Глава 8. — Ле-ерка-а! — в который раз воззвал к безмолвным джунглям Батон.

МАНИТУ

 

— Ле-ерка-а! — в который раз воззвал к безмолвным джунглям Батон.

Пропажа девушки обнаружилась несколько часов назад. Старый охотник не переставал корить себя за невнимательность: только когда Паштет и Треска закончили свежевать туши носорогов и все расселись по лодкам, Батон, все это время занятый мыслями о таинственных следах на берегу, хватился напарницы.

— И мышара исчезла, — покопавшись в прислоненном к камню рюкзаке, с горечью заключил он.

— Будет тебе, и так уже все обыскали, — за его спиной остановился Ежи. — Отчаливать пора.

— Все? — вскинулся Батон. — Да никто из вас даже носа в заросли не сунул.

— Поодиночке опасно, а новую вылазку организовать — только время потеряем.

— Ты сам-то понимаешь, что говоришь? — сквозь стиснутые зубы хрипло просипел охотник, бережно зашнуровывая Лерин рюкзак. — Она ж мне как ребенок родной! Как дочь! Кроме нее…

— Чего застряли, возвращаться пора! — крикнул из своей лодки Марк.

— Вот и вали! — не поворачиваясь, огрызнулся Батон.

— Послушай, ее давно уже нет, — снова попытался увещевать Ежи. — Несколько часов — это срок, всякое могло случиться. Неужели ты не понимаешь, в каком мире мы сейчас живем!

— Ну-ка растолкуй! — отбросив рюкзак, Батон вскочил, вплотную приближаясь к старпому сжав кулаки. — А то я, видимо, недопонимаю чего-то! Видно, у вас, поляков, мода пошла новая: не помогать женщинам и бросать в беде своих!

— Да перестаньте вы, — присевший неподалеку Савельев с грустью одернул сцепившихся мужиков. — Кто прав, кто виноват… Все мы не доглядели.

Ссутулившийся метеоролог что-то рассеянно выводил на песке сухой палочкой. К охотнику подошел молчавший доселе старпом.

— Миша! — Тарас встряхнул приятеля за плечи. — Ты видел, какая живность в этих лесах живет? А следы? Ты же мне их сам показывал… Нам в темноте в заросли соваться нельзя!

— Я без нее — живой или мертвой — не вернусь! — отрезал тот, на мгновение переведя взгляд с обветренного лица старпома на подсвеченный сигнальными огнями черный силуэт «Грозного». — Если приспичило, можете уматывать!

— Тебе правила безопасности касательно членов команды зачитать?

— Да пошел ты со своими правилами! И с темнотой со своей!

— Ладно, — с тяжелым вздохом сдался Тарас. — Ребята, лодки на сушу! Задержимся до утра! Ты что, один в заросли собрался?

— А что мне, с вами, паникерами, туда соваться?

— Смотри! — покачал головой Тарас. — Если выкарабкается твоя пигалица — собственноручно так ей всыплю, до конца дней помнить будет!

— Не сомневайся, не пропадет! Зря, что ли, восемь лет ее обучал? — исподлобья сверкнул взглядом Батон и посмотрел на тревожно зашуршавшую под налетевшим с моря ветром листву, снимая с плеча «СВД». — Вот только за каким лешим ее в чащу потянуло? Ладно, бывайте!

— Я тоже пойду, — к ним приблизился Азат, снова облачившийся в свой экзоскелет. — Патронов в «ГШГ» две кассеты осталось, за глаза хватит.

— И я с вами, — откликнулся со своего места чертящий что-то на песке Савельев.

— Совесть проснулась? — хмыкнул Батон.

— Какая совесть еще? Девчонку жалко просто!

— Ну и мы тогда, — с опаской переглянувшись, неохотно вылезли из своей лодки Паштет и Треска.

— Может, все же до утра подождем? — Тарас с сомнением оглядел алеющее небо. — Вечереет уже. Кто знает, какие твари тут по ночам шастают.

— Не хотелось бы проверять, чувак! — зябко поежился Треска, глядя, как колышутся на фоне закатного марева черные кроны деревьев.

— Идем сейчас, — Батон решительно закинул винтовку на плечо.

— С чего начнем? — Азату явно не терпелось приступить к поискам.

— Первая зацепка у нас есть, — охотник указал на песок, в котором отпечатались подошвы Лериных ботинок, петляющих от брошенного рюкзака в сторону возвышающегося над берегом леса. — За мной!

 

* * *

 

Безликие обрывки мыслей вяло плыли и растворялись в неведомом пространстве, не оставляя следа в одурманенном сознании. В уши, тягуче искривляясь, откуда-то издалека просачивался странный мелодичный шум, наполнявший каждую клеточку тела непонятной, доселе никогда не ощущаемой невесомостью.

Жива?

