Схема № 27

Столкновение страстей в душе персонажа с его духовными устремлениями часто обуславливает борьбу между разнонаправленными внутренними мотивировками.

Вспомните, как разрывают душу Андрея Рублева противоречивые чувства в новеллах «Праздник» и «Страшный суд».

Следует рассматривать и такие сочетания действий с их мотивировками, когда эгоистические интересы в душе персонажа гасятся и превращаются в свою противоположность его совестью. Именно по этой причине в фильме «Пианино» муж Ады не только освобождает ее от заточения в своем доме, но добровольно уступает человеку, которого она любит.

 

 

«Отсутствие» каких-либо мотивировок.

Чрезвычайно странной и необъяснимой выглядит в фильме «Рассекая волны» настойчивость, с которой лежащий в совершенной неподвижности на больничной постели Ян посылает любимую жену совокупляться с другими мужчинами.

Объяснения подобных действий можно найти только в безднах (как у Достоевского) человеческого сердца. В романе «Идиот» Ф. Достоевский говорил: «Не забудем, что причины действий человеческих обыкновенно бесчисленно сложнее и разнообразнее, чем мы их всегда потом объясняем (курсив мой — Л.Н.), и редко определенно очерчиваются. Всего лучше иногда рассказчику ограничиться простым изложением событий»[76].

Все этапы работы А. Тарковского над фильмом «Андрей Рублев», включая создание последнего его варианта (особенно), шли по пути отсечения видимых мотивировок действий героев. (Спешим успокоить начинающих кинодраматургов: мотивировки в картине есть, только они — непросто формулируемые и глубоко спрятанные.)

К разряду «отсутствующих» мотивировок можно отнести и мотивировки, таящиеся в подсознании персонажей. Героя повести Ф. Достоевского «Вечный муж» - Вельчанинова, чуть не зарезал во время сна бритвой его давний приятель Павел Павлович: «Он приехал сюда, чтоб «обняться со мной и заплакать», — как он сам подлейшим образом выразился, то есть он ехал, чтобы зарезать меня, а думал, что едет «обняться и заплакать»…[77]

 

 

Роль случайности в сюжете.

К видимому отсутствию каких-либо мотивировок примыкает и такая своеобразная форма «причинности» событий, как случайность. Если драматургическое действие должно быть мотивировано, то как же нам тогда отнестись к простым совпадениям, с которыми мы встречаемся в потоке сюжета? Случайное событие — автокатастрофа — сыграла поистине решающую роль в судьбах героев двух (из трех) новелл мексиканского фильма «Сука любовь» (А.-Г. Иньярриту) — красавицы-модели и старика-бомжа.

Ответ тут может быть таким: случайность играет в подобных сюжетах, если хотите, роль катализатора, ускоряющего и делающего более наглядным внутренний процесс.

Да, Бориска в «Рублеве» «случайно» нашел во время дождя глину, необходимую для отливки колокола. Но как для человека, верящего в провидение, так и для настоящего художника, ничего «случайного» не бывает — все совпадения для них являются проявлением Высшей воли, поэтому случайности приобретают в сюжетах фильмов значение необходимости. Как говорит за кадром в одной из заключительных сцен фильма И. Бергмана «Земляничная поляна» его герой — профессор Исак Борг: «Во время торжественной церемонии мысли мои были целиком заняты событиями сегодняшнего дня. И тогда я решил записать на бумагу все, что произошло. В этом потоке событий мне казалось, что я различаю какую-то определенную и странную логику».

 

 

Необходимость мотивировок.

О ней следует постоянно помнить, ибо профессиональность в построении сюжета напрямую зависит от тщательности и глубины прослеживания мотивировок.

Нельзя при этом ограничиваться тем, что мотивировка как бы подразумевается («он же должен был бояться этого злодея», например), нет, мотивировка должна быть конфликтно разработана.

Отсутствие в должной степени проработанных мотивировок всегда — в большей или меньшей степени — ощущается зрителями и порой вызывает в их душах чувство не сопереживания, а недоумения: почему герой так поступил?

Не показалось ли вам, что внешне очень сильный и эффектный сюжетный ход в фильме «Титаник» — попытка его героини Розы броситься за борт в воду — недостаточно мотивирован? В сцене, предшествующей этому действию, внешние и внутренние эмоциональные мотивировки (если к тому же учесть особенности характера девушки) не доведены, на наш взгляд, до необходимого градуса накала…

 

2.3. Перипетия

 

Перипетия — своеобразная и тоже очень важная разновидность действия.

