ЧЕТВЕРГ, 20 ЯНВАРЯ; ПОЛДЕНЬ

 

Эмиль Санк-Марс ходил из угла в угол по своей кабинке, которую иногда называл клеткой, и ждал телефонного звонка, думая о том, кто позвонит ему первым. Оставив Селвина Норриса на ступенях его дома в препаршивейшем настроении, он взял с собой двух младших детективов в университетский клуб, где Каплонский ужинал в последний раз в жизни. Трое полицейских прошли по всему заведению, потом сосредоточили внимание на мужской комнате. Как сказал им Дегир, постоянных посетителей клуба при входе приветствует швейцар, потом они идут вниз, в туалет, там же оставляют верхнюю одежду и могут освежиться. После этого они поднимаются в бары и обеденные залы, расположенные наверху. Стены и полы туалета элегантно отделаны мрамором, на младших офицеров неизгладимое впечатление произвел тот факт, что каждому, кто здесь моет руки, выдается индивидуальное полотенце. Там же можно было получить платяную щетку и расческу.

– Как только вам присвоят ученую степень, сразу можете записаться в члены, – разъяснил им Санк-Марс. – Тогда вам можно будет сюда приходить и мыть руки хоть весь день напролет.

– И в полотенцах никогда не будет недостатка, – добавил до сих пор не пришедший в себя Мэтерз.

Еще на улице Санк-Марс дал молодым людям указание задержать адвоката Гиттериджа.

– А если он в суде? – спросил Мэтерз.

– Что, если он упрется и не захочет с нами идти? – добавил Ален Дегир.

– Если поймет, что запахло жареным, он упираться не станет. Такой уж он человек.

Что-то где-то подгорало – оба молодых полицейских почувствовали разносившийся в воздухе запах. Они обменялись взглядами и пошли искать Гиттериджа.

Наконец, после долгого напряженного ожидания зазвонил телефон, оторвав Санк-Марса от размышлений. Он резко ответил:

– Слушаю!

Охранник внизу на проходной сказал ему, что пришел человек по имени Раймонд Райзер, который хочет его видеть.

– Пошлите его наверх без сопровождения. Он знает дорогу.

Этот звонок так раздосадовал Санк-Марса, что он в ярости швырнул телефон в тонкую стенку. Передвижная перегородка аж прогнулась от удара, телефонный аппарат отскочил от нее, шмякнулся о картотечный шкаф и на пол. Двое полицейских сунули было головы в кабинку, но тут же отпрянули при виде разъяренного Санк-Марса. Детектив взял себя в руки, поднял с пола телефон и бросил его обратно на стол.

В ожидании визитера он продолжал мерить комнату шагами.

В дверном проеме нарисовалась массивная туша Раймонда Райзера. Он шумно приветствовал Санк-Марса, растопырив в стороны карикатурные усы:

– Эмиль! Старый плут!

– Привет, Раймонд, каким ветром тебя занесло в город?

Обменявшись с гостем рукопожатием, Санк-Марс взял его под руку.

– Да так, ничего особенного, домашние заботы, кое-что надо прикупить. Заканчиваю наконец ремонт подвала. Надо найти пару инструментов, которые мне нужны позарез.

Санк-Марс был в курсе, что инструменты лучше покупать в Оттаве, чем в Монреале, но говорить об этом не стал. Детектив подозревал, что Раймонд примчался к нему во весь опор, даже, скорее всего, прилетел на самолете, чтобы встретиться с ним как можно скорее.

– Что это ты на себя напялил?

Под курткой у гостя было что-то вроде спортивного костюма, как будто ему приспичило прыгать с парашютом или заниматься санным спортом. И цвета этого костюма были какие-то дикие – красное с желтым к тому же с оранжевой окантовкой.

– Тебе нравится? – Раймонд сделал полный оборот вокруг своей оси, как бы демонстрируя нелепый наряд.

– Странный ты мужик, Раймонд.

– Иногда, Эмиль, возникает желание отколоть что-нибудь эдакое, чтоб тебя самого никто не наколол.

– Так зачем ты все-таки в город пожаловал? – гнул свое Санк-Марс.

– Я же тебе сказал, домашние заботы. Ничего особенного. Думал, заодно и к тебе загляну. Лучше скажи-ка ты мне, как у тебя то дело продвигается, которое мы с тобой тогда в конюшне обкашляли?

Санк-Марс откинулся назад в вертящемся кресле и положил руки на колени.

– Я встречался с тем малым.

У Раймонда отвисла челюсть.

– Ты с ним встречался? – он сел на стул. – Не может быть! Ну-ка, давай, рассказывай.

– Мы с ним поболтали немного. Он из ЦРУ.

– Да что ты! Неужто и впрямь из ЦРУ?

– Именно так. Он считает, что мир в опасности и, если он не будет вмешиваться в мою работу, все может пойти прахом. Я рад, Раймонд, что ты ко мне заскочил. То есть, я хочу сказать, рад возможности еще раз выразить тебе свою признательность за помощь. Твой анализ мне сильно облегчил задачу.

