ЮЖНО КАЗАХСТАНСАКЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ФАРМАЦЕВТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ 8 страница

— Помню. Этих бродяг викингов вдребезги разгромили.

— Во-первых, викинги были далеко не бродягами. Они выполняли заказ самого Ватикана. То был христианский поход, вроде крестового, для пленения языческого «золотого идола». И, во-вторых, не коми спасли храм и золотую Ладу от гибели, а наши предки. Коми никогда не охраняли капища золотой богини. Они тогда были шаманистами и кроме своих духов леса, воды и неба никаких богов не признавали.

— Ты высказал насчёт зырян довольно весомые факты, — заметил я. — Обычно язычники чужих богов особо не чтут.

— Наши люди и перенесли Золотую Ладу после той битвы с норвежцами на Урал, — продолжил своё рассказ помор.

— Некоторое время золотое изваяние Лады было скрыто в пещерах, потом его перенесли в Сибирь. Дальше, я думаю, ты знаешь судьбу Золотой Лады и без меня.

— Но я не уверен, что мои знания истинные.

— Ты опять пытаешься меня отвлечь, — проворчал знаток тайны Золотой Богини. — Скажу тебе кратко, что унесли её наши люди с Урала во второй, на этот раз сибирский, центр древней орианской эмиграции. Имею в виду гигантские подземелья — кладовые плато Путорана. Но после образования Дудинки и Норильска, Золотая Лада могла оказаться и дальше на востоке, например, в подземных хранилищах дельты Лены.

— На Лене! — открыл я рот.

— Всё может быть, — уклончиво ответил старейшина. — А разве ты не знал, что в дельте Лены стоит подземный город?

— Нет, первый раз слышу.

— О нём, об этот городе, знают даже местные якуты. Не понятно только, как они узнали? Теперь ты понимаешь, как нам удалось избежать насильственной христианизации? — снова вернулся к теме Добран Глебыч. — Во время удара по Руси ордынского войска и прекращения движения христиан на восток. Это произошло, как ты знаешь, в XIII веке. Часть нашего населения с Урала вернулась на прежние места: в бассейн Печоры, Мезени, Двины и других рек. Но с подвижничеством Стефана Пермского, который огнём и мёчом стал насаждать новую христианизацию в земле перми и зырян, переселившимся снова пришлось перебираться на Урал. Вторая беда прокатилась по нашим землям в конце XIV века, третья волна преследования была тоже серьёзной, но она обошла нас стороной. Я имею в виду старания местных монахов. Их в XVI веке отвлекли возможности, открывшиеся в Сибири. Туда и хлынули толпы соловецких, архангельских и вологодских миссионеров. Мы остались как бы в тылу.

— А когда вы совсем покинули спасительный Урал? — задал я мучающий меня вопрос.

— В начале XV века, сразу после крещения великой Перми. Потому мы и оказались у наступающих на восток христиан в глубоком тылу. А дальше ты уже знаешь: после Никонианской реформы мы начали выдавать себя за раскольников-старооб- рядцев. Тем более что последние стали селиться недалеко от нас. Вот я и ответил на все твои вопросы, Юра.

— Нет, не на все, — улыбнулся я. — Мне не понятно, почему племена мурома, мещера и другие, подобные им, на Руси стали называть чудью, да ещё и белоглазой.

