ЮЖНО КАЗАХСТАНСАКЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ФАРМАЦЕВТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ 13 страница

— Не буду, простите, пожалуйста! — улыбнулся я девушке.

— Так вот, — начала снова свой рассказ Ярослава. — Ещё в 1989 году учёные университета Миннесоты по радио предупредили, что в микроволновках нельзя подогревать молоко с детским питанием, и тем более с грудным молоком. Исследователи сообщили, что действие микроволновой печи уничтожает в молоке некоторые витамины и разрушает иммунные качества грудного молока. Это объявление заинтересовало многих журналистов, которые занялись собственным расследованием. Вскоре ими были привлечены некоторые учёные, которые пришли к ещё более удручающим выводам... Самым смелым из исследователей оказался швейцарец немецкого происхождения, Ганс Гертель. Этот человек опубликовал свои исследования в 1992 году. В них он прямо сказал, что пища, приготовленная в микроволновой печи, ядовита и не годится в качестве питания. Она медленно, но верно разрушает человека. Сначала дегенерирует кровь, за ней ткани внутренних органов. Гертель доказал, что микроволновое тепло разрушает водяные молекулы, они превращаются в нечто иное, чем вода, что для организма человека является смертельным ядом. По его мнению, пища, прошедшая через микроволновую печь, аналогична пище, подвергшейся мощному радиационному облучению. Под воздействием микроволн клетки пищевых продуктов: мяса, рыбы и овощей изменяются. Прежде всего, нейтрализуется электрический потенциал между внутренними и внешними сторонами мембран. Такие клетки, употребляемые в качестве пищи, для человека и животных становятся очень опасными. Гертель и его группа провели тесты и в результате своих исследований доказали, что облученная микроволнами пища вызывает в организме массу патологий, главные из которых — лейкоцитоз и патологический рост холестерина в крови.

— Это же разрушение сосудов и сердца, — не выдержал я.

— Да, разрушение сердечнососудистой системы, — кивнула головой Ярослава. — Причём тотальное. Здесь и закупорка капилляров, и венозные тромбы, и многое другое. А теперь давай вместе припомним, где у нас самые тонкие капилляры?

— В головном мозге, — почесал я затылок.

— А теперь ответь, что происходит с центральной нервной системой, если капилляры, питающие её кровью, не в порядке?

— Наступает угнетение и гибель нейронов. Сначала возникает стадия дебилизации, а потом и полного идиотизма.

— Вот-вот, прямо в точку, — пробасил со своего места Добран Глебыч. — Только до полного идиотизма не дойдёт. Человек завернёт ласты от сердечной недостаточности намного раньше. Но то, что отупляет, — это факт. Так сказать, перед смертью...

— А ты у нас «оптимист»... — обернулась к мужу Ярослава.

— Оптимизм — не оптимизм, какая разница? Я же говорю правду!

— Только грустную, — кивнула своей головкой Светлена.

— Но это не всё, — посмотрела на меня жена Глебыча. — Есть ещё один фактор. И он не менее страшен, чем вышеизложенное. Дело в том, что употребление микроволновой пищи приводит к раковым заболеваниям. Вот такая вот «вилка». Если не умрёшь от инфаркта, то от рака точно.

В комнате на пару минут воцарилась тишина. Все молчали и смотрели друг на друга.

«Вот это подарок, — размышлял я. — Нашему тупоголовому обывателю. С одной стороны прибыльно, с другой — эффективно! Третьего не дано. На тот свет либо от инфаркта, либо от рака».

— Неужели «хозяева» не всполошились, позволили обнародовать Гансу Гертеля такой убийственный материал? — прервал я затянувшуюся паузу.

— Конечно, всполошились, — пробурчал старейшина. — И корпорации и олигархи, все кому не лень. Швейцарская организация дилеров, известная как FFA, тут же подала на учёного в суд. Кроме того, началось прямое запугивание и шантаж. Часть учёных, поддерживающих Гертеля, чтобы выжить, отреклись от своих взглядов. Не сломался один Ганс Гертель. Он уехал из Швейцарии на свою историческую родину и продолжил борьбу. Гертель потребовал от суда провести объективную научную экспертизу. Однако суд ему в этом отказал...

— Это и понятно, их суды обслуживают систему, для того они и созданы, — отозвалась со своего места Ярослава.