 

Что такое «перипетия»?

В словаре вы найдете такое определение этого понятия:

 

«Перипетия» (от греч. peripéteia — внезапный поворот, перелом) — резкая неожиданная перемена в течении действия и судьбе персонажа.

 

Итак, перипетия — это резкий и неожиданный поворот в сюжете. По Аристотелю, применявшему термин к жанру трагедии, перипетия определялась как «перемена событий к противоположному»[78], «от счастья к несчастью»[79] или наоборот.

Так, в трагедии Софокла «Царь Эдип» и в фильме, созданном П.-П. Пазолини по этой пьесе, герой, находящийся на вершине славы, могущества и счастливой любви, узнает от вестника, что он, Эдип, убил по незнанию своего отца и теперь делит ложе со своей матерью. В течение нескольких минут в судьбе героя происходит перелом от счастья к полному несчастью. Его мать кончает с собой, и он, царь, выкалывает себе глаза и отправляется нищим бродить по свету.

С такой же резкой переменой от счастья к несчастью встречаемся мы и у Шекспира. Только что произошло тайное венчанье влюбленных Ромео и Джульетты. Молодая жена с нетерпением ждет своего возлюбленного мужа, но вдруг она узнает, что в разгоревшейся ссоре Ромео убил ее брата Тибальда. Радостные надежды на счастливое будущее в один миг рухнули…

В профессионально верно выстроенной драматургии фильмов мы очень часто встречаемся с перипетиями, которые в нашем кинематографическом обиходе чаще называют сюжетными поворотами. В своей книге «Кино между раем и адом» режиссер А. Митта хорошо и подробно пишет об этом элементе построения сюжета фильма.

Почему так важна эта составляющая часть сюжета?

Потому что перипетия выражает в резкой и крайне подчеркнутой форме суть процесса сюжетного развития. Перипетия, как скальпель, вскрывает образ целого, обнаруживая его смысловые глубины.

В романах Достоевского мы находим большое количество неожиданных поворотов, многие из которых носят судьбоносный характер. Взять хотя бы бегство Настасьи Филипповны из под венца от князя Мышкина в романе «Идиот». Или обнаружение ее, уже зарезанной, в квартире Рогожина. Сам писатель о такого рода поворотах в другом своем романе писал так: «Это был день неожиданностей, день развязок прежнего и завязок нового, резких разъяснений и еще пущей путаницы…»[80].

Перипетии обладают потенциалом большой впечатляющей силы. Картины, в которых есть резкие и неожиданные повороты, воспринимаются зрителями с должной степенью внимания и напряжения.

В фильме «Пианино», например, таких резких поворотов немало; вот некоторые из них:

- Ада неожиданно признается Бэйнсу в любви;

- муж Ады отрубает ей палец;

- Ада приказывает сбросить свое любимое пианино с пироги в море;

- сразу же за этим следует другой поворот — героиня тонет;

- а затем вслед за ним третий — она спасается: «Какое счастье», — говорит за кадром Ада.

Из перечисленных примеров можно сделать вывод, что внешние повороты часто бывают следствием поворотов внутренних — в душах персонажей.

Очень часто решающие повороты сочетаются с кульминацией. Они могут стоять перед ней («Ночи Кабирии») или сразу же после неё («Иван Грозный», «Долгие проводы»), они могут вплотную предварять кульминацию и тут же следовать за ней («Полет над гнездом кукушки», «Пианино», «Возвращение»).

Почему особенную важность в фильмах приобретают повороты именно предфинальные? Потому, видимо, что они, как и кульминации, придают произведению вид законченности (самое главное свершилось!). Именно финальным перипетиям Аристотель придавал большое значение: «тот объем достаточен, внутри которого при непрерывном следовании событий… может произойти перемена от несчастья к счастью или от счастья к несчастью»[81].

Отрицается ли предфинальным поворотом возможность открытости финала? Нет, более того, открытый финал может следовать только после кульминации и главной перипетии: решающее сражение произошло, но конфликт не исчерпан — противник как будто поражен, но неизвестно, что он предпримет завтра — не соберет ли новое войско?

Следует признать: умение создавать перипетии вообще лежит в основе умения строить напряженное сюжетное действие. Недаром на первых порах овладения драматургической грамотой студентов-сценаристов заставляют сочинять этюды, в которых главной составляющей является неожиданный финальный поворот.

Ведь что такое настоящая «история»? Это состав событий, содержащих определенное число поворотов действия.

 

 

Подготовка перипетии

Но сделать сюжетный поворот неожиданным — это еще далеко не все.

