Национальные интересы в контексте политических реалий

Рассмотрение этнического самосознания как составной части национализма дало татарской интеллигенции возможность избежать многих крайностей в понимании этого явления. По крайней мере, в татарском обществе практически не наблюдалось ни абсолютизации политического единства мусульманских и тюркских народов, ни выпячивания их этнических различий, которые могли привести к межэтническим противоречиям. В силу этого татарская интеллигенция очень остро реагировала на многочисленные обвинения в распространении панисламизма: вопрос бурно обсуждался и на страницах периодической печати, и в официальных заявлениях депутатов мусульманских фракций в Государственных Думах и т.д. Дж. Валиди по этому поводу писал, что он отрицательно относится “к мысли о том, что в будущем мусульмане могут объединиться. Им для этого не только с политических, но и с литературных и национальных соображений нет ни малейших возможностей. Они (мусульмане – Р.М.) в процессе формирования собственных экономических интересов и национального сознания отдаляются друг от друга, и поэтому, будут развиваться независимо... Лозунг, провозглашающий единство, больше имеет этический аспект, нежели другой. Действительность же намного сложнее”[57]. Не отрицая того, что единство в мусульманском мире все-таки было, Дж. Валиди подчеркивает его исторически преходящий характер: “Сила, которая держала мусульманский мир в единстве, это – отсутствие движения мысли, развития науки, застой в умах и здравомыслии”[58]. Среди публикаций следует отметить и выступление Садри Максуди на заседании Государственной Думы 13 марта 1912 года, где он довольно обстоятельно раскрыл причины возникновения идеологической шумихи вокруг панисламизма и ее возможные и уже реальные последствия для татарского общества. При этом он особо подчеркивает, что между русским государством и национальной жизнью не только татар, но и других мусульман России “нет ничего, что могло бы противоречить друг другу. Как граждане России, мы всегда активно будем участвовать в общественной жизни. Но дайте нам спокойно жить среди своего народа и в своих семьях по-своему, сохраняя национальный дух, идущий от наших дедов и прадедов”[59]. Показательно, что А. и С. Максуди и другие представители татарской интеллигенции национальное развитие рассматривают в контексте таких понятий как “родина” и “патриотизм”. Действительно, для татар, потерявших свою государственность еще в 1552 году и сохранивших в своей исторической памяти эту идею, данная проблема была очень актуальной. В истории татарской общественной мысли этот вопрос поднимался и трактовался по-разному. До конца ХVIII в. он рассматривался в традиции исламской “уммы” – как единство всех мусульман независимо от языка, расовой, этнической принадлежности или места проживания.

Начиная с середины XIX века постепенно произошло секуляризация понятия родины и оно приобретает этноконфессиональное и политическое содержание. В начале XX века татарская интеллигенция исходила, в основном, из того, что родиной можно обозначить место, откуда родом человек, где его исторические корни, где обеспечены его права, и по отношению к которой он, в свою очередь, несет определенные обязательства. Поэтому словосочетание “татаро-мусульмане Российской империи” во многом передает смысл и значение этого понятия. Действительно, живя в составе Российской империи, татары в решении своих насущных проблем не могли абстрагироваться от этой действительности, хотят они этого или нет, вынуждены были с ней считаться и исходить из нее.

До революции 1905-1907 годов свои этнополитические взаимоотношения с Россией татары открыто не обсуждали, поскольку это было равносильно признанию потери своей государственности и своего бесправного политического положения. Правда, эта проблема впервые была поставлена еще Ш. Марджани, поскольку в середине XIX века политико-правовое положение татар нуждалось не только в конфессиональном, но и в этнополитическом осмыслении[60]. А такой подход уже предполагает постановку проблемы “Татары – Россия”. В начале XX века, наоборот, политическая сторона вопроса вышла на первый план, а в послереволюционный период были сильны надежды и ожидания демократических свобод, а понятие “родина” наполнилось новым гражданственным содержанием, подразумевающим единство политических прав и обязанностей, что было принципиально новым для татарской общественной мысли. Действительно, на манифест Николая II 1905 года татары возлагали большие надежды. Газета “Казан мухбире” по этому поводу заметила, что “закон от 17 октября радикально изменит структуру нашего государства”[61]. Здесь имелось в виду, что признание России родиной предполагало обретение татарами равных со всеми народами, проживающими на ее территории, политических и других прав. Эта идея красной нитью проходит практически во всех документах и заявлениях политических и общественных организаций татар начала XX века. Первый всероссийский съезд мусульман в своей резолюции от 15 августа 1900 года по этому поводу заявил, что ”... прогрессивная часть мусульман, разделяя идеалы передового русского общества, действует в смысле установления в стране правового порядка на началах участия свободно избранных народных представителей в законодательстве и управлении государством.