– И я рад, что смог тебе пригодиться. Поздравляю с успехом, Эмиль, – с тем, что тебе удалось вступить с ним в контакт. Отличная полицейская работа, ничего не скажешь. Как тебе это удалось?

Именно в этот момент их беседу прервал телефонный звонок. Санк-Марс снял трубку – ему звонил из лаборатории доктор Винет. Он сказал полицейскому, что торопить лабораторные исследования нельзя, но он уже достаточно продвинулся в другом деле, которое они обсуждали. Санк-Марс нацарапал полученную информацию на листке. Винет сказал ему, что с третьего раза наткнулся на золотую жилу. У него есть об этом для детектива сжатый рассказ с именами, местами и датами, и самые интересные новости он попридержал на печальный конец – он мог предсказывать будущее, – ему было известно время и место их предстоящей встречи.

– Спасибо, доктор, – поблагодарил его Санк-Марс. Ему пришлось скрыть бурную радость, потому что рядом был Раймонд. – Я обязательно вам перезвоню. Сейчас я не один. – Райзер встал со стула, чтобы выйти из кабинки, но Санк-Марс махнул ему рукой, чтобы он остался. – Скоро я с вами свяжусь. Я искренне благодарен за все, что вы сделали, а пока я с вами прощаюсь.

– Прости, Эмиль, мне совсем не хотелось тебе мешать, – засуетился Райзер.

– Да нет, ты совсем мне не в тягость. Наоборот, мне нужен какой-нибудь предлог, чтобы не торчать полдня с этим парнем.

– Рад, что от меня есть хоть какой-то прок.

Санк-Марс улыбнулся, посмотрел вниз, потом перевел взгляд на Райзера.

– Ты бы не хотел, Раймонд, чтобы от тебя было еще больше прока?

– Да, Эмиль, конечно. С удовольствием. Я все готов сделать, что ты ни попросишь.

– Хорошо, – склонившись чуть вперед, Санк-Марс сложил руки на столе. – Раймонд, я тебя вычислил. И прошу тебя поэтому поторопиться обратно к Селвину Норрису и сказать ему, что я тебя расколол. – Райзер почти не отреагировал, у него только чуть заметно вздрогнула голова. – Скажи Норрису, что, если он хочет выяснить, как я вышел на тебя и как я вышел на него, ему будет нужен другой стукач. Если он хочет знать, как много я знаю о том, что творится у «Ангелов», на меня пусть не рассчитывает, от меня он ничего не узнает. Передай от меня своему приятелю из ЦРУ, Раймонд, что я пустил у «Ангелов» такие корни, что каждый раз, как я повернусь, у них будет сильное желание почесаться.

– Эмиль, Эмиль, – голос у него был слабый, угодливый, жалкий.

– Избавь меня от сантиментов, Раймонд. Я тебе верил, а ты меня продал. Работа оказалась для тебя важнее нашей дружбы.

– Это не так, Эмиль! Вокруг столько всякого дерьма… Нужны отчаянные меры…

– Да ну? – Он внимательно смотрел на гостя, не отводя взгляда и не давая возможности отвести глаза ему. – Насколько же отчаянными они должны быть, Раймонд?

– Эмиль…

– Твой знакомый агент ЦРУ санкционировал взрыв. Он убрал банкира «Ангелов ада», чтобы обеспечить к ним доступ для себя. А это, Раймонд, называется убийство. Или ты тоже был к этому причастен?

Райзер поднял руки вверх.

– Я понятия об этом не имел.

– Ты же у него на побегушках, с чего бы это ему с тобой делиться информацией?

– Это несправедливо, Эмиль. Ну послушай меня, пожалуйста…

– Нет, это ты меня послушай.

– Эмиль, сейчас такие дела творятся, от которых у тебя волосы встанут дыбом!

– Если хочешь предать друга, всегда можно найти причину, правда, Раймонд?

– Я должен исполнять свой долг. Это было для меня непросто, можешь мне поверить. Я только исполнял свои обязательства.

– А я-то думал, ты уже на пенсию вышел и теперь долгов у тебя ни перед кем нет. Ну что ж, продолжай в том же духе. Возвращайся к Норрису. Можешь ему сказать, что героем следующего хит-парада «Ангелов» станет полицейский. Ему должны подложить бомбу, и мы уже примерно определили следующую жертву. Мне жаль, что сам он ничего мне об этом не сказал. Скажи ему, что, если им удастся сыграть свой спектакль, а мне удастся выжить, ответственным за эту акцию я буду считать его. А теперь, Раймонд, тебе бы лучше идти.

Снова зазвонил телефон, но, пока его старый друг поднимался со стула и выходил из кабинета, трубку он не снимал.

Как только тот скрылся, Санк-Марс подошел к телефону. Звонил Мэтерз.

