Министерство образования Республики Беларусь 5 страница

Заслугой Лэнга является то, что он вскрыл негативные стороны современной психиатрической и психотерапевтической практики. Но его собственный взгляд на психотерапию противоречивый хотя бы потому, что, отметая традиционные критерии нормы и патологии, он тут же предлагает свою трактовку болезни и здоровья личности. Кроме того, в концепции Рональда Лэнга научные положения и гипотезы смешиваются с политическими убеждениями автора, чего быть не должно. Рональда Лэнга можно критиковать в

 

той же логике, в которой он обрушивает свое недовольство на традиционную психотерапию. Если принять, что традиционная психотерапия является машиной политических репрессий к неугодным членам общества, то не является ли тогда экзистенциальная психотерапия средством революционной политической борьбы против общественного строя? Во всяком случае, цели психотерапии далеки от целей политической борьбы, поэтому необходимо определить разумные рамки экзистенциального подхода в современной психотерапии. Каковы же границы разумного применения экзистенциальной психотерапии?

Потребность в экзистенциальной психотерапии возникает тогда, когда пациент жалуется на духовные проблемы, на «недомогание» в экзистенциальной сфере. Чаще всего это проблемы, связанные с потерей смысла жизни, одиночеством, утратой веры в себя, боязнью обрести свободу или лишиться ее. Известный мыслитель Карл Юнг определяет их как «проблемы души нашего времени», ставя ударение на усиление экзистенциальной психопатологии в условиях современной жизни [75]. Часто с целью очертить круг экзистенциальных проблем вводят понятие «трагической триады человеческого существования». В эту триаду включают психологические проблемы отношения человека к смерти, к смыслу жизни и свободе. «Согласно экзистенциальному подходу, самая грандиозная борьба человеческого существа – это борьба с данностями, конечными проблемами бытия: смертью, изолированностью, свободой и бессмысленностью. Тревога порождается базовыми конфликтами в каждой из этих сфер: мы желаем продолжать быть и, тем не менее, осознаем неминуемую смерть; жаждем твердой почвы и структуры, а должны противостоять их отсутствию; каждый из нас желает контакта, защиты, хочет быть частью большего целого, а в жизни имеет дело с непреодолимой пропастью между собой и другими; мы – ищущие смысла существа, брошенные в бессмысленный мир» [78, с. 117]. Феноменология названных проблем выделяется в отдельный пласт психопатологической симптоматики не только экзистенциальными психотерапевтами, но также их предшественниками. Например, К. Юнг отмечает, что отсутствие смысла в жизни играет критическую роль в этиологии невроза. Он понимает невроз как страдание души, не находящей своего смысла. По наблюдениям Юнга, около трети случаев – это страдание личности не от какого-то клинически определенного невроза, а от бессмысленности и бесцельности собственной жизни [72].

 

Не сторонятся экзистенциальных проблем и представители гуманистической психологии. Патогенные (приводящие к болезни) формы экзистенциальных проблем личности систематизирует Абрахам Маслоу. Он исходит из того, что в человеке присутствуют высшие потребности, которые определяются как метапотребности. Это потребность в смысле жизни, в свободе и автономии, в самоактуализации, в уединении и т. д. Невроз как болезнь личности всегда случается из-за неудовлетворенности или принципиальной неудовлетворимости, а в некоторых случаях – изза конфликта значимых потребностей, мотивов и ценностей. Таким же образом дело обстоит с метапатологиями как особой разновидностью невроза духовности. «Веками они рассматривались скорее религиозными мыслителями, историками и философами в понятиях духовных или религиозных проблем, а не врачами, учеными или психологами в понятиях психиатрических, психологических или биологических «болезней», ущербностей или слабостей. В некоторой степени эта область совпадает и с социологическими и политическими расстройствами, «социальными патологиями» и т. п.» [53, с. 300]. Метапатология – это невроз, который происходит по причине фрустрации метапотребностей личности. «Депривация метапотребностей вызывает определенные виды патологий, большинство из которых до сих пор не были адекватно описаны, и я называю эти патологии метапатологиями. Из их числа, к примеру, угнетение духа, происходящее оттого, что человек вынужден жить в окружении неискренних людей и не в состоянии никому поверить» [52, с. 56]. Нарекания людей на проблемы в экзистенциальной сфере называются метажалобами. Интересно, что В. Франкл тоже называл духовные затруднения человека метаклиническими проблемами. Этим он подчеркивал несводимость экзистенциальных проблем к известной клинической симптоматике, намекая на их мировоззренческий характер

[63, c. 201]. Ниже дан список метапатологий, которые приводит

Маслоу. Отчуждение. Аномия. Ангедония.

