Заклятие старой колдуньи

 

Терпеть не могу кур.

Какие-то они все грязные и пахнет от них... курами.

— Кристал, сегодня твоя очередь кормить кур, — говорит мама.

Век бы этого не слышать!

Я несу ведерко с кормом на задний двор. Куры сбегаются ко мне, кудахчут и хлопают сальными крыльями. Не выношу, когда они путаются под ногами и склевывают с земли зер­на. Жесткие перья царапают кожу.

Мы с братом Коулом давно убеждаем роди­телей продать птиц.

— Если мы живем на ферме, это еще не зна­чит, что у нас должны быть куры, — твержу я.

— Верно, какие из нас фермеры! — подхва­тывает Коул. — Зачем нам сдались эти воню­чие твари?

— Это наша мечта, — неизменно отвечает мама.

Что за чепуха! Все эти россказни про мечту мы с Коулом слышали тысячу раз!

Нам давно известно, что мама с папой вы­росли в Нью-Йорке, в Бронксе, с детства не­навидели шум, грязь и бетон и мечтали навсег­да уехать из мегаполиса и поселиться где-нибудь на ферме близ маленького провинциаль­ного городка.

Когда Коулу было два года, а мне — четыре, мы перебрались в Гошен-Фоллс — городок, в котором всего три квартала. Мы поселились на маленькой ферме, в тесном домике. И хотя мама с папой не фермеры, а программисты, мы сразу обзавелись целым выводком цыплят.

Ко-ко-ко... Кудах-кудах... Тоже мне мечта!

Лично я мечтаю, чтобы Коул поплатился за то, что вечно дразнится. Похоже, в наказание ему придется до конца жизни кормить кур.

У каждого своя мечта, верно?

— Ой!

Курица клюнула меня в щиколотку. Как больно! Ну и клювы у них!

Бросив этим назойливым квочкам после­днюю горсть зерна, я отошла в сторону и стала наблюдать. Одни из них, высоко поднимая ноги, важно вышагивали, другие дрались, оттал­кивая друг друга и жадно хватая корм. Их чер­ные глазки-бусинки поблескивали на солнце.

Я отнесла пустое ведро в сарай, который слу­жил нам гаражом, а потом вымыла руки в боч­ке с водой.

Сверху донесся низкий рокот, и по земле скользнула тень. Запрокинув голову, я увиде­ла, как среди пушистых облаков летит малень­кий самолет.

В воздухе витал резкий запах свежей карто­фельной ботвы. Большинство фермеров в ок­руге выращивают картофель и кукурузу.

Вытерев руки о джинсы, я пошла искать бра­та. День выдался солнечным и теплым. Сегод­ня, в субботу, почти все мои одноклассники от­правились на экскурсию. А меня мама попро­сила присмотреть за Коулом. Ему десять лет, на два года меньше, чем мне, но иногда он ве­дет себя, как четырехлетний, доставляя массу хлопот.

Я долго бродила по городку, но брата так и не нашла. Наконец заглянула в булочную к миссис Вагнер, у которой Коул вечно клян­чил пончики. Она сказала, что видела, как Коул со своим другом Энтони направились в сторо­ну пруда Пульман.

Что им там понадобилось? Заволновавшись, я поспешила к двери.

— Какие у тебя красивые волосы, Кристал! — заметила мне вслед миссис Вагнер. — Чудес­ный оттенок красного дерева! Тебе следовало бы стать моделью, честное слово! Тем более что ты тоненькая и высокая...

— Спасибо, миссис Вагнер. — Мне сейчас было не до волос и собственного будущего — я беспокоилась за Коула и Энтони. Закрыв за собой дверь, я на всех парусах понеслась по улице. У витрины кафе, где отпускают еду на­вынос, стоял мистер Портер, которому я по­махала рукой. В конце улицы я свернула на ве­дущую к пруду тропу.

Но бежать до самого пруда не пришлось: Коула и Энтони я нашла у забора участка, при­надлежащего Ванессе. За забором виднелся ее покосившийся старый дом.

Кто такая Ванесса? Пожалуй, самая коло­ритная обитательница Гошен-Фоллс. И самая загадочная. Мне она чем-то напоминает геро­иню фильма ужасов — миловидная, с длинны­ми прямыми черными волосами и бледным, почти белым лицом. Она всегда одета в черное, пользуется черной губной помадой и черным лаком для ногтей. Одним словом, таинствен­ная женщина эта Ванесса. Никто в городе, где она почти не бывает, не знает, сколько ей лет. Слишком уж она скрытная. Живет в старом доме совсем одна, если не считать черного кота.

Все говорят, что Ванесса — колдунья. Чего только я о ней не наслушалась! Самые неве­роятные, жуткие истории! Почти все дети в Го­шен-Фоллс ее боятся, что, впрочем, не меша­ет им устраивать Ванессе мелкие пакости. Они постоянно на них друг друга подбивают — эту игру любят все без исключения. Например, подкрадываются к дому, стучат в окно, пугая кота, а потом убегают, пока Ванесса не вый­дет на крыльцо.

