Глава III. Закон

 

Государственный закон есть совокупность юридических норм, определяющих

устройство и деятельность государства. Им определяются, как устройство и деятельность

правительственных властей и учреждений, так и права граждан.

Выше было сказано, что закон составляет юридическую связь политического

тела; он сообщает последнему постоянство и дает ему обязательную силу в отношении

к членам. А так как без этих начал нет нравственного лица, то закон есть необходимый

элемент государства.

Юридическое начало, определяющее государственный закон, есть публичное

право (jus publicum). Его существо состоит в том, что оно истекает из понятия

о государстве, как едином целом, владычествующем над частями, то есть, из

идеи государства. Этим оно отличается, как от частного права, истекающего

из понятия о свободе и правах лица, так и от нравственного закона, истекающего

из понятия об обязанностях человека, как разумно-нравственного существа. Идея

государства, как мы видели, соединяет в себе оба начала; она представляет

сочетание прав и обязанностей. Посмотрим, какие из этого вытекают отношения

государственного права, с одной стороны, к частному праву, с другой стороны

к нравственному закону.

Общая черта государственного права и частного состоит в том, что и то

и другое есть право, то есть, отношение свободных воль, определяемое общею

принудительною нормою. Право есть законное определение свободной воли. Свобода,

определяемая законом, есть право в субъективном смысле; закон, определяющий

свободу, есть право в объективном смысле. Первое присвоивается человеку, как

разумно-свободному существу; это и есть коренной источник права. Отсюда определение

римских юристов: "право получило название от правды; правда же есть постоянная

и непрерывная воля воздавать каждому свое"(jus a justitia appellatum est;

justitia autem est constans et perpetua voluntas suum cuique tribuendi). Свое,

то есть то, что принадлежит лицу, составляет, следовательно, основное начало

права. Но проявляясь во внешних действиях, свобода одного лица сталкивается

с свободою других. Отсюда необходимость взаимного разграничения. Вследствие

этого, право определяется как взаимное ограничение свободы. Это разграничение

совершается установлением общей нормы, которая и есть право в объективном

смысле. А так как это разграничение происходит в области внешних действий,.

то оно необходимо сопровождается принуждением. Область свободы одного лица

может подвергнуться нарушению со стороны других; для ограждения ее от насилия,

для охранения общей нормы, необходимо принуждение. Право есть закон принудительный*(1).

Эти основания общие для публичного права и частного. Различие между ними

состоит в том, что последним определяются взаимные отношения отдельных лиц

между собою, а первым отношение частных воль к общей воле союза, как целого.

И в частном праве, в силу взаимных отношений отдельных лиц, образуются союзы,

но союзы частные и временные, которые составляются и распадаются по частной

воле членов, в силу их личных целей, или в силу частных отношений. Таково

семейство; таковы различные товарищества. Но как скоро образуется союз постоянный,

с принудительною властью и независимый от частной воли членов, так он подходит

под нормы публичного права и становится элементом государства. В последнем

начала публичного права выражаются во всей их полноте. Здесь образуется единое

и постоянное нравственное лице, которого воля, выражаемая законом установленными

органами, владычествует над волею членов. Следовательно, право определяет

здесь отношения воли владычествующей к воле подчиненной. Это подчинение воль

совершается во имя общей цели; но целью служит не личная только польза членов,

из чего мог бы возникнуть лишь частный союз: оно имеет высшее нравственное

значение. Это единение происходит во имя нравственной идеи, которая дает верховной

воле абсолютный характер. Таким образом, в государстве к юридическому началу

присоединяется нравственное; оно сообщается ему законом, определяемым началами

публичного права. Такое же сочетание нравственного элемента с юридическим

мы находим и в семействе. Но действительное семейство есть союз случайный

и временный, заключаемый во имя частных целей; в нем, поэтому, общая воля

сливается с волею членов. В государстве, напротив, эта общая воля выделяется

и образует свой собственный постоянный организм, который, в силу закона, является

выражением высшего нравственного порядка. Поэтому нравственное значение государства

измеряется твердостью господствующего в нем законного порядка. Ему противоречит

всякий произвол, как сверху, так и снизу.