Потеря вкуса к жизни.

Потеря смысла.

Неспособность получать наслаждение. Безразличие. Жизнь теряет собственную ценность и самооправдание. Экзистенциальный вакуум.

 

Ноогенный невроз.

Философский кризис. Кризис мировоззрения. Апатия, отстраненность, фатализм. Отсутствие ценностей. Десакрализация жизни.

Аксиологическая депрессия.

Желание смерти, сдача на «волю судьбы». Безразличие к соб-

ственной смерти.

Чувство собственной бесполезности, ненужности, незначи-

тельности.

Чувство полной детерминированности. Беспомощность. От-

сутствие ощущения свободы воли. Абсолютное сомнение. Нигилизм. Отчаяние, мука.

Безрадостность.

Опустошенность.

Цинизм, неверие, потеря веры в высшие ценности или упро-

щенное их толкование.

Бесцельное разрушение, деструктивность.

Отчуждение от старших, родителей, авторитета, любого об-

щества [53, с. 300–301].

Несмотря на расплывчатость некоторых формулировок, этот список адекватно отражает феноменологию экзистенциальных проблем личности. Психотерапевт или психоконсультант должны реагировать на эти проблемы именно средствами экзистенциальной психотерапии.

Экзистенциальная психотерапия, таким образом, специализируется на решении духовных проблем человека. Эта специализация породила множество споров о необходимости экзистенциальной психотерапии, а также об ее отличиях от религиозной помощи верующим. Предмет для споров действительно имеется: компетенция религии, равно как и экзистенциального анализа, – это духовность и неврозы духовности. Но, во-первых, компетенция экзистенциального психотерапевта шире, чем у пастыря или духовника, поскольку не все духовные проблемы связаны с проблемой веры в Бога. Личная религия – это лишь одна из многих проблем, с которыми сталкивается экзистенциальная психотерапия. Во-вторых, как справедливо замечает В. Франкл в книге «Психотерапия и религия», «не следует валить в одну кучу религию и психотерапию, воздействия которых хотя и могут перекрываться, но цели их совершенно различны» [63, с. 267). В этой связи необходимо также стро-

 

го дифференцировать функции терапевта и священника. Целью психотерапии является исцеление невротических симптомов, общее выздоровление личности и формирование в ней способности быть субъектом жизни. Миссия священника – это спасение души через воспитание веры. Таким образом, цели экзистенциальной психотерапии и религии лежат в разных плоскостях, что составляет основное различие между ними. К священнику следует обращаться тогда, когда человек утратил веру, а к экзистенциальному психотерапевту тогда, когда утрата веры мешает жить, что проявляется в невротической симптоматике.

Не лишним представляется использование отдельных методов экзистенциальной психотерапии в работе с пациентами, не выказывающими специфической экзистенциальной симптоматики. Дело в том, что многие психологические проблемы имеют под собой глубинную экзистенциальную основу, но проявляются в поверхностных нарушениях поведения, самооценки, Я – концепции, эмоциональной сферы, межличностного взаимодействия и коммуникации. Например, экзистенциальная проблема бессмысленности жизни может быть тонко завуалирована разного рода социальными фобиями. В этом случае обойтись без применения специальных методов невозможно: можно снять внешние симптомы психологической проблемы, но ликвидировать порождающие ее причины не удастся. В этом случае не исключено возобновление психологической проблемы и ее объективация в еще более запутанных, изощренных, замаскированных формах.