Поворот должен быть подготовлен!

Обязательно! Только тогда он драматургически будет выглядеть закономерным, вытекающим из существа сюжета, а не продуктом авторского произвола (сделаю все наоборот!). Только тогда про него можно будет сказать словами поэта Валерия Брюсова:

 

«Конец негаданный,

Но неизбежен он».

(«Сонет»)

 

О необходимости подготовки решающих поворотов в жизни героев произведения заботились и наши великие классики. В работе, посвященной Л. Толстому, в частности, его роману «Анна Каренина» Д. Мережковский писал: «При первой встрече Анны с Вронским он видит… труп человека, раздавленного поездом…» Затем Д. Мережковский напоминает читателям романа о французских словах, которые произносит темный мужик в снах Анны и Вронского: «Il faut le batter, le broyer, le pétrir» («Надо его бить, раздавить, размозжить»). И, наконец, итог: «В конце трагедии Вронский увидит окровавленное тело самой Анны»[82].

Еще нагляднее подготовка перипетии работает в кинофильмах — ведь они демонстрируются в ограниченном промежутке времени. Когда зритель встречается с неожиданным для него поворотом действия, он должен вспомнить какие-то моменты, из предыдущих эпизодов — детали, слова, поступки персонажей, которым он не придал особого значения, но которые теперь мгновенно обнаруживаются в его сознании и выстраиваются в образную и смысловую цепочку: «Ну, конечно, так и должно было случиться!»

В финальных сценах фильма Ф. Феллини «Ночи Кабирии» нас потрясает поворот: застенчивый человек, назвавшийся бухгалтером по имени Оскар, так робко ухаживающий за мечтающей о настоящей любви проституткой Кабирией и предложивший ей руку и сердце, оказывается тем, кто подготовил безжалостное преступление — ограбление и убийство героини. Пораженные открытием мы вспоминаем, что этот человек присутствовал в зале варьете, где Кабирия во время сеанса гипноза расказала свою мечту о молодом человеке по имени Оскар, а затем с гордостью сообщила, что у нее на окраине Рима есть собственный дом. Вспоминаем и то, как рассеян был «Оскар» и одновременно самоуглублен, когда шел с Кабирией через лес к обрыву над рекой, где все и должно было случиться - «Конец негаданный, но неизбежен он!»...

И еще мы вспоминаем, что ведь в самом начале фильма Кабирию уже один раз ограбил и попытался утопить молодой ее сожитель Джорджио…

Или другой пример: муж Ады («Пианино») отрубает ей палец — эта сцена подготовлена Джейн Кемпион многократно. В одной из начальных сцен фильма Стюарт рубит дрова; подчеркнуто крупным планом показан воткнутый в пень топор. На репетиции самодеятельного театра теней исполнитель роли Синей Бороды занес бутафорский топорик над пальцами пожилой дамы — та испугано отдернула руку. Наконец, уже в ходе самого спектакля «театра теней», когда сие «действо» зрители наблюдали на натянутом полотне экрана, местные аборигены, не знакомые с условностями искусства, сорвали представление, помешав «совершиться злодейству».

В фильме «Возвращение» А.Звягинцева предкульминационный поворот, когда маленький герой решает покончить с собой, спрыгнув с многометровой вышки, подготовлен тем, что в самом начале картины мальчишка, в отличие от других ребят, не решился спрыгнуть с вышки в воду и затем сильно переживал по этому поводу.

Для обеспечения необходимого эффекта неожиданности перипетии мастера драматургии:

а) дают подготовку поворота заранее, а не непосредственно перед ним;

б) стремятся всеми способами замаскировать эту подготовку — отвлечь от нее зрителя или направить его внимание по ложному пути.

Фильм Жюльена Дювивье «Дьявол и десять заповедей» (1962) состоит из шести разных по жанру новелл, каждая из которых заканчивается эффектным по своей неожиданности поворотом.

