Октябрь 1927 г. Чем ниже спускаешься по партийной лестнице, чем глубже в массы рядовых членов партии, тем определеннее и резче отрицательное отношение к оппозиции 108
Чем ниже спускаешься по партийной лестнице, чем глубже в массы рядовых членов партии, тем определеннее и резче отрицательное отношение к оппозиции 108. Это явление характерно. Враждебность, горькое до злобы раздражение на оппозицию царят в партийных низах. Объяснять это явление тем, что аппарат «зажал» массу, что задушен ее истинный голос, как это делает оппозиция, нельзя уже по одному тому, что раздражение против оппозиции носит массовый характер. А раз явление имеет характер массовый, надо искать корни глубже, в самом «бытии» и умонастроении массы. В партии, как и в каждом коллективе, всегда в данный момент и при наличии определенной обстановки преобладает то или иное умонастроение, всегда есть своя «душа». Как бы силен ни был аппарат, руководящий коллективом, если между политикой и направлением аппарата и настроением преобладающей, широкой низовой части членов коллектива существует разнобой, этот разнобой скажется прежде всего в том виде, в каком масса реагирует, откликается на явление. Горечь, враждебность и раздражение, с которыми в низах партии встречаются выступления оппозиции, вызваны определенным духовно-умственным ростом масс, и притом ростом в сторону закрепления коллективистского мышления. Союз, празднующий свое десятилетие, переживает и медовый месяц своей строительной горячки. Рабочие, передовое крестьянство по горло заняты насущным и важным делом: образование новых форм хозяйства, быта, установление новых взаимоотношений частей государственного и хозяйственного организма. И вся эта работа сосредоточивается в неисчислимых коллективах: в советах, союзах, комиссиях, комитетах. Нигде в мире коллективистское начало работы не имеет такого яркого преобладания над инициативой одного человека, как у нас в Союзе. Зачастую получается загромождение коллективными органами, затрудняющими единичный почин, но это вопрос уже иного порядка; важен факт, что все эти коллективные начинания воспитывают и новый подход к жизни масс, новую идеологию. Масса приучается к тому, чтобы уже не полагаться на «вождей», а додумываться до всего самой, коллективными усилиями. Надо только приглядеться, как сейчас ведутся собрания, даже самых малоподготовленных организаций. Каждый из присутствующих, в отдельности взятый, может быть и «маленький человек», нет у него ей особых заслуг в прошлом, ни особого блеска знаний; а между тем он бросает на заседании именно то нужное, дельное словцо, которое что-то прибавляет к работе. Комочки мыслей, комочки предложений. А в итоге — солидная глыба практических, продуманных решений и заданий. Но раз решение принято, коллектив уже твердо требует, чтобы это решение не нарушалось. Выросла, окрепла требовательность коллектива к тому, чтобы с его волей, его решениями считался всякий, от мала до велика. Это — здоровая реакция организующего начала, побеждающая неизбежную широчайшую «самодеятельность» мелких коллективов и отдельных лиц в эпоху гражданской войны, когда эта самодеятельность вырождалась порою в анархический индивидуализм. Тогда была другая эпоха: проявление «самочинности» иногда спасало положение. Сейчас период строительства, и прежде всего нужно единство не только в действиях, но даже в мышлении. Масса здоровым инстинктом это стихийно понимает. И потому-то так возмущает ее оппозиция. Оппозиция нарушает с трудом налаженную спайку коллектива, оппозиция переступает основное требование масс: соблюдение дисциплины. Именно групповая, коллективная работа вырабатывает совершенно особое, новое понятие о значении дисциплины — не как подчинение «приказу», а как слияние своей воли с волей коллектива. Дисциплина — это цемент, скрепляющий людские кирпичи в единое, мощное здание коллектива. Враждебность, с которой партийные низы встречают самое слово «оппозиция», вызывается в значительной мере тем, что оппозиция, по стихийному ощущению партийной массы, действует «анархически». Массу доводит до крепкого гнева то, что оппозиция, на- рушая ее волю, вместе с тем говорит от ее имени, от имени массы. «Подумаешь, какие защитники наши нашлись! — слышишь среди рабочих.— Кто их уполномочил? Мы думаем по-иному. Если мы чем недовольны — сами в партии отстоим, проведем». Такие настроения ничего общего не имеют с «нажимом аппарата». Масса не верит оппозиции. Все заявления оппозиции она встречает «со смешком». Неужели оппозиция думает, что у массы память так коротка? Если и встречаются недочеты в партии, в линии политики, кто же, как не сами видные члены оппозиции, их устанавливали и проводили? Выходит так, что политика партии и строение партаппарата стали никуда негодными лишь с того дня, как с волей партии разошлась группа оппозиционеров. Пахнет подтасовкой: бьют по аппарату, по политике партии, а на самом деле вопрос идет о руководство... И масса с раздражением отворачивается. Не верит масса оппозиции еще и потому, что массе всегда претит беспринципность. Сначала совершенно непонятный для неискушенных в политике рядовых членов партии блок вчерашних противников. Потом еще менее понятное массе торжественное, письменное обещание оппозиции подчиниться воле партии, своего рода честное слово коммуниста, на другой день нарушенное. Иезуитское правило «цель оправдывает средства» не может быть правилом для членов одного и того же коллектива. Нельзя построить коллектив, если нет доверия к слову его членов, если нельзя положиться на обещания... Такие поступки ярче слов говорят массе: кто не сдержал слово перед коллективом, тот уже фактически не с нами... Масса не прощает игры с коллективом, «обходных» путей. Масса, с таким трудом, с такими усилиями преодолевающая разъединяющее влияние мелкобуржуазного индивидуализма, никогда не поймет, не потерпит и не простит тех, кто нарушает взятые на себя обязательства перед коллективом. Масса не приемлет дезорганизаторского нарушения дисциплины и единства со стороны оппозиции. Масса не верит в оппозицию и не прощает ей иезуитского политиканства с партией. Масса с резкой враждебностью отмежевывается от критики и положений оппозиции — они не соответствуют тем настроениям, которые преобладают в гуще партийных низов. А если оппозиция не слышит чутким ухом умонастроения масс (сила В. И. Ленина была именно в том, что он всегда умел слышать, что требует, чего добивается, чего хочет масса) — как же ей не оставаться побежденной? Нельзя безнаказанно стремиться прорвать волю коллектива своей «групповой волей». Те, кто пытается это сделать, перестают быть «своими» для массы. Масса считает, что живой дух «коллективного демократизма», находящийся в противоречии с мелкобуржуазным пониманием демократизма, проявится у оппозиции лишь тогда, когда оппозиция захочет понять, что решение Пленума ЦК есть отражение воли масс партийного коллектива. И поняв это, оппозиция перестанет подрывать единство партии и идти вразрез с настроением и волей миллионного партийного коллектива. «Правда», 30 октября
|