К. С. Станиславский 19 страница

чтобы пачка не развязалась. Не так-то легко расправить эти концы. Вот так,-

одобрял Аркадий Николаевич.- Теперь сочтите каждую пачку.

 

Ух! Как скоро вы все это проделали. Ни один самый опытный кассир не

сможет пересчитать так быстро старые, дряблые бумажки.

 

Видите, до каких реалистических деталей, до каких маленьких правд надо

доходить для того, чтобы наша природа физически поверила тому, что делаешь

на сцене.

 

Действие за действием, секунда за секундой, логически и последовательно

Торцов направлял мою физическую работу. Во время счета воображаемых денег я

вспоминал постепенно, как, в каком порядке и последовательности совершается

в жизни такой же процесс.

 

Из всех подсказанных мне Торцовым логических действий во мне создалось

сегодня совсем иное отношение к пустышке. Она точно заполнилась

воображаемыми деньгами или, вернее, вызвала правильный прицел на

воображаемый, но в действительности не существующий объект. Совсем не одно и

то же - без толку шевелить пальцами или пересчитывать грязные, затрепанные

рублевки, которые я мысленно имел в виду.

 

Лишь' только почувствовалась подлинная правда физического действия,

тотчас же мне стало уютно на сцене.

 

При этом, помимо воли, появились экспромты: я свернул аккуратно веревку

и положил ее рядом на стол. Этот пустяк согрел меня своей правдой. Мало

того, он вызвал целый ряд новых и новых экспромтов. Например, перед тем как

считать пачки, я долго постукивал ими об стол, чтобы выровнять и уложить их

в порядке. При этом Вьюнцов, который был рядом, понял мое действие и

рассмеялся.

 

- Чему? - спросил я его.

 

- Уж очень вышло похоже,- объяснил он.

 

- Вот что мы называем до конца и в полной мере оправданным физическим

действием, в которое можно органически поверить артисту! - крикнул из

партера Аркадий Николаевич.

 

После короткой паузы Аркадий Николаевич начал рассказывать:

 

- Этим летом, после долгого перерыва, я снова жил под Серпуховом, на

даче, на которой раньше несколько лет подряд проводил свои каникулы. Домик,

в котором я снимал комнаты, находился далеко от станции. Но если идти по

прямой линии - оврагом, пасекой и лесом, то расстояние в несколько раз

сокращается. В свое время благодаря частому хождению я протоптал там

тропинку, которая за годы моего отсутствия заросла высокой травой. Мне

пришлось вновь прокладывать ее своими ногами. Вначале было нелегко: я то и

дело уклонялся от верного направления и попадал на проезжую дорогу, всю

изрытую ухабами от большого движения по ней. Эта дорога ведет совсем в

другую сторону от станции. Приходилось возвращаться назад, отыскивать свои

следы и вести тропинку дальше. При этом я руководился знакомым расположением

деревьев и пней, подъемами и спусками. Воспоминания о них уцелели в моей

памяти и направляли искания.

 

Наконец обозначилась длинная линия примятой травы, и я шагал по ней на

станцию и обратно.

 

При частых поездках в город мне приходилось почти ежедневно

пользоваться короткой дорогой, благодаря чему очень скоро тропинка

протопталась.

 

После новой паузы Аркадий Николаевич продолжал:

 

- Сегодня с Названовым мы намечали и оживляли линяю физических действий

в этюде "сжигания денег". Эта линия - тоже своего рода "тропинка". Она

хорошо знакома вам в реальной жизни, но на сценг ее пришлось вновь

протаптывать.

 

Рядом с этой, правильной, линией у Названова была набита привычкой

другая - неправильная. Она сделана из штампов и условностей. На нее он,

против воли, поминутно сворачивал. Эту неправильную линию можно уподобить

проселочной дороге, изрытой колеями. Дорога поминутно уводила Названова в

сторону от верного направления - к простому ремеслу. Чтобы избежать этой

линии, ему, как и мне в лесу, пришлось искать и вновь прокладывать верную

линию физических действий. Ее можно сравнить с примятой травой в лесу.

