ЮЖНО КАЗАХСТАНСАКЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ФАРМАЦЕВТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ 10 страница

«Шёл бы ты своей дорогой! — послал я ему телепатическую реплику. — Человек у костра — тебе не враг, у нас разные дороги».

Моё послание привело зверя в замешательство. Вскочив со своей лёжки, он стремительно бросился к ближайшему лесу. Мне хорошо было слышно, как из-под его лап полетели камни. Но отбежав метров 50-60, зверь вдруг остановился. Он снова повернулся в мою сторону и тихо зарычал. В еле слышном мною рычании косолапого было удивление и вопрос:

«Почему я понимаю тебя, человек? Кто ты?»

«Такой же бродяга-охотник, как ты.» — ответил я мысленно зверю.

Поняв, что ничего ему не угрожает, косолапый стал медленно приближаться к тому месту, откуда убежал.

«А мне с охотой не везёт, — услышал я его рычание. — Думал, что-нибудь от человека мне может достаться...»

«Вот оно что? У тебя, оказывается, проблемы, Потапыч! Скоро в берлогу, и жир вроде бы набрал, но не можешь добыть мяса. Перед лежкой на зиму тебе обязательно надо его поесть. Иначе дело — дрянь. Что мне с тобой делать? — размышлял я. — Ты не враг, а обыкновенный поберушка-неудач- ник. Может, заняться и мне охотой? Запасы мои подходят к концу. Рюкзак почти пуст. Раньше я постоянно рыбачил, но сейчас реки поблизости нет. Иди моей тропой, — обратился я к наблюдавшему за мной медведю. Может, мне повезёт, завтра я буду охотиться.

«Ты, наверное, не человек, — донёсся рык зверя. — Такими люди не бывают. Я пойду за тобой».

«Вот и все переговоры. Теперь можно и поспать», — улыбнулся я сам про себя.

В порядочности медведя я не сомневался. Это люди могут говорить одно, а делать прямо противоположное. Звери не знают, что такое подлость, они прямодушны, и если можно так сказать о животных, честны. Проснулся я, как всегда, затемно. Наскоро позавтракав, я двинулся в сторону очередного перевала. Поднявшись на небольшое поросшее карликовой берёзой и редкими лиственницами плато, я остановился. В том месте ягельник был явно поеден оленями.

«Значит, где-то рядом и стадо», — стал я осматривать склоны соседних сопок.

Но сколько я не вглядывался, увидеть мне так ничего и не удалось. В то же время я чувствовал, что дикари далеко уйти не могли. Надо их поискать, дал я себе установку. И стал не спеша разбирать следы недавно пасшегося на этом плато стада. Через пару часов поиска я увидел отдыхающих оленей. Стадо не более 50-60 голов лежало среди камней на таком месте, что подойти к нему на выстрел было практически невозможно. Со всех сторон лежащих на отдыхе оленей ограждала такая крепь, что продраться через неё без шума не представлялось возможным.

«Что же делать?» — думал я, разглядывая в бинокль лежащих на отдыхе рогачей.

Хотелось не просто добыть зверя, но добыть такого, от которого в стаде больше вреда, чем пользы. Или одинокую старую самку или что ещё лучше, старого рогача, у которого большой гарем, но оплодотворить своих самок он уже не в состоянии.

«Как же выкурить оленей с их лёжки? — раздумывал я над сложившейся ситуацией. — Ни с какой стороны к ним не подобраться. Если опуститься в распадок и попробовать подойти к ним снизу, они убегут в гору. Со стороны склона тоже не подойдёт — обязательно услышат».

И я решил ждать. Должны же они когда-нибудь сами покинуть свою «крепость». Я уселся на валежину и, прислонившись спиной к лиственнице, стал наблюдать за стадом. Таким образом мне пришлось отсидеть около часа. Олени спокойно лежали на своём склоне, некоторые из них вставали и медленно бродили между лежащими.

«Это караульные! Молодцы, знают своё дело, — любовался я рогачами.