В финале одной из новелл (заповедь «Не укради!»), решенной в комедийном жанре, двое воришек обнаруживают в своем чемоданчике не украденные, по их убеждению, из банка толстые пачки денежных купюр, а… бутылку вина, хлеб и сыр. Совершенная неожиданность и для персонажей, и для нас — зрителей! Но как только мы видим этот набор продуктов, явно предназначенный для простецкого обеда, мы тотчас вспоминаем рабочего, который где-то в первой половине фильма стоял за стойкой бара рядом с одним из наших героев. Все понятно! Значит, тогда и произошел невольный обмен похожими, как две капли воды, чемоданчиками! Воспоминание о рабочем приходит вслед за неожиданностью настолько мгновенно, что некоторые зрители уверяют: они так и предполагали — поворот с подменой денег не был для них новостью. Однако при дальнейшем разборе фильма эти «проницательные» зрители отказываются от своих утверждений. Дело в том, что в сценах, стоящих ближе к финалу, авторы разыграли ситуации, маскирующие подготовку поворота, заставляющие зрителей напряженно ожидать возможного раскрытия чемоданчика — сначала инспектором, ведущим дело об ограблении банка, а затем встретившимся на пути воришкам полицейским.

Наблюдая эти сцены, мы были уверены, что в чемодане находились деньги. Поэтому обнаружившаяся подмена не могла не быть для всех совершенной неожиданностью.

Очень сильно выполнена двойная перипетия (поворот следует за поворотом) в фильме Стивена Спилберга «Список Шиндлера»:

1. Нацисты везут еврейских женщин в товарных вагонах — герой картины немецкий предприниматель Шиндлер обещал узницам, что их отправят в Чехословакию — к нему на фабрику, где их ожидает ужин и теплые постели.

2. Но совершенно неожиданно для нас и для несчастных женщин поезд въезжает в концлагерь Освенцим. Женщины в ужасе видят дым над трубой крематория — они знают, что там происходит.

Это первое поворотное действие.

3. Высаженных из вагонов еврейских женщин заставляют раздеться и загоняют в душевую. Они смотрят на отверстия в потолке. Они знают, что оттуда должно выходить. Знают это и зрители. Предсмертные объятия несчастных. В душевой гаснет свет. Раздается многоголосый вопль ужаса.

4. И вдруг из сетчатых отверстий потолка вырывается не газ, а горячая вода. Женщины захлебывают от льющихся на них водяных струй и от счастья.

Это второе поворотное действие.

Получается, что перипетии здесь сделаны просто по Аристотелю:

- от счастья — к полному несчастью

и

- от полного несчастья — к счастью.

Как же осуществлена здесь подготовка поворотов?

- После первого поворотного действия — перед третьим пунктом — авторы фильма дают короткую врезку: там, откуда был отправлен эшелон с еврейскими женщинами, Шиндлер стремительно входит в свою контору со словами: «Они попали в Освенцим! Поезд пошел по другому маршруту. Ошибка в путевом листе!»

Реплика объясняет причину первого поворотного действия, но не предполагает возможность второго. Однако как только последний наступил, мы вспоминаем фразу, брошенную Шиндлером, и понимаем, что счастливая перипетия произошла благодаря прямому вмешательству в происходящее героя фильма.

 

 

Виды перипетий

Существуют три вида перипетий:

а) поворот, неожиданный для зрителей и для персонажей:

все приведенные выше примеры перипетий;

б) поворот, неожиданный для зрителей, но не для персонажей: в новелле «Скоморох» (фильм «Андрей Рублев») княжеские дружинники бьют скомороха головой о ствол дерева и увозят несчастного с собой: судя по всему никто из присутствующих, в том числе и сам скоморох, не сомневался в подобном исходе.

в) поворот, неожиданный для персонажа(ей), но ожидаемый зрителями — так называемая «ожидаемая неожиданность»: в финале разобранной новеллы из фильма «Дьявол и десять заповедей» после перипетии, неожиданной и для персонажей и для зрителей, следует еще один поворот — знакомый нам рабочий собрался пообедать и поставил перед собой чемоданчик; мы знаем, что его ожидает, и с удовольствием предвкушаем комически-поворотный эффект: как вместе бутылки дешевого вина и куска сыра бедняга обнаружит в чемоданчике толстые пачки банкнот!

Весь сюжет фильма А. Хичкока «Веревка» основан на том, что зрители знают, что в сундуке лежит убитый молодой человек, а пришедшие на праздник гости не знают этого и ждут его прихода…

Читая заключительные главы романа Ф. Достоевского «Подросток», мы узнаем, что у его героя Аркадия украден во время сна и подменен простой бумажкой вшитый в подкладку пиджака документ, решающий все в судьбах персонажей романа. Но герой и другие действующие лица, к которым мы относимся с сочувствием, о случившемся не знают. И мы со все возрастающим напряжением ожидаем, что же произойдет - когда и каким образом о пропаже документа станет им известно. А писатель Федор Михайлович Достоевский все медлит и медлит с обнаружением для своих героев этого сокрушительного факта.