– Мы везем известного вам человека. Ожидаемое время прибытия в гараж – через пять минут.

– Сделайте это по-тихому. В гараже скажи ему, чтобы прикрыл голову пальто, как будто не хочет, чтобы его видели репортеры. Отвези его на лифте для заключенных на девятый этаж. Когда подниметесь, пусть он идет за тобой, как будто вы не знакомы. Это надо для его же собственной безопасности. Скажи ему об этом, он тебе поверит. Наверху отведи его в комнату для допросов и запри там. Убедись в том, что никто о его присутствии ничего не знает. Оставайтесь там с ним вдвоем.

– Так точно, сэр.

– До связи.

Эмиль Санк-Марс снова сел в кресло, глубоко вдохнул, медленно выдохнул и посмотрел на часы. Времени как раз хватит, чтобы сходить в кафетерий перехватить бутерброд и вернуться на встречу с Лапьером. Такой человек, как Макс Гиттеридж, который ночью заправляет клубами, а дни проводит в судах и тяжбах, мог, пожалуй, его немножко подождать, чтобы ненадолго расслабиться. Придет с морозца и пусть себе на медленном огоньке парится. Санк-Марс решил его немного завести перед разговором.

 

В спальне Карла Джулия распахнула кофточку и слегка оттянула лифчик, чтобы показать ему часть татуировки с восьмиконечной звездой. Из глаз ее брызнули слезы. Она плакала по своему поруганному телу. Карл был теперь ей почти так же близок, как собственный отец, как все ее отчимы, которых приводила мама. Он обнял ее и стал что-то тихо говорить ей на ухо.

– Ну-ну, ничего страшного, успокойся, – увещевал он ее.

Через какое-то время ему удалось привести девушку в себя.

– Папочка, – прошептала Джулия.

– Да, моя дорогая, – прошептал он в ответ. Они снова вернулись к их привычке говорить друг с другом на ухо.

– Я должна сегодня убить человека. Они хотят, чтобы я установила бомбу.

– Когда, Хитер? Где? Кого?

– Подробностей я не знаю. Скоро. Подготовку они отменили, потому что нет времени. Селвин в курсе того, что происходит? Он знал, что я пропала?

– Он все время со мной на связи, – прошептал Банкир. – Мы очень беспокоились о тебе, девочка.

– Я держусь. Они меня еще не знают. Но я должна пойти на это убийство – это моя инициация. Папочка, я не могу никого убить!

– Я свяжусь с Селвином по электронке. Он что-нибудь придумает. А ты им во всем подыгрывай.

– Он ведь не допустит, чтобы я это сделала, правда?

– Все будет в порядке, Хитер. Он найдет выход из положения, но нам надо знать, кого они хотят убрать и где.

В дверь резко постучали. Жан-Ги сказал ей:

– Пора начинать, сестренка. У нас еще много дел.

– Уже иду! – ответила она ему по-французски.

Джулия и Карл взялись за руки, посмотрели друг другу в глаза, как будто хотели сказать: «Нам столько удалось сделать до сих пор, что мы и теперь прорвемся».

Джулия отняла руки первая.

– Мне надо идти.

Они крепко обнялись.

Джулия Мардик вернулась в гостиную квартиры Карла Бантри, где Жан-Ги мало что добавил к уже данным им раньше инструкциям. Машина, которую они собирались взорвать, должна быть припаркована служителем шикарного клуба. Машины там ставят впритык одну к другой, ключи оставляют внутри. Хитер должна будет попасть на стоянку с бокового входа, для чего ей нужно будет незаметно перелезть через невысокую каменную стенку. Сделать это будет нетрудно, учитывая, что снега навалило много. Если все-таки кто-то из служителей ее заметит, ей надо будет изобразить из себя эдакую милашку, которая скажет, что ее старик забыл в тачке портфель.

«Конечно, – мелькнуло у нее в голове. – Пусть еще один человек сможет меня опознать. Мне до конца жизни придется удариться в бега».

Они еще раз прорепетировали закладку бомбы в машину. Улица была оживленной, а неподалеку на перекрестке жизнь всегда била ключом. Надо будет дождаться момента, когда шум машин заглушит сигнал, раздающийся при открытии дверцы. Бомбу положить на сиденье. Вынуть ключ из замка зажигания, чтоб сигнал от открытой двери смолк. Положить бомбу под сиденье водителя. После этого поднять на корпусе взрывного устройства боковой зажим, чтобы он плотно прикрепился к сиденью и прижимал бомбу, чтобы она не двигалась. По окончании установки надо снова вставить ключи в замок и как можно тише закрыть дверцу.

«Просто замечательно, – подумала Джулия. – Мои пальчики останутся на корпусе устройства, на ключах, на ручке дверцы. Почему бы мне там не оставить визитную карточку и номер телефона, по которому меня можно застать?»

– А теперь, – сказал Жан-Ги, – еще раз отрепетируй.

– Отстань.

