брякнет, чего не следовало.

– В чем суть? Ты обучаешь своих ребят делать маленькие трюки? А ведь ты всерьез ничего не знаешь о принуждении. Я видела принуждение, которое могло бы заставить тебя сделать стойку на кистях или выброситься из окна.

– Мы знаем больше, чем ты в состоянии даже вообразить, – заявил Джесси. – И когда я выясню, кто разболтал…

Он не успел закончить свою угрозу, потому что его вызвали к «кормилице». Они с Ральфом гордо удалились, и Кристиан тут же накинулся на меня с расспросами.

– Что происходит? Что еще за «Мана»?

Я торопливо пересказала ему объяснение Адриана.

– Вот во что они хотели тебя втянуть. Видимо, они тайно практикуют принуждение. Адриан говорит, что эти группы всегда состоят из королевских, которые выдумывают дурацкий план, как контролировать ситуацию в сложные времена. Они, должно быть, решили, что принуждение – это и есть выход… Именно принуждение они имели в виду, когда говорили, что у них есть способы помочь тебе получить желаемое. Если бы они знали, насколько ты слаб в принуждении, то, скорее всего, и обращаться к тебе не стали бы.

Он нахмурился, недовольный тем, что я напомнила, как однажды на лыжной базе он попытался – и потерпел неудачу – применить принуждение.

– А при чем тут избиение людей?

– Вот это загадка.

Тут Кристиана вызвали к «кормилице», а я перестала обдумывать свои теории, отложив их до тех времен, пока получу больше информации и смогу что-то реально предпринять.

– Опять Алиса? – спросила я, увидев, к кому нас направили. – Как это тебе всегда она достается? Специально просишь ее?

– Нет, просто думаю, что некоторые специально отказываются от нее.

Алиса, как всегда, встретила нас с радостью.

– Роза… Ты все еще заботишься о нашей безопасности?

– И всегда буду, если мне позволят.

– Не слишком торопись, – предостерегла она меня. – Побереги силы. Тот, кто слишком жаждет сражаться с не-мертвыми, может оказаться среди них. Тогда мы никогда больше не увидим тебя, и это было бы очень печально.

– Да, – сострил Кристиан. – Я каждую ночь плачу в подушку.

Я с трудом сдержала желание пнуть его ногой.

– Ну да, я не смогла бы бывать тут, если бы стала стригоем, но все же надеюсь умереть обычной смертью. Тогда я смогу посещать вас в виде призрака.

«Как грустно, – подумала я. – Шучу над тем, что совсем недавно так меня тревожило».

Алиса, однако, не нашла в моих словах ничего забавного и покачала головой.

– Нет, не сможешь. Тебя не пропустит магическая защита.

– Магическая защита не пропускает только стригоев, – напомнила я.

Рассеянное выражение ее лица сменилось вызывающим.

– Магические защитные кольца пропускают только живых. Мертвых или не-мертвых – нет.

– Ну что, получила? – сказал Кристиан.

– Защита пропускает призраков, – сказала я. – Я видела их.

Учитывая умственную неуравновешенность Алисы, я была не против поболтать с ней. Фактически это действовало освежающе – поговорить на столь животрепещущую тему с тем, кто не будет осуждать меня. Вдобавок сейчас она рассуждала вполне здраво.

– Если ты видела призраков, тогда мы не в безопасности.

– Я уже говорила в прошлый раз, что защита у нас на высоте.

– Может, кто-то допустил ошибку, – по-прежнему вполне вразумительно возразила она. – Может, кто-то упустил что-то. Защитные кольца магические. Магия живая. Призраки не могут пересекать их по той же причине, что и стригои. Они неживые. Если ты видела призрака, кольца потеряли силу. – Она помолчала. – Или ты не в своем уме.

Кристиан громко расхохотался.

– Прямо в точку, Роза. – Я стрельнула в него сердитым взглядом. Он улыбнулся Алисе. – В защиту Розы, однако, должен сказать, что, по-моему, она права насчет защитных колец. Школа все время проверяет их. Есть только одно место, охраняемое лучше, чем мы, – королевский двор, и там и там полным-полно стражей. Не становитесь параноиком.

Он принялся «кормиться», и я отвернулась. Глупость какая – прислушиваться к Алисе. Вряд ли она является достойным уважения источником информации, пусть даже давным-давно живет здесь. И все же… ее странная логика имела смысл.

Если защитные кольца не пропускают стригоев, почему они должны пропускать призраков? Стригои – мертвецы, которые продолжают ходить по земле, но суть рассуждений Алисы такова: все они мертвы. Однако мы с Кристианом тоже правы: защитные кольца вокруг школы очень прочные. Чтобы их наложить, требуется много силы. Не все моройские дома могут позволить себе иметь магические защитные кольца, но такие места, как школа и королевский двор, поддерживают их с неослабевающим усердием.

Королевский двор…

Пока мы находились там, никакие призраки мне не являлись, хотя я все время пребывала в стрессовом состоянии. Если мои «видения» вызваны стрессом, то разве сам двор, и встречи с Виктором, и столкновение с королевой не должны были создать самую что ни на есть благоприятную почву для их появления? Тот факт, что я не видела там ничего, опровергал теорию посттравматического расстройства. Я не видела призраков, пока мы не приземлились в аэропорту Мартинвилля.

Где нет защитных колец.

Я едва не задохнулась. Двор окружен сильными защитными кольцами. Я не видела там призраков. Аэропорт, бывший частью человеческого мира, не имеет защитных колец, и там призраки донимали меня. На краткие мгновения я видела их и в самолете, который тоже не имел защиты, пока мы находились в воздухе.

Я посмотрела на Алису и Кристиана. Они уже заканчивали. Может, она права? Действительно ли защитные кольца не должны пропускать призраков? И если да, что происходит со школой? Если защита не повреждена, я не должна видеть ничего – как при дворе. Если же защита разрушена, призраки должны осаждать меня – как в аэропорту. Получается, что Академия где-то посредине. Мои «видения» возникают лишь изредка. Бессмыслица какая-то.

Одно у меня не вызывало сомнений: если со школьными защитными кольцами что-то не в порядке, то в опасности не только я.