Ясно, что подготовка данного (третьего) вида перипетий основана главным образом на усиливающемся читательском и зрительском нетерпении: мы ждем — случится то событие, которое должно случится, или нет? Юрий Арабов в своих лекциях по драматургии называет подобную подготовку перипетии «фактором ожидания».

В фильме Клода Лелюша «Начать сначала» героиня (Катрин Денев) настоятельно предупреждает свою подругу, в прошлом воровку и мошенницу (Анук Эме), чтобы та ничего не украла в магазине, в который героиня ее рекомендовала в качестве продавщицы. Она даже заставляет женщину поклясться в этом (специально подчеркнутое автором действие!). И зритель, конечно же, ждет, что подруга все-таки украдет, он почти уверен в этом. Но когда? Как? И что?

Подобное зрительское ожидание может быть еще усилено:

а) персонаж совершает некие действия, которые могут укрепить в зрителе уверенность в исполнении ожидаемого;

б) персонаж не делает того, что от него ждет зритель, хотя удобные случаи ему представляются; зритель недоумевает и все-таки продолжает ждать.

Как в таких случаях могут осуществляться сами повороты?

В фильме Лелюша подруга героини ничего не крадет в магазине (зритель обманут в своих ожиданиях?!), но совершает другой, еще более сокрушительный проступок. Эффектность поворота увеличивается благодаря обманному посылу. Героиня в страшном негодовании спрашивает подругу: «Как ты могла это сделать?!» Мы, зрители, рады своей догадливости: негодница все же, несмотря на клятвы, что-то украла! Но тут же следует новый поворот: выясняется, что подруга соблазнила несовершеннолетнего сына героини.

Еще один пример обманутого зрительского ожидания находим в картине Виталия Мельникова «Луной был полон сад». Один из героев фильма (актер Лев Дуров) переносит инфаркт, а до этого постоянно принимает лекарства. У него к тому же очень непростые и нервные отношения с другими персонажами картины… И вот мы видим на экране — печальную траурную обстановку в его доме. Зритель приучен к тому, что именно подобными способами подготавливается в фильмах смерть героя. В «Ностальгии» А. Тарковского Алексей Гончаров морщится от внезапной боли в сердце, а затем в предфинальной сцене, после его прохода по бассейну с горящей свечой, рука героя замирает — смерть!

И здесь, в картине В. Мельникова, у нас сомнений нет — умер герой Льва Дурова. Но тут же мы узнаем, что это не так, что умерла главная героиня фильма (актриса Зинаида Шарко) — женщина, хотя далеко не молодая, но не болевшая. Поворот сильный и неожиданный. Но внутренне оправданный и подготовленный: героиня в ходе развития сюжета фильма оказалась в психологически безвыходном положении…

Все мы помним, сказанное А.Чеховым: «Если в первом акте пьесы на сцене висит ружье, то в последнем акте оно должно выстрелить». Как правило, это так. Но вот, что сказал по этому поводу другой писатель и драматург Жан Кокто: «Если на стене висит ружьё, оно ни в коем случае не должно выстрелить!»

Таким образом, ожидаемая зрителем неожиданность в данном виде перипетий может обернуться «неожиданной неожиданностью».

 

2.4. Узнавание

«Самое важное, чем трагедия увлекает душу… — говорил Аристотель, — перипетии и узнавания»[83].

И верно, сколько раз мы, говоря о перипетиях, приводя их примеры, употребляли словосочетания: «герои узнали», «мы узнаем», «зрители узнают» и так далее. Очень часто перипетии как раз и построены на неожиданном узнавании персонажами или зрителями, или теми и другими одновременно, того, что они не знали. Действие, утверждал Аристотель, может происходить «с узнаванием или с перипетией или с тем и другим вместе»[84].

Но что такое «узнавание» как особый вид действия? Аристотель его определяет так:

«Узнавание, как показывает и название, обозначает переход от незнания к знанию, ведущий или к дружбе, или к вражде лиц, назначенных к счастью или несчастью»[85].

«Лучшее узнавание, — добавляет тут же Аристотель, — когда его (узнавание — Л.Н.) сопровождает перипетия, как это происходит в «Эдипе»[86]. Вспомните: страшная перемена в судьбе царя Эдипа происходит сразу же после того, как он узнал от вестника о своем (пусть и невольном) нарушении основных нравственных законов человеческого бытия.