— Здесь всё просто! — засмеялся над моим вопросом Добран Глебыч. — В начале нашего разговора я тебе поведал о двух центрах миграции с Орианы. Один центр образовался на Урале, другой, восточный, — за Енисеем. Так вот, после изменения климата и продвижения на север таёжной зоны, часть уральских потомков ориан сумели прижиться в лесу. Другая их группа ушла на юг в причерноморские степи и оттуда дальше, в Азию. В Сибири же произошло всё по-другому. Как я тебе рассказывал, так оно на самом деле и было: леса по горным хребтам двигались на север медленнее, чем по равнине. Вследствие этого люди, живущие в горах, к ним не адаптировались. Не продвижение тайги вынудило жителей горной страны уйти к югу, в степную зону, а резкое изменение климата. Помнишь, с чего начинается Велесова книга? С катастрофы и ужасных холодов, а потом в ней говорится о переселении на юг. В результате население северного горного края не превратилось в жителей лесов. Уйдя на юг, они сразу стали степным народом. И через сотни лет, когда их потомки из бескрайних азиатских степей пришли на южный Урал, на территорию Восточной Европы, первыми, кого они там встретили, были их же собственные соплеменники, перебравшиеся в южные степи с Урала. Я не говорю тебе о нашествии киммерийцев и не трогаю знаменитых трипольцев, те события произошли в шестом, а может, и седьмом тысячелетии до н.э. Но если культура жителей Европы была пришельцам близка и понятна, то быт обитателей лесов им был в диковинку. С лесными жителями прикочевавшим из сибирских степей ариям сталкиваться приходилось. Язык и представления о строении Мироздания и у тех, и у других были близки, но в остальном жители лесов немало удивляли степняков-пришельцев. Поражали их подсечное малоплощадное земледелие, отказ от разведения больших табунов коней и многое другое. Отсюда и стали степняки называть лесных жителей «чудными», т.е. непонятными. Но, в отличие от темноглазых угро-финнов, окрестили их белоглазыми. Посмотри, у нас у всех, кроме тебя, глаза серого цвета. В старину такие глаза называли белыми. Удовлетворён?! Ответил я на твой вопрос?

— Только наполовину, — не моргнув глазом, заявил я.

— Как это? — поморщился от моей наглости старейшина.

— Мне хочется узнать, откуда в этих вот лесах, да и по всей Восточной Европе появились угро-финны.

— Ты это должен спрашивать не у меня, а у наших прикормленных историков. Да и не только у них, ещё и у западных политиков. Прикормленные выдумали так называемую уральскую подрасу, а политики на эту расу дали заказ. Вот и всё.

— По-твоему уральской расы не существует?

— Раса-то существует, только никакая она не уральская, а другая. Её можно назвать восточно-тибетской или гибридной центрально-азиатской, только не алтайской или уральской. Я думаю, ты должен хорошо знать, тем более, если общался с профессиональным антропологом, таким, как дядя Ёша, что по всей территории Урала и Сибири вплоть до афанасьевского времени, то есть до третьего тысячелетия до н.э., никаких монголоидов не проживало. Первыми монголоидами на востоке Сибири оказались предки народа инуит, то бишь эскимосы, которые ушли на север с юга Китая вслед за откочевавшими в ту сторону немногочисленными родами краснокожих. Надо учесть, что и тех, и других пустили на север через свои земли сибирские арии. Позднее по тому же коридору они пропустили предков чукчей, камчадалов и юкагиров. Племена переселенцев были спасены нашими предками от полного истребления. Не дай им возможности перебраться в пустующие земли на север, всем этим палеоазиатам пришёл бы конец. Следы юкагиров можно встретить до Оленека, но дальше на запад этот маленький народ не проник. Учёные же придумали сказку о продвижении на восток северных монголоидов и о смешении их в районе Урала с местными европеоидными племенами. Якобы в результате такого вот смешения и возникла известная всему миру уральская раса. Надо сказать, неплохо придумано! Только такое вот генетическое смешение имело место не в Сибири и не на Урале, а далеко на юге, на Тибетском нагорье. Куда проникли в VI тысячелетии до н.э. некоторые роды наших предков. Там, на Тибете, и родилась смешанная раса тех, кого в учёном мире принято называть финно-уграми, самодийцами и кетами. И ни в татарское время — 700-800 лет до н.э., а значительно позднее. Скорее всего, в гуннское время, а это уже V век, первые угры появились на Енисее, Алтае и южном Урале. Вероятнее всего они являлись союзниками белых голубоглазых гуннов, у которых угры многому научились. Прежде всего, жизни в степи и войне.