Но вдруг всё стадо разом поднялось и, потоптавшись на месте, двинулось к вершине гряды под защиту леса. Как ошпаренный я вскочил со своего места и кинулся в ту сторону, куда двинулись олени.

«Только бы успеть!» — думал я.

Но тут мои глаза заметили, что часть стада начинает смещаться в мою сторону. Я сбросил рюкзак и, став за деревом, стал ждать. Дикари шли не торопясь, спокойно, уверенные, что

никакой опасности рядом с ними нет. Через несколько секунд я стал различать самцов от самок. Впереди шла старая важенка.

«Её трогать нельзя, — сделал я для себя заключение. — Она самая опытная и умная. За ней шли самки помоложе. Позади них двигались быки. Моё внимание привлёк огромный, окружённый важенками бычина. Он был на голову выше всех остальных самцов, казалось, вместо рогов на голове у него вырос целый лес.

«Вот ты-то мне и нужен, — снял я «сайгу» с предохранителя. — Как производитель ты уже никакой, но молодых самцов будешь гонять ещё долго».

Расстояние между мной и оленями сокращалось. Я поднял ружьё и стал ждать момента, удобного для выстрела. Наконец, бычина оказался в пределах досягаемости моего оружия. Но в этот момент его закрыли от меня другие олени. Я продолжал ждать. И мне, наконец, повезло. Бок рогача появился в моём прицеле. Взяв точно под лопатку, я нажал спуск. Услышав резкий хлопок выстрела, олени, задрав хвосты, галопом бросились через заросли ерника к лесу. Когда стадо исчезло, я подошёл к лежащему на земле быку. Олень был мёртв.

«Прости, — сказал я ему. — Без тебя и стаду будет лучше, и мне ты нужен. Через два-три дня у меня не останется даже крупы. Будет только чай. А на одном чае долго не протянуть».

Через несколько минут я снял с оленя камусы, потом занялся вплотную его разделкой.

«Ну и здоров же ты! — смотрел я на него. — Тебя переворачивать — целая проблема. Сколько же тебе лет?»

Я посчитал отростки рогов оленя, получилось восемнадцать.

«Ты должен мне сказать «спасибо», — поднял я голову зверя. — Век твой уже прошёл, умер ты легко, не успев испытать страха. И не от волчьих зубов. Так что давай на меня без обид. «Отдыхай» и возвращайся в своё любимое стадо».

Себе я решил взять задние ноги. Срезать с них мясо, нарубить шашлыков, испечь всё сразу на углях и с таким запасом провизии идти дальше.

«И всё-таки, кого олени испугались? Кто-то их потревожил? — размышлял я над случившимся. — И самое главное

— вовремя! Кто бы это мог быть?»

Но разбираться с этим вопросом времени у меня не было. Почувствовав скорую поживу рядом со мной, на сухую лиственницу уселся ворон. Он важно ходил из стороны в сторону по толстому сучку, и было видно, что изнемогал от нетерпения.

«Ты, братец, что-то совсем оголодал! — посмотрел я на него.

— Подожди немного. Скоро наешься вдоволь. Всё, что здесь лежит, я не унесу. Да и медведь, который скоро сюда придёт, целиком оленя не осилит».

«Буду ждать», — прокричал ворон, нисколько не удивившись, что человек с ним запросто общается.

«Наверное, с такими, как я, ты уже здесь встречался, — отметил я про себя поведение птицы. — И всё-таки, какой бес спугнул оленей с их лёжки? Кто-то ведь их поднял?»

И тут я опять почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Подняв голову, я увидел бесшумно вышедшего из-за деревьев знакомого медведя. Зверь появился с того места, откуда сбежало недавно потревоженное стадо.

«Так это ты организовал среди оленей тревогу? — мысленно обратился я к косолапому. — Не будь тебя, никого бы я не добыл».

Услышав мою реплику, лохматый громадина остановился и, опустив лобастую голову к земле, стал мотать ею из стороны в сторону.

«Просишь себе заслуженный кусочек? — понял я его жест.

