МУЗЫКА, КОТОРАЯ ВЕДЕТ

 

— Полагаю, на сегодня хватит, — сказал Квоут, сделав знак Хронисту отложить перо. — У нас теперь есть основа: фундамент, на котором строится вся история.

Квоут поднялся на ноги и пошевелил плечами, разминая спину.

— Завтра будет несколько моих любимых историй: путешествие ко двору Алверона, обучение боевому искусству у адем, Фелуриан… — Он взял чистую льняную салфетку и повернулся к Хронисту. — Тебе еще что-нибудь нужно перед сном?

Хронист покачал головой, уловив намек на вежливое выпроваживание.

— Нет, спасибо. Все и так хорошо.

Он собрал письменные принадлежности в плоский кожаный пенал и поднялся в свою комнату.

— Ты тоже иди, Баст, — сказал Квоут. — Я позабочусь об уборке. — Он махнул рукой, опережая протесты ученика. — Иди. Мне нужно время подумать о завтрашней истории. Такие штуки, знаешь ли, сами собой не складываются.

Пожав плечами, Баст тоже отправился наверх, его шаги гулко простучали по деревянной лестнице.

Квоут выполнял ежевечерний ритуал. Он выгреб золу из огромного каменного очага и принес дров на завтра. Вышел наружу потушить лампу около вывески «Путеводный камень», но обнаружил, что забыл ее зажечь. Запер трактир и после секундного размышления оставил ключ в двери, чтобы Хронист мог выйти, если проснется рано.

Потом Квоут методично и расторопно подмел пол, вымыл столы, протер стойку и под конец занялся стиранием пыли с бутылок. Все эти действия он совершал с отсутствующим видом, взгляд его блуждал где-то далеко, в воспоминаниях. Он не мурлыкал про себя и не насвистывал, как обычно, — и не пел.

 

В своей комнате Хронист беспокойно ходил туда-сюда, усталый, но слишком взбудораженный, чтобы спокойно отправиться спать. Он вынул исписанные листы из пенала и сложил их аккуратной стопкой в ящик тяжелого деревянного комода. Потом вычистил все перья и разложил их просушить. Осторожно сняв повязку с плеча, он выбросил дурно пахнущую припарку в горшок и поплотнее прикрыл крышкой, а плечо промыл в рукомойнике.

Зевнув, Хронист подошел к окну и поглядел вниз, на маленький городок, но смотреть было совершенно не на что: ни огней, ни движения. Он приоткрыл окно, впуская свежий осенний воздух, потом задернул занавески и, раздевшись перед сном, повесил одежду на спинку стула. Последним он снял с шеи простое железное кольцо и положил его на тумбочку у изголовья.

Повернувшись к кровати. Хронист с удивлением заметил, что за день простыни успели сменить. Свежий хрусткий лен приятно пах лавандой.

После секундного колебания Хронист прошел к двери и запер ее. Он положил ключ в изголовье, потом, нахмурившись, взял железное кольцо и снова надел его на шею, после чего задул лампу и улегся.

Почти целый час Хронист лежал без сна в благоухающей постели, беспокойно ворочаясь с боку на бок. Наконец, вздохнув, он откинул одеяло, снова зажег лампу серной спичкой и вылез из кровати. Потом, подойдя к тяжелому комоду у окна, попытался сдвинуть его. Сначала тот не поддался, но Хронист навалился спиной, и ему удалось медленно протолкать комод по гладкому деревянному полу.

Через минуту увесистый предмет мебели загородил дверь комнаты. Снова забравшись в постель, Хронист потушил лампу и быстро погрузился в глубокий мирный сон.

 

В комнате царила смоляная темнота, когда Хронист проснулся оттого, что ему на лицо легло что-то мягкое. Он бешено дернулся — больше рефлекторно, чем действительно пытаясь вырваться. Его испуганный вопль заглушила ладонь, плотно закрывшая ему рот.

После первоначальной паники Хронист затих и обмяк. Тяжело дыша носом, он лежал в темноте, широко открыв глаза.