— Чем же всё-таки всё закончилось?

— Тем, что Гертель ещё раз потребовал публичной экспертизы. Понятно, что ему опять отказали. Но его исследования, проведённые в Германии, снова подтвердили старые выводы.

— Что толку! Всё равно миллионы микроволновок поступают в продажу по всему свету, и производство такого средства для уничтожения человека расширяется, — закончил за жену старейшина.

— Надо отдать должное этому Гансу Гертелю. Ничего не скажешь, и молодец, и гражданин! Гражданин не только европейского союза, но и всего мира. Вот какое должно быть сознание у настоящего человека — глобальное! — посмотрела на меня Светлада.

— Ты что на него косишься? — улыбнулся Добран Глебыч.

— Сомневаешься, что у нашего героя оно другое?

— Да нет, — сконфузилась девушка. — Просто у меня так получилось...

— У неё так получилось! В следующий раз, когда будешь произносить пожелания, на людей не таращись. Они могут твои высказывания принять на свой счёт.

— Хватит вам! — посмотрела на дочь и на мужа Ярослава.

— Нашли тему любезничать. Всё это не всерьёз, — повернулась она ко мне. — Так, пустословие.

— Мне вот что не ясно, — перевёл я разговор в иное русло.

— Неужели все эти демоны, возомнившие себя хозяевами планеты, всерьёз собираются покончить с человечеством?

— Не только собираются, но, как видишь, и действуют в этом направлении, — посерьёзнел отец семейства.

— Не понятно, зачем?

— Тебе потому непонятно, что ты пока не ведаешь, кто они такие. Когда узнаешь, с кем люди Земли имеют дело, до тебя дойдёт.

— То, что за ними стоит инопланетный разум, мне известно. Но ведь они же люди!

— Люди, говоришь? Да, по виду они на людей похожи, ты прав. Но, человечество имеет дело не с людьми...

— Ты забегаешь вперёд, — остановила мужа Ярослава. — Ему об обществе «земных богов» расскажет другой. Кто, тебе известно. Мне бы хотелось успеть поведать Юрию о том, чем нас потчуют наши западные друзья-приятели.

 

Промышленность повторного цикла

Я

расскажу тебе то, о чём т ни здесь, в России, ни в остальном СНГ не прочтёшь, Юра, — начала освещать новую тему Ярослава. — То, что ты сейчас услышишь, мало кто знает и на Западе. Речь пойдёт о технологиях повторного цикла.

— О чём? — не понял я.

— О самом гнусном явлении современности, — вздохнула Ярослава. — Но, давай, всё по порядку. Ты слышал когда-нибудь выражение: «Что мы едим, тем мы и являемся»?...

— Слышал, — кивнул я.

— Конечно, полностью согласиться с таким утверждением нельзя. Но в какой-то степени это так. Потому что мы питаемся не только белками, жирами и углеводами, но ещё и информацией, которой наполнены все эти белки, жиры и углеводы. Она в пище главная... Приведу тебе один пример: лет десять назад мы с Добраном оказались в одном санатории. Санаторий как санаторий. Всё стандартное. И питание тоже. Точно такое же, как и везде в подобных заведениях. Только смутил нас странный факт: в один день все постояльцы чувствовали себя прекрасно: хорошее настроение, отменное пищеварение и т.д. На другой день — все раздражены, подавлены и почти у всех проблемы с пищеварением. И так через день. Добран сразу не обратил на это внимание, а я, как женщина, обратила. И что же мы выяснили? В санатории работали два шеф-повара. Менялись они каждый день. Так вот один был добрый, весёлый, любил петь песни. Словом, свой парень. Другой злобный, недоброжелательный. Он презирал тех, кому готовит. На работе иногда высказывал: «Всё жрут, жрут и нажраться не

могут». Вот и весь секрет разного состояния отдыхающих. С одной стороны, информация жизнеутверждающая, с другой

— наоборот.

Мне рассказ жены старейшины показался приведенным не к месту. Я всегда считал, что знаю об информационном воздействии пищевых продуктов, и не понимал, зачем Ярослава мне всё это рассказывает. Встряхнул меня вопрос Добрана Глебыча.