— Не торопи, я скоро пойду, а ты — молодец! Загон организовал по всем правилам!

«Не молодой я, потому и умный, — прорычал Топтыгин. — Видишь, и тебе верю, потому тебя не боюсь».

«Подобных мне немного, — взвалил я на плечо свою ношу,

— потому с другими людьми будь осторожен. Они с тобой разговаривать станут языком выстрелов».

«Их я очень боюсь», — посмотрел на меня косолапый своими маленькими наивными глазами.

«Вот и хорошо! — махнул я ему на прощание. — Удачи тебе и будь осторожен!»

Отойдя от туши добытого оленя с сотню шагов, я обернулся. Медведь был уже около мяса. Он поднял на меня свою красивую голову, и в его морде мелькнуло выражение благодарности.

«Звери, что люди, — думал я, перешагивая через валежины.

— Они, как и мы, умеют переживать и, возможно, по-своему испытывают чувство товарищества. Дожил! — улыбался я сам себе. — Завёл дружбу с волками, в приятельских отношениях С медведем... Интересно, что ждёт меня впереди?»

Ощущение единства с окружающим миром пьянило. Удивительное, небывалое чувство какой-то особой полноты жизни. Раньше ничего подобного я не ощущал.

«Расту или деградирую? — спрашивал я себя. — Впрочем, какие могут быть сомнения? Конечно, расту! Скоро дойдёт до того, что не захочется возвращаться в жилуху. Построю где-нибудь здесь у реки или озера избушку и заведу дружбу с четвероногими. По крайне мере, звери честнее и надёжнее людей. В их простых отношениях нет понятия о продажности, зависти, лицемерии и предательстве».

Рассуждая таким образом, я занялся своим лагерем и приготовлением оленьего мяса. Чтобы испечь на углях шашлыки, требовалось нарезать побольше берёзовых прутиков. Когда такая операция была завершена, я посолил и поперчил кусочки нарезанного мяса и надел их на берёзовые шампуры. Дело осталось за костром. Сушняка вокруг хватало. Поэтому через пару часов угли были готовы. И я приступил к последнему этапу задуманного. Мяса было много, поэтому печь его пришлось почти до рассвета. Естественно, после бессонной ночи надо было хорошенько отдохнуть. И я решил устроить себе однодневный отпуск. Тем более что запас моих продуктов пополнился, а минусовые ночные температуры позволяли за него не беспокоиться. Первое, чем я решил заняться, была стирка, а потом на повестке дня стояло штопанье дыр на одежде. Без этого было нельзя. Иначе мой вид любого нормального человека может привести в ужас. То, что Чердынцев вменяем, я, откровенно говоря, сомневался. Но всё равно пугать его не хотелось. Начал я приведение себя в порядок с бритья, закончил с иголкой в руках, когда на дворе стояла глубокая ночь.

«Ну, вот и всё, — поздравил я себя. — Теперь можно и на боковую!»

Но продремав пару часов, я проснулся. Внутренний сторож говорил, что всё в порядке, никого подозрительного поблизости нет, но спать почему-то не хотелось. Подкинув в костёр сушняку и улегшись поудобнее, я опять погрузился в свои воспоминания. Мысленно оказавшись снова на русском севере, я увидел себя сидящим в библиотеке Добрана Глебыча. Передо мной лежала петрографическая Веда, рядом сидел хозяин дома, и со мной о чём-то говорила его жена:

— Ты понимаешь, Юра, почему наши дочери не выходят замуж за кого попало? И сыновья наши очень редко женятся на девушках из системы. Если такое и происходит, — взглянула Ярослава на своего улыбающегося мужа, — то это случается, если есть надежда такую девицу привести в чувства. Научить её любить и ценить своего мужа, правильно относиться к своей матери и, что очень важно, к будущим детям. Вот он, — кивнула Ярослава на Глебыча. — С такой красоткой горюшка хлебнул. Не будь меня, неизвестно, чем бы его затея кончилась.

— Ты имеешь в виду Валентину? — спросил я.