– Делай, что тебе сказано. Стул – это машина. Ключи я кладу на эту тумбочку. Представь себе, что это замок зажигания. Давай, делай, что тебе говорят.

Она три раза повторила процедуру, двигая бомбу по ковру под стулом без всякого интереса и без всякого напряжения.

– Хорошо, – сказал он, – отлично.

– Жан-Ги, как называется этот клуб? На какой он улице?

– Не бери в голову.

– Ты что, не знаешь?

– Я жду звонка.

– У нас есть что-нибудь пожевать?

В ее отсутствие в квартире оставались «Ангелы», так что ее отец оказался их пленником. Они сюда натаскали еды и напитков.

Большая комната была соединена со столовой, где Карл Бантри расставил все необходимое ему для работы оборудование. Банкир что-то набирал на клавиатуре, занятый своими цифрами. Джулия подошла к нему и поставила рядом стул. Она чмокнула его в щеку и заглянула ему через плечо, чтобы посмотреть, чем он занимается. Когда они остались вдвоем, она шепнула ему на ухо:

– Надо послать сообщение. Это будет у какого-то клуба. На бойкой улице рядом с оживленным перекрестком. В дорогом районе. До отказа забитая стоянка с машинами членов клуба. Посылай.

Карл Бантри кивнул, давая ей понять, что сообщение отошлет.

– Пока ты была там с Жан-Ги, мне пришел запрос: «Представьте подробности по злокачественному смещению».

У нее потемнело в глазах. Заметив ее состояние, Карл положил девушке руку на колено и зашептал:

– Приди в себя. Успокойся. Все в порядке. – Кто-то шел к ним по коридору. – Хитер, мне надо ответить.

– Передай, что у меня ноги такие – деформированные. Об этом знает Гиттеридж. Посылай.

Карл снова кивнул. Его пальцы проворно бегали по клавиатуре. Джулия бросила взгляд на экран.

– Теперь ясно, – сказала она. – Папочка, будь осторожен. Злокачественное смещение означает, что нас вычислили.

Он кивнул и отвел от нее взгляд.

Джулия встала, чтобы взять кофе с бутербродом, которые принес ей Жан-Ги.

 

Сосредоточившись на купленном в кафетерии бутерброде с колбасой типа докторской, Эмиль Санк-Марс наслаждался краткой передышкой, несмотря на то что колбаса была слишком тонкой, а хлеб безвкусным. Но и передышка оказалась краткой, потому что в кафетерий вошел капитан Жиль Бобьен и сказал:

– Эмиль, зайдите, пожалуйста, на пару слов ко мне в кабинет.

– Сэр, у меня дел по горло.

– Это ненадолго, Эмиль.

Должностная субординация всегда превалировала у Бобьена над прагматическими задачами. Пришлось детективу дожевывать свой бутерброд на ходу.

Он прошел за капитаном в его роскошный кабинет мимо многочисленных секретарских столов, в большинстве своем пустовавших, потому что в этот час секретарши ушли обедать. Санк-Марс сел на один из двух стульев, стоящих напротив кресла Бобьена, перед большим письменным столом красного дерева, а капитан остался стоять, засунув руки в карманы брюк. Пиджак его был расстегнут, живот нависал над брючным ремнем, он внимательно смотрел в окно на раскинувшийся внизу город.

– Я попал в переплет, – признался он. Бобьен нередко выступал с такого рода абстрактными глупостями.

– Что вы хотите сказать? – всегда после вызова в кабинет начальника Санк-Марс возвращался к себе, нагруженный дополнительной ненужной работой, которая только отрывала его от дел и выбивала из колеи.

Шеф поигрывал позвякивающими в кармане монетками. Он редко бывал в столь плохом настроении, пожалуй, Санк-Марс раньше его таким никогда не видел, поэтому его раздражение сменилось любопытством.

– Они приходят к тебе, Эмиль, когда ты их совсем не ждешь, они захватывают тебя врасплох. Они стоят перед тобой, но ты даже лиц их разглядеть не можешь.

Санк-Марс расценил эти слова как вступление к исповеди. Во-первых, начальник хотел получить отпущение грехов, о которых собирался поведать. Кроме того, речь могла пойти о незыблемых и могущественных силах, толкнувших на путь греха слабую и уязвимую жертву. И, помимо прочего, сам по себе факт признания призван смягчить вину за содеянное.

– Сначала все кажется очень простым, – начал Бобьен – Однажды утром по дороге на работу у тебя спускает колесо. За чашечкой кофе ты начинаешь сетовать на старую камеру. Кто-то спрашивает тебя, не хочешь ли ты ее поменять. Ты смотришь на этого человека. Он пожимает плечами. Дело выеденного яйца не стоит. Камеру поменять! А я – полицейский, мне нужны надежные колеса, потому что я их изнашиваю на службе городу. Кому это может повредить?