— Коул! — громким шепотом позвала я и, подбегая к забору, на всякий случай пригну­лась — чтобы Ванесса, если она дома, меня не заметила. — Коул, что это вы затеяли? — Толь­ко теперь я обнаружила, что Коул и Энтони не одни: рядом с ними на корточках сидели еще двое ребят — Фрэнни Джоуитт и Джере­ми Гарт.

Коул приложил палец к губам:

— Тс-с-с! Там Ванесса.

— Что вы здесь делаете? — строго спросила я, заметив у Фрэнни и Джереми пластиковые бутылки. — Это лимонад?

Ребята загадочно покачали головами.

— Мы поспорили, что они нальют воды в почтовый ящик Ванессы, — объяснил Коул.

— Что?! — ужаснулась я и уставилась на Фрэнни и Джереми. — Вы это серьезно?

— Само собой, — ответил за них Коул. — Спор есть спор.

— Но это же хулиганство! — запротестовала я. Мой брат захихикал.

— Почтовый ящик рядом с дверью. Они обязательно попадутся.

Светлокожие и белобрысые Фрэнни и Дже­реми выглядели бледнее обычного. Джереми нервно покашливал. Фрэнни крепко сжимала в руках бутылку, не сводя глаз с черного метал­лического почтового ящика, укрепленного на покосившемся столбике.

— Вы же поспорили! — поторопил их Коул. — Что, струсили?

Фрэнни и Джереми нерешительно перегля­нулись...

— Лучше не надо, — вмешался Энтони.

И мы все на него с интересом посмотрели: не­высокий, коренастый, круглолицый, с жестким ежиком черных волос. Очки в красной оправе то и дело сваливаются с его курносого носа.

— Не делайте этого, — продолжал он.

— Почему? — запинаясь, спросила Фрэнни.

— Разве вы не слышали, что случилось, ког­да Ванесса поймала Томми Поттриджа? — та­инственно прошептал Энтони. — Знаете, что она с ним сделала?

— Нет! — хором воскликнули Фрэнни и Дже­реми.

У меня по спине пробежали мурашки.

— Что Ванесса сделала с Томми? — нетерпе­ливо спросила я.

 

Вдруг мне показалось, что в окне дома мель­кнула тень. Я присмотрелась. Нет, это просто оконное стекло сверкнуло на солнце.

Мы придвинулись к Энтони. Мне стало зяб­ко, хотя солнце припекало.

— Так что с ним Ванесса сделала? — повто­рила я шепотом.

— Поймала, когда он подкрался к дому, и произнесла какое-то заклинание. От этого голова Томми раздулась, как воздушный шар.

— Да ну? — недоверчиво перебила я.

— Честное слово! — с жаром подтвердил Энтони. — Голова стала огромной и мягкой, как губка.

Коул рассмеялся.

Энтони поспешно зажал ему рот.

— Это правда! — уверял он. — Ванесса за­колдовала его. Вот почему с тех пор никто не видел Томми!

— Но ведь Поттриджи переехали! — вспом­нила Фрэнни.

— Из-за Томми, — пояснил Энтони.

Все мы на миг застыли, переваривая его рас­сказ. Я пыталась представить себе Томми с большой пористой головой.

Молчание нарушил Коул.

— Дай-ка сюда! — Он выхватил из рук Дже­реми бутылку. — Я сам налью воды в почтовый ящик. Я ничего не боюсь!

— Еще чего! — запротестовал Джереми, от­нимая у него бутылку. Он посмотрел на Фрэнни. — Мы сами, верно? Мы же поспо­рили!

Фрэнни с трудом сглотнула.

— Конечно, сами.

— Вот и отлично! — возликовал Коул и хлоп­нул обоих по плечам. Фрэнни чуть не вырони­ла бутылку. — Это проще простого! Сколько ребят подшучивали над Ванессой, и ничего с ними не случилось!

— И все-таки это хулиганство, — сказала я. — Игра не стоит свеч.

Но никто не желал меня слушать.

Фрэнни и Джереми на цыпочках двинулись вдоль забора, а затем пригнулись в высокой траве и начали подкрадываться к дому. Плас­тиковые бутылки они держали перед собой, не сводя при этом глаз с почтового ящика.

Мы с Коулом и Энтони наблюдали за ними из-за забора. Время от времени я переводила взгляд на окна, ожидая, что Ванесса вот-вот выглянет. Но в окна било солнце. Рассмотреть, что за ними, было невозможно.

Фрэнни и Джереми двигались черепашьим шагом. Чтобы пересечь лужайку перед домом, им понадобилось несколько минут! Над высо­кой травой кружились стаи мелких белых мо­шек, сверкая на солнце, слово искры.

Фрэнни и Джереми медленно продвигались к почтовому ящику.

Мы подкрались поближе, чтобы лучше их видеть.

Дом казался пустым. Осмелев, мы сделали еще несколько шагов по направлению к крыльцу.

