Студопедия — Глава тринадцатая. Похороны были назначены на следующий день, так чтобы Люси похоронили вместе с матерью.
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Глава тринадцатая. Похороны были назначены на следующий день, так чтобы Люси похоронили вместе с матерью.






 

Похороны были назначены на следующий день, так чтобы Люси похоронили вместе с матерью.

Я заметил, что Ван Хелзинк все время держался поблизости. Возможно, причиной тому был господствовавший в доме беспорядок. Никаких родственников не осталось, так что мы с Ван Хелзинком решили сами пересмотреть все бумаги, тем более что Артуру пришлось уехать на следующий день на похороны отца.

Ван Хелзинку захотелось непременно самому просмотреть бумаги Люси. Я боялся, что он как иностранец не сумеет разобраться в том, что законно и что незаконно, и спросил его, почему он настаивает на этом. Он ответил:

— Ты забываешь, что я такой же юрист, как и доктор. Но в данном случае нельзя считаться только с тем, чего требует закон. Тут, вероятно, найдутся и другие бумаги, в которые никто не должен быть посвящен.

При этом он вынул из своего бумажника записки, которые были на груди у Люси и которые она разорвала во сне.

— Если ты найдешь в бумагах что-нибудь о стряпчем миссис Вестенр, — продолжал он, — то запечатай все бумаги и сегодня же напиши ему. Я же останусь всю ночь сторожить здесь, в комнате Люси, так как хочу посмотреть, что будет. Нехорошо, если кто-нибудь чужой узнает ее мысли.

Я продолжал свою работу и вскоре нашел имя и адрес стряпчего миссис Вестенр и написал ему. Все бумаги оказались в порядке, там даже точно было указано, где хоронить усопших. Только я запечатал письмо, как, к моему великому удивлению, вошел Ван Хелзинк, говоря:

— Не могу ли я тебе помочь, Джон? Я свободен и весь к твоим услугам.

— Ну как, нашел, что искал? — спросил я. Он ответил:

— Я не искал ничего определенного. Я нашел то, что надеялся — несколько писем, заметок и вновь начатый дневник. Вот они, но мы о них никому не скажем. Завтра я увижу нашего бедного друга, и с его согласия воспользуемся некоторыми из найденных мною данных.

Раньше чем отправиться спать, мы еще раз пошли посмотреть на Люси. Агент, право, все хорошо устроил, он превратил комнату в маленькую оранжерею. Все утопало в роскошных белых цветах, и смерть уже не производила отталкивающего впечатления. Лицо усопшей было покрыто концом покрывала. Профессор подошел и приподнял его; мы поразились той красотой, которая представилась нашим взорам. Хотя восковые свечи довольно плохо освещали комнату, все-таки было довольно светло, чтобы разглядеть, что вся прежняя прелесть вернулась к Люси и что смерть, вместо того, чтобы разрушить, восстановила всю красоту жизни до такой степени, что мне стало казаться, что Люси не умерла, а только уснула.

У профессора был очень суровый вид. Он не любил ее так как я; вполне естественно, что плакать ему было нечего. Он сказал:

— Останься здесь, до моего возвращения, — и вышел.

Вскоре он вернулся с массой цветов белого чеснока; вынул их из ящика, стоящего до сих пор нераскрытым, и рассыпал среди других цветов по всей комнате и у кровати. Затем снял с шеи маленький золотой крест, положил его на губы Люси, прикрыл ее снова покрывалом — и мы ушли.

Я как раз раздевался в своей комнате, когда Ван Хелзинк, предварительно постучав, вошел и сказал:

— Прошу тебя завтра еще до вечера принести мне пару ножей для вскрытия.

— Разве нужно будет производить вскрытие? — спросил я.

— И да, и нет. Я хочу сделать операцию, но не такую, как ты думаешь. Я сейчас расскажу тебе, в чем дело, но смотри — другим ни слова! Я хочу отрезать ей голову и вынуть сердце. Ай-ай-ай! Ты доктор — и так ошеломлен! Я видел, как ты без колебаний решался на операции, от которых отказывались другие хирурги. Да, конечно, милый друг, я должен был помнить, что ты её любил; я и не забыл этого: я решил сам делать операцию, тебе же придется лишь помогать мне. Мне хотелось бы сделать это сегодня, но ради Артура придется подождать; он освободится лишь завтра после похорон отца, и ему, наверное, захочется еще раз на нее посмотреть. Затем после того, как ее положат в гроб, мы придем сюда, когда все будут спать, отвинтим крышку гроба и сделаем операцию, а потом положим все на место, чтобы никто, кроме нас, ничего не знал.

— Но к чему это вообще-то делать? — спросил я. — Девушка умерла. К чему напрасно терзать ее бедное тело? И если мы этим не вернем ей жизни, если это не принесет никакой пользы ни ей, ни нам, ни науке, ни человечеству, то к чему же делать это? И без того все так ужасно!