Бобьен бросил в сторону сержанта-детектива быстрый взгляд, чтобы определить его реакцию. Санк-Марс не выразил ни порицания, ни одобрения. Он с серьезностью психиатра сидел на стуле и ждал продолжения. Как священник, хранящий молчание на исповеди, он ждал от кающегося подробностей его грехопадения.

– Потом тебе возвращают машину. Оказывается, пробита была не только камера, но и покрышка, причем так, что заклеить ее не было возможности. А одну покрышку менять нельзя, потому что, если степень изношенности колес разная, ездить на машине опасно. В результате тебе ставят две новые покрышки. Ты спрашиваешь, сколько ты должен. Человек пожимает плечами и улыбается. К чему говорить о таких мелочах? Счет никто предъявлять не станет – до этого никому дела нет.

Бобьен кивнул головой с таким видом, будто ему только теперь все стало ясно.

– И ничего не происходит. Потом наступает время везти машину на техобслуживание, а в тот месяц у тебя, как на грех, набирается много расходов. Теперь дело обстоит иначе – ты сам ищешь того малого, который тебе предлагал помощь. Машину возвращают в отличном состоянии. Никакого счета снова не предъявляют. Кому от этого вред? Разве кому-то причинен ущерб? И в самом деле никакого, только на этот раз они просят тебя о маленьком одолжении. Совсем малюсеньком. Так, сущая безделица. Разве можно отказать человеку, который сделал тебе столько добра? Один жулик, которому грозит до тридцати дней, выходит сухим из воды, потому что отпечатки его пальцев были стерты с украденного видеомагнитофона. Мелких преступлений такого рода и без того хватает. Одним меньше, одним больше, кто считает?

Жиль Бобьен сел в свое кресло, положил руки на письменный стол и уставился в пространство между ними.

– Они делают тебе все больше одолжений. Помогают продвигаться по службе. Предоставляют информацию, которая в нужный момент дает тебе преимущества. Вы, Эмиль, именно вы повсюду имеете своих людей. Об этом все знают. Вы же пользуетесь их информацией. И не только вы, не только я, – у любого сыщика есть свои источники, каждый полицейский спит и видит, у кого бы ему получить нужные сведения. Ты мимоходом намекаешь, что тебе неплохо было бы получить продвижение по службе, но на это место хотят назначить другого. Через пару дней с этим другим приключается неприятность, которая заносится в его личное дело, а сам он получает выговор. У тебя просят такую малость, а взамен так много дают.

Однажды ты вдруг выясняешь, что у тебя увеличен лимит на кредитной карточке, причем эту сумму кто-то полностью перечисляет на твой счет каждые шесть месяцев, не задавая никаких вопросов. Но теперь вопросы начинаешь задавать ты. Ты протестуешь. Говоришь, что тебе это не надо, ты никого об этом не просил и деньги брать не будешь. Но тебя никто даже не слушает. Каждые полгода на твой кредитный счет переводятся пять тысяч долларов независимо от того, снимаешь ты с него деньги или нет. И ты никому эти деньги не возвращаешь, потому что отдавать их некому. Никто тебе не звонит. Никто ни о чем не просит. И в конце концов ты сдаешься. Деньги платят. Это никого не волнует. Какая разница? Ты не первый грязный полицейский и не последний. И кроме того, ты ничего никому за это не делаешь, по крайней мере ничего существенного. От тех, кто должен был бы быть на твоей стороне, ничего хорошего ждать не приходится. Сослуживцы над тобой потихоньку посмеиваются. Что им от тебя надо? Верности? Морали? Никто тебя не уважает. Ты всем обязан мерзавцам, окопавшимся в управлении.

Санк-Марс скрестил руки на груди, задумавшись о том, не напоминает ли ситуация начальника его собственную? Ведь единственной разницей между ним самим и Бобьеном было то, что Санк-Марс долго шел на поводке у ЦРУ, позволяя собой манипулировать, а капитан попал в аналогичную зависимость от «Ангелов ада». На первый взгляд, конечно, здесь, как говорится, две большие разницы, но по большому счету параллели вполне уместны.

– Потом пришел день, – я знал, что этот день настанет, – и меня пригласили на встречу. Там меня попросили на время возглавить комитет по назначениям. При особых обстоятельствах такое, вы знаете, случается, и объяснять здесь никому ничего не требуется. Так вот, я распорядился, чтобы одному молодому полицейскому было присвоено звание детектива, выдан жетон, и он был назначен напарником Эмиля Санк-Марса. Я тогда подумал, что теперь-то точно узнаю, как все это у Эмиля получается, узнаю, какие одолжения делают ему плохие парни, потому что он сам должен быть грязным полицейским, чтобы проводить все эти аресты, и я смогу в один прекрасный момент сделать из него самого грязного полицейского в городе.

Здесь Санк-Марс сдержаться уже не мог.

– Так что, Норман Лаженес сам был грязным полицейским или его только использовали?

Бобьен заерзал в кресле. Санк-Марс понял, что ни к чему смотреть это представление, дожидаясь ответа. Все ясно и без того.