Неестественное ощущение легкости. Словно душа, стремясь насладиться новыми радостями бытия, забыла натянуть на себя привычную одежду из мяса и костей.

Что с нами случилось? Точнее — со мной…

И вообще, я — это кто?

Напоенный дурманом мозг безуспешно пытался дать ответ. Меж тем сознание и чувства осторожно возвращались, словно согнанные с насиженных мест попрошайки. Обрамленные пушистыми ресницами веки дрогнули, но не смогли подняться. Виски пронзила боль. Горло как будто сдавило пульсирующее огненное кольцо, не позволяя дышать.

Откуда-то налетел легкий порыв холодного воздуха, и медленно приходящая в себя Лера поежилась, ощутив, что на ней нет одежды. Пошевелиться не удалось — руки и ноги были чем-то крепко привязаны к твердой плоскости, на которой она лежала. Саднило в затекших от неподвижности мышцах.

В голове все смешалось в калейдоскоп обрывочных воспоминаний.

Охота на лесное чудище… привал на берегу… погоня за носящейся туда-сюда шестикрылой «птицей» и стремительный рывок вверх… Аф-ри-ка…

Африка!

Девушке с усилием удалось разлепить отяжелевшие веки. Первое, что она увидела, когда глаза привыкли к тусклому освещению, был низкий потолок, сделанный из неизвестного материала. А точнее, свитый. Толстые узловатые стебли какого-то коричневого растения были плотно пригнаны друг к другу и переплетены так искусно, что в образовавшейся поверхности невозможно было разглядеть никаких щелей и зазоров.

ТУМ-ТУМ-ТУМ!

Доносящийся откуда-то извне шум постепенно оформлялся в монотонный ритмичный перестук, словно несколько людей остервенело барабанили кулаками в наглухо закрытую дверь.

Совсем рядом что-то пошевелилось, но повернуть голову девушке не удалось. Неожиданно над распластанной Лерой нависла лысая голова с черной как сажа кожей. На причудливо размалеванном лице, из которого выпирал проткнутый какой-то пожелтевшей костяшкой нос, блестели огромные белки широко расставленных глаз. Увидев, что пленница пришла в себя, существо хищно оскалилось, обнажая белоснежные клыки, и зашипело.

 

* * *

 

— Тихо! — Батон поднял руку с самодельным факелом, призывая остановиться.

— Что, что там? — забеспокоился идущий последним Треска, налетевший лбом на рюкзак Паштета. — Нашли? Живая?

Вот уже несколько часов поисковая команда, состоящая из Азата, Савельева, Паштета и Трески, осторожно продвигалась сквозь темные дебри, следуя за Батоном, который все старался высматривать в сгущающейся черноте африканской ночи отпечатки Лериных ботинок на влажной земле. Но здешняя почва словно была живой: она дышала и двигалась, старалась разгладиться и избавиться от вмятин, которые сделали в ней маленькие ребристые подошвы…

Еще чуть-чуть, и эта земля окончательно проглотит ее следы — бесследно, точно так же, как джунгли несколькими часами раньше поглотили любопытную девчонку.

— Нашли! — передав факел Савельеву и подобрав что-то с земли, Батон устало почесал слезящиеся от напряжения глаза. — Да только не то, что искали.

С того момента, как они ступили в заросли, Михаил ожидал увидеть в нервном свете факела нечто подобное, и, осторожно шагая вперед, свободной рукой только сильнее сжимал приклад своей верной винтовки.

Слишком далеко. И, судя по следам, девчонке без труда удалось преодолеть все это расстояние пешком — причем до сего места никто на нее и не думал покушаться.

Старый охотник читал по отпечаткам на земле, как по страницам открытой книги. Вот тут она шла, здесь почему-то остановилась, потом бежала — в некоторых местах в вязкий рассыпчатый дерн были глубоко погружены только носки ботинок — такие отметины может оставить лишь стремительно бегущий человек.

Мистика какая-то! Таинственности ночным поискам добавляло то отдаляющееся, то снова приближающееся стрекотание невидимого в притаившихся зарослях существа.

— Кто это там щелкает? — спустя полчаса с тревогой поинтересовался Паштет и шмыгнул носом.

— Цикада, наверное. Это, типа, насекомыш такой, — через плечо бросил Батон. — Говорят, ее за милю можно услышать.

— За милю, — словно успокаивая себя, повторил Паштет, подозрительно озираясь на джунгли. — Цикада, ага.

— Хочешь — сходи, посмотри, чувак! — подначил напарника Треска. — Представляю, какая из себя эта цикада! С буренку, небось!

— Иди ты! — Паштет испуганно вздрогнул, когда звонкое стрекотание неожиданно раздалось совсем близко.

— Что-то ты больно разговорчивый, — по-прежнему не оборачиваясь, заметил Батон.

— Это от нервов, — громко ответил за Паштета Треска и, одернув напарника за рукав, прошептал: — Не зли его, сам же знаешь…

С этими словами он многозначительно покрутил пальцем у своего виска.