Из этих свойств публичного права вытекают следующие коренные отличия

гражданского права и государственного:

1. В обоих господствуют различные начала правды: в гражданском праве

правда уравнивающая, которая берет за основание равенство лиц, как свободно-разумных

существ; в государственном праве правда распределяющая, которая берет за основание

различное достоинство лиц, как членов союза и, сообразно с этим, дает им различное

место и значение в целом. Но и в гражданском праве прилагаются начала правды

распределяющей, как скоро из отношений частных лиц образуется органический

союз. Такой именно характер носит на себе союз семейный, в котором, в силу

присоединения физиологических и связанных с ними нравственных отношений, различные

члены имеют различное положение и назначение, сообразно с чем определяются

и их права.

2. Гражданское право определяет только формальное отношение свободных

воль; они должны существовать вместе, под общим законом, не посягая друг на

друга. Самое же содержание деятельности, цели, которые имеются в виду свободными

лицами, предоставляются их. воле. Напротив, в государстве лица подчиняются

власти во имя общей цели; этою целью определяются взаимные права и обязанности

власти и граждан. Поэтому публичный закон определяет и самое содержание государственной

деятельности, ее цели и способы действия. Так например, государственное хозяйство

определяется законом, тогда как частное хозяйство предоставляется свободе.

3. Отсюда ясно, что обязанности, налагаемые гражданским правом, суть

обязанности отрицательные: не посягать на чужое право. Положительные обязанности

каждый принимает на себя по доброй воле. Исключение опять составляет союз

семейный, в котором чисто гражданские начала видоизменяются физиологически-нравственным

значением союза. Дети не по своей воле подчиняются родителям. В государстве

же, по самому существу союза, обязанности граждан имеют характер положительный.

Государство имеет право требовать от граждан все, что нужно для пользы целого,

не спрашивая согласия каждого. Если народ, непосредственно или через представителей,

призывается к участию в установлении податей и повинностей, то этим самым

он становится участником верховной власти, то есть, органом государства.

4. Гражданское право дает лицу только юридическую возможность приобретать,

действовать, вступать в обязательства; действительное же право, например,

собственность известной вещи, право на чужое действие, приобретается особым

актом воли, как-то: договором, завладением, принятием наследства и т. п. Этот

сообразный с законом акт есть юридический титул (titulus acquirendi), на основании

которого лице может требовать то или другое. Напротив, в государстве права

даются лицам для общей пользы постановлением государственной власти. С их

стороны особенного акта воли не требуется.

5. Поэтому частные права суть права приобретенные, то есть, присвоенные

лицу, как его достояние. Они не могут быть отняты произвольно; их можно требовать

судом. Если государство в законодательном порядке считает нужным отменить

известного рода гражданские права, то приобретенные права, тем не менее, по

правилу считаются неприкосновенными. Они или сохраняются или заменяются равною

ценностью. Напротив, государственное право никогда не может быть приобретенным:

оно дается и отнимается волею государственной власти во имя общего блага,

и если в некоторых случаях оно подвергается судебному разбирательству, то

суд представляет здесь не более как гарантию беcпристрастного решения. Он

разбирает не юридический титул, а согласие данных условий с законом. Это делается,

например, в случае спора о выборных правах лица. Есть, однако, случаи, когда

из государственного права вытекают для лица известные имущественные права,

которые становятся приобретенными и могут быть предметом иска. Таково, например,

право на пенсии.

6. Лицо не обязано пользоваться своим гражданским правом (nemo jure suo

uti cogitur); но государственным правом оно обязано пользоваться, ибо право

дается для общей пользы. Однако и тут обязанность не всегда имеет юридическую

санкцию. Там, где элемент права перевешивает начало обязанности, государство

обыкновенно предоставляет пользование правом свободе лица. Чиновник не может

не пользоваться предоставленными ему правами; бездействие власти есть преступление.

Но участие в выборах предоставляется свободному решению совести. Предполагается,

что кто не дорожит своим правом, того голос в общем деле, не имеет веса.

7. Лице пользуется своим гражданским правом для частной своей выгоды;

государственным правом оно должно пользоваться не иначе, как для общей цели.

Поэтому взятки, продажа голоса считаются преступлением.

Если частное право приобретается частною волею лиц, то оно также изменяется

и отчуждается личною волею. Напротив, государственное право не может изменяться

и отчуждаться частными лицами; оно частным сделкам не подлежи (jus publicum

privatorum pactis mutari nequit).