Наконец Джереми открыл почтовый ящик, и они с Фрэнни наклонили над ним свои бу­тылки. Вода полилась, негромко ударяясь о ме­таллические стенки. Когда бутылка Фрэнни была уже пуста, а бутылка Джереми почти пус­та, дверь распахнулась и из дома выскочила Ванесса, как всегда в черном свободном пла­тье, с разметанными по плечам длинными чер­ными волосами. Ее накрашенные черной по­мадой губы скривились в яростном вопле. Где-то в доме пронзительно замяукал кот.

Фрэнни выронила бутылку, наклонилась, чтобы ее подобрать, но передумала и бросилась прочь. К тому времени Джереми уже нырнул в заросли кустов возле боковой стены дома. Фрэнни метнулась за ним.

Мы с Коулом и Энтони застыли на месте, глядя на Ванессу.

Увидев в ее глазах бешенство, я невольно ахнула и обернулась к мальчишкам.

— Чего она так уставилась на нас? Что мы такого сделали?

 

Я окаменела. Взгляд Ванессы пронзил меня, будто лазерный луч. Наконец я с трудом повер­нулась и пустилась наутек. Энтони и Коул сле­довали за мной по пятам, шаркая подошвами теннисных туфель и поднимая густые клубы пыли. Деревья, поля и небо слились перед мои­ми глазами в одну сплошную размытую разно­цветную полосу. Мы пронеслись через весь го­род не останавливаясь, в полном молчании и не глядя друг на друга. Вид у нас был тот еще!

Из булочной вышла миссис Вагнер, откры­ла рот, чтобы поздороваться, — и застыла в изумлении. Мы пронеслись мимо нее.

Мы добежали до дома, ворвались во двор и с таким грохотом захлопнули калитку, что за­дрожал забор. Я толкнула плечом дверь, и мы ввалились в гостиную. Задыхаясь, я опустилась на пол на колени. Коул и Энтони рухнули на диван.

Несколько минут мы судорожно хватали ртами воздух. Наконец я отдышалась и отки­нула со лба мокрые волосы. Часы на камине пробили три часа пополудни.

Коул и Энтони начали вдруг смеяться.

— В чем дело, над чем вы смеетесь? — спро­сила я, недоумевая.

Они расхохотались еще громче.

— Что здесь смешного — обиделась я. — Почему вы смеетесь?

— Не знаю! — ответил наконец Коул.

— И я не знаю! — подхватил Энтони, и оба вновь залились смехом.

— Спятили, — заключила я. Это было вовсе не смешно, а страшно.

Коул посерьезнел и спросил:

— Ты видела, как Ванесса на нас таращи­лась?

— Кажется, она не заметила Фрэнни и Дже­реми, — добавил Энтони. — Она увидела толь­ко нас. — Он снял очки и протер их рукавом рубашки. Его короткие черные волосы блес­тели от пота.

Я похолодела.

— А если Ванесса решит отомстить нам? Тог­да вам будет не до смеха.

Коул выпрямился и провел ладонью по сво­им волнистым светлым волосам. Он выше ро­стом и тоньше меня. Иногда он напоминает мне кузнечика.

— О чем ты говоришь, Кристал? — тихо спросил Коул.

— Если Ванесса решит, что это мы налили воды в почтовый ящик, она захочет раскви­таться с нами. И сделает так, чтобы у нас рас­пухли головы. Или придумает еще что-нибудь.

— Но мы же ни при чем! — запротестовал Энтони. — Надо сказать ей, что виноваты Дже­реми и Фрэнни!

— Доносчик! — процедил Коул, глядя на него исподлобья.

— Еще не известно, захочет ли она слушать нас. Может, она уже произнесла заклинание. — Я направилась в кухню. — Хотите пить?

Ответа я не услышала. Открыв холодильник, я вынула бутылку чая со льдом.

А через секунду взвизгнула от боли.

— Кристал, что с тобой? — крикнул Коул, вбегая в кухню.

От боли меня трясло.

— В чем дело? — повторил брат.

Я показала ему руку, стараясь сдержать дрожь.

— Дверца холодильника... — еле выговори­ла я. — Я прищемила руку!

Когда дрожь слегка утихла, я внимательно осмотрела пальцы и пошевелила ими. Кажет­ся, все целы. Я перевела взгляд на Коула.

— Почему ты усмехаешься? — удивилась я.

— Это месть Ванессы! — заявил брат. Энтони, стоявший в дверях, захихикал.

— Коул, мне не смешно! — вскипела я и об­хватила брата за шею, делая вид, что собира­юсь его задушить. Но меня остановила боль в руке. Пришлось разжать пальцы.

— Ванесса заколдовала тебя, — объяснил Энтони, явно не желая униматься. — Теперь твоя рука раздуется, как дыня!

— И станет мягкой и пористой, как голова у Томми, — мстительно добавил Коул. — И как твои мозги!

— Хватит! Уже не смешно! — прервала я. На самом деле мне было страшновато. С такими вещами не шутят.

Рука горела, словно в огне. Открыв холо­дильник, я сунула в него ладонь.

— А если Ванесса в самом деле колдунья? Если она и вправду заставила меня прищемить собственную руку?

Коул и Энтони одновременно подняли руки и принялись делать пассы, словно заколдовы­вая меня.