— Но ведь финны появились в Восточной Европе намного раньше угров, — возразил я.

— Верно, намного раньше, — согласился со мной лектор.

— Они пришли в лесную зону Европы вместе с легендарными фатьяновцами. Возможно, они и являлись частью фатьянов- цев. Пришли с юга со своим скотом и навыками ведения хозяйства. Но их было очень мало, буквально горстка. Поэтому наши предки и позволили им поселиться на пустующих землях. То событие произошло в четвертом тысячелетии до н.э. в трипольское время. Его неплохо изучили наши прикормленные. Даже они сделали вывод, что никакой войны с пришельцами у лесных племён не было. Всё обошлось мирно. Эти вот кочевники со временем и превратились в пермяков, веспов, ижорян, зырян,эстов, карелов и финнов. Их и сейчас немного, а в те далёкие времена было совсем мало.

— Но это не мешает финнам и эстонцам считать всю Восточно-европейскую равнину отобранной славянами финской территорией! — заметил я.

— Знали бы они правду, то так бы не считали, — улыбнулся специалист по финно-уграм. — Те же эстонцы живут себе и не подозревают, что все древние археологические находки примерно до III века на территории Эстонии — наши, чисто русские. То же самое можно сказать о Карелии и даже о самой Финляндии. Когда-то наш народ часть своей земли отдал несчастным, забитым финнам. Но эти несчастные и забитые благодаря западным политикам решили, что весь восток Европы принадлежал когда-то им!

— Ты ничего не сказал о мордве! — перебил я рассказчика.

— А зачем тебе вдруг понадобилась мордва? — усмехнулся старейшина. — По языку вроде бы финны, антропологически среди них попадаются лица с монголоидной примесью, а есть и чистейшие европеоиды. Среди них много рыжих, что говорит о межрасовом смешении. Один народ, а языка два. Язык эрзя и язык мокша, слыхал?

Я кивнул.

— Всё, с разговорами хватит! Пора в спортивный зал. На сегодня беседа окончена, — поднялся со своего места Добран Глебыч. — Я думаю, ты понял, как нам удалось пережить гибельное время.

— Вроде бы да, — согласился я с ним.

 

Тренировка

Т

о, что услышал я от старейшины, было архи важно. Особенно удивило меня умение потомков чуди белоглазой читать древние, неведомо кем оставленные, петроглифы. Получается, что на Земле до сих пор живо единое универсальное знание древних. Чтобы им пользоваться, надо иметь к нему ключи. Похоже, местные этими ключами владеют, потому для них и нет никаких тайн. Благодаря этому они давным-давно знают о забытой ныне энергетике древних. О связи погибшей цивилизации с гигантской силой, заключенной в ионосфере планеты. Им известен в деталях и механизм возбуждения ионосферы. Добран Глебыч прямо сказал, что для такого воздействия требуется жёсткое высокочастотное электромагнитное поле.

«Может, Никола Тесла ничего сам не придумал? — пришло мне в голову. — Просто кто-то познакомил его со знанием древних? Тогда этот кто-то наверняка сделал ошибку. Рано было землянам давать такое знание».

Возник в моей голове и вопрос, связанный с тунгусским дивом. Старейшина намекнул, что враждебная земному человечеству сила, используя мощь ионосферы, разрушила в тунгусской тайге какой-то уцелевший от предыдущей цивилизации артефакт.

«Что это был за артефакт? И что это за сила?» — вертелось в моей голове.

Добрана Глебыча я об этом так и не спросил. Думал, он сам расскажет. Вот бы с чем разобраться. Не мало удивило меня и то, что хуторские считают себя прямыми родственниками ушедших в Иран и Индию ариев. Интересно, что старейшина не разделил потомков ориан на индов и иранцев? У него везде один и тот же народ. Он даже славян не выделил. Коснулся кривичей, что якобы у них возникла масса ипостасей единому. Отсюда и прозвище «кривичи» — какие-то не такие, с изъяном. И про кельтов он ничего не сказал, да и про германцев тоже. Надо бы у него об этом спросить.