Сначала последовало извинение:

– Эмиль, я не знал, что они собирались сделать.

Потом было сказано о неизбежности случившегося, причем упор был сделан на то, что все ошибки в суждениях и недостатки людей предопределены самой судьбой: «Колеса вертелись, я был лишь орудием в чужих руках».

И лишь в заключение была раскрыта сама суть свершенного греха:

– Норман не знал, что вы приведете туда с собой ваших друзей. Его задание состояло в том, чтобы позволить вам завести его на склад, где он должен был вас застрелить. Это я выяснил позже.

Но он не смог этого сделать, причем не только потому, что у вас было такое мощное подкрепление. Он всегда упирал, что заранее ничего не знал о том, что ваши друзья были поблизости, но заметил их потом, перед тем, как вы туда вошли, Эмиль. Вот тогда-то он и решил все переиграть. Но он не знал, что на стропилах на складе засел снайпер, которому было поручено его убрать, если он сменит масть. Хотя, возможно, его бы убрали в любом случае. Если один полицейский убирает другого, значит, байкеры тут ни при чем, и у «Росомах» нет оснований для их преследований.

Санк-Марсу надо было обсудить с ним другие дела, другие вопросы и проблемы, но сначала он должен был понять, к чему клонит Бобьен, рассказывая свою историю. Капитан еще ее не закончил.

– Теперь вы знаете, в какой сложной ситуации оказались. Все пошло наперекосяк, стреляли в полицейского. Его спас пуленепробиваемый жилет – хоть вы сами знаете, он в любом случае был грязным полицейским. Но это не отменяет того факта, что стреляли в полицейского. Я сказал тем, с кем был связан, что больше я в эти игры играть не собираюсь. Я им сказал, что сделал для них больше, чем они когда-нибудь просили. А они стали мне грозить, сказали, что сдадут меня, разорят. Тогда мне пришлось сменить тон и попытаться с ними договориться. Я заставил их мне пообещать, что они никогда не будут снова меня просить помогать им в таких ужасных делах. Они пообещали. Так мне пришлось пойти на сделку с этими подонками.

Санк-Марс не подгонял его и не прерывал – он ждал. Этот человек сказал ему, что попал в неприятный переплет, пусть сам теперь и выпутывается. Сначала он пытался найти себе оправдания, теперь был готов представить свои преступления чуть ли не подвигами, не осудить их, а оправдать и возвысить, заявив, что все силы мира не в состоянии противостоять тирании.

– Эмиль, что мне было делать? Я отказывался, не хотел брать их подношений. Тогда они стали говорить со мной о моих дочерях. Мне рассказали про школы, где они учатся, перечислили имена их учителей, сказали, какой цвет машины, которую водит их учитель бальных танцев, какие прически у их подружек. Они мне даже назвали имена хомячков и золотых рыбок моих дочерей. Они убьют их, Эмиль. Они срезали пуговицы с блузки моей жены, когда ей захотелось днем покемарить в нашем собственном доме, и прислали мне их в маленькой черной коробочке, похожей на гробик. Они повсюду, они знают обо всем, они безжалостны, в них не осталось ничего человеческого, им неведомы ни сострадание, ни милосердие. Эмиль, они говорят мне: «С твоих уст нам в уши». И я знаю, что остался один. Мне некому об этом рассказать. Кто меня может спасти? Если я расскажу обо всем в управлении, мои девочки не придут из школы домой. Жена моя поедет за покупками, и ее машина взлетит на воздух.

– Вам надо было поговорить с шефом.

– Я поговорил с ним в конце концов. Сказал ему, что если буду и дальше отстранен от обязанностей, шансы на то, что мои девочки доживут до следующего дня рождения, станут ничтожными.

– Понятно, – многозначительно сказал Санк-Марс.

– А теперь, Эмиль, я говорю об этом с вами. Спасите меня. Директор Жерве может вернуть меня к работе, по крайней мере к тому, что выглядит как мои обязанности, но он не в состоянии избавить меня от врагов в моем собственном доме. Эмиль, помогите мне, пожалуйста.

Санк-Марс покачал головой.

– Нет.

– Эмиль, пожалуйста! Вы хотите, чтобы я вас умолял?

Детектив чуть подался вперед, уперев руки в колени.

– Скажите мне, Жиль, почему вы решили сейчас со мной переговорить? Без этого я не буду вам помогать, – он быстро поднял палец, чтобы начальник не успел его перебить. – Мне нужна правда, Жиль. Сказки мне рассказывать не надо.

– У меня нет ничего определенного, Эмиль. Мне только намекнули, что скоро у меня появится большая свобода действий.

– Что это значит?