Кроме того, в последнее время получает признание многоуровневая концепция психического здоровья личности, согласно которой можно выделить несколько уровней психической нормы и патологии. Уровни психической нормы распадаются на периферические и ядерные. Чаще всего подразделение уровней психического здоровья зависит от членения человеческого существования на отдельные модусы – биологический (человек как биологический индивид), социальный (человек как социальный индивид), личностно-духовный или экзистенциальный (человек как личность). Взаимообусловленность уровней обнаруживается в их восходящих и нисходящих влияниях.

Ролло Мэй и Кирк Шнейдер предлагают следующую структуру уровней психического здоровья человека: экзистенциальный, интерперсональный, психосексуальный, когнитивный, поведенческий, психофизиологический [103]. Экзистенциальный уровень полагается в качестве ядерного уровня психического здоровья. Со-

 

хранность здоровья на экзистенциальном уровне способствует сглаживанию нарушений более низкого порядка. Поучителен в этом плане пример некоторых пациентов В. Франкла, страдающих эндогенными (биологически обусловленными) депрессиями. Несмотря на отнимающую жизненные силы болезнь, они находили в себе оптимизм и мужество, если им предстояло реализовать какой-либо значимый смысл жизни [64]. В российской психологии гипотеза уровней психического здоровья успешно разрабатывается Б. С. Братусем [18]. С его точки зрения, можно обособить психофизиологическое, инструментально-исполнительское и личностно-смысловое измерение психической нормы. Психофизиологическое измерение психической нормы определяется сохранностью мозговых структур, нейрофизиологических и психофизиологических функций, которые составляют органический субстрат психического отражения. Инструментально-исполнительское измерение психологической нормы детерминировано исправностью психологических структур исполнительской регуляции поведения (способностей, характера, ролевых структур, темперамента и пр.). Личностно-смысловое измерение психической нормы оценивается по содержанию смысловых образований, входящих в структуру личности и обеспечивающих функции побудительной регуляции поведения (мотивы, ценности, смыслы и др.). Дисфункция на одном из названных уровней приводит к системным нарушениям общей картины психического здоровья личности. С экзистенциальными проблемами человека ассоциировано расстройство собственно личностного уровня психической нормы. Специфические «болезни личности» Б. С. Братусь называет «духовными недугами», указывая на психологические затруднения в сфере смысла жизни, личной морали, индивидуального мировоззрения.

Уровневые концепции психического здоровья подводят нас к важному выводу, имеющему большое практическое значение: в основе обыденных психологических проблем человека нередко лежат серьезные экзистенциальные проблемы. В свете данного вывода очевидна роль экзистенциальной психотерапии в курсе психотерапевтической и психокоррекционной помощи человеку.

Некоторые эмпирические исследования верифицируют этот вывод на жизненном материале. Так, И. Ялом пропагандирует унифицированный подход в психотерапии. Он полагает, что существенное значение принадлежит не различиям психотерапевтических техник, а тому психологическому воздействию, которое оказывает каждая из них. Поэтому споры о методических различиях между

 

сторонниками разных школ психотерапии бесплодны и в большинстве своем беспочвенны. И. Ялом путем прямого опроса своих пациентов установил относительную значимость различных психотерапевтических факторов и в результате их факторного анализа вывел 11 базовых условий психотерапии. «С моей точки зрения, – пишет он, – терапевтический процесс естественным образом подразделяется на 11 первичных факторов:

1. Вселение надежды.

2. Универсальность переживаний.

3. Снабжение информацией.

4. Альтруизм.

5. Корригирующая рекапитуляция первичной семейной группы.

6. Развитие навыков социализации.

7. Имитационное поведение.

8. Межличностное (интерперсональное) научение.

9. Сплоченность группы.

10. Катарсис.

11. Экзистенциальные факторы» [78, с. 20–21].

Увлеченный читатель найдет подробное разъяснение каждого из перечисленных факторов в работе И. Ялома, на которую мы ссылаемся выше. В контексте настоящего исследования нас в первую очередь интересует психологическое содержание экзистенциальных факторов психотерапевтического процесса. Наиболее существенные сдвиги после курса экзистенциальной психотерапии наблюдаются в субъективных отношениях пациента к собственной жизни и ее экзистенциальным трудностям. Предоставим слово пациентам И. Ялома, которые прочувствовали воздействие экзистенциальных факторов на себе. Вот некоторые из их самоотчетов:

– «Я осознал, что жизнь порой бывает нечестна и несправед-

лива».