— Мне хочется знать твоё мнение, Ар, почему у всех, без исключения, северных народов, начиная от Кольского полуострова и кончая Чукоткой, бытует правило отстреливать собак-каннибалов? Какой бы хорошей охотничья собака ни была, если она начинает поедать себе подобных, её тут же приговаривают.

О таком обычае я знал, но никогда не задумывался над его сутью.

— Наверное, из нравственных соображений, — заёрзал я на стуле. — Или просто так у всех принято...

— Нравственность и мораль здесь ни при чём. Здесь другое. Но сначала ответь мне ещё на один вопрос: почему ненцев, энцев, селькупов и нганасанов русские казаки в XVII веке называли самоедами?

— Я слышал, что у этих племён был распространён обычай ритуального поедания умерших родственников, — припомнил я. — И что из этого? — я пожал плечами.

— Не знаешь? Придётся тебе напомнить. Дело в том, что как только у самодийцев был введён этот обычай, они стали катастрофически вымирать. И от сравнительно больших племён почти ничего не осталось. Когда русские появились в Сибири, они тут же запретили ритуальное людоедство и этим спасли от полного исчезновения вышеназванные этносы.

— Интересно, кому пришло в голову пришедшим на север племенам навязывать такой изуверский обычай? — возник у меня естественный вопрос.

— Наверняка это проделали свои же шаманы, но не в тундре, где пищи было в те времена более, чем достаточно, а в таёжной зоне, по которой не одно столетие двигались с Саянского нагорья на север племена самодийцев. В тайге прокормиться большому количеству людей было сложно, вот для сокращения их численности и был принят обычай поедать ближнего... А теперь перенесёмся в Мезоамерику. Ты когда- нибудь задумывался, зачем нужно было Кетцалькоатлю, ело- му бородатому культуртрегеру, запрещать тольтекам людоедство?

— Признаться, нет, — растерялся я от нового вопроса. — Но если людоедство или каннибализм ведёт к вымиранию и вырождению, то, наверное, для того, чтобы спасти от исчезновения племена тольтеков.

— Ну, и как ты думаешь, спас он их или нет? — прищурился старейшина.

— Похоже, нет. В наше время тольтеки считаются мёртвым этносом. Но вины Пернатого Змея в гибели племён тольтеков я не вижу. Кетцалькоатль сделал всё, что мог. Просто ему помешали.

— Кто? — безжалостно посмотрел на меня старейшина. — Скажи нам, кто?

— Бог подземного мира, впоследствии Бог ветра, некий чёрный Тескатлипока, — вытащил я из своей памяти имя злого Бога.

— Какой из всего этого можно сделать вывод?

— Только один, если Тескатлипока возродил у тольтеков людоедство, то он намеренно запустил в их среде механизм гибели, — отчеканил я.

— Верно! Был запущен механизм гибели целого народа. Когда в долину озера Тескоко пришли с севера ацтеки, с толь- теками было уже покончено. Практически, все они вымерли...

— Мне хочется понять механизм заболевания! — прервал я старейшину. — Как он работает? Какая разница, что ест человек или другое высшее млекопитающее? Почему заболевают только каннибалы?

— Не всё сразу! — поднял руку Добран Глебыч. — Нам ещё надо побывать в стране майя. Как тебе объяснил гибель этого народа Кольский антрополог?

— Дядя Ёша считает, и не без основания, что весь народ майя был отправлен на жертвенные алтари. Что этим процессом занимались люди жреца-негуманоида Пакаля, гробница которого была найдена в Паленке.

— Но он не сказал тебе, куда делись сотни тысяч трупов?

— Каких трупов? — не понял я.

— Тех самых, у которых на алтарях храмов безжалостно вырвали сердца...

— Ты хочешь сказать, что майя тысячами пожирали своих же соплеменников?!

— А куда они их девали? Никаких следов массовых захоронений.

— Может, кремировали? — высказал я предположение.

— Может! — кивнул головой помор. — Но не всех, основная масса трупов однозначно съедалась.

— Значит, народ майя уничтожил массовый каннибализм.

— Точнее, его последствия, — поправила Ярослава. — Принесение людей в жертву — это всего лишь спусковой механизм. Главное то, что за всем этим обрядом стояло.

— Так, выходит, и людоеды-ацтеки были на пути к своей гибели? Через пару веков от них бы ничего не осталось.