Теперь Названову предстоит еще больше "утоптать" ее, пока она не превратится

в "тропинку", которая однажды и навсегда зафиксирует правильный путь роли.

 

Секрет моего приема ясен. Дело не в самих физических действиях, как

таковых, а в той правде и вере в них, которые эти действия помогают нам

вызывать и чувствовать в себе.

 

Подобно малым, средним, большим, самым большим кускам, действиям и

прочему, существуют в нашем деле и малые, большие, самые большие правды и

моменты веры в них. Если не охватишь сразу всей большой правды целого,

крупного действия, то надо делить его на части и стараться поверить хотя бы

самой маленькой из них.

 

Я поступал так, когда протаптывал тропинку в овраге и в лесу. Тогда

мною руководили самые маленькие намеки, воспоминания о правильном пути (пни,

канавки, пригорки). С Названовым я тоже шел не по большим, а по самым малым

физическим действиям, ища в них маленьких правд и моментов веры. Одни

рождали другие, вместе вызывали третьи, четвертые и т. д. Вам кажется, что

это мало? Вы ошибаетесь, это огромно. Знаете ли вы, что нередко от ощущения

одной маленькой правды и одного момента веры в подлинность действия артист

сразу прозревает, может почувствовать себя в роли и поверить в большую

правду всей пьесы. Момент жизненной правды подсказывает верный тон всей

роли.

 

Сколько таких примеров мог бы я привести из моей практики! Случилась во

время условной, ремесленной игры актера неожиданность: упал стул, или

артистка уронила платок, и надо его поднять, или изменилась мизансцена, и

приходится неожиданно переставить мебель. Подобно тому как приток чистого

воздуха освежает душную комнату, так и случайность, ворвавшаяся из подлинной

жизни в условную атмосферу сцены, оживляет мертвую, шаблонную игру.

 

Артист принужден поднять платок или стул экспромтом, так как

случайность не врепетирована в роль. Такое неожиданное действие производится

не по-актерски, а по-

 

человечески и создает подлинную, жизненную правду, которой нельзя не

верить. Такая правда резко отличается от условной, театральной, актерской

игры. Все это вызывает на подмостках живое действие, выхваченное из самой

подлинной действительности, от которого отклонился актер. Нередко достаточно

такого момента для того, чтобы верно направить себя или вызвать новый

творческий толчок, сдвиг. От него точно прокатится живительный ток по всей

изображаемой сцене, а может быть, даже и по всему акту или по всей пьесе. От

артиста зависит - включить в линию роли случайный момент, ворвавшийся из

живой, человеческой жизни, или же отречься от него и изъять из роли.

 

Иначе говоря, артист может отнестись к случайности в качестве

действующего лица пьесы и включить эту случайность, на один только раз, в

партитуру роли, в линию ее жизни. Но он может также на секунду выйти из

роли, удалить против его воли попавшую на подмостки случайность (то есть

поднять платок или стул), а потом снова вернуться к условной жизни на сцене,

к прерванной актерской игре.

 

Если одна маленькая правда и момент веры могут привести актера в

творческое состояние, то целый ряд таких моментов, логически и

последовательно чередующихся друг с другом, создадут очень большую правду и

целый длинный период подлинной веры. При этом одни будут поддерживать и

усилять другие.

 

Не пренебрегайте же малыми физическими действиями и учитесь

пользоваться ими ради правды и веры в подлинность того, что делаешь на

сцене.

 

 

.....................19......г.

 

Аркадий Николаевич говорил:

 

- Знаете ли вы, что маленькие физические действия, маленькие физические

правды и моменты веры в них приобретают на сцене большое значение не только

в простых местах роли, но и в самых сильных, кульминационных, при

переживании трагедии и драмы. Вот, например: чем вы заняты, когда играете

вторую, драматическую половину этюда "сжигания денег"? - обратился ко мне

Аркадий Николаевич.- Вы бросаетесь к камину, выхватываете из огня пачку

денег, потом вы приводите в чувство горбуна, бежите спасать младенца и т. п.