Из всего этого очевидно, что формы гражданского права неприложимы к государственному.

Эти формы суть семейное право, собственность, договор. В семействе есть власть,

но власть частная, которая возникает из частных отношений и исчезает вместе

с ними. Государственная же власть есть власть общественная, постоянная, действующая

во имя общей цели. Государство не есть семейство и не может быть уподоблено

семейству. Все такого рода аналогии основаны на смешении понятий. Точно также

неприложимо к государству понятие о собственности. Ни политические права,

ни власть не могут становиться собственностью лиц. Когда говорят о владениях

князя, то это не более как метафорическое выражение, унаследованное от средневековых

порядков. В то время, при господстве начал частного права, общественные власти

и должности имели характер собственности. Но это противоречит государственным

началам, в силу которых власть присвоивается лицу как должность, как обязанность,

а не как собственность. Только относительно вещей, исключительно служащих

общественной пользе, государство является собственником, наравне с другими.

Здесь к публичному праву присоединяется частное. Эта сторона будет подробно

рассмотрена ниже.

Наконец, к собственно государственному праву неприложимых и понятие о

договоре. Договор есть сделка между независимыми друг от друга раздельными

волями; в государстве же раздельные воли членов подчинены верховной воле союза,

которая издает обязательный для всех закон. Если эта верховная воля распределяется

между несколькими лицами, которых содействие требуется для установления закона,

то предварительное соглашение этих лиц отнюдь не есть договор между ними.

Отдельная воля каждого не имеет никакого юридического значения; тут нет взаимных

обязательств, и только результат, совокупная воля лиц, является выражением

воли государственной. Если, например, власть предоставлена коллегии или собранию,

то для решения бывает необходимо предварительное соглашение большинства; но

проистекающий отсюда закон не может рассматриваться как договор между лицами,

подававшими голос в его пользу: закон есть постановление целого собрания,

как единого тела, органом которого признается большинство. Точно также не

может рассматриваться как договор и конституция, утвержденная согласием государя

и подданных, хотя часто она называется этим именем (le pacte constitutionnel).

Форму конституции условленной, или пактированной противополагают даже конституции

пожалованной, или октроированной одностороннею волею князя. Внешнее сходство

с договором затмевает здесь сущность юридического начала. Здесь могут быть

два случая. Первый тот, что князь есть постороннее лице, которому предлагается

верховная власть на основании конституции. Тогда конституция есть выражение

воли народной, которая в данную минуту составляет верховную власть в государстве.

Князь же изъявляет свое согласие на принятие возлагаемой на него власти так

же, как чиновник изъявляет свое согласие на принятие должности. Или князь

есть уже государь народа. Тогда верховная власть распределяется между ним

и народными представителями, и только согласием обеих властей может быть установлен

закон, выражающий верховную волю государства. Между обоими случаями нет никакого

юридического различия, ни в существе закона, ни в обязательной его силе, точно

также как нет его между конституцией пожалованною и договоренною. Государь,

даровавший конституцию, тем cамым ограничил свои права и отныне связан действующим

законом, наравне со всеми подданными. Изменить или отменить закон можно только

совокупною волею установленных властей.

В истории встречаются однако примеры настоящих договоров между князем

и народом. Такие примеры мы видим и в собственной нашей истории, в отношениях

Новгорода к своим князьям. Каждый договор представлял здесь ряд условий, заключаемых

с каждым князем отдельно. Эту форму очевидно нельзя подвести под понятие о

государственном законе. Но именно это показывает, что тут не было государственных

начал. В средние века государство поглощалось гражданским обществом; частное

право определяло все отношения. Поэтому здесь возможны были, как отношения

собственности, так и договоры между князем и народом. В самых княжеских вотчинах

отношения между князем и его слугами определялись частными договорами: слуги

считались вольными людьми, имевшими право по своей воле переходить от одного

князя к другому и вступать с ними с добровольные соглашения. В государстве,

напротив, все отношения членов союза к установленной в нем верховной власти

определяются не договором, а подданством, на чем бы оно впрочем ни было основано,

на рождении или на добровольном вступлении в союз.

0 конституциях, установленных договором отдельных государств, заключающих

между собою постоянный союз, будет речь ниже, при рассмотрении вопроса о происхождении

государств.