Сознавая, что достижение указанных целей возможно при пользовании мусульманами одинаково равными с русским населением правами, прогрессивная часть мусульман всеми законными средствами действует в смысле отмены всех изъятий и ограничений, которые установлены в отношении мусульман действующими узаконениями, правительственными распоряжениями и административной практикой, и полного уравнения мусульман с населением Русского Государства во всех правах – политических, гражданских и религиозных”[62].

Достижение равноправного положения всех народов России уже предполагало постановку и решение другой проблемы: какой политической строй способен на деле обеспечить это равноправие, поскольку всем было ясно, что монархия не может в цивилизованной форме решать национальные вопросы. О перспективах дальнейшего политического обустройства России высказывались разные, порой совершенно противоположные точки зрения. Это вполне естественно, поскольку при этом учитывались не только национальные, но и социально-экономические и классовые интересы. Мусульманская фракция во второй Государственной Думе в своей программе, например, записала что “наиболее соответствующей формой государственного устройства России, при нынешних условиях, фракция признает конституционную парламентскую монархию, в которой высшая государственная власть принадлежит монарху, ограниченному в своих правах Конституцией, и народу, в лице его представителей, действующих на основании той же конституции”[63] Г. Исхаки в 1917 году, выступая на первом съезде мусульман, в своем докладе по этому поводу заявил, что в России “должна быть установлена демократическая (народная) республика, обеспечивающая каждому региону, каждой области территориальную автономию в широком смысле”[64]. По мнению Г. Газиза, для того, чтобы “на нашей общей родине – России не допустить кровопролития, не оставить места для повторных национальных восстаний, чтобы позволить угнетенным нациям приблизиться к равным нациям, безусловно, необходимо стремиться установить в России народную республику!”[65]. На страницах татарской периодической печати встречались и другие точки зрения. Например, газета “Вакыт” опубликовала статью “Национализм и кадеты”, где отмечалось, что “поскольку мы, националисты, какой бы режим не установился в России, будь монархия, конституционная монархия, республика, мы будем в оппозиции”[66]. Правда, эту позицию нельзя признать типичной для татарского общества начала XX века. Признание России своей родиной отнюдь не снимало проблемы самостоятельной национальной государственности. Эта идея из-за отсутствия других возможностей поддерживалась на уровне исторического сознания посредством публикаций многочисленных трудов по истории татар и их предков с древнейших времен, при этом очень много внимания уделялось освещению истории государственности начиная с тюркских каганатов.

Прекрасно понимая, что решение проблем национально-государственного строительства для татар связано с демократизацией всей политической системы России, татарская интеллигенция пыталась предложить новую для России модель обновления российской государственности на плюралистических принципах, давно уже знакомую Западу. Эта модель, в условиях России впервые предложенная И. Гаспринским, ставила русских и мусульман на позиции формального равенства, и, естественно, стимулировала поиски более цивилизованных подходов решения национального вопроса в России.

В связи с этим Г. Газиз отметил, что в современных условиях закономерностью развития государств является то, что они постепенно приобретают “многонациональный характер”[67]. “Как бы в ответ на это, история породила правительства в форме федерации или, в худшем случае, в виде автономий покоренных нации. Такое решение вопроса дает возможность не нарушать естественное историческое, экономическое развитие правительств, позволит сохранить совершенно естественное, не подверженное ассимиляции, состояние наций, реализовать прекрасные идеи прогресса национальных культур, совершить шаг вперед на пути объединения всего человечества, сохраняя при этом целостность наций и не разрушая дружбу между ними”[68]. За этими идеями, высказанными не только Г. Газизом, стояли попытки не только воспринять идеалы западно-европейской цивилизации, но и содержательно их развить, придав им новый смысл, использовать в условиях России.

Безусловно, это еще не дает возможность утверждать, что татарская интеллигенция активно использовала прогрессивные западноевропейские идеи в формировании современной национальной идентичности. Даже более того, она довольно настороженно относилась к духовным ценностям Запада, способным разрушить многовековые традиции, строящиеся на принципах ислама. Но, с другой стороны, она прекрасно понимала, что политическая модель и экономическая система Запада более привлекательны, чем российская действительность, для создания благоприятных условий сохранения тех же традиционных ценностей татарского общества.

Конечно, нельзя утверждать, что такой прагматизм татарской интеллигенции определял основную канву формирования национальной идентичности татар в начале ХХ века. По крайней мере, это дает возможность делать вывод о том, что татарская интеллектуальная мысль в этот период отвернулась лицом к тем ценностям, которые могли посодействовать модернизации российского и татарского обществ.