В ответ на мои слова он положил мне на плечи руки и ласково сказал:

— Жаль, Джон, твое сердце, обливающееся кровью, и я еще больше люблю тебя за это. Если бы я мог, то взял бы на себя всю тяжесть с твоей души. Но есть вещи, которых ты не знаешь, но которые узнаешь несомненно; радуйся, что пока знаю их только я, так как они не очень приятны. Джон, дитя мое, ты мне друг уже много лет; подумай, вспомни и скажи, делал ли я что-нибудь без оснований? Возможно, я ошибаюсь, я ведь только человек, но я верю в то, что делаю. Не потому ли ты прислал за мною, когда случилось это великое горе? Ведь поэтому, не правда ли? Разве тебя не удивило, не возмутило то, что я не позволил Артуру поцеловать свою возлюбленную, отшвырнув его, несмотря на то, что она умирала? Конечно, да! А между тем, ты ведь видел, как она меня потом благодарила своим ласковым взором, своим слабым голосом, как она поцеловала мою старую, грубую руку и как меня благословляла? Да? Разве ты не слышал, как я поклялся ей исполнить ее просьбу, так что она спокойно закрыла свои глаза? Да? Так вот, у меня достаточно причин для всего, что я делаю. Ты в течение многих лет верил мне; верил тогда, когда несколько недель назад произошли странные вещи, которых ты никак не мог понять. Доверься мне еще ненадолго, Джон. Если ты не доверяешь, то придется сказать тебе то, что я думаю, а это может плохо кончиться. А если придется работать без доверия моего друга, то я буду чувствовать себя одиноким; между тем, помощь и поддержка могут мне понадобиться!

Я взял его за руку и обещал помочь…

 

* * *

 

Я, должно быть, долго и крепко спал, потому что было уже поздно, когда Ван Хелзинк разбудил меня своим приходом. Он подошел к моей кровати и сказал:

— Можешь не беспокоиться о ножах — мы не будем делать этого.

— Почему?

— Потому что, — ответил он, — слишком поздно или слишком рано. Взгляни! — показал он мне свой золотой крестик, — это было украдено ночью!

— Как украдено? — спросил я удивленно, — раз он теперь у тебя?

— А так! Я отобрал крест у недостойной служанки, обкрадывавшей и мертвых и живых. Она, конечно, будет примерно наказана, но не мною, так как она не ведала, что творила и, ничего не зная, совершила лишь кражу. Теперь нам придется подождать.

И он ушел, задав мне новую загадку и снова перепутав все мои мысли.

День прошел тоскливо; вечером пришел стряпчий, м-р Маркан. Это был талантливый и самоуверенный господин; он взял на себя все наши мелочные заботы.

Во время завтрака он рассказал нам, что миссис Вестенр уже с некоторых пор ожидала смерти из-за болезни сердца и что поэтому она привела все свои дела в полный порядок; далее он сообщил, что все состояние, за исключением имущества отца Люси, которое теперь за отсутствием прямых наследников перейдет к побочной фамильной линии, как движимое, так и недвижимое, завещано Артуру Холмвуду.

Артура ожидали к 5 часам, так что мы свободно могли успеть сходить в покойницкую. В данном случае комната вполне оправдывала свое назначение, так как там теперь лежали и мать и дочь.

Бедный Артур. Он был невероятно грустен, даже его удивительное мужество, казалось, исчезло после таких тяжких переживаний. Он, я знаю, был искренне предан своему отцу, и утратить отца, да еще в такое время, было для него тяжелым ударом. Со мной он был, как всегда, очень сердечен, а с Ван Хелзинком изысканно любезен; мне было тяжело видеть, как он страдает. Профессор также заметил это и сделал мне знак, чтобы я повел его наверх. Я так и сделал и оставил Артура у дверей комнаты, так как чувствовал, что ему хотелось побыть с ней наедине, но он взял меня под руку, повел в комнату и сипло проговорил:

— Ты также любил ее, старый друг, она мне все рассказала, и у нее не было лучшего друга, чем ты. Я не знаю, как мне благодарить тебя за все то, что ты сделал для нее, даже не могу и думать…

Тут силы ему изменили, он обнял меня, опустил голову на плечо и заплакал:

— О Джон! Джон! Что мне делать? Мне кажется, что весь смысл жизни вдруг пропал и незачем больше жить!

Я утешал его, сколько мог. В таких случаях мужчины мало нуждаются в словах. Пожатие руки, объятие, совместные тихие слезы — вот выражения чувств, дорогие мужчине. Я тихо стоял и ждал, пока он овладеет собою и подавит свои рыдания, затем ласково сказал ему:

— Пойдем, посмотрим на нее.

Мы вместе подошли к кровати, и я поднял покрывало с ее лица. Господи! Как она была хороша! С каждым часом, казалось, ее красота расцветала. Это как-то пугало и поражало меня. Что же касается Артура, то он дрожал как в лихорадке, и сомнение вкралось в его душу. Наконец, после долгого молчания, он произнес тихим шепотом:

— Джон, она действительно умерла?

Я с грустью сказал ему, что это действительно так, и продолжал убеждать его, поскольку было необходимо рассеять это ужасное сомнение. Затем я сказал, что надо проститься с нею, так как следует начинать приготовления к похоронам. Он снова вернулся к ней, взял мертвую руку и поцеловал, затем наклонился и поцеловал ее в лоб. Уходя, он окинул Люси таким же долгим, проницательным взглядом, как он это сделал, когда вошел.