Есть однако форма гражданского права, которая прилагается и к государственному:

это - начало наследственности. Корень его лежит в преемственности поколений.

На этой преемственности основаны, как кровный союз, так и государство. Но

значение наследственности в обоих случаях не одинаково. Гражданское наследство

есть передача частных прав, перенесение имущества одного лица на другое. При

этом участвуют и частная воля умирающего, выражающаяся в завещании, и частная

воля наследника в принятии наследства. В государстве же наследственность означает

преемственность государственного положения и вытекающие отсюда прав и обязанностей.

Это начало прилагается, во первых, ко всем гражданам, как членам союза; право

гражданства приобретается рождением. Во вторых, оно прилагается и к особенным

правам сословий, во имя общественной пользы. Высшее положение сословия в государстве

воспитывает в нем общественный дух, установляет предания и содействует развитию

высших способностей к управлению. На этом основано государственное значение

аристократии. В третьих, наконец, и верховная власть, во имя общего блага,

может передаваться по наследству. Этим установляется твердость и неизменность

законного порядка в передаче власти; он становится независимым от случайной

воли лиц. Но именно этот государственный характер наследственной передачи

власти требует устранения форм, свойственных гражданскому праву. Здесь уместно

только единонаследие. Гражданское наследство истекает из свойств семейного

союза; в государственном праве оно служит средством дли осуществления общественных

целей.

Таковы существенные признаки, отличающие государственное право от частного.

Все они основаны на том, что в государстве отдельные лица, во имя высшей нравственно-юридической

цели, подчиняются высшей воле. Это приводит нас к отношению государственного

права к нравственному закону.

При рассмотрении этого вопроса надобно прежде всего определить, что такое

нравственный закон.

Нравственный закон, вообще, есть предписание делать добро. В приложении

к взаимным отношениям людей, это-предписание действовать на пользу ближних.

Этот закон, освящаемый религиею, истекает из разумной природы человека. Разум

в человеке есть именно сознание общих начал. Как разумное существо, человек

должен действовать по общему закону и для общих целей. Это общее сознание

составляет связь между людьми; общие цели достигаются совокупными силами людей.

Разумно-духовная природа человека развивается только в общении с другими.

Жизнь духа состоит в общении разумных существ. Поэтому, деятельность на пользу

других составляет обязанность человека, как разумного существа. Эта обязанность

нравственная, ибо она относится к воле.

Но разумное существо есть вместе существо свободное. Нравственный закон

не есть закон физической необходимости; он обязателен для человека, как для

свободного существа, которое исполняет закон не по внешнему принуждению, а

по собственному внутреннему самоопределению. Если бы человек действовал по

законам необходимости, если б у него не было свободной воли, от него нельзя

было бы требовать исполнения нравственного закона. Нравственным называется

только то действие, которое исполняется свободно, а не то, которое вынуждено.

Свобода составляет необходимое условие нравственности, также как и наоборот,

нравственность есть условие свободы, ибо человек по природе своей свободен

потому, что он разумное существо, которое может не подчиняться естественным

влечениям, а действовать по предписаниям разума. Следовательно, обязательная

сила нравственного закона основана на свободном сознании долга. Это сознание

не ограничивается умственною сферою; оно охватывает все существо человека,

который имеет и чувства, побуждающие его действовать на пользу ближних. Основное

нравственное чувство есть любовь. Нравственный закон есть закон любви, а любовь

не вынуждается: она составляет явление свободной души человека. Наконец, и

сознание и чувство соединяются в нравственном акте, которым человек, по внутреннему

побуждению, решает, что добро и что зло. Это внутреннее решение есть голос

совести, которая, как явление разумно-свободной личности, свободна по самому

своему существу. На нее не может простираться никакое человеческое действие.

Отсюда ясно различие государственного закона и нравственного. Коренное

отличие состоит в том, что нравственный закон обязывает, но не принуждает;

государственный закон обязывает и принуждает. Очевидно, следовательно, что

государственный закон не может быть основан на чистом нравственном законе.