— Твоя... голова... превращается... в губку! — низким, зловещим голосом произнес Коул. — Теперь ею можно мыть посуду!

В этот момент в кухню вошли мама с папой.

— Что здесь?.. — начала мама и осеклась. — Кристал, почему ты держишь руку в холодиль­нике?

— Чтобы она остыла, — объяснила я, выни­мая руку и захлопывая дверцу.

Мама широко раскрыла глаза.

— Остыла? Зачем?

— Я прищемила ее дверью.

— Это Ванесса наколдовала, чтобы дверца холодильника прищемила тебе руку, — попра­вил Коул.

— Ванесса? — переспросил папа, направля­ясь к раковине. — Та странная женщина, ко­торая живет на окраине города?

— Наверное, вы опять досаждали ей? — до­гадалась мама. — Неужели нельзя найти заня­тие поинтереснее?

— Мы ничего ей не сделали, — возразил Коул.

— Честное слово, — подтвердил Энтони.

— Почему же тогда вы вспомнили о Ванес­се? — допытывалась мама.

Я решила, что пора сменить тему.

— Где вы были? — спросила я родителей.

— На заднем дворе. Решали, где поставить загородку для кур, чтобы они не лезли в ого­род, — ответил папа. По привычке он мыл руки в кухне — за это ему часто влетало от мамы.

— Если бы не куры, нам не понадобилась бы загородка, — проворчала я. — Давно пора из­бавиться...

— Кстати, о курах! — перебила мама. — Они разбрелись по всему заднему двору. Ты не мог­ла бы согнать их к сараю?

— Гонки за курами! — Я хлопнула Коула по плечу. — Поздравляю, тебе досталась любимая работа!

— Так нечестно! Почему самое трудное все­гда должен делать я? — взвыл Коул. — Пусть Кристал сгоняет кур!

— Я уже кормила их сегодня утром. А по­том, сгонять кур — занятие в самый раз для тебя. Потому что ты похож на большого пе­туха!

Все, кроме Коула, рассмеялись. Проворчав что-то себе под нос, он схватил Энтони за руку и потащил его во двор. Несколько секунд спу­стя я услышала громкое кудахтанье и недоволь­ные крики мальчишек. Вы когда-нибудь про­бовали согнать кур в одно место? Попробуй­те—и вы поймете, что это такое.

...Моя рука ныла весь день. Каждый раз, ког­да боль усиливалась, я вспоминала о Ванессе, ясно представляя взгляд ее холодных глаз, уст­ремленный на меня и мальчишек.

«С нами ничего не случится, — уверяла я себя. — Ванесса не сделает нам ничего пло­хого. Всё, что о ней болтают, — чепуха».

Эти слова я повторяла вновь и вновь, но так и не успокоилась. Вечером я долго не могла уснуть. В темноте мне казалось, что по стене спальни ползет тень. Тень кота.

Спрыгнув с постели, я опустила жалюзи. Комната погрузилась во мрак. Тень на стене исчезла. Но заснуть мне так и не удалось. Я лежала в темноте, широко открыв глаза.

— Кристал, постарайся заснуть, — твердила я себе. — Тебе нечего бояться.

Внезапный скрип заставил меня вздрогнуть.

Дверь приоткрылась, на пол упала полоса тусклого света.

Снова раздался скрип, и полоса света стала шире.

Я сглотнула, глядя, как дверь медленно от­крывается.

Кто-то прокрался ко мне в спальню!

Я увидела черную вуаль и длинное черное платье.

Ванесса!

Я открыла рот, чтобы позвать на помощь, но издала только слабый стон и откинула одеяло, чтобы встать с постели. Но куда мне было бе­жать? Ванесса молча приближалась, протяги­вая ко мне руки. Ее лицо по-прежнему при­крывала густая черная вуаль.

«Как она проникла в дом? Что со мной бу­дет?» — вихрем пронеслось у меня в голове.

Ванесса склонилась над постелью и потяну­лась к моей шее.

— Нет! — выкрикнула я, отталкивая ее руки. Вцепившись в вуаль, я резко ее рванула. Коул!

Передо мной стоял брат, озаренный из ко­ридора тусклым светом.

— Коул! Противный мальчишка!

Я отшвырнула вуаль и метнулась к брату, пытаясь его толкнуть, но промахнулась и сва­лилась с кровати.

— Негодяй! Ты перепугал меня до смерти! Но Коул торжествующе хохотал, не слушая

меня. Я с трудом поднялась, а он, не переста­вая смеяться, попятился к двери.

— Ты и вправду приняла меня за Ванессу! — веселился Коул.

— Ничего подобного! — солгала я. — Про­сто испугалась, вот и все.

— Еще бы! Ты же думала, что это Ванесса пришла тебе отомстить!

— Неправда! Неправда! — сердито перебила я. Коул взмахнул руками, словно колдун.

— Абракадабра! Теперь у тебя вместо головы губка!

И он снова залился самодовольным смехом.

— Ну подожди! Ты у меня еще поплатишься!