Вот этапы физических действий, по которым естественно и последовательно

развивается создаваемая вами физическая жизнь роли в самой трагической сцене

этюда.

 

А вот и другой пример:

 

Чем занят близкий друг или жена умирающего? Охраной покоя больного,

исполнением предписаний врача, измерением температуры, компрессами,

горчичниками. Все эти маленькие действия приобретают решающее значение в

жизни больного и потому выполняются как священнодействия, в них вкладывается

вся душа. И неудивительно: при борьбе со смертью небрежность - преступна,

она может убить больного.

 

А вот вам и третий пример:

 

Чем занята леди Макбет в кульминационный момент трагедии? Простым

физическим действием: стиранием с руки кровавого пятна.

 

- Извините, пожалуйста,- поспешил вступиться за Шекспира Говорков.-

Неужели великий писатель создавал свои шедевры для того, понимаете ли, чтоб

его герои мыли себе руки или проделывали другие натуралистические действия?

 

- Не правда ли, какое разочарование! - иронизировал Торцов.- Не думать

о "трагическом", отказаться от любимой вами напряженнейшей, актерской

потуги, от наигрыша, от "пафоса" и "вдохновения" в кавычках! Забыть о

зрителе, о производимом на него впечатлении и вместо всех подобных актерских

прелестей ограничиться маленькими физическими, реалистическими действиями,

маленькими физическими правдами и искренней верой в их подлинность!!

 

Со временем вы поймете, что это нужно не для натурализма, а для правды

чувства, для веры в его подлинность, что и в самой жизни возвышенные

переживания нередко проявляются в самых обыкновенных маленьких

натуралистических действиях.

 

Нам, артистам, нужно широко пользоваться тем, что эти физические

действия, поставленные среди важных предлагаемых обстоятельств, приобретают

большую силу. В этих условиях создается взаимодействие тела и души, действия

и чувства, благодаря которому внешнее помогает внутреннему, а внутреннее

вызывает внешнее: стирание кровавого пятна помогает выполнению честолюбивых

замыслов леди Макбет, и честолюбивые замыслы заставляют стирать кровавое

пятно. Недаром же в монологе леди Макбет все время чередуется забота о пятне

с воспоминанием отдельных моментов убийства Банко. Маленькое, реальное,

физическое действие стирания пятна приобретает большое значение в дальнейшей

жизни леди Макбет, а большое внутреннее стремление (честолюбивые замыслы)

нуждается в помощи маленького физического действия.

 

Но есть и еще более простая и практическая причина, почему правда

физических действий приобретает важное значение в минуты трагического

подъема. Дело в том, что в сильной трагедии артисту приходится доводить себя

до высшей точки творческого напряжения. Это трудно. В самом деле, какое

насилие вызывать в себе экстаз без естественного позыва хотения! Легко ли

против воли добиваться того возвышенного переживания, которое рождается

только от творческого увлечения! При таком противоестественном подходе не

трудно свихнуться и вместо подлинного чувства вызвать простой, ремесленный

актерский наигрыш и мышечную судорогу. Наигрыш легок, знаком, привычен до

механической приученности. Это путь наименьшего сопротивления.

 

Чтобы удержать себя от такой ошибки, нужно схватиться за что-то

реальное, устойчивое, органическое, ощутимое. Вот тут нам необходимо ясное,

четкое, волнующее, но легко выполнимое физическое действие, типичное для

переживаемого момента. Оно естественно, механически направит нас по верному

пути и в трудные для творчества моменты не даст свернуть на ложную дорогу.

 

Именно в эти минуты повышенных переживаний трагедии и драмы простые,

правдивые физические действия, за которые легко цепляться, получают

совершенно исключительное по важности значение. Чем они проще, доступнее и

выполнимее, тем легче ухватиться за них в трудный момент. Верная задача

поведет к верной цели. Это убережет артиста от пути наименьшего

сопротивления, то есть от штампа, от ремесла.

 

Есть и еще одно чрезвычайно важное условие, которое дает еще большую

силу и значение простому, маленькому физическому действию.