Надобно, чтобы к последнему присоединялся закон юрицический, имеющий принудительную

силу, действующий и помимо совести. Юридический же закон истекает из существа

свободной воли; им определяются и разграничиваются права. Этот закон получает

высшее нравственное значение, когда самая воля, которой права он определяет,

становится органом и представителем высшего нравственного порядка, то есть,

когда это воля общественная. Цели частного лица, составляющие содержание личной

воли, могут быть эгоистичеекие, корыстные; до юридического закона это не касается.

Пользуясь своим правом, лице может из корыстных видов нанести величайший вред

другому (summum jus summa injuria). Напротив, общественная, или государственная

воля должна действовать во имя общего блага; для этого она установлена. Если

она действует иногда из частных видов, то это противоречит ее существу. Поэтому

она имеет высшее нравственное значение. В государстве принудительная сила,

истекающая из юридического закона, действует для нравственной цели, для осуществления

нравственного порядка, вследствие.чего она получает высшее нравственное освящение,

и наоборот, нравственный закон получает принудительную силу, насколько он

осуществляется в государственном организме, представляющем высший нравственный

порядок.

Однако общая цель, которую преследует государство, не есть чистое выражение

нравственного закона. Как уже было замечено выше, нравственный закон представляет

отвлеченное, формальное начало, содержание которого определяется жизнью. В

государстве, к отвлеченному нравственному требованию присоединяется начало

пользы, разнообразное, изменчивое, распространяющееся и на удовлетворение

физических потребностей. Это начало вытекает из области личных целей, которые,

соединяясь, образуют цели общественные. Через это последние, с одной стороны,

получают нравственный характер, ибо личное начало подчиняется общему, а в

этом и состоит требование нравственного закона; но с другой стороны, сюда

вносится элемент изменчивый и случайный, который может породить уклонения

от чистых требований нравственного закона.

Из сказанного вытекают следующие отличия нравственного закона и государственного:

1. Нравственный закон налагает на человека одни только обязанности; он

не определяет прав, хотя он и праву, как началу, вытекающему из требований

разумно-свободной личности, дает высшее освящение. Государство, напротив установляет

права.

2. Нравственный закон не имеет принудительной силы; он обращается к совести.

Государственный закон, напротив, есть закон принудительный.

3. Обязанности, налагаемые нравственным законом, совершенно неопределенны.

Чистый нравственный закон есть закон формальный, также как и чисто юридический

закон. Он ограничиваетея предписанием делать добро, любить ближнего, действовать

для общих целей; но каковы эти цели, что человек должен делать в данном случае,

это предоставляется решению свободной его совести. Государственный закон,

напротив, определяет цели и требует от человека известных действий, например

уплаты известного количества податей.

4. Обязанности, налагаемые нравственным законом, по своей общности обнимают

всю жизнь человека; государственный же закон определяет обязанности человека

только как члена государства. В область частной нравственности он не вмешивается,

до тех пор пока безнравственные действия частных лиц не нарушают чужого права

и не препятствуют достижению общих целей. Государству предоставляется осуществление

нравственного закона только в области общественных отношений. Заботясь о частной

нравственности, оно выходит из своей сферы, ибо вторгается в область свободы.

5. С другой стороны, нравственный закон обнимает только одну, хотя и

высшую, сторону человеческой жизни; он имеет в виду только нравственное совершенство

человека. Государственный же закон заботится и о материальном благосостоянии;

он обнимает все интересы людей, насколько они становятся общими.

6. Поэтому нравственный закон остается вечною, неизменною нормою жизни,

хотя сознание его может изменяться, развиваясь в человечестве. Государственный

же закон, по самому своему существу, соображается с временными, изменяющимися

потребностями общества. Вследствие этого, здесь возможно столкновение различных

целей. В виду временных потребностей, государственный закон нередко уклоняется

от вечно неизменной нормы, ибо для него высшее начало есть не нравственная

деятельность, а благо народа.

Спрашивается: как же должен поступать гражданин при столкновении нравственного

закона и государственного? Должен ли он свою совесть подчинить государственному

закону или наоборот, отказать государственному закону в повиновении во имя

совести?