— Это всего лишь я, — прошептал Баст, не убирая руки.

Хронист буркнул что-то придушенное.

— Нам надо поговорить. — Стоя на коленях у кровати, Баст смотрел на темную фигуру Хрониста, завернутого в одеяла. — Я зажгу лампу, а ты не будешь издавать никаких громких звуков. Ладно?

Хронист кивнул. Мгновением позже вспыхнула спичка, наполнив комнату неровным красным светом и едким запахом серы. Потом разлился более мягкий свет лампы. Баст облизал пальцы и зажал спичку между ними.

Чуть дрожа, Хронист сел в кровати и прислонился спиной к стене. Полуголый, он смущенно подгреб к себе одеяла и бросил взгляд на дверь. Тяжелый комод по-прежнему стоял там.

Баст проследил за его взглядом.

— Это демонстрирует явный недостаток доверия, — сухо заметил он. — Ты бы лучше не царапал пол. Его такие штуки дико бесят.

— Как ты сюда попал? — потребовал Хронист.

Баст яростно вскинул руки к голове Хрониста.

— Тихо! — прошипел он. — Нам надо вести себя тихо. У него уши как у ястреба.

— Как… — начал Хронист тише, потом остановился. — У ястребов нет ушей.

Баст непонимающе посмотрел на него:

— Что?

— Ты сказал, у него уши как у ястреба. Это бессмыслица.

Баст нахмурился, потом отмахнулся.

— Ты понимаешь, о чем я. Он не должен знать, что я здесь.

Баст сел на край кровати и смущенно разгладил штаны на коленках.

Хронист вцепился в одеяла.

— Так зачем же ты здесь?

— Как я уже сказал, нам надо поговорить, — Баст серьезно посмотрел на Хрониста. — Нам надо поговорить о том, зачем ты здесь.

— Такое у меня занятие, — раздраженно ответил Хронист. — Я собираю истории. И если есть возможность, то проверяю разные слухи и выясняю, правдивы ли они.

— Просто из любопытства: откуда был этот слух? — спросил Баст.

— Да ты, похоже, напился вдрызг и как-то проболтался фургонщику, — сказал Хронист. — Довольно неосторожно, учитывая все обстоятельства.

Баст бросил на Хрониста взгляд, исполненный глубочайшей жалости.

— Посмотри на меня, — сказал Баст, словно разговаривая с ребенком. — Подумай. Мог ли какой-то фургонщик напоить меня? Меня?

Хронист открыл рот. Закрыл.

— Тогда…

— Он был моим посланием в бутылке. Одним из многих. Ты просто оказался первым, кто нашел его и приехал посмотреть.

Хронист переваривал информацию целую минуту.

— Я думал, вы двое прячетесь…

— О, конечно же, мы прячемся, — горько сказал Баст. — Мы запрятались так далеко и надежно, что он почти превратился в деревянную статую.

— Я могу понять, что тебе здесь и нудно, и скучно, — начал Хронист. — Но, честно говоря, не понимаю, как дурное настроение твоего хозяина связано с ценами на масло.

Глаза Баста гневно вспыхнули.

— Оно очень сильно связано с ценами на масло! — прошипел он сквозь зубы. — И все куда хуже, чем дурное настроение, ты, невежественный, тупоумный анхаут-фехн. Это место убивает его.

Хронист побледнел от вспышки гнева, охватившей Баста.

— Я… я не…

Баст закрыл глаза и вдохнул поглубже, пытаясь успокоиться.

— Ты просто не понимаешь, что происходит, — сказал он больше себе, чем Хронисту, — За этим я и пришел: объяснить. Я многие месяцы ждал, чтобы кто-нибудь появился. Кто угодно. Даже старые враги, пришедшие свести счеты, были бы лучше, чем смотреть, как он вот так утекает. Но ты даже лучше, чем я мог надеяться. Ты само совершенство.

— В каком смысле? — переспросил Хронист. — Я даже не понимаю, в чем проблема.