— Не отставайте, — поторопил отставших поваров охотник, и те послушно прибавили шагу.

Что же вынуждало Леру делать такие частые остановки? Постоит, потопчется — и дальше бежать. Значит, за ней никто не гнался, а это уже, худо-бедно, хорошая новость. Батон с каждой проходящей минутой все больше дивился той неведомой силе, которая с такой легкостью увлекла всегда послушную и осторожную девчонку в дебри враждебной и незнакомой ей земли. За все восемь лет, что он ее учил охоте на мутантов, Лера ни на одной вылазке не позволила себе ослушаться его приказаний и именно поэтому до сих пор оставалась жива. А сейчас в нее словно бес вселился. Закрадывающиеся в голову мысли с каждым новым шагом наполняли сердце охотника усиливающейся липкой тревогой.

И вот, спустя несколько часов, они, наконец, натолкнулись на первую находку.

— Ну, что там, что? — с нетерпением пытал напарника Треска.

— Откуда я знаю? — огрызнулся тот. — Сходи, посмотри!

Окружившие Батона мужики увидели в его руке вязаную шапку девушки.

— Тут следы прерываются, — оглядев членов отряда, мрачно сказал он. — Конец.

— Но ведь не испарилась же она, а, чуваки? — недоверчиво выкатил глаза Паштет. — Может, позвать? Ле!..

— Мы уже далеко от берега, в чаще леса, и сейчас ночь, — тихо проговорил Батон, быстро зажавший собиравшемуся крикнуть повару рот рукой с шапкой. — Ты знаешь эти места?

Тот отрицательно помотал головой.

— Вот и я нет. А это означает, что лишние звуки нам ни к чему, усек?

Выпучивший от страха глаза Паштет послушно закивал.

— Дальше-то чего делать? — осторожно поинтересовался Азат. — Там точно больше ничего не видно?

Опустившись на одно колено, Батон закрыл глаза и провел ладонью по влажной земле, словно прислушиваясь к своим ощущениям. Через движущееся препятствие шустро переползла мясистая сороконожка, но охотник не обратил на это внимания. Вместо этого он задрал голову и некоторое время внимательно всматривался в шелестящие кроны деревьев над головами путников.

— Огонь тушите! — внезапно тихо скомандовал Батон.

— Чего? — с тревогой переспросил Треска.

Перспектива оказаться в ночных джунглях без света была ему явно не по душе.

— Факелы в ручей, говорю! Быстро! — сквозь зубы прошипел охотник и с тревогой стал вглядываться куда-то в чащу погруженных во мрак джунглей.

Члены отряда с неохотой покидали факелы в журчащий среди зарослей ручей. Невесомым покрывалом опустилась вязкая, зловещая темнота, в которую в очередной раз вплелось знакомое стрекотание.

— Снова цикада? — предположил затравленно озирающийся Паштет.

— Это не цикада, — Батон осторожно поднимался с земли, словно боялся кого-то спугнуть. — Поднимите руки. Только о-очень медленно.

 

* * *

 

Это было невероятное зрелище.

Когда двое рослых, причудливо расписанных чужаков в набедренных повязках, каждый из которых был выше Леры на несколько голов, вытолкали спотыкающуюся пленницу из похожей на пчелиный улей плетеной низенькой землянки, замершая на пороге девушка даже приоткрыла рот от удивления.

Разумеется, она раньше видела подобные механизмы на картинках, которые ей показывал дед, и была знакома с моделью МИ-24, с которого Азат снял столь любимый им могучий пулемет. Но зарывшийся в землю великан, который предстал перед ее глазами, по-настоящему потрясал воображение.

В центре широкой поляны, ярко освещаемой сотнями воткнутых тут и там факелов и устланной притоптанной множеством босых ног травой, возвышалась опутанная лианами, насквозь проржавевшая туша громадного двухпропеллерного вертолета; наверное, американского — у наших таких не было. Над поляной широко раскинулись четыре пары мощных лопастей, на концах которых лениво покачивались какие-то странные тюки. Вокруг вросшего в землю гиганта ютилось небольшое туземное поселение.

Пока Леру конвоировали к хвосту вертолета, из которого спускалась подсвечиваемая факелами грузовая аппарель, из многочисленных окон-дыр разбросанных по поляне домов за ней внимательно следило множество глаз, враждебных и голодных. Следом за пленницей семенила стайка любопытных голозадых детей, и все они были абсолютно лысые. Несмотря на смертельный ужас, женское любопытство взяло верх, и Лера украдкой осматривалась по сторонам, стараясь не сталкиваться взглядами с выползающими из своих нор жуткими обитателями джунглей.

И зачем она погналась за этой дурацкой шестикрылкой?! За счастьем?! Теперь-то она получит его сполна! Оставалось надеяться, что на берегу хватились пропажи и уже начали искать. Не уплывут же они без нее? Дядя Миша не позволит!