Когда государственный закон определяет то, что входит в собственно ему

принадлежащую область, именно, общественные отношения людей, то нет сомнения,

что никто не вправе отказать ему в повиновении. Государство есть союз, владычествующий

над всеми, и все общественные отношения подлежат определению государственной

власти. Я по совести могу считать известный закон несправедливым и безнравственным,

но как член государства, я обязан ему повиноваться. Причина та, что пока нравственный

закон остается отвлеченным правилом, толкователем его является личная моя

совесть; как же скоро он становится положительным законом человеческого союза,

так личное мое толкование должно уступить толкованию общественному, которого

законный орган есть государственная власть. Это требуется самим нравственным

законом, который подчиняет мою личную волю воле целого союза. Поэтому, если

я во имя совести отказываю в повиновении государственному закону, хотя бы

он был несправедлив, то я тем самым преступаю высший нравственный закон, на

котором держится человеческое общество, и который поэтому всегда должен иметь

преимущество перед законом личной совести.

Однако это подчинение имеет пределы. Когда государство распоряжается

в собственно ему принадлежащей области общественных отношений, повиновение

должно быть полное, и ссылки на совесть быть не может. Но когда оно, выходя

из пределов, поставленных ему собственною его природою и существом юридического

закона, хочет насиловать совесть человека в той области, в которой она не

может сложить с себя ответственность за совершенное дело, тогда безусловная

обязанность повиновения прекращается. Нравственный закон требует, чтобы совесть

не отказывалась от своих прав и от своей ответственности. Примером могут служить

христианские мученики, которые умирали, но не повиновались приказанию поклоняться

идолам. Этот пример является и высшим образцом исполнения долга перед совестью

и перед государством. Действуя во имя нравственного закона, совесть обязана

соблюдать его вполне, то есть, оказывать повиновение и государству принятием

наказания. налагаемого на ослушников, хотя бы оно было несправедливо. С точки

зрения строгой нравственности, человек, который решился отстаивать права совести,

должен быть готов на принятие мученического венца.

При всем том, не всегда возможно разграничить эти две области, частную

и общественную. они находятся в тесной связи, а потому иногда не легко определить,

в каком случае человек должен следовать внушениям своей совести, и в каком

он обязан свою совесть подчинить требованиям государственного закона. Из этого

для обеих сторон вытекает двоякая нравственная обязанность: лице должно глубоко

взвесить в своей совести последствия своего действия, прежде нежели оно решится

отказать закону в повиновении, а государство должно щадить совесть человека,

не насилуя ее даже там, где его право очевидно. Это делается, например, когда

меннониты избавляются от военной службы и, взамен того, на них налагаются

повинности, не состоящие в противоречии с их религиозными убеждениями.

И так, государственное право отличается от частного тем, что оно имеет

высшее нравственное значение и не подлежит свободной воле лица, а, напротив,

подчиняет свободную волю высшему порядку; от нравственного же закона оно отличается

тем, что не остается отвлеченною нормою, обязательною для совести, но становится

юридическим законом союза, в котором члены подчинены целому. Гражданский закон

рассматривает человека, как свободное лице, имеющее права, нравственный закон

как разумно-нравственное существо, государственный закон как члена верховного

союза.

Этими признаками определяется философско-юридическая сущность государственного

закона, его идеальная сторона. Но для того, чтобы действовать в государстве,

идеальный закон должен сделаться законом положительным, то есть, изданным

верховною властью, с обязательною силой для граждан. Отсюда троякое отношение

положительного закона: 1) к идее государства, 2) к верховной власти, 3) к

гражданам. В этом выражается отношение закона к остальным элементам государственной

жизни.

Идеею государства определяется идеальное, или естественное государственное

право. Положительный закон составляет частное приложение закона естественного;

следовательно, он должен быть сообразен с идеею государства. На этом основано

развитие государственного законодательства, устраняющее формы несогласные

с государственным порядком, как-то: частный характер власти, крепостное право,

подчинение государства церкви. Устроение государства сообразно с его идеею

составляет руководящее начало законодательной деятельности. Однако это требование

не безусловное. Мы видели, что цель государства состоит в развитии его идеи

в приложении к данному обществу, следовательно, не во всей ее полноте. Если

естественное, или философское право представляет полное и всестороннее развитие

начал и элементов государства, то положительный закон допускает это развитие

настолько, насколько это дозволяют общественные условия. Естественный закон

остается идеалом, но не абсолютною нормою положительного закона. К этому ограничению

присоединяется то, что сознание естественного закона не всегда одинаково.