«Интересно, что он расскажет?» — с такими мыслями я накинул на себя пару свитеров и подался на веранду.

В импровизированном спортивном зале Добрана Глебыча ещё не было.

— Добран занимается «меньшими братьями», — улыбнулась вошедшая на веранду Ярослава. — С ним и дочурки. Вы всё утро проболтали, он теперь и навёрстывает.

— А почему я в стороне от дел?

— С чего ты взял? — засмеялась хозяйка. — Я вот за тобой и пришла. Пойдём, отнесём нашим четвероногим друзьям воду. Надо напоить коров и коней. Это у нас называется утренней разминкой.

«Интересно, — подумал я. — Везде в деревнях домашних животных пренебрежительно называют скотиной, а здесь четвероногими друзьями?»

— Я только с радостью!

— Вот и пошли! — улыбнулась Ярослава. — Каждой коровке по два ведра, то же самое нашим лошадкам. Подогревается вода у нас всегда в бане. Видел вдоль стены бочки?

— Видел, — кивнул я хозяйке.

— Мы топим баню, как ты уже понял, два раза в неделю, бывает и три раза. Потому вода всегда тёплая. Как видишь, всё у нас связано.

— А как бочки наполняете? — спросил я женщину.

— Очень просто — из скважины.

Через четверть часа, когда мы с хозяйкой напоили животных, Добран Глебыч вычистил стойла, а девушки наполнили кормушки своих четвероногих друзей душистым сеном, мы все вместе собрались на веранде.

— Что же вы мне сразу не сказали, что пошли трудиться? — обратился я к хозяину семейства.

— Не трудиться, а разминаться и пообщаться со своими четвероногими, — засмеялся старейшина. — А потом, тебя же пригласили. Так что, давай без претензий. Лучше бери в руки гантели и давай разогревать мышцы. Иначе на наших снарядах можно легко травмироваться. С виду ты парень здоровый,

— оглядел меня с ног до головы седоголовый тренер. — Мускулатура раскачена, но запомни, всё это бутафория. Истинная сила не в мышцах, а в нервах и сухожилиях. Вот, где она скрыта!

— Лёжа, я жму сто килограммов, стоя, одной рукой, — более пятидесяти! Разве это не сила? — засомневался я.

— Нет, конечно! — усмехнулся старейшина. — Когда окрепнут твои сухожилия, всё будет иначе. Ты сможешь брать вот такие стальные полосы, — потянулся он к стоящей у стены железяке в палец толщиной. — И сумеешь легко завязывать их в узел.

С этими словами Добран Глебыч запросто согнул толстенный стальной прут и подобно верёвке завязал его вокруг шеи своей жены Ярославы. От увиденного у меня волосы встали дыбом: никакого напряжения! Одними пальцами. Такого я никогда нигде ещё не видел.

— Видишь, какие у него шутки, — обратилась ко мне Ярослава. — С ним не соскучишься! А теперь заставит меня эту стальную верёвочку развязывать.

— Неужели ты сможешь это сделать? — вытаращился я на Ярославу.

Видя моё выражение лица, все четверо: и муж, и жена, и их красавицы дочери расхохотались.

— Мне такое пока не под силу. Он завязывает, он и снимает с меня подобные вериги, — показала жена на своего мужа. — Давай, развязывай!

— Пусть Юра попробует развязать, — показал на меня глазами мезенский богатырь.

— Нашёл, кому завязывать свой галстук! — засмеялась Ярослава. — Ты бы лучше Светлене и Светладе его повесил. У Юры наверняка бы сила утроилась.

— Потому я и нацепил на тебя железо, чтобы парня не позорить, — проворчал, снимая с изящной шеи жены стальную «верёвочку» Добран Глебыч. Ну как, понял, что такое сила? — посмотрел он на меня.