Стараясь унять дрожь во всем теле, Лера посмотрела на чернильное небо.

Интересно, сколько прошло времени? Когда она была на берегу, стоял день, а сейчас глубокая ночь. Девушка зябко поежилась.

Одежду жалко. Куда они ее дели?

Дура!

Она никогда не выходила голой дальше бани или своей комнаты. Хрупкое, чуждое этому миру, до смерти перепуганное существо, которое с грехом пополам прикрывали перевязанные между собой наподобие короткой туники упругие пахучие листья, было настолько напугано, что даже не смогло заплакать. Ужас, эти страхолюдины видели ее голой!

Что теперь делать? Как выбираться…

Может, Чучундра ее учует? Но, скорее всего, она и сейчас преспокойно дрыхнет в прислоненном к камню рюкзаке. Да и какой от мыши толк в подобной ситуации?

Вот ей влетит, когда ее найдут! Из-за нее ведь задерживается важнейшая экспедиция, к тому же впервые за восемь лет она посмела ослушаться старого охотника, да еще на чужой земле!

Интересно, что собираются делать с ней эти чернокожие чудища?

Рядом с вертолетом полыхал огромный кострище, алые языки которого с гудением и треском изо всех сил пытались лизнуть черное небесное полотно. Вокруг огня расположились несколько десятков человек, с остервенением барабаня колотушками по шкурам каких-то животных, натянутым на пустые топливные бочки.

ТУМ-ТУМ-ТУМ!

Рядом, следуя ритму, в замысловатом ритуальном танце бесновался низенький туземец, верхнюю часть лица которого скрывал вытянутый череп с огромными глазницами. Кто-то в мистическом экстазе присоединялся к низкорослому танцору, но большинство жителей деревушки предпочитало отплясывать где и как попало, не отрываясь при этом от своих дел.

— Ал-ла-а-а! — истошно вопил коротышка, вскидывая над головой руки, словно провожая миллионы огненных светлячков, которые, вырываясь из гудящего пламени, то и дело взлетали к чернильному небу.

На фоне извивающихся в диком танце причудливо расписанных иссиня-черных тел белая кожа Леры выглядела так, словно девушка была высечена из слоновой кости. Конвоиры упрямо подталкивали пленницу вперед, пока над ее головой, наконец, не потянулась опутанная лианами ржавая вертолетная лопасть. При ближайшем рассмотрении висящий на ее краю тюфяк оказался подвешенным за цепь вниз головой человеческим скелетом в изодранных лохмотьях. Украшенные истлевшими останками лопасти напоминали кружащуюся над кроваткой детскую погремушку, которые в изобилии мастерили плотники в убежище. Лера почувствовала, как к горлу подкатил острый рвотный спазм.

— А поедешь — черным людям на корм пойдешь, — словно наяву услышала она тихий, привычно заплетающийся голос Птаха.

Черные люди! Лера затравленно озиралась вокруг.

Ноги ее подкосились, и она обязательно упала бы, если б не двое стражников, поддерживающих ее с обеих сторон. В памяти одно за другим всплывали дурашливые и бессвязные россказни старца… Нет, не россказни — пророчества! И почему она не захотела понять раньше, о чем говорил Птах?!

Тем временем они подошли к спущенной аппарели, и Леру бесцеремонно затолкали в просторный салон вертолета. В центре грузового отсека, стены которого были исписаны причудливыми изображениями какого-то животного, на возвышении, сделанном из контейнеров с выцветшей черной маркировкой нерусскими буквами, было установлено пилотское кресло. В нем, горделиво приосанившись, восседал низенький толстый туземец. От других соплеменников он отличался более пышным раскрасом и внушительным животом, а его лысину скрывал начищенный летный шлем без забрала. Вождя (царя? шамана?) охраняли двое расположившихся по бокам громил, вооруженных длинными копьями. Сам он, опираясь на шестипалый кулак брылястой щекой, поросшей курчавым волосом, глядел в потолок и явно скучал.

Подталкиваемая стражей, Лера нехотя двинулась вперед, пока не уперлась в бесформенную кучу тряпья, зачем-то сложенного рядом с царским креслом.

Вождь наконец соизволил обратить на нее внимание.

— Сек-ту, — властно выставив руку с обгрызенными ногтями, басовито молвил он, когда туземцы и девушка остановились на почтительном расстоянии.

Отпустив пленницу, конвоиры подтолкнули ее вперед.

— Лек мач-то, — немного подавшись вперед, вождь поманил Леру мясистым пальцем и, увидев, что она мешкает, прибавил с ласковой интонацией: — Лек мач-то, лек мач-то. Вени.

Не понимая ни единого слова, о смысле показанного жеста девушка догадалась сразу, но приблизиться жутко боялась. Как же ей хотелось сейчас проснуться в каюте на борту лодки, а потом, уютно устроившись в палатке дяди Миши, пересыпая слова заливистым смехом, пересказать старому охотнику свой дурацкий сон!

