Таким образом, общество, этот основанный на конвенции и естественном праве агрегат, можно понимать как скопление естественных и искусственных индивидуумов, чьи воли и области состоят в многочисленных отношениях и связях друг с другом, но при этом остаются независимыми и не оказывают друг на друга каких-либо внутренних воздействий. Отсюда вытекает всеобщее описание «гражданского общества» или «общества обмена», природу и развития которого силится познать политическая экономия: как состояния, где, по выражению Адама Смита, «каждый человек — торговец». И потому там, где в интернациональном или национальном рыночном и биржевом сообщении друг другу противостоят отдельные торговцы и предприятия или фирмы и компании, природа общества предстает словно в экстрагированном виде, словно фокусируется в вогнутом зеркале. Ибо универсальность этого состояния никоим образом не является, как представлялось знаменитому шотландцу, непосредственным или даже лишь вероятным следствием того новшества, что произошло разделение труда и его продукты отныне подлежали обмену. Она представляется, скорее, отдаленной целью, в связи с которой следует понимать развитие общества, и по мере осуществления этой цели, в нашем понимании, оказывается действительным также и бытие [Dasein] общества в то или иное время. Следовательно, оно всегда есть нечто становящееся, и должно здесь мыслиться как субъект всеобщей воли или всеобщего разума. И в то же время, как нам известно, нечто фиктивное и номинальное. Оно словно повисает в воздухе, выйдя из голов своих сознательных носителей, которые невзирая на отдаленность, поверх всех границ и сомнений протягивают друг к другу жадные до обмена руки и создают почву для этого умозрительного совершенства — единственной страны, единственного города, в котором для всех авантюристов (merchant adventurers1) и рыцарей ( 1 Авантюристы-предприниматели (англ.).) удачи сходятся их и в самом деле общие интересы. Подобно тому как денежная фикция репрезентирована металлом или бумагой, общество репрезентировано всем земным шаром или как-либо ограниченной территорией. Ведь в этом понятии мы должны абстрагироваться от всех исконных и естественных связей между людьми. Возможность установления общественных отношений не предполагает ничего, кроме множества голых индивидуумов, способных что-либо совершить, а потому также и что-либо пообещать друг другу. Поэтому общество как то целое, на которое должна распространяться система конвенциональных правил, по своей идее ничем не ограничено; оно постоянно взламывает все свои действительные и случайно возникающие границы. А поскольку каждый в нем стремится к своей собственной выгоде и признает остальных лишь в той мере и до тех пор, пока они способствуют ей, постольку отношение всех ко всем прежде и помимо заключения конвенции и, опять-таки, прежде и помимо всякого особого контракта может быть понято как потенциальная враждебность или как состояние латентной войны, на фоне которого и различаются тогда все примеры упомянутого единения воль, выражающегося в таком же числе мирных договоров и соглашений. Именно такое понимание единственно адекватно всем фактам торговых сношений, в которых все правомочия и обязательства могут быть сведены к чисто имущественным определениям и ценностям, и именно на нем, пусть и не сознавая того, должна покоиться всякая чистая теория частного или естественного права (понятого в общественном смысле). В своих многообразных модификациях покупатель и продавец всегда находятся в таком отношении друг к другу, что каждый вожделеет и стремится, как можно меньше расходуя свое собственное имущество, приобрести как можно большее количество чужого. А истинные купцы и торговцы устраивают между собой состязания на многочисленных беговых дорожках, где каждый стремится опередить другого и, если удастся, первым прийти к цели: сбыть свой товар и притом сбыть его в наибольшем количестве. Поэтому они часто стараются оттеснить друг друга или сбить соперника с ног, и вред, причиненный одному, оборачивается пользой для другого, как это происходит и в каждом отдельном случае обмена, если владельцы обмениваются ценностями, которые на самом деле не равны одна другой. Такова всеобщая конкуренция, которая развертывается и во многих других областях, но нигде не выступает столь отчетливо и осознанно, как в области торговли [Handel] (каковой, следовательно, и ограничивается обычное употребление этого понятия), и которая иными причитателями уже была предъявлена как иллюстрация той самой войны всех против всех, которую великий мыслитель почитал за естественное состояние всего человеческого рода. Но, как и все другие формы этой войны, конкуренция заключает в себе и возможность ее завершения. Даже такие враги - хотя они-то, конечно, с наибольшими затруднениями - при известных обстоятельствах сознают свою выгоду в том, чтобы договориться, оставить друг друга в покое или даже объединиться для какой-нибудь общей цели (к примеру, как всего чаще бывает, против общего противника). Таким образом, конкуренция ограничивается и ослабляется коалицией.
По аналогии с этими отношениями, основанными на обмене материальных ценностей, можно понимать и всякую конвенциональную общительность [Geselligkeit], высшим правилом которой является вежливость: обмен словами и любезностями, в котором каждый, казалось бы, открыт перед всеми, и все, казалось бы, ценят каждого как равного себе, в действительности же каждый думает о себе и силится в пику всем остальным утвердить свою значимость и добиться своей выгоды. Так что, доставляя другому приятное, каждый ожидает, а иногда и требует какого-либо, по меньшей мере эквивалентного, возмещения, и потому точно отмеряет свои услуги, подарки и комплименты, проверяя, возымеют ли они желанное действие. Неформальные контракты такого рода заключаются постоянно, и все же большинство людей в этих гонках всегда оказывается оттеснено немногими удачливыми и могущественными.
Так как вообще все общественные отношения покоятся на сравнении возможной и предложенной услуги, понятно, почему тут первенствует соотнесенность со зримыми, материальными предметами, а голые действия и слова могут составлять ее основу лишь опосредованно. В противоположность этому общность, как «кровный» союз, есть прежде всего телесное отношение и потому выражается в словах и поступках, тогда как общая соотнесенность с предметами, которые не столько вымениваются, сколько находятся в совместном владении и пользовании, по своей природе вторична. Кроме того, в том смысле, который мы можем назвать моральным, общество целиком и полностью обусловливается также своими взаимосвязями с государством, которое отсутствует в предшествующем рассмотрении, поскольку экономическое общество следует понимать как первичное по отношению к нему.