Корча рожи, брат отступал в коридор; длин­ная черная юбка волочилась по полу. Я подня­ла вуаль и бросила ее вслед Коулу.

Усевшись на кровать, я в бешенстве ударила кулаком подушку. Как я могла попасться на удочку Коула? Теперь вся школа будет знать, как я струсила!

Сердце мое продолжало судорожно колотить­ся. Немного успокоившись, я улеглась в по­стель, но заснула не сразу. А когда наконец дре­мота меня сморила, мне приснился кот. Страш­ный черный котище с ярко-желтыми глазами и багровым языком. Сначала он сидел в белой комнате, а потом эта комната превратилась в мою собственную. Кот подошел к моей кро­вати, широко открыл рот, просунул между жел­товатыми зубами длинный язык и замяукал.

Это был резкий, противный звук — казалось, кто-то скребет ногтем по испачканной мелом школьной доске. Кот еще шире разинул пасть, его желтые глаза вспыхнули. Не выдержав, я зажала обеими ладонями уши. Но мяуканье стало еще громче. Кот быстро приближался, словно собираясь проглотить меня. Я просну­лась и застыла в постели, ошеломленная вне­запной тишиной.

Сон был настолько реальным, что я удиви­лась, не обнаружив на одеяле разъяренного кота. Сквозь жалюзи пробивались лучи солн­ца. На полу, возле двери, валялась скомканная вуаль. Кота нигде не было.

Потянувшись, я выбралась из-под одеяла и начала одеваться, то и дело позевывая. Затем я спустилась в кухню, и мама поставила пере­до мной тарелку кукурузных хлопьев и стакан апельсинового сока.

— Как спалось? — спросила она.

— Так себе, — буркнула я, усаживаясь за стол. — Сначала никак не могла уснуть, а по­том увидела кошмарный сон.

Мама сокрушенно прищелкнула языком, подошла к раковине и принялась наполнять водой кофеварку. Некоторое время я размыш­ляла, стоит ли рассказать ей о глупой выходке Коула, и в конце концов решила промолчать. Мама наверняка начала бы расспрашивать, что мы делали вчера возле дома Ванессы.

— Какие у тебя планы на сегодня, Крис­тал? — спросила мама, закрыв щелкнувшую крышку кофеварки. — Может, сразу после уро­ков придешь домой и ляжешь спать?

— Не выйдет, — отозвалась я, пережевывая хлопья. — У меня тренировка по баскетболу. Тренер Клей обещала погонять меня как сле­дует. Недавно я сказала ей, что мне надоело быть запасным игроком и все время торчать на скамейке. У меня просто нет шансов показать, на что я способна.

Мама обернулась и отвела со лба темную челку.

— Наверное, поэтому тебе и не спалось, — заключила она. — Ты волновалась из-за пред­стоящей тренировки.

Я пожала плечами, не собираясь выклады­вать настоящую причину своего волнения. По лестнице затопал Коул. Мама наполнила его тарелку хлопьями.

— А когда ты пойдешь выбирать подарок для Люси-Энн? — спросила мама. — В эту субботу у нее день рождения.

Люси-Энн — моя лучшая подруга. На свой тринадцатый день рождения она пригласила меня еще несколько недель назад и с тех пор только и говорила что о предстоящем празд­нике. Ей не терпится стать подростком.

— Пожалуй, я сделаю это сегодня после уро­ков — пройдусь по магазинам.

— Ты уже решила, что подаришь?

Я открыла рот, чтобы ответить, но тут в кух­ню ворвался Коул.

Едва взглянув на него, мы с мамой хором ахнули.

— Коул! — воскликнула мама.

— Мое лицо... — запинаясь, пробормотал он. Его щеки и лоб были густо усеяны большими безобразными красными пятнами. — Боль­но! — добавил Коул и обернулся ко мне. — Это дело рук Ванессы!

Упав на колени, Коул закрыл лицо ладонями. Я вскочила со стула.

— Коул!..

— Сейчас же вызову врача! — решила ма­ма. — Или спасателей? — Она склонилась над Коулом. — Тебе и вправду больно?

Коул медленно опустил руки, и я увидела, что он ухмыляется.

На ладонях остались ярко-красные пятна — такие же, как на щеках.

— Коул! — Меня переполняла ярость.

У мамы открылся рот. Она застыла с теле­фоном в руке.

— Это красный маркер, — объяснил Коул и залился смехом.

Я с криком запустила в него ложкой. Ложка угодила ему в грудь и со звоном упала.

— Это не смешно! — выпалила я. Мама покачала головой.

— Коул, как ты меня напугал! Коул поднялся и победно объявил:

— А Кристал поверила, что это сделала Ва­несса!

— Брось свои дурацкие шутки! Иначе боль­ше я тебе никогда не поверю, даже если увижу, что тебя переехал грузовик!

Развернувшись, я выбежала из кухни. Я слышала, как мама говорит брату:

— Перестань пугать сестру.

— Но почему? — упрямился Коул.

Я схватила рюкзак, выскочила на крыльцо и захлопнула за собой дверь, стараясь не думать о Ванессе. Целый день я о ней не вспомина­ла — до тех пор, пока не увидела вновь. Тут-то и началось самое страшное.