— Да, ацтеки вполне могли повторить судьбу тольтеков и майя, — растягивая слова, сказал Добран Глебыч. — В какой- то степени им повезло, что на их земли пришли испанцы. Так хоть что-то уцелело от ацтецкого этноса... А теперь представь, Юра, что может произойти, если на земной социум обрушится глобальная катастрофа?

— Не важно какая, природная или техногенная, — раздался голос Светлены. — Рухнут товарно-денежные отношения, не станет промышленности, транспорта. Как человечество будет выкарабкиваться? Те, кто окажется в сельской местности, посредством своего личного подсобного хозяйства... А в городах? Через две недели в мегаполисах будут съедены даже крысы и, начнётся повальный каннибализм. И даже те сильные и решительные, которые перейдут на питание человеческим мясом, и которых не отправит на тот свет оружие врагов...

— Или эпидемии, — вставила Светлада.

— Всё равно обречены. Они умрут, потому что занялись каннибализмом, — сделал я вывод. — Но мне не терпится узнать механизм заболевания. Вы его знаете, а я пока нет!

— О том, что поедание себе подобных у высокоорганизованных млекопитающих вызывает смертельные заболевания, было известно со времён великой Лемурии, — подняла свои красивые глаза на мужа Ярослава.

— Наверное, ещё раньше, — улыбнулся он ей.

— Давным-давно известно такое заболевание у дикарей, занимающихся людоедством или поеданием различных обезьян. Зовётся оно зловеще — «куру». Сначала болезнь проявляет себя как безумие, потом начинают отказывать жизненно важные органы. Заканчивается куру мучительной смертью. Учёными давно установлена связь между употреблением человеческого или обезьяньего мяса и развитием болезни. В

Африке, где было запрещено людоедство, страшная болезнь прекратилась. Теперь ты понимаешь, почему во всех мировых религиях запрещено есть себе подобных. Исследования многих учёных показали, что куру неизлечима и всегда приводит к летальному исходу. Зараза же является молекулой. В науке её назвали прионом. Масса полезных прионов всегда находится в организме. При поедании себе подобного, чужие прионы входят в обмен веществ и начинают в организме работать. Но, в силу своей чужеродности, они не находят себе полезного занятия. Из-за этого приобретают патогенные свойства и вызывают инфекцию. Весь ужас в том, что чужеродные прионы передают свои свойства здоровым. Тем, которые живут в организме. Возникает необратимый процесс. Начинается же куру с поражения мозга. В нём прионы накапливаются и затем расходятся по всему организму. Они поражают печень, почки, селезёнку и всю пищеварительную систему. Печально то, что скрытый период заболевания для людей составляет от 10 до 30 лет, — закончила своё повествование Ярослава.

— То, что сейчас вы мне рассказали, просто ужасно! — поёжился я. — Но, честное слово, до меня не доходит, какое отношение всё это имеет к питанию современного человека? Вы считаете, что социум на самом деле готов проглотить самого себя?

— Он это делает. Человечество через посредников уже сейчас поедает то, чем ему питаться смертельно опасно, — посмотрел мне в глаза Добран Глебыч.

— Как это? — не понял я. — Вы что, из меня хотите сделать заику?! Не говорите загадками, объясните толком. Что это ещё за посредники? И вообще, о чём речь?

— Речь идёт о промышленности так называемого повторного цикла. О ней у нас в России мало кто знает. А между тем, в этом направлении работают целые заводы. Как ты знаешь, недалеко от наших деревень всегда расположены скотомогильники. Туда отвозили погибших коров, лошадей, свиней, собак и других четвероногих. В Британии и США таких скотомогильников нет. Все павшие от болезней животные идут на заводы вторичной переработки.

От услышанного я открыл рот. Воистину, жажда наживы может свести человека с ума!

— Что за вторичная переработка? Ведь дохлые животные

— сплошная зараза. Их не перерабатывать надо, а сжигать и закапывать!

— Всё верно, сжигать и закапывать, лучше сжигать, — согласилась со мной Ярослава. — Потому что трупы таких животных — это сплошные токсины, болезнетворные бактерии, запёкшийся гной, кишащая вирусами кровь, вонючие, гниющие, заполненные глистами внутренности, шерсть, перо.