– Я все время им жаловался, что у меня связаны руки. Они решили развязать узлы. Я не знаю, Эмиль, не знаю, но мне кажется, что они собираются убрать одного или нескольких офицеров полиции. У меня сложилось впечатление, что они снова готовы нас убивать, как тогда, когда они подрядили на это Лаженеса. На этот раз мне кажется, они не промахнутся. Я не уверен, но думаю, что их цель – вы. В тот раз у них не получилось, вот они и пытаются исправить положение. Эти люди не сдаются, Эмиль. Господи, у меня слабое сердце, я больше этого не вынесу. Я спать по ночам не могу, забыл, когда был спокоен. Мне нужна ваша помощь. Я не так замазан, Эмиль, я совсем не сильно замазан! Это просто обстоятельства так сложились, от них все мои проблемы. Я только с вами могу об этом поговорить. Любой другой слова из моих уст вложит им в уши.

Санк-Марс с серьезным видом кивнул, потом встал и направился к двери, но перед ней обернулся и сказал:

– Если мне суждено сойти в могилу, о вас я беспокоиться не собираюсь. Поэтому помните: если меня убьют, вам придется разбираться со своими делами самостоятельно. Но до тех пор вы будете продолжать сотрудничать с теми, с кем связаны. Продолжайте им подыгрывать. И сообщайте мне обо всем, что происходит между вами и ими. Не пытайтесь ничего утаить. Если вы что-то недоговорите, смерть ваших дочерей будет на вашей совести. А пока, Жиль, я – единственная ваша надежда. Молитесь Богу, чтобы я остался в живых, потому что, если я погибну, вы недолго протянете.

Он быстро вышел из кабинета, оставив капитана наедине с его страхами, и быстро направился в свою кабинку на встречу с Лапьером, потому что уже слегка запаздывал. Так много всего произошло, что, казалось, даже воздух сгустился.

Андре Лапьер так выглядел и благоухал, будто только что пообедал и слегка поддал, причем, как подозревал Санк-Марс, его трапеза была обильнее и вкуснее, чем тоненький кусочек колбасы. Взгляд его сиял, светился внутренним напряжением, излучая вернувшуюся к нему былую бодрость.

– Эмиль! Теперь ты должен мне все рассказать. Что происходит? Это ведь может меня спасти, вернуть меня обратно.

– С чего ты это взял?

– У тебя что – разжижение мозгов? Если то убийство совершили не байкеры, «Росомахи» должны будут вернуть это дело нам на доследование, и я получу его обратно.

– Только в том случае, если тебе разрешат вернуться к исполнению обязанностей.

– Мы с тобой об этом уже говорили. Позволь мне помочь тебе, Эмиль, я сделаю все, что в моих силах. Замолви за меня словечко. Мне снова нужно вернуться к работе, дружище.

Санк-Марс кивнул, подыгрывая настрою коллеги.

– Хорошо, Андре, только говори, пожалуйста, не так громко, ладно? Это дело надо обкашлять по-тихому.

Лапьер приложил палец к губам.

Санк-Марс наклонился к нему и шепотом сказал:

– Дело-то это нешуточное. Знаешь, ребятишки – Мэтерз и Дегир, они сейчас там наверху с одним задержанным бедолагой. Мне надо за ними приглядеть. Ты не возражаешь? Давай-ка вместе поднимемся, там рядом комната свободная, мы сможем спокойно побазарить, все перетереть, нам никто не будет мешать. В этом деле, Андре, мне может пригодиться твой опыт.

– Вперед, напарник.

Перекинув куртку через согнутую руку, Лапьер в сопровождении Санк-Марса вышел из служебного помещения, и они направились к лифтам. Он обменивался любезностями с другими полицейскими, на которых производило хорошее впечатление его прекрасное настроение. Недавно им сорока на хвосте принесла, что он в глубокой депрессии, и теперь друзья радовались за него, видя в какой он хорошей форме. Несколько сослуживцев пожелали ему удачи.

Мэтерз и Дегир записали свои имена мелом на доске около комнаты для допросов номер девять, поэтому Санк-Марс провел Лапьера в комнату номер восемь.

– Мне надо кое-что утрясти, – сказал он, оставляя Лапьера в некотором недоумении.

В ярком свете, бившем с потолка комнаты номер девять, было заметно, что Гиттеридж уже прилично нервничал из-за того, что довольно долго просидел в одиночестве.

– Какого черта вам от меня надо, Эмиль? Я занятый человек.

– Простите, сэр. Меня задержало начальство. Ребята, у вас все в порядке?

Дегир и Мэтерз дали ему понять, что с ними все нормально. Санк-Марс сказал Гиттериджу, что будет неподалеку и скоро вернется.

– Куда вы уходите? – нервно спросил Гиттеридж.

Санк-Марс посоветовал ему набраться терпения и подождать еще немного.

– Вам все будет своевременно разъяснено. Обещаю вам, сэр, вы не будете считать, что этот день потеряли зря. Хотите есть, господин Гиттеридж? Может быть, принести вам кофе? Или лучше сок? Дегир, оставайся здесь. Никого сюда не впускай. Мэтерз, купи этому господину что-нибудь поесть.