– «Я осознал, что в конечном итоге нельзя уйти от некоторых свойственных жизни страданий, так же как и от смерти».

– «Я осознал, какая бы близость ни связывала меня с другими людьми, все равно я должен предстать перед жизнью один».

– «Я смотрю в лицо проблемам моей жизни и смерти и, таким образом, живу свою жизнь более честно и меньше вовлечен в обыденность».

– «Я понял, что должен принять на себя всю ответственность за способ, которым я живу свою жизнь, и при этом неважно, сколько поддержки и руководства я получаю от других».

 

Общий психологический эффект, который просвечивает в этих высказываниях – это формирование так называемого «экзистенциального взгляда на жизнь». Это определенная жизненная позиция – субъективное отношение личности к жизни, суть которой можно передать формулой: «жизнь дана человеку для того, чтобы преодолеть ее трудности». Такая жизненная позиция в высшей мере характерна для личности как субъекта жизни. Поэтому можно утверждать, что конечной целью экзистенциальной психотерапии является формирование, усиление или восстановление способности личности быть субъектом собственной жизни.

Потенциал экзистенциальных факторов в лечебном процессе убедительно демонстрирует опыт российских терапевтов Ю. Б. Некрасовой и Н. Л. Карповой [38; 54]. Ими разработана оригинальная методика восстановления речевой функции у лиц, страдающих логоневрозом (заиканием). Помимо специальных упражнений, нацеленных на тренировку, коррекцию и развитие навыков речевого произношения, пациентам предлагается переосмыслить свой дефект в контексте смысла жизни. Нередко такое переосмысление модифицирует содержание смысла жизни, чем обусловлен феномен смыслового принятия пациентом своего недуга и формирование активной установки на его исправление. Психологическая работа со смыслом жизни пациента и является экзистенциальным фактором преодоления речевого дефекта. Создатели методики констатируют, что основное целебное значение имеет не комплекс специальных заданий для упражнения речевой функции, а содержательные и структурные изменения смысла жизни человека.

Итак, экзистенциальная психотерапия все теснее интегрируется с другими школами и подходами, объединяя их вокруг себя. Эта тенденция преимущественно обусловлена всепроницающим характером экзистенциальных проблем человека. Наиболее последовательные поклонники экзистенциальной психологии и психотерапии убеждают, что в любой психологической проблеме таится экзистенциальный подтекст; только нужно уметь его расшифровать в «тексте» признаков поведенческих, когнитивных, эмоциональных расстройств. Верно и обратное: любая экзистенциальная проблема имеет выход в сферу мыслей, чувств и поведения человека, поэтому избавление человека от базовых экзистенциальных сложностей приносит облегчение элементарных когнитивных, аффективных и поведенческих симптомов.

 

ГЛАВА 2.ГУМАНИСТИЧЕСКАЯПСИХОЛОГИЯ ЖИЗНЕННОГОПУТИЛИЧНОСТИ

 

В качестве важного идейного источника экзистенциальной психологии следует также упомянуть гуманистическую психологию. Некоторые науковеды даже полагают, что экзистенциальная психология «отпочковалась» от гуманистической психологии как дочерняя отрасль. В этом случае эти влиятельнейшие направления психологической науки ХХ столетия сливаются в «экзистенциально-гуманистическую психологию». Однако эта точка зрения является не вполне приемлемой.

В середине 80–х годов внутри ассоциации гуманистической психологии вспыхнул оживленный спор. Этот спор разгорелся вокруг вопроса о внутреннем единстве гуманистической психологии. Инициатор научной дискуссии Джон Роуэн доказал, что внутри гуманистической психологии нет методологического единства, несмотря на то, что проблемы, над которыми бьются те, кто называет себя гуманистическими психологами, являются эквивалентными. Например, Ш. Бюлер, Г. Олпорт, А. Маслоу, К. Роджерс исходят из того, что человеку от рождения присуща внутренняя сила или тенденция к самоактуализации, самоосуществлению. В этом смысле, полагают они, жизненный путь является историей объективации структур внутреннего мира личности. Психологи из другого «лагеря» внутри гуманистической психологии, напротив, отказываются от представления о том, что человек от рождения наделен проектом своего жизненного пути. С их точки зрения человеческая жизнь – это результат жизненных выборов, которые ежечасно делает личность. Поэтому ни о какой истории развертывания внутреннего «ядра» личности речи и быть не должно.