— Это торт для Люси-Энн? — спросил Коул.

— Чей же еще? Разве ты не видишь, на нем написано: «С днем рождения, Люси-Энн!»

Мы с Коулом и Энтони стояли у витрины булочной, прижавшись к ней носами. На вит­рине было выставлено несколько именинных пирогов с белой глазурью. Самый большой, предназначенный для Люси-Энн, стоял посре­дине, дожидаясь субботы.

Я увидела, как миссис Вагнер машет нам из-за прилавка, и помахала в ответ, а затем взгля­нула на часы.

— Мне пора, — сказала я мальчишкам. — Надо еще купить подарок для Люси-Энн, а потом вернуться домой и заняться математи­кой.

И я поспешила к «Мини-марту», располо­женному по соседству с бакалеей. Я давно ре­шила подарить Люси-Энн новый компакт-диск. В конце квартала, посреди Главной ули­цы, разлегся старый пес мистера Хораса, он почесывал свое длинное ухо с таким видом, словно был хозяином города. Поравнявшись с ним, я услышала, как за моей спиной засме­ялись Энтони и Коул. Обернувшись, я попы­талась их прогнать:

— Пойдите погуляйте. Не ходите за мной, как привязанные.

Но как обычно, мальчишки не послушались. Коул вытащил из кармана яйцо, и его глаза торжествующе блеснули.

— Лови! — крикнул он, бросая яйцо Энтони. Энтони поймал яйцо в сложенные ковши­ком ладони и тут же кинул его обратно Коулу.

«Опять эта дурацкая игра!» — подумала я.

Коулу удалось подхватить яйцо одной рукой.

Это одна из тех игр, которые я не выношу Мальчишки сами ее придумали. Идя по ули­це, они перебрасываются яйцом, каждый раз отступая чуть дальше друг от друга. И засека­ют время, чтобы знать, как долго они могут играть яйцом, пока оно не разобьется. К счас­тью, игра зачастую заканчивается очень быст­ро. Яйцо разбивается, перепачкав кого-нибудь из игроков. Однажды я сглупила, встав между мальчишками и попытавшись перехватить яйцо. Оно угодило мне в лоб.

— Может, поиграете со своим яйцом где-нибудь в другом месте? — без особой надежды предложила я.

Не слушая меня, Коул шагал по самой сере­дине улицы. Пес мистера Хораса зевнул и пе­ревернулся на спину. Двое грузчиков вытаски­вали огромные дерюжные мешки из магазина фуража. Присвистнув, Коул высоко подкинул яйцо. В это время Энтони приставил ладонь козырьком ко лбу, загораживая глаза от солн­ца, и попятился к бакалейному магазину. Яйцо упало прямо ему на макушку и с отвратитель­ным треском разбилось. Фу, гадость! Энтони испуганно вскрикнул. Желтоватая жижа по­текла ему на лицо.

— Прости, я не нарочно! — воскликнул Коул, но не удержался и разразился хохотом.

Стиснув зубы, Энтони бросился на друга. Коул увернулся и прыгнул на тротуар.

— Хватит! Прекратите! — кричала я.

Рыча, как разъяренный лев, Энтони метнул­ся к моему брату и прижал его к витрине бака­лейного магазина.

— Ты все подстроил!

— Нет, что ты! Это вышло случайно! — со смехом оправдывался Коул.

Нагнув измазанную яйцом голову, Энтони боднул Коула в грудь. Брат вскрикнул. Энто­ни попятился, готовясь к новой атаке. Коул опустил глаза и обнаружил, что его тенниска перепачкана липкой жижей.

— Хватит, я кому сказала! — Я схватила Энто­ни за плечи и попыталась оторвать его от Коула.

Никто из нас не заметил, как из бакалейно­го магазина вышла Ванесса.

— Прекрати! — Я рванула Энтони за плечо.

И мы втроем не удержали равновесие и по­валились в сторону Ванессы. Сначала я увиде­ла ее черное платье, затем белое лицо и черные, глядящие с изумлением глаза. Мы налетели на нее с такой силой, что Ванесса открыла рот, по­шатнулась и раскинула руки, чтобы не упасть. Два пакета с покупками упали на тротуар. Один из них разорвался. По тротуару с грохотом по­катились консервные банки, зазвенело разби­тое стекло. Лужица темно-красного кетчупа. Рядом лежала коробка перебитых яиц.

Я по-прежнему держала Энтони за плечи, и потому почувствовала, как он задрожал, за­тем резко высвободился.

— Простите! — обратился он к Ванессе. — Извините меня!

И, перепрыгнув через банки и свертки, по­несся прочь, но вдруг вскрикнул, споткнув­шись о лежащего пса, и упал на него ничком. Пес даже не шевельнулся. Энтони с трудом поднялся на ноги, сорвался с места и свернул в переулок, не оглядываясь.

— Ну и ну! — Я глядела на разбросанные по тротуару покупки.

Коул стоял рядом, шумно отдуваясь и качая головой.