Я остановил его в гостиной и сказал Ван Хелзинку, что Артур уже простился с нею; Ван Хелзинк пошел на кухню сказать агенту, чтобы он поспешил с приготовлениями. Когда Артур вышел из комнаты, я передал Ван Хелзинку, о чем меня спрашивал Артур, и он ответил:

— Это меня ничуть не удивляет — я только что сам в этом усомнился.

Мы обедали все вместе, и я заметил, что бедный Артур страшно волновался. Ван Хелзинк все время молчал; он заговорил только тогда, когда мы закурили сигары.

— Лорд, — начал он, но Артур перебил его:

— Нет, нет, только не так, ради Бога! Во всяком случае — не теперь. Простите меня, сэр; я не хотел вас обидеть, но я не могу слышать этот титул, моя рана еще слишком свежа!

Профессор очень ласково ответил:

— Я назвал вас так только потому, что я колебался, как мне обратиться к вам. Я не могу называть вас мистер, я полюбил вас, да, мой дорогой мальчик, я полюбил вас как Артура.

Артур протянул руку и горячо пожал ладонь старика.

— Называйте меня, как хотите, — сказал он. — Я надеюсь, что всегда с гордостью буду носить звание вашего друга; позвольте сказать вам, что я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность за все, что вы сделали для моей бедной, дорогой Люси. Если я был резок или проявил недовольство — помните, тогда, когда вы так странно поступили, — прошу меня простить. Профессор ласково ответил ему:

— Я знаю, как трудно было вам тогда вполне довериться мне, так как чтобы поверить в необходимость такого поведения, нужно понимать; По-моему, вы даже и теперь не вполне верите мне, да и не можете, так как вам не дано еще понять, в чем дело. Но настанет время, когда вы доверитесь вполне, и когда вам все станет ясно, вы будете благодарить меня за себя, за других и за нее, за ту, которую я поклялся защищать.

— Да, конечно, сэр, — горячо заговорил Артур, — я во всем доверюсь вам. Я знаю и верю, что у вас благородная душа, вы ведь друг Джона и были ее другом. Делайте все что хотите!

— Мне хотелось бы задать вам кое-какие вопросы.

— Пожалуйста.

— Вам известно, что миссис Вестенр оставила вам все свое состояние?

— Нет! Я никогда об этом не думал.

— Так как теперь все принадлежит вам, то вы имеете право располагать всем по своему усмотрению. Мне хочется, чтобы вы разрешили мне прочесть все бумаги и письма Люси. Поверьте, это не праздное любопытство. Будьте уверены, у меня имеются для этого очень важные основания. Вот все бумаги. Я взял их раньше, чем мне стало известно, что все это ваше, для того чтобы до них не дотрагивались чужие руки, чтобы чужие взоры не проникли в ее душу. Я приберегу их, если вы ничего не имеете против; я даже вам не хотел бы их показывать; я буду их хорошенько беречь. Ни одно слово не пропадет, а когда настанет время, я верну их вам. Я прошу у вас почти невозможного, но вы это сделаете? Ведь правда? Ради Люси?

— Делайте все, что хотите, доктор. Я чувствую, что говоря таким образом, я исполняю желание Люси. Я не стану тревожить вас вопросами, пока не настанет время.

— И вы правы, — ответил профессор. — Нам всем предстоит пережить еще немало горя. Не следует падать духом, не надо быть эгоистичным, нас зовет долг, и все кончится благополучно!

Эту ночь я спал на диване в комнате Артура. Ван Хелзинк совсем не ложился. Он ходил взад и вперед, точно карауля дом, и все время следил за комнатой, где лежала в гробу Люси, осыпанная белыми цветами чеснока, запах которых смешивался в ночном воздухе с ароматом роз и лилий.

 







Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 329. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Шрифт зодчего Шрифт зодчего состоит из прописных (заглавных), строчных букв и цифр...

Краткая психологическая характеристика возрастных периодов.Первый критический период развития ребенка — период новорожденности Психоаналитики говорят, что это первая травма, которую переживает ребенок, и она настолько сильна, что вся последую­щая жизнь проходит под знаком этой травмы...

РЕВМАТИЧЕСКИЕ БОЛЕЗНИ Ревматические болезни(или диффузные болезни соединительно ткани(ДБСТ))— это группа заболеваний, характеризующихся первичным системным поражением соединительной ткани в связи с нарушением иммунного гомеостаза...

Реформы П.А.Столыпина Сегодня уже никто не сомневается в том, что экономическая политика П...

Виды нарушений опорно-двигательного аппарата у детей В общеупотребительном значении нарушение опорно-двигательного аппарата (ОДА) идентифицируется с нарушениями двигательных функций и определенными органическими поражениями (дефектами)...

Особенности массовой коммуникации Развитие средств связи и информации привело к возникновению явления массовой коммуникации...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.013 сек.) русская версия | украинская версия