— Конечно, её. Сейчас она другая. Родилась заново, стала более продвинутой, чем я. Теперь я у неё учусь... Но какая она была, когда из мира нелюдей оказалась под этой крышей! Ужас! В ней всё бунтовало, каждая её клетка бесилась. Ломка стереотипов — тяжёлый процесс. Я бы сказала сверхтяжёлый.

 

Город и деревня

Н

о тут в библиотеку вошли обе девушки, и вся семья опять оказалась в сборе. Они сообщили, что дела все.сделаны, и что им одним, без нас, скучно.

— Садитесь, сороки, — улыбнулся отец. — Как говорится, в ногах правды нет. Пришли послушать, какие у нас здесь разговоры? Что ж, слушайте, это касается и вас.

— Чтобы понять нас и разобраться в сути происходящего. Помнишь, — посмотрела на меня Ярослава. — Ты чуть ли не с порога задал такой вопрос Добрану? Надо разобраться с некоторыми неизвестными простому обывателю технологиями. С тем, казалось бы, ненавязчивым влиянием определенных сил, которые подвели земную цивилизацию людей фактически к социальной катастрофе. Некоторые вещи о цивилизации мегаполисов Добран тебе говорил. Но далеко не всё, мне бы хотелось кое-что добавить, — села Ярослава рядом с мужем. — И вот что, — на секунду женщина-философ задумалась, потом сказала: — Не надо считать, Юра, что города на Земле являются следствием процесса урбанизации. Урбанизация — не причина. Это всего лишь ширма, за которой спрятана суть происходящего. Своего рода фиговый листок. И неверно считать города явлением естественным, дескать, без них земной цивилизации не обойтись. Надо же, в мегаполисах — средоточие и культуры, и науки, и промышленности! Только, какой культуры? Искусственно созданной, оторванной от реальности, массовой, извращённой и по своей сути рабской. То же самое можно сказать и о науке. Накапливанию знаний об окружающем мире город только мешает. Слишком много помех: нет ни чистой воды,

ни воздуха, ни пространства. К тому же на научные опыты постоянно влияют искусственные электромагнитные поля. Последний фактор пагубно влияет и на психику. Как стало известно из многочисленных исследований, электромагнитные поля разрушают нейроны. Какая уж тут наука, когда нервная система человека подавлена и работает во враждебных условиях. Теряется память и ощущается постоянный недостаток энергии. Все серьёзные открытия, как правило, делаются в специальных лабораториях за городом, на природе. Так что о серьёзной науке в мегаполисах говорить не приходится. Это хорошо поставленная комедия. Остались только промышленные предприятия, где отупевшие от суеты различных житейских проблем, пагубного влияния сотовых станций и других видов электромагнитного воздействия современные рабы, находясь в постоянном стрессе, продают за деньги свои силу и время, отпущенное им Создателем для жизни. Я сказала «рабы», и это не гипербола, а печальный факт. Города нашей хвалёной цивилизации были созданы, прежде всего, как гигантские вместилища потерявших своё высшее предназначение человекоподобных двуногих созданий.

— Не сильно ли это сказано? — засомневался я.

— Не сильно, — вздохнула Ярослава. — Тёмные ещё на заре времён поняли, что независимыми, живущими на земле своим трудом людьми управлять практически невозможно. Они самодостаточны. Сами себя кормят, одевают, живут в согласии с природой. И что самое неприятное, не по их надуманным, а по её универсальным законам. И тёмные начали действовать. Ты должен знать, что всё начинается с идеологии, которую сами люди не придумывают. Им её обычно подсовывают.

— И в весьма красочной упаковке, — пробасил Добран Глебыч. — Вспомни, когда это началось? Чуть ли не с раннего Средневековья.

— Что-то не припоминаю, — растерялся я.

— А ты былины когда-нибудь читал?

— Знаю почти наизусть.

— Тогда начнём со встречи Ильи и Добрыни. Как назвал боярин Добрыня Муромца?

— Деревенщиной, — припомнил я.