Полученные задания не вызвали у младших офицеров энтузиазма, а Гиттеридж перечислил целый список того, что хотел бы съесть.

– Вот что я вам скажу, – предложил Санк-Марс. – Ты принеси ему кофе из кафетерия, – сказал он, обратившись к Дегиру, – а ты позаботься о еде, – бросил он Мэтерзу. – Так будет скорее. Вы не возражаете, если мы запрем вас на несколько минут, сэр? Мне бы совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь случайно обнаружил, что вы здесь. Вы же не хотели бы потом никому объяснять, что вы тут делаете.

Гиттеридж был только рад остаться в одиночестве под замком.

Как только трое офицеров вышли из комнаты, Санк-Марс сказал своим хмурым молодым коллегам:

– Забудьте о его еде, я не собираюсь кормить этого крючкотвора бандитского. Идите за мной.

Сбитые с толку молодые полицейские покорно последовали за ним. Они вошли в небольшое помещение для наблюдения за комнатой номер восемь и, осмотревшись, через непроницаемое с одной стороны стекло увидели сидящего в соседней комнате Лапьера.

– Слушайте наш разговор и записывайте его на пленку, – распорядился Санк-Марс.

Затем он быстро присоединился к отстраненному от дел сослуживцу, снял пиджак и закатал рукава, как будто намекая на предстоящий им долгий разговор. Это обстоятельство, как поняли следившие за ними молодые полицейские, насторожило Лапьера.

– В чем дело, Эмиль? Ты, никак, наехать на меня собираешься?

– Почему ты так считаешь?

– Ты что, меня затащил сюда хитростью? Ты, напарник, лучше в игры со мной не играй. Выкладывай все по порядку. Есть там кто-нибудь за стеклом?

Санк-Марс усмехнулся.

– Ты считаешь, я могу кому-нибудь здесь доверять?

Лапьер хмыкнул вместе с ним. Его доверие было подорвано, он насторожился, но ему хотелось верить, что если Санк-Марс к нему пришел, значит, все в порядке.

– Ладно, Андре, перейдем теперь к делу. Сначала мне надо кое-что прояснить, а потом я с тобой поделюсь самыми горячими новостями. Дела творятся нешуточные. Они изменят твое положение. Но ты еще не все мне рассказал, поэтому у меня есть к тебе вопросы.

– Спрашивай. Мне нечего от тебя скрывать.

– Давай начнем с той записи с Джимом Коутесом, – предложил Санк-Марс.

Он встал, подался вперед, поставил одну ногу на стул и упер в стол кулак.

– Так я и знал, – рассмеялся Лапьер. – Снова сел на любимого конька! Знаешь, если б ты мне хоть немного посодействовал, я бы мог тебе ее отдать. Меня ведь загнали в угол.

– Значит, я так понимаю, ты эту запись увязываешь только с Джимом Коутесом, или я не прав? – спросил его Санк-Марс.

Лапьер с трудом перевел дыхание.

– Что? – до него дошло, что здесь он прокололся.

– Где ты сделал эту запись, Андре?

– Где?

– Мы не раз бывали вместе в этой комнате, Андре. Ты знаешь, что я терпеть не могу повторять вопросы.

– Эмиль… – взмолился Лапьер.

– Отвечай на вопрос, черт тебя подери!

Санк-Марс с силой хлопнул рукою об стол. Лапьер вздрогнул.

– Потише, Эмиль. Ты что, держишь меня за мелкого жулика, которого легко запугать?

– Не надо мне говорить, Андре, что мне делать! Хочешь знать, что я выяснил? Хочешь знать, что мне известно? Норман Лаженес был убийцей из мафии. Его наняли, чтобы он меня убрал. Но у него не хватило духа, и потому посаженный туда загодя снайпер решил его убрать. Он сказал своим хозяевам, что заметил моих приятелей и из-за этого не выстрелил, но я тебе теперь кое-что скажу, о чем ты еще не знаешь, – на самом деле он моих ребят не заметил. У него просто кишка оказалась тонка – он не смог нажать на курок. Единственная причина, что он жив до сих пор, это то, что нас вовремя поддержали мои друзья. Смышленый парнишка, он сделал их своей отмазкой. Если бы не это, «Ангелы» бы уже давно его на куски разрезали ножовочной пилой. У меня сейчас паршивое настроение, Андре. Полицейские мочат полицейских, и следующей целью, по всей видимости, стану я. А теперь говори мне, черт тебя побери, где ты сделал эту запись?

– Дома.

– Лучше бы ты мне не врал! Дома ты не мог ее сделать – у тебя нет нужного оборудования. Где ты сделал запись, Андре? Говори скорее, у тебя остается все меньше шансов. Отвечай на вопрос.

– Ну, ездил я там поблизости, какое это имеет значение?

– Ты сам мне скажи, Андре, какое это имеет значение.

Лапьер покачивался на стуле. Он уперся локтями в стол, потом снял их, поерзал на стуле, упер взгл