— Понял, — согласился я. — Такие фокусы я даже в цирке не видел!

— Чтобы укрепить сухожилия, необходимы статические упражнения. Причём под разными углами. Плюс ко всему растяжка всех без исключения мышц. Будет лучше, если этот процесс связать со статикой. Теперь понимаешь, зачем висят здесь эти брёвна? — показал мезенский силач на свои тяжёлые рядила. — Но мы с тобой начнём с малого — с цепей и стальных прутьев. С них надо начинать, иначе тебе не миновать серьёзных травм.

Добран Глебыч поднял лежащую в углу стальную цепь, намотал концы цепи себе на руки и став на середину напряг свои стальные мышцы.

— Это первый угол, — сказал старейшина через две-три секунды. — Он равен девяноста градусам, его надо считать основным. Начинается тренировка с такого угла. Потом, — сбросил тренер цепь с кистей своих рук, — угол у нас будет другой. Как видишь, он у нас где-то сто двадцать градусов.

Через мгновенье Добран Глебыч перешёл к углу в тридцать градусов.

— Вот они: три основных положения работы с кистью. Но напряжение должно продолжаться не более десяти секунд, иначе можешь получить травму. Не дай бог, потянешь или, чего доброго, порвёшь связки. Понятно, что напряжение мышц максимальное, иначе теряется всякий смысл.

Я взял из рук Добрана Глебыча цепь, намотал её на кисти рук и, встав на железные звенья ногами, попытался её порвать. От напряжения в глазах потемнело.

— Осторожнее! — предупредил седоголовый тренер. — Помни, что я тебе сказал. Не переусердствуй. И потом, ты не разогрелся. Давай-ка начни с гантелей.

Успокоив дыхание, я взял привычные для меня гантели и приступил к тренировке. Через полчаса, когда все группы моих мышц хорошо размялись и прогрелись, я снова взялся за цепь. Под руководством старейшины мне пришлось проделать с ней упражнения не только на бицепсы, но и на дельты, и даже на спинные.

— Всё, с железом пока хватит, — остановил мою тренировку Добран Глебыч. — Иди-ка к нашим барышням, помоги им с мешками. У нас сейчас началась основная тренировка. Вон как стараются! А я пока настрою нашу импровизированную дыбу.

Кивнув, я подошёл к девушкам, которые вместе с матерью взялись за установку своих любимых снарядов на полки с вырезами. Когда я вернулся к старейшине, у того всё было готово. Одно бревно раскачивалось под потолком, второе на цепях висело внизу.

— Ну что, попробуем? — посмотрел он на меня выжидающе.

— Давай! — храбро согласился я.

— Тогда становись на лавку и кисти рук закрепи в тех кожаных петлях, — показал поморский тренер на висящее под потолком бревно.

Я дотянулся до петель и сунул в них свои руки.

— А теперь, давай-ка сюда ноги, — поднёс ко мне на своих руках второе бревно Добран Глебыч. — Видишь прибитые к нему калоши? — калошами старейшина назвал нечто похожее на обрезанные сапоги. — Сунь туда ноги.

Я выполнил требование тренера. И тот стал медленно опускать бревно. Несколько секунд я висел на руках без груза, но потом, когда нижнее бревно потянуло меня к полу, от напряжения и натяжения из моих глаз посыпались искры, и я стал задыхаться.

— Всё! — донёсся до меня бас старейшины. — Хватит! Давай снова на лавку. Ты продержался целую минуту! Это очень много, парень! Если так дело пойдёт, то через месяц можно будет увеличивать груз.

После «дыбы» у меня кружилась голова, перед глазами плыли тёмные пятна. Я сидел на лавке и был искренне рад, что остался жив. Когда я поднял, наконец, голову, то увидел, что и женщины, и хозяин дома смотрят на меня с нескрываемым уважением.

— Повис и не звука! — восхищался моим поведением Добран Глебыч. — Взглянул, а у него глаза помутнели! Ты что, забыл русский язык? Если тяжело, надо тут же давать отбой!