 

Это условие заключается в следующем: скажите актеру, что его роль,

задача, действия психологичны, глубоки, трагичны, и тотчас же он начнет

напрягаться, наигрывать самую страсть, "рвать ее в клочки" или копаться в

своей душе и зря насиловать чувство.

 

Но если вы дадите артисту самую простую физическую задачу и окутаете ее

интересными, волнующими предлагаемыми обстоятельствами, то он примется

выполнять действия, не пугая себя и не задумываясь над тем, скрыта ли в том,

что он делает, психология, трагедия или драма.

 

Тогда чувство правды вступит в свои права, а это один из самых важных

моментов творчества, к которому подводит артистическая психотехника.

Благодаря такому подходу чувство избегает насилия и развивается естественно,

полно.

 

У больших писателей даже самые маленькие физические задачи окружены

большими и важными предлагаемыми обстоятельствами, в которых скрыты

соблазнительные возбудители для чувства.

 

Таким образом, как видите, в трагедии надо поступать обратно тому, что

делает Умновых, а именно: не выжимать из себя внутреннего чувства, а думать

лишь о правильном выполнении физического действия в окружающих нас по пьесе

предлагаемых обстоятельствах.

 

К трагическим моментам надо подходить не только без пыжания и насилия,

как Умновых, но и без дер-гания и нервничания, как Дымкова, и притом не

сразу, как это делает большинство актеров, а постепенно, последовательно и

логично, ощущая каждую очередную малую, большую правду физических действий и

искренне веря им.

 

Когда вы усвоите такую технику подхода к чувству, у вас выработается

совсем другое, правильное отношение к моментам драматического и трагического

подъема. Они перестанут пугать вас.

 

Нередко разница драмы, трагедии, водевиля и комедии заключается лишь в

тех предлагаемых обстоятельствах, среди которых протекают действия

изображаемого лица. Во всем же остальном физическая жизнь течет одинаково. И

в водевиле и в трагедии люди сидят, ходят, едят.

 

Но разве это интересует нас? Важно, для чего это делается; важны

предлагаемые обстоятельства, "если бы". Они оживляют и оправдывают действие.

Последнее получает совсем другое значение, когда оно попадает в трагические

или иные условия жизни пьесы. Там оно превращается в большие события, в

подвиг. Конечно, это происходит с санкции правды и веры. Мы любим малые и

большие физические действия за их ясную, ощутимую правду; они создают жизнь

нашего тела, а это - половина жизни всей роли.

 

Мы любим физические действия за то, что они легко и незаметно вводят

нас в самую жизнь роли, в ее чувствования. Мы любим физические действия еще

и за то, что они помогают нам удерживать внимание артиста в области сцены,

пьесы, роли и направляют его внимание по устойчивой, крепко и верно

установленной линии роли.

 

.....................19......г.

 

Аркадий Николаевич приказал мне и Вьюнцову повторить то, что было нами

сделано на одном из предыдущих уроков в этюде "сжигания денег". Я был в

ударе, сравнительно скоро вспомнил найденное тогда и выполнил все физические

действия.

 

Как приятно ощущать на сцене правду не только душой, но и телом! В

таком состоянии чувствуешь под собой почву, на которой можно твердо стоять и

быть уверенным, что никто тебя не собьет!

 

- Какая радость верить себе на сцене и чувствовать, что и другие тоже

верят тебе! - воскликнул я по окончании игры.

 

- А что помогло вам найти эту правду? - спросил Аркадий Николаевич.

 

- Воображаемый объект! Пустышка!

 

- Или, вернее,- физические действия с этой пустышкой,- поправил меня

Аркадий Николаевич.- Это важный момент, и надо еще и еще раз говорить о нем.

Подумайте только: внимание, разбросанное по всему театру, приковывается к

несуществующему объекту, к пустышке. Она находится на сцене, в самой гуще

жизни пьесы, она отвлекает творящего от зрителей и от всего, что вне сцены.

Пустышка сосредоточивает внимание артиста сначала на себе, потом на

физических действиях и заставляет следить за ними.