Говоря о сочетании действий — узнавания и перипетии, еще раз обратимся к фильму «Полет над гнездом кукушки». Может создаться впечатление, что его авторы, разрабатывая кульминационную сцену, буквально следовали определениям и советам древнегреческого мудреца. В тот момент, когда Мак Мэрфи пытается вырваться из лечебницы, он узнает о самоубийстве Билли («переход от незнания к знанию»). Это узнавание ведет к «вражде лиц, назначенных к счастью или несчастью» — Мак Мэрфи бросается к мисс Рэчет и пытается ее задушить — перипетия, приведшая к финальной гибели героя.

Следует, однако, подчеркнуть: не всякое осведомление героев картины или ее зрителей о происшедшем является подлинно драматургическим действием узнавания. Последнее не должно выглядеть простым сообщением, а должно разворачиваться как процесс. Только в таком случае узнавание будет увлекать и в должной степени впечатлять зрителей. Посмотрим, как оно сделано в фильме Милоша Формана.

Мак Мэрфи стоит перед открытым окном, и ничто не мешает ему выпрыгнуть из него.

В этот момент:

- герой и мы слышим испуганный крик медсесты (I);

- медсестра выбегает из палаты в коридор; забрызганная кровью она бросается в объятия мисс Рэчет (II);

- негр-охранник убегает прочь по коридору (III);

- Мак Мэрфи стоит в нерешительности перед окном, за которым две его подруги энергичными жестами зовут его поторопиться. Однако герой смотрит в сторону коридора, откуда раздался крик, и медлит (IV — остановка действия, саспенс, усиливающий нетерпеливое желание героя и зрителей узнать о том, что же случилось);

- пациенты лечебницы спешат по коридору, толпятся перед палатой, заглядывают в нее, на лице их ужас, но мы все еще не знаем причину этого ужаса (V — продолжение неузнавания);

- мисс Рэчет расталкивает собравшихся: «Пропустите меня!», вбегает в палату, и тут мы вместе с ней видим лежащего на полу окровавленного Билли (VI — мы, зрители, вместе со старшей медсестрой видим: с парнем случилось что-то ужасное, но до конца еще не знаем, что именно; герой же картины Мак Мэрфи пока вообще не знает ничего);

- Мак Мэрфи продирается сквозь толпу в палату, лицо его становится страшным (VII — пик узнавания случившегося героем);

- с точки зрения Мак Мерфи мы видим в окровавленной ладони Билла острый осколок разбитого стакана (VIII — момент полного узнавания происшедшего).

Узнавание может стоять до перипетии или перемены, может стоять после, а может стоять и до и после них. В только что приведенном примере мы разобрались в построении узнавания, предваряющего перипетию. Но затем – в эпилоге картины мы встретимся с новом узнаванием. И оно также изложено в виде разворачивающегося действия. Сначала пациенты спорят у карточного стола — сбежал ли Мак или он стал, «как ягненок, мягким». Потом индейский вождь, как только ночью привели его друга в палату, идет к нему и предлагает «сбежать вместе». Мак Мерфи не отвечает; индеец поднимает его голову, и тут мы вместе с ним видим: операционный рубец на лбу, бессмысленные глаза человека, в котором уничтожена личность. «О, нет!» — горестно восклицает «вождь», и это конец печального узнавания. Затем следуют новые перипетии…

В классической драматургии узнавание чаще всего начиналось с появления вестника («ЦарьЭдип») и разыгрывалось с его участием. В «Ромео и Джульетте» в роли вестника выступает Кормилица Джульетты.

 

«Джульетта.

…Ах, вот кормилица несет мне вести».

(Акт III, сцена 2)

 

Именно Кормилица сообщает героине горестную весть о том, что Ромео убил Тибальта. Но сообщает, как это и положено быть в сцене узнавания, не сразу, путаясь, так что бедная обвенчанная девушка долго не может понять, кто убит — ее муж Ромео? ее брат Тибальт? или они оба?

В современных нам кинокартинах мы тоже встречаемся с вестниками. В новелле «Феофан Грек» (фильм «Андрей Рублев») роль вестника выполняет гонец Великого князя, который тоже не сразу, но сообщает, что Феофан Грек вопреки уговору зовет к себе в помощники не Кирилла, а Андрея Рублева.

Любопытно решен образ вестника в фильме «Пианино». Перипетия — муж Ады отрубает у жены палец — предварена сценой узнавания: маленькая дочь Ады приносит мистеру Стюарту известие том, что его жена отправила любовное послание Бейнсу, написав его на клавише от пианино.