— Сначала вроде терпимо было, — оправдывался я. — Это потом возник свет, а затем случился провал куда-то в темноту.

— Ты ведь чуть сознание не потерял! — положила мне руку на голову Ярослава. — Этот изверг, — посмотрела она с укором на мужа, — самого Кощея Бессмертного своей правилой со света сжить может. Только дай ему волю!

— Ничего! — засмеялся Добран Глебыч. — Посвящение, можно сказать, прошло на славу, это с непривычки так, потом ему понравится. Как почувствует прилив силы, то от моей дыбы его палкой будет не отогнать.

— Ты, папа, у нас увлечённая натура! Всё тебе нипочём! А вот Георгий от твоих экзекуций завтра соберётся и отчалит?

— посмотрела на меня вопросительно Светлена.

— Никуда я не отчалю! — поднялся я с лавки. — Всё нормально! Давай продолжим.

Мои слова окружающих явно удивили. Растерялся даже Добран Глебыч.

— Тебе что, мало?! — покачал он головой. — Или ты мазохист? Ты же сегодня от боли в суставах спать не будешь. Я на самом деле перестарался. Теперь надо ждать, пока они у тебя пройдут.

— А с чего вы решили, что боли у меня будут? — хорохорился я. — Может, всё обойдётся.

— Есть опыт, — вздохнул неудачливый тренер. — Давай- ка лучше я тебе покажу тренажер для кистей рук, — перевёл Добран Глебыч разговор на другую тему. — Вот, посмотри,

— снял он с гвоздя небольшой железный обруч с висящими на нём цепочками. — Видишь, на каждой цепочке кольцо? — показал помор на странный предмет.

— Заметил, но не понимаю, что это такое.

— А ты сунь пальцы в кольца, тогда всё и поймёшь.

Я сделал всё, что велел старейшина, и до меня дошло, что кисть моей руки оказалась в оригинальном тренажере.

— Теперь попробуй сжать руку в кулак! — улыбнулся мезенский тренер.

— Но такое не под силу никому! — удивился я.

— Под силу, под силу! Я могу согнуть всю эту чахлую конструкцию, просто не хочу. Берегу как память. Давай-ка попробуй ты.

Я изо всех сил напряг кисть. Стальной обруч даже не дрогнул.

— Тебе эти тренажеры как раз, — констатировал мои потуги Добран Глебыч. Давай-ка поработай с кистями. Пока ты будешь заниматься, я немного разомнусь правилом. Понимаешь, тело требует!

— Ещё как понимаю! — усмехнулся я, вспомнив свои тренировки в спортивных залах.

Когда я закончил знакомиться со всеми тренажерами, предназначенными для укрепления связок, Добран Глебыч уже закончил с тренировкой и помогал своим красавицам ставить на место мешки и импровизированные цементные гантели.

— Ну как? — изучающе взглянул он на меня. — Как себя чувствуешь?

— Нормально! — отозвался я. — Ты же сам сказал, что боли начнутся у меня только ночью.

— Тогда пойдём ужинать! Срок подошёл, ты наверняка сильно проголодался?

— Есть немного! — согласился я со словами своего тренера.

— Особенно после нашей интенсивной тренировки.

— Видишь, как быстро прошёл день за разговорами и здесь, в нашем зале? — подошла улыбающаяся Ярослава. — Ну-ка, девчонки, живее накрывайте на стол! — повернулась мать к своим дочерям, закончившим с уборкой. — К тому времени, как мы умоемся, чтобы всё на столе стояло!

— В одну секунду! — отозвались хором смеющиеся счастливые девушки.

Интересно было со стороны наблюдать за этой непонятной и странной семьёй поморов.