Итак, внутри гуманистической психологии уживаются, по крайней мере, два противоположных течения. Джон Роуэн справедливо констатировал методологическую несовместимость этих течений психологической мысли. Одно из них мы уже проанализировали выше – это экзистенциальная психология с ее ключевой проблемой жизненного выбора. Второе направление – это гуманистическая психология в том виде, в каком ее мыслили Ш. Бюлер, А. Маслоу, К. Роджерс. Это направление психологии жизненного пути имеет мощные корни в работах психологов психоаналитического направления Альфреда Адлера и Карла Густава Юнга.

 

§1. Психологическая проблематика жизненного пути личности в работах А. Адлера и К. Г. Юнга

 

Провозвестниками гуманистической психологии жизненного пути являются А. Адлер и К. Г. Юнг – создатели индивидуальной и аналитической психологии соответственно. Их работы содержат ценные наблюдения и выводы, касающиеся проблем психологии жизненного пути, а именно смысла жизни, стиля жизни, жизненных целей, субъективной картины жизненного пути личности.

Альфред Адлер в качестве лейтмотива для своей теории принял высказывание Уильяма Джеймса: «Только наука, непосредственно связанная с жизнью, является настоящей наукой». Адлер стремился к созданию такой психологической теории, которая могла бы объяснять, прогнозировать и изменять жизнь людей. Он полагал, что в науке, которая непосредственно связана с жизнью, теория и практика почти неразделимы. «Наука о жизни становится наукой жить именно потому, что создает себя непосредственно в движении жизни. Все эти соображения особенно справедливы для индивидуальной психологии. Индивидуальная психология рассматривает жизнь человека как целостность, относясь к каждой единичной реакции, каждому движению и импульсу, как к проявленной части индивидуальной жизненной установки. Наша наука была вызвана практической необходимостью, так как с помощью определенных знаний возможно корректировать и изменять установки людей. Таким образом, индивидуальная психология является вдвойне пророческой: она не только предсказывает, что случится, но как пророк Иоанн, она предсказывает, что случится, чтобы этого не случилось» [2, с. 3].

Из всего многообразия проблем индивидуальной психологии наибольший интерес представляют проблемы стиля жизни, смысла жизни, субъективной картины жизненного пути и субъекта жизни. Разработку концепции стиля жизни Адлер начал в 1926 году в связи с проблемой жизненного пути личности. Стиль жизни в концепции Адлера является основным понятием для объяснения всего, что случается с человеком на протяжении индивидуального жизненного пути. До введения в оборот данного понятия использовались менее конкретные понятия: «жизненный план», «образ жизни», «форма жизни», «линия жизни», «способ жизни», «направляющий жизненный образ». В контексте индивидуальной психологии все эти понятия можно считать синонимичными друг другу.

К сожалению, Адлер не оставил законченной формулировки понятия «стиль жизни», хотя и выделил его отличительные особен-

 

ности. Одна и таких особенностей – целостность (или холизм) жизненного стиля личности. Это означает, что жизненный стиль является интегральным проявлением индивидуальности человека, в котором отражен баланс всех сфер психической жизни – мыслей, чувств, целей и действий. Адлер любил повторять, что стиль жизни – это индивидуальность человека, растущего в определенном социальном окружении. Первоначально жизненный стиль понимался как уникальный способ достижения индивидом своих жизненных целей. В более широком толковании жизненный стиль – это комплекс средств и способов приспособления индивида к окружающей среде. С этой позиции стиль жизни сводится к инструментальным свойствам личности и представляет собой ни что иное как «модель жизненного поведения» [2].