— Он насмехался над Ильёй, и деревенщина у него звучало, как оскорбление, и выражало презрение, — посмотрела на Своего мужа Ярослава. — Так я говорю, Добран?

— Так, — кивнул головой её муж. — Добавь, что и Чурило Пленкович над Ильёй при встрече смеялся. Он тоже у него был и деревенщиной, и смердом, которого надо проучить.

— Теперь ты понял, о чём я? — повернулась Ярослава ко мне. — На Руси, да и не только на ней, и по всей Европе, и даже в Византии ценности были полностью изменены. Зависимый от деревни город получил более высокий статус, чем источник, благодаря которому он жив. Паразитическая система стала более уважаемой, чем та, которая её кормит. Что собой представляли средневековые города? Прежде всего, место, где производился товарообмен. Конечно, были в городах и ремесленники, но редко кто из них жил только своим делом. Обычно за городскими стенами они имели возделанные поля, а в городах рядом с домом ещё и скот. В развитии города нуждалось, прежде всего, купечество. Это и понятно, чем больше людей, тем шире возможность что-то продать. Именно купцы перевели простой товарообмен на денежные рельсы. Первыми деньгами было что? Слитки серебра и золота. Пока в ходу были драгоценные металлы, большой беды никто не видел. Хотя ростовщики в таких городах свои гнёзда свили. Для себя ты должен уяснить: всё началось с того момента, как прекратился арийский бартерный товарообмен. Появились первые деньги, появились и их хозяева. Кто они такие ты, я думаю, знаешь.

— Конечно, — сделал я умную физиономию. — Представители богоизбранного народа.

— Верно! — улыбнулась Ярослава. — Теперь ты понимаешь, почему по Талмуду богоизбранным запрещено обрабатывать землю в изгнании?

— Неужели для того, чтобы они всегда концентрировались по городам и не пытались уйти к земле?

— Ты догадлив, Юра. Именно по этой причине, другого объяснения нет. Но не надо считать богоизбранных основным фактором возникновения городов в Средневековье, тем более там, где их не было. Ты должен знать, что ещё в VII веке Русь называли Гардарикой, т.е. страной городов. И городов на Руси действительно было много. Но интересно то, что население русских городов, несмотря на то, что они стояли сотни лет, никогда не превышало отметку семи-восьми тысяч. Долгое время учёные не могли понять причину этого. Во всём мире города разрастались, а на Руси нет. Их становилось больше, факт, но численность жителей в русских городах всегда была ограниченной. Наконец, научные мужи догадались, в чём дело. Оказывается, жители русских городов, кем бы они ни были: кузнецами, гончарами, сапожниками, никогда не теряли связь с землёй. Живя в городах, они оставались наполовину крестьянами. То же самое можно сказать о боярах и даже о князьях. На ведической Руси работа в поле считалась священной и самой престижной. На Руси в те времена бытовала поговорка «Вторая мать — земля наша...» У каждого русского было две матери: одна давала жизнь, вторая помогала стать полноценным человеком. Если ты знаешь былины, вспомни, какой из русских богатырей был самым знаменитым?

— Конечно, Микула Селянинович, — выпалил я. — Труженик-пахарь. По силе он оказался мощнее самого Светогора.

— Молодец, помнишь. В его суме лежала тяга земная. Другими словами, он мог без труда нести гравитационное поле планеты! В ведические времена это был самый уважаемый на Руси человек. О чём-то это говорит? Но в христианскую эпоху возникла та самая идеология презрения ко всему деревенскому и природному, которую мы наблюдаем и в наше время. В Христианизированных городах оратаев с X века стали называть смердами. Значит, смердящими — грязными. До сих пор можно услышать: «Эй ты, деревня!» Слово «колхозник» стало синонимом слова «придурок». Но это только фон, то поле, на котором развернулась трагедия, которую мы сейчас наблюдаем. Когда на Руси, да и во всём мире, стали стремительно расти города, тёмные приступили ко второму этапу создания городского стада. Ты, я думаю, должен помнить механизм роста городов на Западе?