В следующую секунду Лера ощутила, как в кожу между лопаток хищно уперлось обжигающе-ледяное острие копья одного из конвоиров. Оставаясь на месте, словно прикованная неведомой силой, девушка постаралась выгнуться вперед, чтобы отстраниться от колющего прикосновения.

Видя, что пленница упрямится, вождь нетерпеливо дернул второй рукой, на кулак которой был намотан конец металлической цепи, тянущейся к груде тряпья на полу.

— Тахома!

Давным-давно истлевшие лохмотья, по всей видимости когда-то бывшие летным комбинезоном, зашевелились, и с пола, что-то хрипло приговаривая под нос тоненьким голоском, неторопливо поднялась высушенная сгорбленная старуха. Раздвинув спускающиеся на лицо белесые пряди, она неторопливо обошла одного из охранников, внимательно изучая девушку. Следом за ней, позвякивая, змеилась цепь, которую лениво травил вождь. Лера невольно отпрянула от этого скрюченного и отвратительно пахнущего существа, но нацеленное в спину копье сильнее впилось в кожу. Бежать было некуда. Скрытое сумраком грузового отсека существо неторопливо приближалось со зловещим позвякиванием.

— Шари-ифа, — нараспев одними губами произнесла женщина, попадая в мятущийся свет факела, и Лера чуть не вскрикнула от удивления, увидев цвет ее кожи. Он был… белым!

Хоть кто-то чем-то похожий на нее в этом чудовищном, неизвестно какой больной фантазией выдуманном мирке. Женщина удивилась не меньше.

— Шарифа, шари-ифа, — нарочито громко, так, чтобы слышал вождь, зловеще шамкая беззубым ртом, ласково пролепетала подошедшая старуха, зачарованно водя узловатыми пальцами по коже дрожавшей девушки. — My God… White skin, this is really white skin![1]

Последняя фраза была произнесена свистящим шепотом, и девушка разглядела сквозь болтающиеся прядки волос, как загорелись глаза женщины.

— Марлаш тугрения? — придав своему лицу смурное выражение, властно поинтересовался вождь.

— Не asked, where you came from,[2]— выслушав вопрос, на не менее странном языке перевела старуха.

— Меня… меня Лера зовут, — полумертвая от страха, ни слова не понимая, пытаясь отстраниться, пискнула девушка. — Я в лесу заблудилась. Отпустите меня, пожалуйста, и я сразу уйду…

— A white face! After so many years! Please, help me! I’m a citizen of the United States, — сбивчивым шепотом заговорила вплотную приблизившаяся старуха и стала украдкой тыкать пальцем в стертую нашивку на плече комбинезона. — We were shot down twenty years ago… in the desert. Pilots were killed, and I was imprisoned by these savages…[3]

— Извините, я ничего не понимаю, — немного успокоенная знакомым цветом кожи и отсутствием явной агрессии, виновато пробормотала девушка. — Пожалуйста, отпустите меня…

— You’re a Russian, right? — прислушавшись к словам девушки, спросила та. — I’m lieutenant, Jenny Tahoma…[4]

— Пожалуйста, не трогайте меня, — Лера попыталась стряхнуть с запястья цепкие пальцы, с испугом и отвращением глядя на металлический ошейник и красный нарыв, окольцовывающий шею женщины.

— Are you military? You came here with a group? How many people are with you?[5]— потускневшие глаза смотрели на девушку с жадной надеждой.

— Ке-сия! — заметив, что он остался за бортом разговора, раздраженный вождь с такой силой рванул цепь на себя, что всплеснувшая руками женщина с размаху опрокинулась на зашуршавший высушенными листьями пол. — Се-кумо вач! Тэко!

Повинуясь приказу, охраняющие трон туземцы оттащили схватившуюся за горло женщину в сторону.

— Марлаш тугрения? — снова нетерпеливо поинтересовался у Леры вождь.

— Я вас не понимаю! — взмолилась девушка.

— Верия се пука! — поднявшись из кресла, вождь быстро приблизился к девушке и провел мясистыми пальцами по ее волосам. Размяв длинную огненно-рыжую прядку, поднес ее к широким ноздрям и жадно вдохнул. От вида шестипалой руки у Леры от испуга громко стучали зубы под плотно стиснутыми губами, на глаза навернулись бусинки слез. Бесцеремонно схватив оцепеневшую пленницу повыше локтя, туземец, словно манекен, повертел ее, придирчиво оглядывая со всех сторон.

— Брего, — закончив осмотр, он вернулся на трон и величественно развел руки. — Рак-ция ченуто тель-кумо се Мани-ту!

В руках одного из туземцев появилась плошка, выдолбленная из половинки большого ореха, в которой плескалась неаппетитная бурая жижа.