Пес медленно приподнялся, наклонил голову и принялся слизывать с тротуара яичный желток.

Обернувшись к Ванессе, я чуть не вскрик­нула: на ее холодном бледном лице была на­писана ярость. И тотчас застыла, словно льдин­ка, под ее пристальным взглядом. По спине побежали мурашки. Опомнившись, я схвати­ла Коула за руку и потянула прочь. В это время Ванесса шагнула к нам. Подол ее длинного чер­ного платья касался тротуара. Она приблизила к Коулу тонкий палец с черным ногтем, а за­тем указала на меня и прошептала:

— Цыпа-цыпа!

Черные от помады губы Ванессы растяну­лись в довольной усмешке.

— Цыпа-цыпа!

Я ахнула, словно получила пощечину. Ули­ца покачнулась у меня перед глазами, голова закружилась.

Что это означает? Почему она так сказала?

Но спросить мы с Коулом не решились. Сту­ча подошвами по тротуару, мы сорвались с ме­ста. Я успела лишь заметить, что старый пес по-прежнему слизывает желток с тротуара, а на лице Ванессы играет коварная усмешка.

Мы с Коулом свернули за угол, пронеслись мимо почты и химчистки и устремились к на­шему дому. Мы не оглядывались. Только ока­завшись в кухне, я наконец перевела дух и упа­ла на табурет, Коул бросился к раковине, от­крыл холодную воду и начал умываться. Мы оба тяжело отдувались, не говоря ни слова. Я стерла со лба пот, подошла к холодильнику и вынула бутылку минеральной воды, поднес­ла ее к губам и глотнула.

— Надо было остаться...

— Что? — Коул обернулся. Вода струйками стекала по его раскрасневшемуся липу и капа­ла на рубашку.

— Надо было остаться и помочь Ванессе со­брать покупки.

— Еще чего! — возмутился Коул. — Она су­масшедшая! Ты видела, какое у нее было лицо?

— Но ей же теперь придется покупать все заново.

— Ну и что? Это вышло случайно, — возра­зил Коул. — С кем не бывает! А она... я думал, она набросится на нас с кулаками!

Я потерлась лбом о прохладную бутылку.

— Ты помнишь, что она сказала? — размыш­ляла я вслух. — Какие странные слова!

Коул скорчил гримасу и указал на меня паль­цем, а затем, передразнивая Ванессу, произнес:

— Цыпа-цыпа!

— Прекрати! Коул, тебе давно пора остано­виться. Мне страшно...

— Цыпа-цыпа! — не унимался мой брат.

— Хватит! — взмолилась я и смяла в ладони бутылку. — Чертовщина какая-то... Почему она так сказала? Зачем?

— Может, спятила? — предположил Коул.

— Нет. Она не сумасшедшая, она злая. — Словно защищаясь от грядущей беды, я обхва­тила себя руками за плечи. — У меня такое чув­ство, будто скоро с нами произойдет что-то ужасное.

Коул криво усмехнулся.

— Что может с нами случиться, Кристал?

 

— Ты купила подарок для Люси-Энн? — спросила мама за ужином.

Я прожевала спагетти.

— Еще нет.

Мама удивленно подняла брови.

— Я думала, ты ходила в город за компакт-диском для нее.

— Передай мне пармезан, — перебил папа. До сих пор он ел молча. Должно быть, у него выдался скверный день.

— Ничего не понимаю... — продолжала мама. — Чем же ты занималась после уроков, Кристал?

— Ничем, мама. — Я вздохнула. — Может, поговорим о чем-нибудь другом?

— У тебя весь подбородок в соусе, — вме­шался Коул.

Я скорчила гримасу.

— Спасибо за внимание. С кем поведешь­ся — от того и наберешься.

Коул показал мне язык с прилипшей к нему половинкой тефтели. Достойный ответ.

— Я забыл спросить, как прошла трениров­ка, — вдруг спохватился папа.

— Давай лучше не будем об этом, — попро­сила я.

Мама отложила вилку и сдула со лба волосы.

— Да что это с тобой сегодня?

Я уставилась в тарелку и призналась:

— Тренировка прошла неудачно. Тренер Клей дала мне шанс, а я играла... хуже некуда.

— Значит, есть над чем поработать, — вста­вил Коул.

— Коул, помолчи, — прервала мама.

— А я ушиб палец! — захныкал он.

— Об этом потом. — Мама повернулась ко мне. — Так, значит, ты играла неважно?

— Я... споткнулась и упала, когда вела мяч. Дважды, — призналась я. — И ни разу не по­пала в кольцо. Мяч его даже не задевал...

— Может, в следующий раз... — начал папа.

— Это был мой единственный шанс про­биться в основную команду! А я его упустила! Я валилась с ног от усталости, к тому же не выспалась и...

— Но ты по-прежнему запасной игрок, — мягко напомнила мама. — Когда-нибудь у тебя все получится.

— На завтра у вас назначена тренировка? — спросил папа, подкладывая себе еще салата.

Я покачала головой.

— Нет, завтра днем репетиция хора. Кстати, и у Коула тоже. Через месяц мы будем участво­вать в концерте для выпускников школы.