— Помню, — улыбнулся я. — Каждый крепостной, попав в город и прожив в нём год, получал свободу.

— Видишь, как у них было всё устроено: город незаметно превращался для крестьян в ловушку. Сначала придавили людей феодальной зависимостью, а потом открыли ворота, дескать, давай сюда. Но без всякой собственности. В качестве кого? Наемного рабочего. Точнее, самого настоящего раба! Только вместо надсмотрщика и кнута стала выступать зависимость от денег. Теперь о деньгах. Не будем говорить, кто их изобрёл. Некоторые исследователи доказывают, что богоизбранные, другие — что появились они якобы сами по себе. И те, и другие не правы. Деньги на Земле были созданы теми, кто написал Тору или Библию. Но сначала они представляли собой золото, серебро и драгоценные камни. Для первого этапа концентрации власти у немногих, у кого этого было достаточно. Ты, я думаю, догадываешься, о ком идет речь.. В одном лице купцы-ростовщики за семь столетий, торгуя рабами, мехами, китайским шёлком и прочим, распределили между собой всю основную массу металлических денег. И не только на западе, но и на востоке: в Индии, Бирме, Таиланде, Китае, Корее и Японии. После этого по всей планете начался переход к бумажным фальшивкам. Вот их-то и создали банкиры. Это правда. И хозяева богоизбранных. Как это было проделано? Очень просто: бумажные деньги появились как векселя- расписки за вложенные в банки какие-то ценности. Но дело в том, что банкиры, понимая, что всё золото вкладов у них сразу никто не заберёт, к тому же они располагали ещё и своим запасом золота, стали выписывать такое количество бумажных векселей, которое в несколько раз превышало хранящиеся у них в подвалах запасы драгоценного металла. Фальшивки? Да, безусловно, и в огромном количестве! Ничем не обеспеченные. Но, отдавая их под проценты, они получали уже реальный возврат. Меняли воздух на золото и драгоценности. К сожалению, этот процесс действует и в нашу эпоху. Ничего не изменилось. Правда, на некоторое время роль частных банков взяли на себя госбанки. По закону чеканить золотые и выпускать бумажные деньги могли только они. Но это продолжалось совсем недолго. После 1913 года выпуск мировой валюты

— доллара снова перешёл в руки частников. Я имею в виду федеральный резервный фонд.

— Мне всё это хорошо известно, — остановил я Ярославу.

— Не пойму, зачем ты мне про такое мошенничество рассказываешь?

— Чтобы ты понял, откуда на Земле взялась огромная масса по сути фальшивых денег. И чтобы до тебя дошло, что фальшивки напрямую связаны с количеством городского населения.

— Как это? — не понял я.

— А так: ограниченное количество золотых и серебряных денег в какой-то момент остановило приток в городе сельского населения. Без денег в городе не прожить. Сколько его не рекламируй, если деньги у малой части его населения, в основном у богачей, то побежишь ни в город, а наоборот, из города, на вольные хлеба. Этот процесс по всей Европе и начался. Одна часть городской бедноты стала возвращаться в деревню, другая же взялась вместе с банкирами и мелкой буржуазией за уничтожение феодальных порядков. Безденежье подняло массы на буржуазные революции. Это тоже было планом. Только в России всё складывалось иначе. И на востоке. Российский крестьянин, даже крепостной, не очень-то стремился в город. Тем более, город, в отличие от западноевропейской практики, его не освобождал от крепостной зависимости. Вместо сладкой городской жизни он стремился в Сибирь, подальше от власти помещиков. На волю. Вот почему Россия вплоть до первой половины XX столетия, несмотря на действия пропаганды против деревни, оставалась страной аграрной. Она превратилась в государство мегаполисов только после проведённой Сталиным индустриализации. Запад заставил её это сделать, иначе бы она погибла. Но вернёмся к фальшивым бумажным деньгам. Теперь, благодаря им, можно было содержать в городах любое количество рабов. Бумажки — не золото. Их можно печатать сколько угодно. Вот в чём секрет. Но под фальшивые деньги стал нужен такой же фальшивый человек. Фактически, гоминоид иной расы и совершенно другой культуры. Не способный прокормить себя своим трудом, целиком зависящий и не представляющий свою жизнь без бумажек, которые называются деньгами. Я не оговорилась, Юра, про расу. Именно иной расы.