«Неужели все потомки чуди белоглазой такие же? — думал я, направляясь в столовую. Все они объединены мощнейшим полем любви. Настолько сильным, что я его ощущаю почти физически. Каждый член семьи буквально купается в этом поле. Не вещи и не деньги, а оно, это поле, делает этих людей счастливыми. Передо мной особый полевой организм, в нём, казалось бы, все люди разные, но по своей природе они воистину едины! Каждый человек излучает свет какого-то непостижимого знания и гигантский поток любви. Я начинал ощущать, что их поле превращает меня из закрытого и несколько замкнутого человека в такого же, как и они. Во мне рождалось какое-то неведомое доселе чувство. Чувство иной, незнакомой мне любви, направленной не только на моего друга Добрана Глебыча, его жену и двух милых девушек, но и на весь окружающий меня мир. Я по-другому начинаю смотреть на людей, на природу, даже на знакомые мне вещи. Здесь никто ни на кого не обижается, и не потому, что окружающие ставят своё «я» выше обид, а потому, что все недомолвки и недопонимания гаснут в поле великой любви людей друг к другу. Всё так просто! Надо друг друга любить, и всё. Больше ничего не надо. Вот она мудрость жизни! Но как мало осталось на Земле людей, которые это понимают».

От моих мыслей отвлёк меня голос Добрана Глебыча:

— Давай умывайся и к столу, Юра! За чаем я тебе расскажу случай, который произошёл после войны с моим отцом в Ленинграде. Ты поймёшь, что значат для мужчины сильные пальцы рук.

Слова старейшины меня заинтриговали и, сидя за столом, я с нетерпением ждал момента, когда Добран Глебыч вспомнит о своём обещании. Но вот на столе появились кружки с душистым травяным настоем, традиционные сметанные оладьи и мёд. Пришло время попить местный целительный чай и пообщаться. Заметив моё нетерпение и вопросительный взгляд на главу семейства, Ярослава, обратившись к мужу, сказала:

— Не тяни, расскажи парню приключение нашего деда. Видишь, он весь в ожидании. Просто стесняется тебе напомнить.

— Ты почему стесняешься? — повернулся ко мне старейшина. — Мы с тобой договорились. Или ты забыл наш уговор? А произошло вот что, — начал он своё повествование. — Сразу после войны мой отец был направлен из Архангельска в Ленинград на разборку разрушенных немецкими бомбами кварталов города. К этому времени из ополчения он давно демобилизовался, но работал в добровольческих бригадах по ликвидации военного наследия. В один воскресный день папа решил пойти за покупками на местную толкучку. Надо сказать, что после войны чего только на базарах наших городов не продавалось! От поношенной одежды и старого, ещё довоенного мыла, всяких булавок, иголок, деревянных ложек и бутыльков до трофейной германской и финской рухляди. Тогда в стране дефицит был буквально во всём. Государство, перешедшее на военные рельсы, понимая, что обеспечить народ оно не в состоянии, такую торговлю не преследовала. В те времена в центре спонтанно возникших базаров почему- то всегда оказывались цыгане. Это в наше время на рынках заправляют кавказцы, а после войны было несколько иначе. Цыгане одновременно и торговали, в основном краденным, и тут же успевали воровать. Что-то вроде бесперебойного конвейера. Понятно, что местные власти про их художества знали, но смотрели на цыганский синдром, как в наше время смотрят на кавказский или среднеазиатский. Ты же ведь знаешь, что нет никого продажнее нашего милиционера и чиновника. Сейчас местная милиция, кроме цыган, занимающихся продажей наркотиков, охраняет ещё и кавказцев. А тогда всё ограничивалось в основном одними цыганами. Но вернёмся к моему отцу. Идя по базару, он вдруг увидел, как у молодой, красивой русской женщины мальчишка цыган лет пятнадцати вырвал из рук кошелёк с деньгами и бросился в гущу стоящего на рынке цыганского табора. Женщина, отчаянно закричав, кинулась за грабителем, но через несколько секунд оказалась в окружении толпы молодых, здоровенных мужчин цыган, которые с криками: «Что ты тут делаешь, красавица?», стали швырять её по кругу, одновременно срывая с неё одежду. Кроме того, на шум прибежали ещё цыгане, мужчины и женщины, которые завизжали, что русская девица пришла совратить их мужей, что она известная шлюха, и что они, цыгане, от неё не могут отбиться. Когда на русской женщине почти не осталось одежды, цыгане мужчины выхватили из-за голенища сапог свои нагайки.