— Тлаченка! — торжественно возвестил Лере вождь, подняв чашу над головой.

— Mani-tu… Don’t drink! — прохрипела из своего угла все еще задыхающаяся старуха. — It’ll kill you![6]

Но рослые туземцы уже скрутили брыкающуюся девушку. Один из них с силой сдавил скулы пленницы, так что ее рот непроизвольно раскрылся, а другой тут же влил в него вонючую вязкую смесь из деревянной плошки. Захлебывающаяся Лера беспомощно зарыдала, неудачно попыталась зацепиться за реальность, но соскользнула и провалилась в липкий и всепоглощающий мрак.

 

* * *

 

В центре поляны вновь загрохотали барабаны.

— Ал-ла-а-а! — истошно заголосил дежуривший у кострища коротышка с черепом на голове и принялся пританцовывать на месте, остервенело потрясая вытянутыми над головой руками с растопыренными пальцами. Казалось, его тело пронзали мощные импульсы электрического тока. Видные сквозь пустые глазницы черепа глаза закатились. На искаженном ритуальным экстазом чернокожем лице зловеще заблестели белки.

Истошный вопль жреца заставил Савельева поднять голову.

— Глянь, Савельич очнулся, — рядом послышался знакомый голос Трески. — Эй, ты как?

— Паршиво, — с трудом разлепив губы, откликнулся метеоролог и огляделся. — Где мы?

— В гостях у местного населения.

Он, Паштет, Треска и свесивший голову на грудь Батон были крепко привязаны к врытым в землю стволам с ободранной корой, неподалеку от пылающего в центре туземного поселения костра.

— Чем это они нас отключили? — подвигав головой, сморщился привязанный справа от Савельева Треска.

— Не знаю. Каким-то парализующим ядом, наверное. — Савельев вспомнил, как джунгли неожиданно ожили и наполнились кишащими в листве черными силуэтами, вооруженными копьями и короткими трубками. Пришельцы плевали из трубок острыми иглами в десять сантиметров длиной, и иглы эти были смазаны какой-то отравой. Нападение было стремительным, к тому же противник в разы превосходил крошечный отряд числом, так что взяли их без единого выстрела.

Появившиеся словно из-под земли туземцы издавали стрекочущий воинственный клич. Его-то Батон и принял за цикаду.

— Я ног не чувствую, — пожаловался Паштет.

— А где Азат? — оглядев членов команды, забеспокоился Савельев.

Скованный тяжелой броней экзоскелета Ахметов не мог оказать проворному врагу должного отпора и одним из первых оказался на земле с парализующей иглой в шее.

— Вероятно, там остался, — натужно пробормотал медленно поднявший голову Батон. — Они его из той штуки вряд ли смогли бы вытащить.

— Значит, он очнется и приведет подмогу, — сразу оживился Паштет.

— Если его не сожрали, или не отрезали голову, или еще чего, — остудил приятеля вечно пессимистичный Треска.

— Ты думаешь, они людей едят, чувак? — Паштет с опаской посмотрел на мечущиеся вокруг костра силуэты.

— Книжек про Африку нужно больше читать, чувак! — авторитетно заявил Треска. — Это ж негритосы, а значит, каннибалы, зуб даю!

— Каннибалы… — в ужасе повторил незнакомое слово Паштет.

— Что, чувак, никогда не думал, что однажды сам станешь жратвой? — невесело усмехнулся напарник.

— Интересно, куда они нашу снарягу дели? — сплюнув в траву, Батон внимательно оглядел простирающуюся перед ними деревню.

— А вон куда, — Савельев кивнул в сторону небольшого плетеного домика на краю поляны, у входа в который устроился низенький туземец, с интересом копающийся в рюкзаке Трески.

— Э! А ну положь назад! Она ж с этим, с тефлоном! Я за нее двадцать пять патронов отвалил! — забеспокоился повар, когда дикарь вытащил увесистую сковородку и, проигнорировав оклик, принялся размахивать ею над головой, словно дубинкой.

— Как думаете, Лера у них? — спросил у товарищей Савельев.

— У них, — мрачно ответил Батон, смотрящий куда-то поверх его головы.

Повернувшись, Паштет, Савельев и Треска увидели, как полуголая, едва прикрытая листьями Лера, еле держась на ногах, словно пьяная, с помощью туземцев поднимается на небольшое возвышение, сооруженное из связанных лианами стволов.

— Нам хоть одежду оставили, — посочувствовал Треска.

— Слава богу, живая! — облегченно вздохнул Батон, наблюдая, как девушку привязывают к такому же столбу.

В этот момент в бывшей кабине вертолета — вместо стекол и стенок теперь зияла рваная дыра — появился вождь и, величественным жестом раскинув руки, что-то громко выкрикнул несколько раз. На поляне воцарилась мертвая тишина. Угрожающе потрясая руками, вождь заговорил низким, рокочущим голосом, то и дело указывая на привязанную к столбу Леру.