— Ты сказала «не способный прокормить себя», как это понимать? Ведь горожане успешно себя не только кормят, но и накапливают немалые материальные ценности!? — не понял я.

— Кормятся из магазинов — супермаркетов, благодаря бумажкам, которые позволяют им это сделать. Так сказать, разрешительного характера универсальным документам, выданным их хозяевами... А ты лиши наших горожан спасительных магазинов, отбери коммунальные услуги: электричество, отопление и горячую воду зимой или, что ещё проще, лиши их денег! Знаешь, что получится? Вся эта огромная масса псев- доцивилизованных недолюдков сразу же превратится в дикое озверевшее обезьянье стадо. Начнётся повальное мародёрство. Брат у брата будет вырывать изо рта кусок хлеба. Не задумываясь, убивать за тёплое одеяло. И никому в голову не придёт уйти из города на природу, к Земле-матушке. Заняться рыбалкой, сбором дикоросов, разведением скота и, наконец, земледелием. Им будет проще душить подобных себе, чем взять лопату и накопать съедобных кореньев или сделать фитиль для ловли рыбы. Я уж не говорю о постройке примитивного жилища и простой русской печи. Знаешь, почему так будет? С одной стороны, потому, что ничего подобного городской житель делать не умеет. С другой — просто не захочет. Он давным- давно отучен по-настоящему трудиться. Узкоспециализированная психика, сформированная городским образом жизни, ему этого не позволит. Горожанину проще заняться грабежом, чем попытаться спасти себя трудом. Г ородское население, или скопище рабов, настолько зависимо от получаемых от хозяев бумажек, которые называются деньгами, что они, эти фальшивки, стали для горожан богом. Их единственной реальной ценностью, которая позволяет рабам духа получать от жизни удовольствия. Такая вот псевдоценность и сформировала под- расу городских жителей. То, что это своего рода подраса, заметили многие исследователи. И не только наши российские, но и западные. Так каков же механизм формирования в городах расы рабов? Он, как и всё гениальное, очень прост. Известно, что всё внешнее у человека связано с внутренним, это закон природы. Ты должен знать, что сверхконцентрация на каком- то аспекте или образе тормозит в сознании развитие других качеств. Сбалансированная психика начинает давать сбой в ту сторону, куда её нацелило человеческое эго... К чему это ведёт? Только к одному — к закреплению подобного качества в глубинах подсознательного. Вот тебе и механизм построения дегенеративной человеческой психики, такой, для которой духовные ценности перестают существовать как таковые. Для неё реальна только ценность денег, позволяющая приобретать в торговой сети различные материальные блага. Вульгарный материализм родился не в деревне, Юра, он является порождением мегаполисов. Он сформировался в результате сверхконцентрации людей на добыче денежных средств. То, что я тебе сейчас рассказала, очень серьёзный фактор. Океан бумажных фальшивок, которыми система загоняет в города простодушное сельское население одновременно превращает нормальных людей в психически ущербных. В таких, для которых погоня за материальными ценностями становится смыслом жизни. За деньги подобные недолюдки готовы на любые преступления. Потому что кроме меркантильных интересов их сознание ничего другого не воспринимает. Не деревенские, а как раз городские жители со сдвинутой психикой легко продаются и запросто покупаются.

— Постой! — остановил я монолог Ярославы. — Один мой знакомый из Томского института оптики атмосферы однажды мне рассказал, как в эпоху царя Бориса Николаевича к ним в лабораторию явился полковник местной охранки с каким-то американцем, для того чтобы её работники всю документацию по секретным разработкам передали его заокеанскому компаньону. Так вот, наши русские парни на подлое дело не пошли. Что смогли, то спрятали, часть документов уничтожили.