В последующем к образующим стиля жизни Адлер приобщил также жизненные цели и смысл жизни личности. Пожалуй, наиболее точным и лаконичным является следующее определение: стиль жизни – это «значение, которое человек придает миру и самому себе, его цели, направленность его устремлений и те подходы, которые он использует при решении жизненных проблем» [81, c. 48]. Жизненный стиль личности, таким образом, синтезирует: 1) структуры побудительной регуляции жизненного пути, а именно смысл жизни, жизненные ценности и цели; 2) структуры исполнительской регуляции жизненного пути личности – способы достижения жизненных задач, стратегии реализации смысла жизни. В этой связи можно говорить об интегральности как об одном из свойств жизненного стиля личности.

Другой примечательной особенностью жизненного стиля является его формирование на ранних этапах индивидуального жизненного пути. С точки зрения Адлера, стиль жизни складывается примерно в 4–5 летнем возрасте и очень незначительно изменяется в последующие годы. Свои ранним формированием стиль жизни обязан раннему детскому опыту, который человек приобретает при взаимодействии с социальным окружением. Жизненный стиль является «экстрактом» детского опыта, его обобщением. Не случайно Адлером была разработана исследовательская методика анализа ранних детских воспоминаний, назначение которой состоит в диагностике жизненного стиля личности. Отсюда вытекает еще одна черта жизненного стиля – индивидуальность. Индивидуальность жизненного стиля прочится на уникальном опыте, который приобретает человек в процессе своей жизни. Типологический подход к жизненному стилю абсолютно неприемлем. Жизненный стиль очень

 

редко осознается человеком, поскольку в его основе лежат неосознанные впечатления и переживания, которые иногда уходят корнями в довербальный период детства. Адлер пишет: «Уже младенец стремится оценить свои собственные силы и свой удел во всей той жизни, которая окружает его... Значение жизни постигается в первые четыре или пять лет жизни, и подходит к нему человек не через математический процесс, но через блуждание в потемках, через ощущения, которые не до конца понимаются, через догадки по намекам и нащупывание объяснений» [81, c. 58]. Ввиду данного обстоятельства важная психологическая характеристика жизненного стиля – это неосознанность.

Неизгладимую печать на жизненный стиль накладывают неблагоприятные ситуации детства, в которых человек остро чувствует собственную неполноценность. «Жизненный стиль – это единство, он сформировался в процессе преодоления трудностей, пережитых в детстве, и основывается на стремлении к цели» [2]. По наблюдениям Адлера, у людей с ослабленными органами или физическими дефектами при столкновении с трудностями жизни развивается комплекс неполноценности. Однако дело не всегда в физическом недуге. Главное то, что любой ребенок, сравнивая себя с взрослыми людьми, понимает свою ничтожность и слабость. Он видит, что зависим от старших, уступает им по своим возможностям и не может померяться с ними силами. Поэтому ощущение собственной неполноценности – это нормальная ситуация развития в детстве для каждого человека. В этой ситуации заложены основные импульсы для личностного развития человека на всю оставшуюся жизнь. Субъективно переживание собственной ущербности невыносимо, и человек пытается от него избавиться, вырабатывая систему приспособлений к среде. Стремление к преодолению недостаточности и борьба за личное могущество – движущая сила развития личности.

Положение о том, что борьба за личное превосходство является движущей силой развития личности, пронизывает все работы Адлера и составляет идейный «костяк» индивидуальной психологии. Долгое время Адлер не мог подобрать адекватного термина для обозначения этой силы личностного развития. Свой выбор он остановил на двух терминах: «стремление к превосходству» и

«стремление к совершенствованию». Первый термин отражает ранние взгляды создателя индивидуальной психологии. Он описывает стремление личности к превосходству и доминированию над другими людьми. Жизненный стиль, подчиненный идее личного

 