— И потом, вместе с коровами, свиньями, овцами, конями в одну кучу попадают собаки, кошки, дохлые дикие звери и крысы, — добавил от себя Добран Глебыч.

— Как это в одну кучу?

— В прямом смысле слова, в один чан.

— А дальше что?

— Вся сваленная в одно место дохлятина варится в течение одного часа, при температуре 130°.

— Ну, сварится, а что потом?

— Из жидкого месива делаются пищевые гранулы, а из костей получают костную муку. Потом и то, и другое скармливают тем же коровам, свиньям, птице и всему остальному.

— Получается, что коров, свиней, кур насильно превращают в каннибалов?

— Так оно и есть, в каннибалов, — лицо Добрана Глебыча стало мрачным. — Беда в том, что прионы от температуры не гибнут. В результате, возникает болезнь, которая известна в науке как «коровье бешенство».

— Бешенство оттого, что прионы разрушают у крупного рогатого скота мозг. То же самое происходит и у свиней. Просто об этом меньше пишут. Фактически, куру четвероногих... Но весь ужас состоит в том, что прионы коров и, особенно, свиней близки к человеческим, — Ярослава посмотрела на меня долгим выжидающим взглядом.

От услышанного меня бросило в жар.

— Вы хотите сказать, что все люди, поевшие мяса заражённой скотины, обречены?

— Именно это мы и утверждаем, металлическим голосом произнёс Добран Глебыч. — Но, насколько мне известно, и Британия, и США экспортируют свою говядину, свинину и мясо птицы в десятки стран мира. В том числе и в Европу. В ту же Испанию, Бельгию, Германию, Польшу и, конечно же, в разорённую войной Югославию...

— Почему ты забыл о России? Тысячи тонн такого вот отравленного мяса каждый год поступает в Москву, Петербург, Смоленск, Волгоград, да и к вам, в Сибирь, везут тот же смертельный продукт. В Новосибирск, Красноярск или

Хабаровск... Но беда не только в самом инфицированном мясе. Имеется ещё одно обстоятельство: продукты такой вторичной переработки «мясной промышленности» начинают охотно приобретать некоторые наши сельскохозяйственные акционерные общества и отдельные тупые фермеры. И тех, и других интересует только прибыль. То же самое происходит по всей Европе. Ещё немного и промышленность вторичной переработки будет запущена в Германии, Австрии и Польше. Во Франции это процесс уже пошёл...

— Что же получается, что в настоящее время и в Европе, и Азии, и у нас в России разгуливают миллионы людей, нервная система которых поражена хищными прионами. Пройдёт десять, двенадцать лет высчитанного периода и все они в страшных муках отправятся на кладбище.

— Хорошо хоть на кладбище, а не на вторичную переработку, — откликнулась со своего места Светлена.

— А что, может быть и такое? — посмотрел я в её сторону.

— Вполне, — кивнул головой её отец. — На Западе давно отмечен факт, что далеко не все погибшие и не опознанные родными люди попадают в морги. Спрашивается, куда они деваются?

От последних слов старейшины я вздрогнул.

— Неужели может быть и такое?

— А почему бы и нет? Я не удивлюсь, если через пару десятилетий в некоторых странах Запада будет издан закон, предписывающий хоронить только заслуженных деятелей. А простых людей пускать на вторичную переработку. Всё идёт к этому, — сказала Ярослава.

— Значит, оставшееся население будет жить ровно столько, сколько времени займёт вегетационный период болезни?

— Если человечество не остановит такую вот беду, то, очевидно, так, — согласилась со мной Светлада.

— Но мы не коснулись самого главного. Я имею в виду информационное воздействие, — продолжила обсуждение Ярослава. — Начали мы свой разговор с информации. Как ты думаешь, Юра, если животное, пусть не по своей воле, — каннибал и питается дохлятиной, какую оно впитывает в себя информацию?

— Понятно, что информацию самую что ни на есть деструктивную.

— А потом такое животное кто-то употребит в пищу?

— Значит, этот кто-то получит информационный импульс смерти... Долго он не протянет. Если не куру, то другая болезнь сделает своё дело.

— Какой из всего, что ты услышал, можно сделать вывод?

— Единственный: если ничего не изменится, то человечество обречено. Могут уцелеть разве что вегетарианцы?