— Как тебе сказать… Ты когда-нибудь читал сказку о Мартине Масочнике? — Хронист покачал головой, и Баст разочарованно вздохнул. — Как насчет пьес? «Призрак и гусятница» или «Король за полпенни»?

Хронист нахмурился:

— Это та, где король продает свою корону мальчику-сироте?

Баст кивнул.

— И мальчик становится лучшим королем, чем он. Гусятница одевается как графиня, и все поражены ее красотой и очарованием. — Он помолчал, мучительно ища нужные слова. — Понимаешь, есть глубокая связь между «быть» и «казаться». Каждый ребенок в Фейе знает это, но вы, смертные, будто и не замечаете. Мы понимаем, насколько опасна может быть маска. Все мы становимся тем, чем долгое время представляем себя.

Хронист чуть расслабился, почувствовав знакомую почву.

— Основы психологии: наряжаешь нищего в роскошные одежды, тогда люди обращаются с ним как с благородным, и он соответствует их ожиданиям.

— Тут только самая малая часть, — сказал Баст. — Правда глубже. Это… — Баст на секунду задумался, — как будто каждый у себя в голове рассказывает историю о себе. Всегда. Все время. Эта история делает тебя тем, что ты есть. Мы строим себя из этой истории.

Нахмурившись, Хронист открыл рот, но Баст поднял руку, останавливая его.

— Нет, послушай. Я поймал наконец. Вот ты встречаешь девушку: скромную, застенчивую. Если ты скажешь ей, что она прекрасна, она подумает, что ты очень мил, но не поверит тебе. Она знает, что красота существует только в твоем видении. — Баст недовольно пожал плечами. — И иногда этого достаточно.

Его глаза засияли.

— Но есть лучший способ. Ты показываешь ей, что она красива. Делаешь зеркала из своих глаз, воздаешь молитвы ее телу. Это трудно, очень трудно, но когда она действительно поверит тебе… — Баст восторженно жестикулировал. — Внезапно история, которую она рассказывает в своей голове, меняется. Девушка преображается. Теперь не ты ее видишь красивой. Она на самом деле красива, и ты это видишь.

— Какого демона это все значит? — оборвал его Хронист. — Ты сейчас просто несешь чепуху.

— Я несу слишком много смысла — столько, что ты не можешь понять, — сердито парировал Баст. — Но ты достаточно близок к тому, что я имею в виду. Подумай о том, что он сказал сегодня. Люди видели его героем, и он играл роль. Он носил ее как маску и в конце концов поверил ей. Роль стала правдой. Но теперь… — Он умолк.

— Теперь люди видят его трактирщиком, — закончил Хронист.

— Нет, — тихо сказал Баст. — Люди видели его трактирщиком уже год назад. Но он снимал маску, когда они выходили за дверь. Теперь он сам видит себя трактирщиком, причем неудачливым. Ты видел, на что он стал похож, когда Коб и остальные пришли вечером. Ты видел эту бледную тень человека за стойкой. Раньше это было игрой, актерством…

Баст восторженно уставился на Хрониста.

— Но ты совершенство. Ты можешь помочь ему вспомнить, как все было. Я не видел его таким живым много месяцев. Я знаю, ты сможешь это сделать.

Хронист чуть нахмурился.

— Я не уверен…

— Я знаю, это сработает, — нетерпеливо сказал Баст. — Я пробовал что-то в этом роде пару месяцев назад. Я заставил его начать мемуары.

— Он написал мемуары? — вскинулся Хронист.

— Начал, — уточнил Баст. — Он так волновался, говорил об этом несколько дней. Все думал, с чего начать свою историю. После первой ночи писания он стал совсем похож на себя прежнего. Казался на метр выше, а в глазах сверкали молнии. — Баст вздохнул. — Но что-то случилось. На следующий день, прочитав то, что написал, он впал в уныние. Заявил, что это худшая из всех идей, какие у него были.

— А где страницы, которые он написал?

Баст сделал сминающее движение и выбросил воображаемые бумаги прочь.

— И что же там говорилось? — спросил Хронист.

Баст покачал головой.

— Он не выбросил их, просто… забросил. Они так и валяются у него на столе все эти месяцы.