— Что он говорит? — вслушивался в незнакомые слова Паштет.

— Ничего хорошего, чувак, будь уверен, — мрачно отозвался Треска.

— Рак-ция ченуто тель-кумо се Мани-ту! — торжественно закончил свою речь вождь, и поляна отозвалась дружным хором множества глоток:

— Мани-ту! Мани-ту! Мани-ту!

Снова забили в барабаны, истошно заорал коротышка у костра. Теперь все обитатели деревни как один дружно выкрикивали таинственное, незнакомое слово. Старался даже копающийся в рюкзаке Трески дикарь, истово размахивая над головой трофейной сковородкой.

Сердце Леры стучало все чаще, подстраиваясь под ритм грохочущих барабанов. Слипшиеся, отяжелевшие губы с трудом раскрывались, нескладно повторяя выкрикиваемое обитателями деревни слово. Балансируя на границе сознания, в груди испуганной птицей беспомощно метался страх.

— Мани-ту! Мани-ту!

— Что делают эти чуваки? — нахмурился Паштет.

— Кому-то поклоняются, — предположил Савельев.

— А Лерка-то здесь при чем? Не ей же они поклоняются!

— Ну да, — фыркнул Батон. — Неотесанные дикари приветствуют белую госпожу.

— Маниту они поклоняются, — снова блеснул невесть откуда добытыми знаниями Треска.

— Кому? — повернулся к приятелю удивленный Паштет.

— Душе, духу. Это от американских индейцев пошло. Согласно их вере, маниту наделены каждое растение, камень и даже механизмы.

— Значит, они поклоняются вертолету?

— Вряд ли. Тогда бы они ее сразу прирезали, чтобы окропить его кровью. Нет, чуваки, тут что-то еще.

— Ну, ты мозг, чувак! — уважительно ахнул напарник.

— А то, — цыкнул золотым зубом тот. — Я не только котлеты умею жарить.

— Мани-ту! Мани-ту!! МАНИ-ТУ!!! — все ускоряющийся ритм барабанов и дружное скандирование нескольких голосов смогли, наконец, вырвать опоенную Леру из цепких пальцев дурмана. Во рту стоял отвратительный кислый привкус, а тело словно выпотрошили и набили ватой.

— Почему… все… так кричат? — заплетающимся языком поинтересовалась Лера у самой себя.

Не будь девушка привязана, она бы наверняка упала. Толстые лианы больно впивались в едва прикрытые листьями грудь и бедра. С трудом подняв голову, Лера окинула поляну мутным взглядом.

— Лерка, я тут!!! — увидев, что девушка приходит в себя, стараясь перекричать скандирующих туземцев, истошно заорал Батон.

— Дядя Миша-а! — натужно прокашлявшись, радостно завизжала девушка.

Затуманивающий разум дурман как рукой сняло. Он пришел! А с ним Савельев, Паштет и Треска. Как же она рада их видеть!

Даже вечно перекошенная недовольной гримасой небритая рожа последнего сейчас казалась самой родной на свете. Они за ней пришли! Правда, их тоже поймали, но дядя Миша обязательно придумает, как спасти ее и остальных.

— Не бойся, мы тебя вытащим! — конец фразы Батона прозвучал в звенящей тишине, но внезапно затихшие туземцы даже не повернули головы в его сторону. Все с благоговением смотрели на вождя, который забрался по узкой лесенке на спину покосившегося вертолета, где был закреплен громадный выдолбленный древесный ствол, причудливо закрученный наподобие оркестровой трубы. Сжав руками конец ствола, который сужался до размеров мундштука, вождь изо всех сил подул в него.

Над поляной продолжала висеть тягучая тишина, наполненная дурманящим ароматом спящих в лесной чаще цветов.

— Че за концерт? — следя, как африканец старательно надувает щеки, фыркнул со своего столба Треска.

— Либо инструмент не настроен, либо у вождя дыхалка сорвана, — кисло пошутил Савельев.

Закончив дуть и совершив несколько замысловатых ритуальных пассажей, вождь стал спускаться по лесенке величественным задом вперед.

И вдруг джунгли ответили.

Душную влажную ночь сотряс трубный звук такой силы, что у привязанной Леры затряслись поджилки. А когда эхо стихло, заросли переполнились треском ломаемых сучьев и тревожным шелестом листвы. Девчонке оставалось лишь обреченно следить за тем, как в нескольких сотнях метров от поляны расступаются кроны могучих деревьев и с них с испуганным писком вспархивают стайки птиц, словно пушинки с седой головы одуванчика.

— Господи… Благодарю тебя за каждый день, что дан мне великою… волей Твоею… — зашептала Лера — полумертвая от страха, лихорадочно ищущая хоть какое-то средство к спасению…

К ней кто-то приближался.