— И они не уцелеют, для них система припасла генномоди- фицированные растения, ароматизаторы и вкусовые пищевые добавки. Будь уверен, всё продумано до мелочей. Фактически спасения нет! — почти шепотом проговорил старейшина. — Куда ни кинь, везде смерть... Онкологи называют куру раком мозга. Такова установка... На самом деле всё гораздо страшнее. Но об этом запрещено говорить.

— Выходит, что развязка уже началась? — спросил я своих информаторов.

— Малый вегетационный период уже заканчивается, Юра, к тому же идет мощное информационное воздействие. Вот и вся арифметика.

— Значит, рак головного мозга?

— Пока разговоры идут о раке.

— Возможно, когда-нибудь найдутся смелые люди и скажут правду. Но не в наше время.

 

 

Трансгенная технология

Т

ы должен уяснить для себя, Юра, раз и навсегда одну истину, — поднялся со своего места Добран Глебыч.

— у тёмных всё продумано. Всё до мелочей. Они ребята тёртые, знающие, что куда ни кинь, везде всё поставлено с ног на голову.

— Я это заметил.

— Тут не замечать надо, а уяснить. С трансгенными растениями то же самое. Интересно то, что их активно создают, но никто толком не может объяснить, зачем? К тому же многочисленные эксперименты показали, что генномодифицирован- ные культуры в плане урожайности не превосходят обычные.

— А некоторые и уступают известным урожайным сортам,

— добавила Ярослава. — Пропагандисты не без основания утверждают, что трансгенные растения более устойчивы к колебанию температур и их не едят вредители. Всё это так. Но плюсы этих растений ни в какое сравнение не идут с минусами. Засухи и заморозки случаются не часто, а насчёт вредителей тут бабушка надвое сказала. Если не ест, к примеру, тля, то это не значит, что данную трансгенную культуру не будут поедать другие паразиты. Те же гусеницы или жуки наподобие колорадского. Именно так всё и происходит, но для производителей генномодифицированных растений весомым аргументом это не является.

— Ими придумываются другие уловки, например, что трансгенные растения более устойчивы к химической прополке. Пусть даже и так, но сколько ядов попадает в их плоды и листья? Никто этого никогда не подсчитывал и подсчитывать не будет. Не дадут! — Добран Глебыч нервно заходил

по комнате. — Потому что ГМО создаются не для получения сногсшибательных урожаев, а совсем для другого.

— Чтобы и у вегетарианцев не осталось шансов? — спросил я.

— Причём здесь вегетарианцы? — задумчиво посмотрел на меня старейшина. — Разве мясоеды не едят хлеб или овощи? Растительную пищу все употребляют.

— Если можно расскажи, как влияют ГМО на наше здоровье? — опередила меня с вопросом Светлада.

— На наше никак! — улыбнулся её отец. — Потому что в рационе жителей севера никаких трансгенных растений нет! У хуторских тем более. Потому что хлеб у нас и то свой, не говоря уж об остальном. А насчёт влияния ГМО на здоровье человека и животных простым людям никто не докладывает. Но это не значит, что узнать нельзя. Есть работы многих учёных, естественно, они пока не обнародованы, но познакомить тебя с ними можно. Опыты проводились в России, Германии и в Британии. В основном в закрытых лабораториях. Результаты оказались одни и те же. И у нас, и за рубежом кормили трансгенными растениями крыс. В России взяли для опыта генномодифицированную сою. Надо сказать, что и обычная соя опасна для здоровья.

— Это для меня ново. Чем же? — прервал я рассказчика.

— Тем, что её белки близки по строению к женскому половому гормону. В частности, к прогестерону. Представь, что происходит, когда мужчина в сосисках или колбасе получает такой вот продукт в избытке?

— Это и излишек подкожного жира, и гарантия слабости половых функций, — вставила Ярослава. — Как видишь, соя сама по себе опасна, а ею на 50-70% набивают сосиски, колбасы, магазинные пельмени, котлеты и т.д.

— Получается, что почти все современные колбасные изделия — брак?!

— Не почти, а на сто процентов! Ты забыл про химические ароматизаторы, про вкусовые усилители и добавки — глута- мат натрия, калия, аммония, кальция, про красители! Всю эту дрянь наше население ест в поразительных количествах.