Девочка, посчитав, что мама поступает нехорошо, несет клавишу не Бейнсу, а отчиму. Она бежит, бежит… За спиной у нее прикреплены игрушечные ангельские крылышки. Пробеги девочки сняты с нижнего ракурса на фоне неба. Кажется, что она не бежит, а летит. Конечно, это ангел. А что означает слово «ангел»? «Вестник» — в переводе с греческого и еврейского языков. «Слово ангел (вестник) часто прилагается и к людям» (Лк. VII, 24, IX, 52)[87].

Прямота аллегории снимается затем авторами трагичной парадоксальностью ситуации: ангел принес весть, приведшую к страшному для девочки повороту — на ее глазах топором изуродована рука матери. И брызги крови попали на белоснежные ангельские крылышки…

Мотив узнавания может быть вплетен в сюжет целого фильма — от начала и до конца. В американской картине «Крепкий орешек» (“The Hard”, режиссер Джон Мак Тирнан, 1988) о том, кто сей одинокий боец (Брюс Уиллис), бросивший вызов могущественному мафиозному клану, хотят узнать все: и террористы, и несчастные заложники, в числе которых жена героя, и тупое полицейское начальство, и добряк негр - водитель полицейской машины. Окончательное узнавание происходит только в душещипательной финальной сцене фильма.

А вот законное желание зрителей картины А. Звягинцева «Возвращение» узнать, откуда вернулся отец мальчишек и что это за ящик, который он всё ищет и, в конце-концов, находит, так и остается неудовлетворенным. Впрочем, нужно ли было это желание удовлетворять? Трагическое ощущение от смерти героя обостряется тем, что он унес с собой эту тайну на дно озера …

Действие «узнавание», по-настоящему разработанное и выполненное, может играть и играет в сюжетном движении фильма важную роль. Оно существенным образом повышает активность зрительского восприятия картины, служит прекрасным способом непосредственной подготовки и обострения перипетий и кульминаций.

 

3. ДРАМАТУРГИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ

 

Конфликт — более крупная и существенная (по сравнению с вышепредставленными элементами) составляющая сюжета. Ведь развитие действий, их переход от одного к другому, их «складывание» в сюжет происходит в результате столкновений, которые мы и называем конфликтами. Можно сказать, что конфликт — это мотор сюжета.

 

3.1. Что такое «конфликт»?

 

Обратимся к словарю:

 

«К о н ф л и к т (от лат. conflictus — столкновение) х у д о ж е с т в е н н ы й — противоположность, противоречие как принцип взаимоотношений между образами художественного произведения».[88]

Да, речь идет именно о художественном, драматургическом конфликте. Ибо он отличается от конфликтов, непосредственно жизненных. Чем?

Тем что:

а) он осознан и прочувствован автором и

б) выражает определенную тему и идею произведения.

Конфликт драматургический — это не всякое противоречие, которое мы находим в сценарии и в фильме. Надо отличать глубинное тематическое противоречие, лежащее в основе драматургии произведения: «преступление и наказание», «вера и неверие», «закон и любовь», «стремление к свободе и система принуждения» и тому подобное — от конкретного конфликта, выраженного в противостоянии конкретных персонажей фильма или чувств в их душах.

 

3.2. Роды драматургического конфликта

 

Следует различать два термина, очень схожих по звучанию и написанию (что приводит к тому, что их подчас путают):

- драматургическийконфликт и

- драматическийконфликт.

Какое понятие, на Ваш взгляд, шире?

Конечно, первое! Драматургические конфликты — это все роды конфликтов. Без драматургического конфликта драматургия не может состояться: сюжет просто остановится — он не будет развиваться.

Но существуют драма тические конфликты и не драматические конфликты. Это конфликты разного рода.

Герой фильма Андрей Рублев по ходу развертывания сюжета картины вступает в столкновения со многими персонажами: с Даниилом Черным, с Феофаном Греком, со скоморохом, с Дурочкой. Но эти конфликты не ведут к борьбе, они не достигают ее накала, что оправдано характером иконописца Андрея — его смирением и кротостью. Он не вступает в борьбу даже с Кириллом, который предал дружинникам скомороха и который завидует Рублеву черной завистью.

Все это со стороны героя — недраматические конфликты.

Но когда Андрей Рублев берет топор и идет убивать русского воина, пожелавшего изнасиловать Дурочку — перед нами, разумеется, драматический конфликт.

В фильме К. Тарантино «Криминальное чтиво» только второй из трех эпизодов — «Золотые часы» — построен на драматическом конфликте, другие же два эпизода — «Винсент Вега и жена Марселоса Уолесса» и «Ситуация с Бонни» основаны не на драматических конфликтах — главные их персонажи не вступают в борьбу друг с другом, а всего лишь «выясняют отношения».