— А им деньги предлагали? — прервала меня жена помора. — Мы же говорим о продажности. Вот если бы твоим героям была предложена кругленькая сумма, и они бы от неё отказались, тогда другое дело. Западные проходимцы купили верхушку российских спецслужб, наверняка взятки дали и вашим томским «держимордам», на этом дело и остановилось. Так что пример твой не подходит. Данные же статистики говорят, что на первом месте по продажности были и остаются наши чиновники. За ними по традиции следует жалкая, ненавидящая свой народ интеллигенция. Вкупе с ней русская православная церковь. В основном её верхушка. Потом идут различного рода торгаши-спекулянты и подобные им. То, что городские рабочие менее всего подвержены такой вот заразе, говорит не об их убеждениях, а о том, что у них пока сохранился здоровый генофонд, так как их деды, а то и отцы, вышли из сельской местности. Ты должен знать, Юра, что легко управлять можно только шудрами или рабами, людьми с рабской психикой. Таких людей и куёт цивилизации мегаполисов. И, надо сказать, успешно. Нам долгое время, особенно в школе, внушали, что раб — это тот, кого гонят кнутом на работу, плохо кормят и в любой момент могут убить. Если раб осознаёт, что его обратили в рабство, то по духу он уже свободный. Настоящим же рабом является тот, кто и не подозревает, что он, его родные и все окружающие его люди являются рабами. Тот, кому и в голову не приходит, что, по сути, он полностью бесправен. Что его хозяева с помощью специально созданных законов, силовых структур, коммунальных услуг и, прежде всего, с помощью денег могут заставить его сделать всё, что им от него потребуется. Современное рабство, Юра, не рабство прошлого. Оно другое. И строится оно не на силовом принуждении, а на коренном изменении сознания. Когда из гордого и свободного человека под воздействием определённых технологий, посредством влияния идеологии, власти денег, страха и циничной лжи получается психически неполноценный, легко управляемый, продажный дегенерат. Раб духа, который с удовольствием наслаждается своими цепями. Его у нас принято называть обывателем. Чиновники, хорошо понимающие, с кем они имеют дело, называют подобное скопище городских рабов ёмким словом «быдло». Что собой представляют мегаполисы планеты? Конечно же, гигантские концлагеря. Вместилища психически сломленных, искалеченных и абсолютно бесправных обывателей-шудр. Чтобы жить в условиях города, как я уже говорила, нужны только деньги. К чёрту таланты, призвания. Да здравствует то место, где больше платят! Вот он — простой и действенный механизм смерти того, ради чего пришли мы в этот мир. Всё меняется на деньги. Даже сама жизнь. Об этом аспекте поговорим отдельно. Не секрет, что в современных городах выхлопными газами автолюбителей отравлен воздух. В центрах таких городов вообще нечем дышать. Летом в жару становится особенно невыносимо. Во время пробок можно потерять сознание. Отравленный воздух разрушает здоровье детей, убивает пожилых. В безветрие города становятся особо опасными. Но парадокс вот в чём: в центральной части мегаполисов продается самая дорогая земля и самые дорогие квартиры! Как подобное понимать? Безумие, но это факт! Такое поведение людей не в состоянии объяснить ни одна наука. Престиж меняется на здоровье? Но только ли престижем можно объяснить подобный феномен? Все грамотные люди понимают, что в любом, даже маленьком, городке вода отравлена, и не только хлором, который вызывает раковые заболевания. Она ещё и деструкту- рирована, что ещё хуже. И вдобавок ко всему вода отравлена информационно. Давай вспомним, откуда поступает вода в водопроводные сети города? Из очистительных сооружений. А в очистительную систему откуда она поступает? Правильно, из канализации. В городах вода движется по кругу. Из туалетов, ванн, больниц, со всех видов производств заразная, грязная, отравленная и мёртвая вода поступает на очистку. После прохождения очистных сооружений она снова направляется в водопроводную систему. Потери воды восполняются либо из артезианских скважин, либо из полуотравленных отбросами рек. Такая вот водичка течёт из кранов в так называемых благоустроенных квартирах.