Он прилагается настолько, насколько он сознается государством. Наконец, положительный

закон заключает в себе элемент, которого нет в естественном, именно, элемент

случайных, изменчивых и разнообразных потребностей общества, судьею которых

может быть только государственная власть. Следовательно, если идея государства

есть высшее начало, или цель, определяющая установление и развитие государственного

закона, то приложение этой идеи, сообразно с условиями, потребностями и сознанием

общества, всегда зависит от верховной воли государства. Естественный закон

получает обязательную силу, только когда он становится законом положительным.

Однако есть случаи, когда естественный закон сам по себе может получить

обязательную силу, восполняя закон положительный. Это бывает: 1) через посредство

установленных властей. Не издавая положительного закона, власть может в своих

частных решениях руководствоваться естественным законом, за недостатком положительного.

Это прилагается в особенности к судебным решениям. Суд может решить вопрос

государственного права, не определяемый законом, исходя от идеи государства,

или толковать существующий закон на основании этой идеи. Примеры представляют

Соединенные Штаты при толковании союзной конституции верховным судилищем.

2) Естественный закон получает обязательную силу, когда нет ни положительного

закона, ни власти его установляющей. Это случается, например, при первоначальном

устройстве государства, когда власть еще не установлена, а также при пресечении

династий, или при государственных переворотах. Здесь, по естественному закону,

власть принадлежит народу, ибо он остается единственным представителем государства.

Таково отношение государственного закона к идее государства. Последняя

составляет цель, осуществление которой зависит от государственной власти.

Верховная власть является единственным законным толкователем естественного

закона. Иначе и быть не может, ибо обязательный закон в государстве должен

быть один, а толкование естественного закона может быть разнообразно. Здесь

необходим обязательный толкователь, а это и есть верховная власть. Она одна

может быть судьею и тех временных и случайных потребностей общества, которые

требуют видоизменения естественного закона. Поэтому никто не вправе нарушать

положительный закон по имя естественного. Каждый может толковать естественный

закон, как ему угодно, и считать свое толкование лучшим, но во внешних своих

действиях гражданин должен свое частное толкование и усмотрение подчинить

толкованию и усмотрению государственной власти. Положительный же закон получает

свое бытие от государственной власти. Она-его источник; она его изменяет и

отменяет по своему усмотрению. Поэтому верховная власть, как таковая, в своей

полноте, выше положительного закона. Это и выражается римским изречением:

princeps legibus est solutus. Никакой положительный закон не может связывать

верховную власть так, чтобы она не могла его изменять. Вечные законы не мыслимы.

Это не значит однако, что верховная власть всегда вправе нарушить свои

собственные законы. Она может изменять их по своему усмотрению, но пока они

существуют, она должна их соблюдать, ибо прочность законного порядка составляет

одну из существенных потребностей государства; это-то, что дает ему высшее

нравственное значение. Однако верховная власть, будучи сама источником закона,

связана им нравственно, а не юридичеcки. Кто может отменить закон, тот может

и отступить от него в случае нужды, и это отступление может быть иногда оправдано,

ибо законный порядок составляет один из элементов государственной жизни, но

не единственный. Он, как и все другие элементы, подчиняется высшему единству

цели, судьею которой является верховная власть. Во имя государственной цели

законный порядок может быть нарушен верховною властью. Но это всегда должно

составлять исключение, ибо иначе водворяется произвол. На этих соображениях

основаны те гарантии законного порядка и те правила относительно отступлений,

которые установляются в положительных законодательствах.

Коренное начало, что верховная власть, как источник положительного закона,

стоит выше его, не относится однако же к отдельным органам власти, которые

не представляют ее во всей полноте, а потому не имеют права самовольно отменять

закон. Таково положение монарха, ограниченного правами народного представительства.

Для установления, а равно и для отмены закона, требуется согласие представительного

собрания; следовательно, монарх является носителем верховной власти не во

всей ее полноте, а потому он связан основным законом не только нравственно,

но и юридически, от кого бы, впрочем, этот закон ни проистекал, от собственной

его воли или от соглашения с представителями народа. И тут возможно нарушение

закона во имя высшей цели, но оно, также как революция, может быть оправдано

лишь в крайних случаях, правом нужды, когда дело идет о спасении общества.

Самовольное нарушение основного закона конституционным мон