 

Пустышка помогла и вам расчленять большие физические действия на их

составные части и каждую из них изучать отдельно. В свое время, в самом

раннем детстве, когда вы сосредоточенно учились смотреть, слушать, ходить,

вы изучали каждое маленькое, вспомогательное, составное действие. Проделайте

такую же работу и на сцене. В артистическом детстве тоже надо учиться всему

с самого начала.

 

А что еще помогло вам добиться правды в этюде "сжигания денег"? -

допытывался Торцов.

 

Я молчал, так как не мог сразу сообразить.

 

- Вам помогли логика и последовательность ваших действий, которых я от

вас добивался. Это еще более важный момент, на котором надо задержаться

довольно долго.

 

Логика и последовательность тоже участвуют в физических действиях; они

создают в них порядок, стройность, смысл и помогают вызывать подлинное,

продуктивное и целесообразное действие.

 

В реальной жизни мы об этом не думаем. Там все делается само собой.

Когда на почте или в банке нам выдают деньги, мы их пересчитываем не так,

как это делал Названов до моего исправления этюда. В банке пересчитывают

деньги так, как это делал Названов после моей работы с ним.

 

- Еще бы! В банке можно обсчитаться на сотню, другую, и все этого

боятся, а с пустышкой просчет не страшен. На сцене убытка не бывает, -

рассуждали ученики.

 

- В жизни благодаря частым повторениям одних и тех же ходовых действий

образуется, если можно так выразиться, "механическая" логика и

последовательность физических и других действий,- объяснял Торцов.-

Необходимые для этого подсознательная настороженность внимания и

инстинктивная самопроверка появляются сами собой и невидимо руководят нами.

 

- Логика и пос... ледова... тель... ность дейс... тви... я...

механическая... нас... то... ро... женность... самопро... вер... ка,-

втискивал Вьюнцов себе в голову мудреные слова.

 

- Я вам объясню, что означает "логика, последовательность действий", их

"механичность" и другие названия, которые пугают вас. Слушайте меня:

 

Если нужно написать письмо, то вы ведь не начинаете с запечатывания

конверта. Не правда ли? Вы приготовляете бумагу, перо, чернила, соображаете

то, что надо передать, и излагаете свои мысли на бумаге. Только после этого

вы берете конверт, надписываете и запечатываете его. Почему вы так

поступаете? Потому что вы логичны и последовательны в ваших действиях.

 

А видали вы, как актеры пишут письма на сцене? Они бросаются к столу,

кружат без толку по воздуху пером над первым попавшимся клочком бумаги;

кое-как втискивают небрежно сложенную бумагу в конверт, дотрагиваются губами

до письма, и... все готово.

 

Актеры, поступающие так, нелогичны и непоследовательны в своих

действиях. Вам это понятно?

 

- Понял! - обрадовался Вьюнцов.

 

- Теперь поговорим о механичности логики и последовательности в

физических действиях. Во время еды вы ведь не ломаете себе голову над всеми

мелочами: как держать вилку и нож, как ими действовать, как жевать и

глотать. Вы тысячи раз ели на своем веку, все вам в этом процессе привычно

до механичности и потому делается само собой. Вы инстинктивно понимаете, что

без логики и последовательности действий вам не удастся поесть и утолить

голод. Кто же следит за логикой и за механическими действиями? Ваше

подсознательное, настороженное внимание, ваша инстинктивная самопроверка.

Понятно?

 

- Во!.. Понял!

 

- Так происходит в реальной жизни. На сцене - другое. Там, как вы

знаете, мы выполняем действия не потому, что они нам жизненно, органически

необходимы, а потому, что автор и режиссер приказывают нам.

 

На сцене исчезает органическая необходимость физического действия,

вместе с его "механической" логикой и последовательностью, вместе со столь

естественной в жизни подсознательной настороженностью и с инстинктивной

самопроверкой.

 

Как же обойтись без них?

 

Приходится заменять механичность сознательной, логической и

последовательной проверкой каждого момента физического действия. Со

временем, благодаря частым повторениям, сама собой образуется из этого

процесса приученность.

