Глава двадцать восьмая МИР ТАНЦА
Турецкий сидел в «пежо», покуривая и наблюдая через затемненное окно автомобиля за молодыми людьми, выпархивающими из небольшого здания на Солянке. Здесь арендовал площади мужской балет Михайлова. Именно здесь проходили ежедневные репетиции — с одиннадцати до пятнадцати часов. Было начало четвертого, танцовщики покидали репетиционные залы. Вечером представление в одном из театров. Многие разъезжались на машинах, некоторых поджидали поклонники. Александр тоже кое-кого поджидал. Наконец стройный молодой человек в меховом полупальто, с затянутыми в хвост темными волосами, вышел из здания, по-балетному разворачивая длинные ноги в кожаных брюках. Он шел по тротуару, Александр двинулся следом. Притормозив у бровки, распахнул дверцу: — Валентин, позвольте вас подвезти? — учтиво произнес он, стараясь придать своему лицу выражение, хоть отчасти напоминающее обожание. Молодой человек оценивающе оглядел автомобиль, затем самого Турецкого. — Что ж, пожалуй, — он жеманно повел плечами и опустился на сиденье. По салону поплыл запах духов. — Какой дивный аромат! Что это за духи? — «Опиум», — ответил Валентин, взмахнув накрашенными ресницами. — Прелестные духи! Куда вас отвезти? Домой? На Воздвиженку? — Вы знаете, где я живу? — Как же мне, поклоннику вашего таланта, не знать, где живет кумир?! Юноша искоса разглядывал Турецкого. — Вы видели меня на сцене? — Видел, и не раз, — усмехнулся Турецкий. — Вы так воздушны, легки! — Что-то я вас не припомню... Вы не похожи на наших... Вы натурал? — В общем-то да! Не стану лукавить. — А куда мы едем? Нам же нужно направо... — Едем мы, дорогой Валентин Антонович Варфоломеев, на Большую Дмитровку. — Мне туда не нужно! — занервничал юноша. — Что там? — Там, дорогой Валентин Антонович, располагается Генеральная прокуратура. Нам туда. — Зачем? — Поговорить, дражайший, поговорить. — Это произвол! Это захват! Вы что... похитили меня? — Что вы! Упаси бог! Я подвез вас. Оказал вам услугу. Потому что мог бы вызвать вас повесткой. А зачем нам огласка, верно? Мы поговорим тихо-мирно. И разойдемся. Может быть, — зловеще добавил он. Автомобиль замер. — Прошу на выход, — мило улыбнулся Александр. — Нам туда, — указал он рукой на проходную. Варфоломеев выбрался из автомобиля, на негну- щихся ногах пошел в указанном направлении. В этот день вся Генеральная прокуратура, в той ее части, что расположена в здании на Большой Дмитровке, подавляя смешки, высыпала в коридоры, разглядывая спутника Александра Борисовича Турецкого. Спутник его шел на журавлиных ногах, то и дело испуганно взмахивая накрашенными ресницами и покусывая губы в вишневой помаде. «Завтра насмешек не оберешься!» — раздраженно думал Александр Борисович. — Вот сюда, пожалуйста, — он распахнул перед танцовщиком дверь своего кабинета. — Присаживайтесь. Шубку можно скинуть. Разговор будет длинным, — пообещал Турецкий. — У меня в шесть спектакль! — нервно вскричал Варфоломеев. — Не в шесть, а в семь, — поправил его «важняк». — Но я еще должен разогреться! — Вот сейчас и разогреемся, — усмехнулся Александр, доставая диктофон и включая стоящий в углу кабинета видеомагнитофон. Варфоломеев вперился в экран. Александр тем временем внимательно его разглядывал. Узкое лицо, высокие скулы, темные глаза, удлиненный нос с горбинкой. Красивое, породистое лицо. Но назвать это лицо женским, даже с учетом накрашенных губ и ресниц, было весьма трудно. Впрочем, если темные очки и капюшон... Варфоломеев нервно теребил сумку. Крупные, жилистые руки с выпирающими венами, широкие, чуть искривленные в суставах пальцы с длинными, в ярком лаке, ногтями. А уж руки тем паче на женские не тянут. Консьержка Серова говорила, что неизвестная женщина в черной куртке с капюшоном сутулилась, а у танцовщика гордая прямая осанка с высоко поднятой головой. Тем не менее, тем не менее... На пленке между тем завершилась театрализованная оргия, зал рукоплескал. Спустя несколько мгновений танцовщики высыпали в зал. За столиком Новгородского расположился Валентин Варфоломеев. Минуту спустя он уже сидел на коленях депутата. Турецкий щелкнул пультом, остановил кадр. — С этого места начнем поподробнее. Вам знаком этот мужчина? — Который из них? — Тот, у которого вы сидите на коленях. — Это Жорж. — А полностью? Полное имя, отчество, фамилия? — Я знал его под этим именем. — Почему — знал? — тут же вцепился Турецкий. — Потому что... Он к нам давно не приходил. — Как давно? — Месяца полтора... Наши говорят, что его убили... — Кто это — ваши? — Ну, балетные. — Вас с этим Жоржем связывали какие-нибудь отношения? — Ну какие отношения, господи? Трахались иногда, вот и все отношения. — И где это происходило? — Он приходил в клуб «Чайковский», где мы обычно выступаем. Там есть кабинеты. Там все и происходило. — Часто он там бывал? — Где-то раз в неделю. Иногда чаще. — И всегда выбирал вас? — Почему — всегда? Кого хотел, того и выбирал. Мы же для них как проститутки. — То есть вас заставляли с ним спать? — Ну что значит «заставляли»? Никто никого не заставлял. Все совершеннолетние. Только если клиенту откажешь, вылетишь из труппы