— Похоже, нашу Леру собираются принести кому-то в жертву, — Савельев первым начал понимать суть происходящего.

— Ща давай на спор, чуваки, что выйдет оттуда Кинг-Конг! — блеснул познаниями Паштет, но никто не поддержал его зубоскальства на сей раз.

— У меня нож… в голенище, — стиснув зубы, попытался пошевелиться связанный Батон. — Как бы достать… Дотянешься, Треска?

— Не выйдет, связали так, что лично я рук не чувствую, — слабо поерзал тот. — Только башкой трясти и могу!

Тем временем уже различимый между деревьями зверь продолжал приближаться. Огромная черная масса с легкостью крушила все на своем пути.

— Дядя Миша-а! — истошно закричала забившаяся в веревках Лера. — Помогите! Помогите! Ну пожалуйста!..

— Никак, лисенок! — старый охотник не узнал собственного голоса. Сейчас на его глазах какая-то тварь сожрет девчонку, и он будет на это смотреть. Батон бессильно зарычал, как медведь, угодивший в капкан.

В этот момент джунгли расступились, словно кулисы, и перед полумертвой от страха девушкой явился настоящий царь джунглей.

Туземцы дружно испустили подобострастный вздох.

— Твою ж налево! — вытаращил глаза Треска.

Но когда перед Лерой во всем своем величии предстало гороподобное тело на могучих ногах, лобастая голова с огромными ушами и странным подвижным отростком между двух могучих бивней, чудовищный испуг сменился любопытством. Этот зверь был ей знаком, а в школе говорили, что на нем когда-то даже ездили люди.

Впервые она увидела его очень-очень давно, когда еще совсем маленькой девочкой бегала к бабе Дине пить восхитительный чай. Та заваривала только по праздникам, бережно доставая душистые черные листья из металлической банки с надписью «Цейлонский». Пару лет назад это чудо закончилось, оставив после себя лишь светлые уютные воспоминания.

Вот, значит, что за чудовище пытались изобразить туземцы, которые украшали своими безыскусными рисунками салон старого вертолета…

Лера смотрела в умные глаза приблизившегося гиганта с искренним любопытством.

— Да это ж просто слон! — бесцеремонно нарушил висящую над поляной тишину Савельев.

— Офигеть! — Паштет и Треска с открытыми ртами глядели на диковинное создание. — А дома расскажешь — на смех поднимут!

— Занимательно! Выходит, они призвали его ультразвуком, — нашел момент поумничать Савельев.

— Слоны не распознают ультразвук, знаток, — заметил Батон, не сводящий глаз с разыгрывающейся сцены.

— Значит, это необычный слон, — не сдавался Савельев. — Вы же видели, они подули, и он пришел. Только, насколько мне известно, слоны не едят людей. Ничего не понимаю…

— Да они свое «маниту» так орали, что мертвого поднимет! — упрямился Батон, хотя внутренне немного успокоился — слоны людей не едят, факт. Тогда что за чертовщина здесь…

Приблизившись к возвышению, на вершине которого была привязана девушка, слон простер извивающийся хобот к ее лицу. Вместо пары ноздрей тот заканчивался жадной плотоядной пастью — за пухлыми губами виднелись острые зубы, а из-за них навстречу жертве тянулся долгий алый язык, с которого капала наземь тягучая слюна.

— Это не слон, мать его, это муравьед какой-то! — ахнул Савельев. — Да, эту Африку еще изучать и изучать!

От вновь нахлынувшего ужаса Лера зажмурилась и застонала. Создание, которое она на миг приняла за милый осколок своего детства, за дружелюбного зверя из старого мира, оказалось порождением нового — втиснутое и застегнутое в шкуру доброго животного кровожадное чудовище из ночных кошмаров.

— Нет… Не надо… Не надо… — залепетала девчонка, пока сочащийся слюной бесконечный язык тянулся к ее лицу.

— Мужики, что, мы так и будем смотреть?! — снова забился в веревках Батон.

Язык коснулся щеки девушки и, спутывая волосы вязкой слюной, неторопливо протащился до макушки. Лера застонала и зажмурилась еще крепче, с омерзением ощущая прикосновение шершавой, точно наждак, плоти. Вот, поелозив по макушке, он скользнул по уху… теперь шея…

И тут к ней притронулось нечто другое. Пушистое, знакомое… В щеку уткнулся холодный нос.

Чучундра!

— Как ты меня нашла? — от радости позабыв про липкий омерзительный язык, поинтересовалась Лера у мыши, высунувшей мордочку из ее волос.

Слоновий язык тут же отлепился от жертвы и стремительно втянулся в хобот. Огромные глаза с ужасом уставились в устроившуюся на плече девушки мышь. Радиация хоть и изменила слона, но не смогла освободить его от сидящего в каждой клеточке его тела доисторического ужаса перед пушистым карликом, веками передаваемого в его племени из покол