В драматическом конфликте различия между людьми, их отношениями, чувствами подняты до вершины острого противоречия.

В недраматическом же конфликте разнообразие представлений не выводится на вершину противоречия, не доводится до борьбы, до драматизма.

Итак:

 

1. Драматический конфликт — это такой конфликт, который ведет к прямой борьбе противонаправленных сторон, заканчивающейся поражением (или победой) одной из них — поражением физическим или духовным.

 

И второе свойство драматического конфликта:

 

2. Драматический конфликт выступает в фильме, как правило, в форме единого конфликта, проходящего через все произведение: от начала фильма до его конца.

 

Еще раз обратимся за примером к фильму «Полет над гнездом кукушки» — в нем драматический конфликт разработан по всем классическим правилам: ожесточенная борьба между Мак-Мерфи и мисс Рэчет начинается в первых сценах картины и заканчивается только в самом ее конце.

Вам понятно, конечно, что драматические конфликты лежат в основе сюжетов большинства фильмов. Речь даже не идет о многочисленных боевиках, триллерах, детективных и приключенческих лентах, но и в таких непохожих друг на друга картинах как «Ночи Кабирии» Ф. Феллини, «Осенняя соната» И. Бергмана, «Калина красная» В. Шукшина, «Тема» Г. Панфилова, «Долгие проводы» К. Муратовой, «На игле» («Transpoting») Д. Бойла, «Бойцовский клуб» П. Финчера, «Возвращение» А. Звягинцева и многих других разработаны именно драматические конфликты.

Обычно в фильме присутствует несколько конфликтов, но если в основе сюжета — драматические конфликты, то необходимо выделить из всех конфликтных переплетений главный конфликт. Вспомните: части сюжетной композиции сценария и фильма — экспозицию, завязку, развитие, кульминацию, развязку и финал — мы рассматривали как этапы развития главного конфликта.

Теперь о недраматическом роде конфликта. Назовем его повествовательным конфликтом. Иногда его именуют ослабленным. Можно ли согласиться с таким определением? В нем ощутим оттенок снисхождения: «ослабленный», то есть конфликт как бы второго сорта по сравнению с драматическим.

На самом деле — ничего подобного: тут мы имеем дело не ослабленным драматическим, а просто другого рода конфликтом.

Каким?

 

1. Повествовательный конфликт — это такой конфликт, который не ведет к борьбе, он построен на разном отношении персонажей к одному и тому же предмету или явлению.

 

Хорошо выполненный повествовательный конфликт порой выглядит более тонким и сложным, чем конфликт драматический. Сюжеты всех новелл в фильмах Джима Джармуша «Таинственный поезд» (1989) и «Ночь на земле» (1991) основаны на повествовательных конфликтах. Вспомните героев вступительной новеллы первой из названных картин — молоденьких японку и японца, приехавших на родину «короля рок-н-рола» Элвиса Пресли, в город Мемфис. Герои постоянно не сходятся во мнениях по поводу буквально всего — вплоть до мелочей, что создает каждый раз милый комический эффект. Так, восторженной японочке, например, кажется, что Мемфис похож на Иоакагаму. Ее же друг считает, что ничего даже отдаленно схожего между этими городами нет. Когда же влюбленная в сурового парня девушка меняет свое мнение, молодой человек, наоборот, заявляет, что если городок несколько увеличить, то он будет, без сомнения, похож на Иоакагаму.

Или вспомните новеллу из фильма «Ночь на земле» — ту, где действие происходит в Лос-Анджелесе. Красивая, эффектная женщина — ассистент по актерам одной из голливудских студий, сев из аэропорта в такси, во время пути настолько очаровывается водительницей машины — молодой, уверенной в себе девушкой, что предлагает ей одну из главных ролей в фильме. Казалось бы… Но таксистка спокойно отвергает предложение: ей больше нравится ее работа. Уговоры не имеют успеха, и девушка оставляет ошеломленную голливудскую деятельницу в полном недоумении.

Конфликт? Конфликт. Есть тут драматизм и борьба? Нет. Есть явственно разное отношение у персонажей к одному и тому же предмету.

В фильме Алексея Германа «Мой друг Иван Лапшин» большинство конфликтов тоже имеют чисто повествовательный характер. Именно такого рода противоречие лежит в основе разработанного в этой картине любовного многоугольника. Начальник уголовного розыска далекого городка Унчанска — Иван Лапшин (А. Бол