Любопытство Хрониста стало почти осязаемым.

— А ты мог бы… — Он пошевелил пальцами. — Ну, знаешь, прибрать их?

— Анпауен. Нет, — перепугался Баст. — Он был в такой ярости, когда их прочел. — Баст чуть содрогнулся. — Ты не представляешь, какой он, если разозлится. Я-то знаю, что тут ему лучше не перечить.

— Наверное, тебе лучше знать, — с сомнением сказал Хронист.

Баст чутко кивнул.

— Именно. Вот почему я пришел поговорить с тобой: потому что мне лучше знать. Тебе надо удерживать его от мрачных мыслей. Если не… — Баст пожал плечами и повторил жест сминания и выбрасывания бумаги.

— Но я записываю историю его жизни. Настоящую историю. — Хронист беспомощно развел руками. — Без мрачных частей она будет просто глупой ф… — Хронист застыл на полуслове, нервно стрельнув глазами в сторону.

Баст ухмыльнулся, как ребенок, поймавший священника на ругательстве.

— Давай же, — подзадорил он. Его взгляд был полон восторга, тяжел и жуток. — Скажи это.

— Как какая-то глупая фейевская сказочка, — тонким голосом закончил бледный как бумага Хронист.

Баст широко улыбнулся:

— Ты ничего не знаешь о фейе, если думаешь, что нашим историям недостает мрачных сторон. А кроме того, это и есть фейевская сказочка, потому что ты пишешь ее для меня.

Хронист сглотнул и вроде бы успокоился.

— Я имею в виду, что он рассказывает правдивую историю, а в правдивых историях есть неприятные части. А в его истории их побольше, чем у других. Полно грязи, путаницы и…

— Я знаю, ты не сможешь заставить его совсем выбросить тяжелые моменты, — сказал Баст. — Но ты можешь поторапливать его в таких местах. Можешь помочь ему задержаться на приятных минутах: его приключениях, женщинах, сражениях, путешествиях, музыке… — Баст внезапно умолк. — Ну… не музыке. Не спрашивай об этом и о том, почему он больше не творит магию.

Хронист нахмурился.

— Почему? Его музыка вроде бы…

Лицо Баста помрачнело.

— Просто не спрашивай, — твердо сказал он. — Это бесплодные темы. Хорошо, что я остановил тебя, — он многозначительно постучал по плечу Хрониста, — ведь ты собирался спросить его, что пошло не так с симпатией. Ты тогда не знал, как лучше, но теперь знаешь. Сосредоточься на его героизме, уме… — Он помахал руками: — Ну, всем таком.

— Но я действительно не могу направлять его по тому или иному пути, — чопорно заявит Хронист. — Я только записываю. Я здесь только ради истории. История — вот что важно.

— Наплюй на свою историю, — резко оборвал его Баст. — Ты сделаешь то, что я скажу, или я переломлю тебя, как лучинку.

Хронист замер.

— Так ты говоришь, я работаю на тебя?

— Я говорю, ты мне принадлежишь. — Лицо Баста было смертельно серьезно. — До самого мозга костей. Я привел тебя сюда для своих целей. Ты ел за моим столом, и я спас тебе жизнь. — Он указал на голую грудь Хрониста. — У меня три права на тебя, и это делает тебя целиком моим. Инструментом моих желаний. Ты будешь делать то, что я скажу.

Подбородок Хрониста чуть приподнялся, лицо посуровело.

— Я буду делать то, что сочту нужным, — сказал он, медленно поднимая руку к металлическому кольцу на своей голой груди.

Взгляд Баста метнулся вниз-вверх.

— Ты думаешь, я играю в какую-то игру? — недоверчиво спросил он. — Думаешь, железо спасет тебя?

Баст наклонился вперед, отбросил руку Хрониста и схватил круг темного металла, прежде чем писец успел шевельнуться. Немедленно рука Баста напряглась, глаза закрылись и лицо сморщилось в гримасе боли. Когда он снова открыл глаза, они оказались чисто синими, цвета глубокой воды или темнеющего неба.