— Я буду дважды солировать, — похвастал­ся Коул. — Я единственный в хоре пятикласс­ник!

— Нашел чем хвалиться, — фыркнула я.

Мама перевела взгляд на руку Коула.

— Где ты ушиб палец? — спросила она.

— Нигде. Мне просто захотелось что-нибудь сказать.

Миссис Меллон, учительница музыки, — миниатюрная, похожая на птичку женщина. Она всегда носит серые свитера с серыми юб­ками или брюками, ее сероватые волосы тор­чат во все стороны, как перышки, нос острень­кий, как у воробушка. А иногда она напоми­нает мне цикаду. Нас, хористов, она называет

канарейками.

В нашей школе нет кабинета музыки, по­этому после уроков мы собираемся в большом классе. В хоре восемь человек — четыре маль­чика и четыре девочки. Почти все хористы учатся в шестом классе, только Коул — в пя­том. Большому хору было бы негде размес­титься.

Миссис Меллон опаздывала. Мальчишки расшалились и принялись обстреливать друг друга из резинок, а девчонки — снисходитель­но посмеиваться и болтать. Когда миссис Мел­лон наконец появилась, приглаживая руками волосы-перья, то сразу приступила к делу.

— Концерт через две недели, — многозна­чительно объявила она. — А мы еще не знаем, что будем петь.

Мы согласились, что нам необходимы до­полнительные репетиции. Люси-Энн, наше единственное сопрано, подняла руку:

— А может, будем просто открывать рты под фонограмму?

Все засмеялись. Но, присмотревшись, я по­няла, что Люси-Энн не шутит.

— Лично мне не до смеха, — сказала миссис Меллон строго. — Давайте посмотрим, на что мы способны.

И мы начали распеваться, но нам помешал большой черный паук, свалившийся откуда-то с потолка прямо на голову Люси-Энн. Она взвизгнула и затрясла белокурыми кудрями, а потом принялась смахивать паука обеими ру­ками. Наконец паук плюхнулся на пол, и Коул его раздавил.

— Раздавить паука — плохая примета, — пре­дупредил моего брата мальчик по имени Лар-ри.

Коул пожал плечами и повозил подошвой туфли по полу.

— Начнем с «Прекрасного Огайо», — пред­ложила миссис Меллон, делая вид, что не за­метила злополучного паука, и зашелестела но­тами на пюпитре. — В прошлый раз он у нас совсем не получился.

— Там слишком сложная партия сопрано, — заметила Люси-Энн.

— Плохому танцору всегда туфли жмут, — поддразнил ее Ларри. По-моему, он влюбился в нее.

Миссис Меллон прокашлялась.

— Ребята, посерьезнее! — И обернулась к Ко­улу. — Ты разучил свою партию?

— Разумеется, — солгал мой брат.

— Тогда попробуй спеть ее. Только не забудь: ты вступаешь через три такта.

— Помню, — заверил ее Коул.

На прошлой репетиции он ни разу не всту­пил вовремя.

Миссис Меллон подняла руки, улыбнулась и взмахнула ими, подавая сигнал.

Мы запели «Прекрасный Огайо» — это сен­тиментальная, даже слезливая песенка, но мне нравится ее мелодия. На этот раз песня звуча­ла неплохо — до тех пор, пока не вступил Коул: он глубоко вздохнул, шагнул вперед, подождал три такта и запел:

— Ко-ко-ко! Кудах-тах-тах!

Миссис Меллон изумленно вытаращила глаза.

Мы замолчали, я уставилась на брата. Он выглядел растерянным, затем судорожно от­кашлялся.

— Пой со словами, Коул, — велела миссис Меллон. — Ты их выучил?

Коул закивал.

— Тогда начнем с такта перед вступлением Коула.

Мы вновь запели. Я не сводила глаз с брата. Он расправил плечи, и... по классу вновь раз­неслось кудахтанье.

Что за дурацкие шутки?

Кроме Ларри, никто не засмеялся.

Коул растерянно тер шею и кашлял, покрас­нев от смущения.

— Что это с тобой? — спросила я, но брат не ответил.

— Коул, прошу тебя, перестань дурачиться! — взмолилась миссис Меллон. — У нас и так мало времени! — Она нахмурилась. — У тебя пре­красный голос. Я знаю, ты умеешь петь. По­пробуй еще разок. — И она подняла руки. — На счет «три»! — скомандовала она. — Раз, два... три! Коул, начинай!

— Куд-кудах-тах-тах! — пронзительно за­кричал брат.

Я бросилась к нему.

— Коул, что с тобой? Зачем ты балуешься?

— Ко-ко-ко! — ответил он.

Вечером, когда, сидя у себя в комнате, я за­ворачивала подарок для Люси-Энн, пришел Коул. Его светлые волосы торчали во все сто­роны. Стоя на пороге, он вытирал потные ла­дони о тенниску.

— Что тебе? — резко спросила я. — Не ви­дишь, я занята. — Подвернув уголок оберточ­ной бумаги, я приклеила ее к футляру компакт-диска л