превосходства, помогает человеку освободиться от детского комплекса неполноценности и развить свои таланты. Подтверждение этому Адлер находил в повседневной жизни: нередко хилые и нежизнеспособные от рождения индивидуумы вырастали сильными и самостоятельными людьми. Однако вскоре Адлер осознал ограниченность такой трактовки движущих сил развития личности. Получается, что человек в своей жизни мотивирован идеалом всемогущей, безжалостной, эгоистической личности, принижающей других людей ради собственного возвеличивания. В более поздних работах Адлера все чаще встречается понятие «стремление к совершенствованию». Оно конкретизируется как стремление к совершенствованию своих способностей, потребность превзойти самого себя, превозмочь свою слабость и зависимость. Последователи и ученики Адлера интерпретируют стремление к совершенствованию именно как потребность в личностном росте (Дж. Манастер, Р. Корсини), потребность в развитии (Р. Дрейкурс, С. ДрейкурсФергюсон), потребность в самоосуществлении или потребность в самосовершенствовании (Дж. Кренделл).

Адлерианскую концепцию движущих сил развития личности сильно критиковали за биологизацию природы человека. В ранних работах по индивидуальной психологии нарисован образ человека, сражающегося за превосходство и выживание с другими людьми. Этот образ вполне соответствует духу теорий социального дарвинизма. Очевидно, что такое понимание движущих сил развития личности является односторонним, поскольку взаимодействие человека с другими людьми имеет не столько биологический, сколько социальный смысл. На ранних этапах эволюции человека, возможно, преобладал инстинкт самосохранения, который помогал выживать отдельным особям в одиночку. На более поздних этапах эволюции выживание отдельных особей стало в большей мере зависимым от выживания групп и сообществ. Другими словами, объединение людей группы способствовало более эффективному сохранению человеческого рода, ведь возможности сообщества несоизмеримо больше возможностей изолированного индивида. С тех древних времен, когда люди были вынуждены выживать сообща, в человеке заложен социальный инстинкт или, как говорит Адлер, «общественное чувство». Этот социальный инстинкт составляет вторую мотивационную тенденцию в жизни человека, наряду со стремлением к превосходству. По мнению Адлера, социальный интерес является врожденным, но для его прижизненного развития требуется специальное воспитание и упражнение. Социальный интерес как

 

мотивационная сила человеческой жизни заключается в стремлении человека к соединению с окружающими людьми с тем, чтобы внести свой вклад в процветание всего человеческого рода. Социальный интерес по своему содержанию является мотивацией, которая противоположна стремлению к превосходству. Социальный интерес мотивирует общественно полезную жизнедеятельность, в то время как мотивация превосходства побуждает индивида к осуществлению эгоистических целей. Доминирование социального интереса над стремлением к превосходству является признаком душевного здоровья. Пропорция между социальным интересом и стремлением к превосходству является индивидуальной особенностью жизненного стиля личности.

Тем не менее, в детском возрасте человек испытывает горькое разочарование в собственных силах и нуждается в их развитии и умножении. Это заставляет его активно действовать и бороться за существование. В результате этой борьбы у человека появляются цель и задачи, совокупность которых называется «жизненным планом», и консолидируется неповторимый жизненный стиль. Жизненный план вселяет в индивида надежду о лучшем будущем и побуждает активно стремиться к нему. Однако жизненная цель в большинстве случаев идеализируется человеком и становится нереалистической, фиктивной. Фиктивность жизненной цели проявляется в том, что ее невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть из того положения, в котором актуально находится человек. Но с психологической точки зрения для человека важна вера в то, что с достижением жизненной цели он улучшит свое положение и преодолеет свою неполноценность. Эту особенность жизненного стиля Адлер охарактеризовал как «фикционный финализм», то есть недоказанное предположение о том, что жизненный стиль в конечном итоге может обеспечить индивиду победу над собственной неполноценностью и судьбой. «У каждого человека есть концепция цели или идеал, необходимый для того, чтобы добиваться больше того, что возможно для него в актуальной жизненной ситуации, преодолевая недостатки и трудности настоящего благодаря постулированию конкретной цели будущего. Имея эту конкретную цель или намерение, человек чувствует себя в состоянии преодолеть любые проблемы, так как в нем живет его будущий успех. Без ощущения цели деятельность индивида не имела бы смысла» [2, c. 53]. В порядке примера приведем некоторые фиктивные убеждения, которые организуют жизнь человека: «человек человеку – волк»,