на следующий же день. Это всем известно. — То есть руководитель труппы все-таки принуждал вас к... — Траханью? Напрямую — нет. Но я же говорю: не переспишь — вылетишь. А у меня руки больные, я в нормальной труппе работать не могу. Мне ни одной балерины не поднять. У меня полиартрит. — Вы встречались с Жоржем только в стенах клуба? Он никуда вас не приглашал? — Нет. Мы вообще с ним пару раз только... Потом он на Андрея Маслова переключился, честное слово! «Что это ты так нервничаешь, дружок?» — Александр видел, что сквозь слой пудры на лице танцовщика проступают алые пятна. — Вас это огорчило? — Как вам сказать... Он, конечно, не супермужчина, от него головы не потеряешь... Но не жаден. Деньги давал. На лекарства в том числе. Турецкий поменял кассету, включил ее. Замелькали кадры. Александр остановил пленку. Рядом с Новгородским за столиком сидел светловолосый молодой человек. — Вот! Это Андрей! — вскричал Варфоломеев. — Он и был пассией Жоржа, пока не пропал. — Пропал? Куда и когда? — Где-то в начале октября. Вечером возвращался домой после спектакля и до дома не дошел. — И что же? До сих пор о нем ничего не известно? — Нет. — Заявление в милицию подавали? — А кто будет подавать? Он из Коврова родом. У него там из родственников одна тетка. Кому он нужен-то? — Как же так? Ваш товарищ по сцене пропал и никому нет дела? А ваш худрук? Он-то куда смотрит? — Он смотрит, чтобы клиенты были довольны! Чтобы никаких скандалов, чтобы тишь и гладь... — Что ж, придется его огорчить. Поскольку скандала, видимо, не избежать. А что вы делали седьмого ноября, Валентин Антонович? — Седьмого ноября? — молодой человек задумался. — Я не помню. — Постарайтесь вспомнить, — улыбнулся Александр. — Это праздничный день. Вы, наверное, участвовали в каком-нибудь спектакле? — Нет, седьмого у нас спектакля не было. Это был свободный день. — И где же вы его провели? С кем? Варфоломеев молчал. — Я жду, Валентин Антонович. Это всего-то полтора месяца тому назад. Седьмое ноября, праздничный день, — повторил Александр. — Неужели у вас такая короткая память? — Нет, память у меня нормальная, но что именно я делал седьмого ноября... Ах, вспомнил! Дома был, отдыхал. Читал книжку. — Он все теребил пальцами сумку. — Замечательное занятие. Какую книжку читали? — Артуро Перес-Реверте. «Кожа для барабана». — Отличная книга! — одобрил Турецкий. — Весь день читали? И никуда не отлучались? — Не помню. Кажется, никуда. — И кто может подтвердить, что в этот день вы были дома? — Кто? Мама может. — Мама, конечно, может, в этом я не сомневаюсь, — вздохнул Турецкий. — Мамы чего только не подтвердят, чего только не подтвердят... — Что вы имеете в виду? — А знаете, Валентин Антонович, мне ведь придется вас задержать. — Как? На сколько? — Пока суток на трое. А там видно будет. — На каком основании? Вы что? — вскричал танцор. — У меня спектакль вечером! — Придется пропустить, — вздохнул Турецкий. — Меня из труппы выгонят, вы что? Куда я денусь-то? Это бесчеловечно! На каком основании? — На каком основании? У меня, видите ли, есть основания подозревать вас в совершении тяжкого преступления. Нужна биологическая экспертиза, дактилоскопическая, потом следует провести опознание. Все это удобнее делать, имея вас, извините за невольный каламбур, где-нибудь поблизости. Чтобы не искать. Как Андрея Маслова. — A-а!! Так вы хотите «повесить» на меня Новгородского? — взвизгнул танцовщик. — Кажется, вы не знали его фамилии? — как бы удивился Турецкий. — Знал, конечно! Только меньше знаешь, крепче спишь! На черта мне вам про него рассказывать? Вы меня от них отмажете, что ли? — От кого? — От всех этих деятелей, клиентов наших. Андрей попробовал Новгородского шантажировать, и что? Начал пугать его, что выступит в телепередаче какой-то. Типа «Стирки». Дурак! Приехал из своего Коврова, думал, все эти «Стирки» и «Окна» про живых людей с улицы делаются. Я ему, дураку, объяснял, что там статисты из одной программы в другую перепрыгивают. Новый грим, парик — вот и новый образ. — Маслов шантажировал Новгородского? — пепе- бил Турецкий. — Пробовал. Ему, видите ли, машину срочно захотелось. Всего-то пару месяцев как в труппу попал, а уже «рено» ему подавай! И начал выклянчивать у Новгородского. А тот с машиной не спешил. Тебе, говорит, еще рано. Еще не отсо... не отработал на машину. Да и вообще, этот Новгородский, он мальчишек предпочитал. Совсем салаг. С нами уж так, до кучи. Мне двадцать два — так он мне прямо в глаза говорил, что я для него староват. Андрею девятнадцать, так и то... Не больно-то Жорж им увлечен был. А вот когда его младший брат из Коврова приехал, вот тут у Жоржа глаза и заблестели. А Андрей, вместо того чтобы брата в хорошие руки пристроить, отправил его назад, в Ковров, да еще сдуру пригрозил Жоржу телевидением. И все. Где тот Андрей? Никто не знает! А у меня мама старенькая, я у нее и кормилец, и опора, и единственная радость! — Я очень сочувствую вашей маме. Тем не менее, Валентин Антонович, вам придется на несколько дней подзадержаться, — произнес Турецкий. — Я имею право на звонок, — совсем уж по-киношному произнес Варфоломеев.
|