— И не только наше, в Европе и Америке происходит то же самое, — отозвалась со своего места Светлена.

Я посмотрел на сидящих рядом со мной девушек и мне стало за себя стыдно. Перестройка полностью развалила советскую систему контроля над качеством питания. С рыночными отношениями в Россию пришло то, что допускать было никак нельзя, — хищное отношение к человеку. Но рынок есть рынок. Для него главное — прибыль. Причём получить прибыль важно любой ценой, пускай даже за счёт разрушения здоровья соотечественников. И эти живущие вне системы люди умудряются отслеживать происходящее, а я, приехавший сюда с «большой земли», оказался «чайником». Не им у меня, а мне у них приходится учиться. Всё наоборот.

— О чём задумался, детина? — словами из песни возвратил меня к действительности помор. — Хватит мечтать, я тебе серьёзные вещи рассказываю. Как видишь, обычная соя опасна для здоровья, а её сделали ещё и генномодифицированной. Не продукт, а именины для сердца! Так вот, у нас в России, как я уже сказал, проводились опыты над крысами. Им в течение двух недель скармливали генномодифицированную сою. Всего две недели. И этого хватило, чтобы самки крыс утратили материнский инстинкт. Часть зверьков бросила на произвол своё родившееся потомство. Другая часть им закусила. Но это ещё не всё. Уцелевшие крысята выросли в два раза меньше, чем их родители и оказались стерильными.

В комнате воцарилось молчание.

— Если такое происходит с крысами...

— Именно поэтому никто и не запрещает трансгенные продукты питания, — перебил меня старейшина.

— Чтобы питаясь ими, наши женщины утратили желание рожать, а чудом родившиеся дети стали стерильными, к тому же недомерками... — дополнила своего отца Светлана.

— Да-а-а! — протянул я. — Признаться, о подобных опытах я не слышал. Что-то попадалось, в основном негативное. Но не на таком уровне.

— Мы можем тебе показать распечатки документов, и ты своими глазами прочтёшь то, что сейчас услышал, — заметила Светлена.

— Не надо мне ваших распечаток, скажите, где вы их взяли, и я найду всё сам.

— Конечно, найдёшь, но сначала увидишь то, о чём я рассказал, — улыбнулся Добран Глебыч. — Понимаешь, Юра, фактически против человечества идёт необъявленная война. Она давным-давно приняла характер мировой. Самое печальное то, что эта война одновременно и радиационная, и химическая, и бактериологическая, а теперь ещё и генетическая. Страшно то, что фронт войны фактически не видим. В ней каждый сам себе враг и работает на своего противника. Как она ведётся? С помощью индустриализации пищевого производства — раз, с помощью искусственной пищи — два, с помощью внедрения генномодифицированного производства ингредиентов продуктов питания — три, с помощью генетически модифицированных растений и животных... Что я забыл? — повернулся Добран Глебыч к своим родственникам.

— Ты забыл рафинированную пишу и американо-британское мясо, инфицированное болезнью куру, — дополнила мужа Ярослава.

— Верно, это я забыл. Но ничего, всё поправимо, вы же мне подсказали.

— Всё началось с 1979 года, — улыбнулась мужу жена-красавица. — В Кельнском университете удалось выделить ген, ответственный за синтез инсулина у человека. Потом этот ген «вставили» в геном бактерии кишечной палочки. После чего она начала синтезировать инсулин. Так появилась технология искусственного внесения новых генов в организмы, которые назвали трансгенными. Отсюда и название «ГМО».

— Ярослава тебе сказала, что эра генномодифицирован- ных растений и животных началась со второй половины XX века, — прервал Ярославу старейшина. — Но это не совсем так, если уж касаться этой темы, то надо говорить правду. А правда в том, что все без исключения домашние растения и животные являются производными генномодифицирован- ных.

— Как это? — не понял я.

— Вот так! Правду я говорю или нет? — повернулся к сидящим Добран Глебыч.

— Этот грубиян говорит правду, — кивнула головой Ярослава. — Так оно и есть.

— Так выходит, что во время так называемой неолитической революции 7-8 тысяч лет назад кто-то на Земле занимался генной инженерией? — блеснул я своим знанием прошлого.

— Не семь-восемь, а добрых десять миллионов лет назад, а возможно и раньше, — покосился в мою сторону старейшина,