— Надо её проучить! — закричал их пред водитель. В общем, за пару секунд цыганами была разыграна сцена, в которой виновницей происходящего оказалась полураздетая русская девушка. И её требовалось ещё и «хорошенько проучить», чтобы она не предложила свои услуги «целомудренным» цыганским парням! Окружившие цыган русские парни не понимали, что происходит. Об отобранном кошельке, понятное дело, все забыли. Теперь бедная женщина пыталась доказать, что она цыганам себя не предлагала.

— Шлюха! — визжали, показывая на неё пальцами, цыганки. — Видите, она вся голая! Мужикам свои телеса показывала! Она всё время к нашим парням пристаёт. Всё время за ними ходит!

И тут мой папа не выдержал. Видя, как один из цыган замахнулся нагайкой, чтобы ударить ею затравленную, упавшую на колени русскую женщину, он отшвырнул стоящих перед ним цыган, и, поймав занесённую над девушкой руку подонка, сжимавшую кнут, пальцами отделил от кости часть мышцы цыгана, заоравшего не своим голосом. На моего отца тут же бросились с кнутами и кулаками остальные цыгане, но он никого не ударил. Отец молниеносно ловил их за руки и пальцами отрывал от рук и ног куски мяса. Вот и всё. Цыгане от боли и ужаса выли, падали на землю и корчились от боли. Но никакой драки не было. Все окружающие видели, что мужик только защищался, он никого не бил. Тут как всегда в нужный момент появилась наша доблестная милиция. Понятно, старика моего арестовали. За нанесение тяжких повреждений. Он успел коснуться своими руками многих! «Пострадавших» было больше десятка. Хорошо, женщина, которую он спасал, оказалась настоящей. Она тут же потребовала от милиции, чтобы ей вернули отобранный цыганами кошелёк. Понятно, что он вскоре нашёлся. Здесь цыгане прошляпили, подвела жадность. Факт кражи был налицо. Этим честная женщина очистила и своё имя, и оправдала заступничество моего папы. Но увечья, которые нанёс мой отец, были признаны неадекватными. Некоторые мерзавцы на всю жизнь остались инвалидами. С другой стороны свидетели произошедшего в один голос утверждали, что бывший ополченец никого не ударил.

Все видели, что он только защищался. Как тут быть? Началось тщательное расследование. Надо сказать, что та женщина, а муж у неё оказался полковником, тоже участвовала в спасении моего родителя. Она вместе с мужем носила ему передачи, нашла хорошего адвоката. Но до суда дело всё-таки дошло. На суде на вопрос, как такое могло произойти, что он никого не ударил, а травмы оказались серьёзными, мой папа пожал плечами и ответил, что он так отделал цыган не специально. Всё это случайность. Что хватка у него такая. От природы. И чтобы доказать им сказанное, попросил у присутствующих пару пятикопеечных или каких-нибудь других монет. Когда монеты ему нашли, он на глазах у председателя суда, судей и присутствующих двумя пальцами надел их в виде колпачков на большой палец. Как будто они были сделаны из фольги. Вот так! — с этими словами Добран Глебыч сложил на глазах у всех двумя пальцами мельхиоровую чайную ложку.

— Без демонстрации было нельзя? — улыбнулась его жена.

— Ты лучше расскажи парню про иную мужскую силу. Она ему поважнее.

— Про другую силу мы расскажем ему втроём, когда приедет Валентина. Ждать осталось недолго, — невозмутимо сказал своей жене Добран Глебыч. — А с ложкой ничего не произошло, видишь, она опять какая была, — положил он перед собой выправленную чайную ложечку.