Баст наклонился вперед, придвинув свое лицо к лицу Хрониста. Писец запаниковал и попытался отползти в сторону, но Баст ухватил его за плечо и держал крепко.

— Послушай мои слова, человечек, — прошипел он. — Не путай меня с моей маской. Ты видишь свет, играющий на воде, и забываешь о глубокой холодной темноте под ним. — Баст крепче сжал железный круг, так что хрустнули суставы. — Слушай. Ты не можешь повредить мне, ты не можешь убежать или спрятаться. Так меня не одолеть.

Глаза Баста становились все бледнее, пока не засияли яркой голубизной полуденного неба.

— Я клянусь всей солью во мне: если ты пойдешь против моей воли, остаток твоего краткого смертного срока пройдет под оркестр несчастий. Клянусь камнем, и дубом, и вязом: я сделаю тебя своей игрой. Я буду незримо следовать за тобой и разрушу каждую искру радости, что ты найдешь. Ты никогда не узнаешь прикосновения женщины, отдохновения, даже на секунду твой разум не будет знать покоя.

Глаза Баста теперь были бледного бело-голубого цвета — цвета молнии, его голос звучал напряженно и гневно.

— И я клянусь ночным небом и вечно бегущей луной: если ты доведешь моего хозяина до отчаяния, я вспорю тебе брюхо и буду плескаться в твоей крови, как дитя в грязной луже. Я натяну на скрипку струны из твоих кишок и заставлю тебя играть на ней, а сам буду танцевать.

Баст наклонился ближе, так что их лица теперь разделяли считанные сантиметры, его глаза стали белыми, как опалы, белыми, как полная луна.

— Ты образованный человек и знаешь, что демонов не существует. — Баст улыбнулся ужасной улыбкой. — Есть только мой народ. — Он наклонился еще ближе. Хронист чувствовал запах цветов в его дыхании. — Но ты недостаточно мудр, чтобы бояться меня так, как меня стоит бояться. Ты не знаешь и первой ноты музыки, которая ведет меня.

Баст резко отодвинулся от Хрониста и отступил от кровати на несколько шагов. Стоя на краю круга мерцающего света, он раскрыл ладонь, и железное кольцо упало на пол, тускло звякнув. Через секунду Баст выдохнул, глубоко и медленно, и провел руками по волосам.

Хронист остался сидеть, прижавшись к стене, весь бледный и покрытый потом.

Баст наклонился, поднял железное кольцо за порванный шнурок и быстро связал его воедино ловкими пальцами.

— Послушай, у нас нет ни единой причины не быть друзьями, — буднично заметил он, повернувшись и протягивая кольцо Хронисту. Его глаза снова приобрели обычную человеческую синеву, улыбка стала теплой и очаровательной. — Нет причин, почему бы каждому из нас не получить то, что он хочет. Ты получишь свою историю. Он расскажет ее. Ты узнаешь правду. Он вспомнит, кто он на самом деле. Все выиграют, и все мы разойдемся своими путями, довольные, как персики.

Хронист потянулся к шнурку, его рука слегка дрожала.

— А что получишь ты? — спросил он сухим шепотом. — Чего ты хочешь от всего этого?

Вопрос словно бы застал Баста врасплох. Он застыл на мгновение, вся его текучая грация пропала. Секунду казалось, будто сейчас он разразится слезами.

— Чего я хочу? Я просто хочу обратно своего Реши. — Его голос был тихим и потерянным. — Я хочу его таким, каким он был.

Наступила минута неловкого молчания. Баст с силой потер лицо обеими руками и тяжело сглотнул.

— Я отсутствую слишком долго, — внезапно сказал он, подходя к окну и открывая его.

Перекинув одну ногу через подоконник, он замер и оглянулся на Хрониста.

— Может, тебе принести что-нибудь, пока ты не спишь? Ночной колпак? Еще одеяло?

Хронист ошеломленно покачал головой, и Баст, помахав ему, перенес вторую ногу за окно и осторожно закрыл его за собой.

 

ЭПИЛОГ