 

Если б только вы знали, как важно скорее привыкнуть к ощущению логики и

последовательности физических действий, к правде, которую они с собой

приносят, к вере в подлинность этой правды.

 

Вы не представляете себе, с какой быстротой эти ощущения и потребность

в них развиваются в нас при условии правильных упражнений.

 

Этого мало: потребность в логике и последовательности, в правде и вере

сама собой переносится во все другие области: мысли, хотения, чувствования,

словом, во все "элементы". Логика и последовательность дисциплинируют их и в

особенности - внимание. Они приучают удерживать объект на сцене или внутри

себя, следить за выполнением мелких составных частей не только физических,

но и внутренних, душевных действий.

 

Почувствовав внешнюю и внутреннюю правду и поверив ей, сами собой

создаются сначала внутренние позывы на действие, а потом и самое действие.

 

Если все области человеческой природы артиста заработают логично,

последовательно, с подлинной правдой и верой, то переживание окажется

совершенным.

 

Выработать артистов, логично и последовательно, с подлинной правдой и

верой относящихся ко всему, что происходит на сцене, в области пьесы и

роли,- это ли не великая задача!

 

К несчастью, урок был прерван обмороком Дымковой. Пришлось вынести ее и

вызвать доктора.

 

- По вопросительному взгляду Названова понимаю, чего он ждет,- сказал

Аркадий Николаевич, войдя в класс.- Ему нужно поскорее знать, как овладеть

приемом воздействия на чувство через малые физические действия.

 

В этом деле вам в большой мере поможет работа над "беспредметным

действием".

 

Вы уже видели эту работу и знаете, в чем заключается ее помощь.

 

Помните, вначале, при исполнении этюда "сжигания денег", Названов

действовал с пустышкой без всякого смысла, без руля и без ветрил, не ведая,

что творит, потому что на сцене у него исчезла настороженность, проверка,

механическая логика. Я взял на себя роль сознания Названова, постарался

заставить его вспомнить, понять смысл и связь малых составных частей

большого действия (счета денег), логический и последовательный ход их

развития. Я приучал Названова создавать сознательный контроль над каждым

малым, подсобным действием.

 

К чему это привело - вы видели. Названов вспомнил, узнал, почувствовал

правду, жизнь в своих действиях на сцене и начал подлинно, продуктивно и

целесообразно действовать. Сегодня он без особого старания вспомнил все.

 

Пусть Названов десятки, сотни раз повторяет ту же налаженную работу, и

тогда в его логических и последовательных действиях на сцене создастся

механичность.

 

- Может случиться, изволите ли видеть, что мы так наупражняемся в

беспредметных действиях, что потом, на спектакле, когда нам, знаете ли,

дадут реальные вещи, мы с ними не справимся и растеряемся,- подтрунивал

Говорков.

 

'- В самом деле, почему нам сразу не упражняться с реальными

предметами? - спросил кто-то.

 

- Сколько же их потребуется для наших фантазий? - заметил Шустов.

 

- Недавно, например, мы строили дом, таскали балки и кирпичи,-

вспоминал я.

 

- Есть и другие, более важные причины. Их вам объяснит Говорков на

практическом примере,- заметил Аркадий Николаевич.- Говорков! пойдите на

сцену и пишите письмо с теми реальными вещами, которые лежат на круглом

столе.

 

Говорков вошел на подмостки и исполнил приказание. Когда он кончил.

Торцов спросил учеников:

 

- Вы разглядели все его действия и верили им?

 

- Нет! - почти в один голос заявили ученики.

 

- Что же вы пропустили и что казалось вам неправильным?

 

- Во-первых, я не заметил, откуда у него явилась бумага, перо,- говорил

один.

 

- Спросите Говоркова, кому и что он писал? Он не сможет сказать, так

как сам не знает,- заметил Другой.

 

- В такое короткое время не напишешь и простой записки,- критиковал

третий.

 

- А я помню, и притом во всех мельчайших подробностях, как Дузе в роли

Маргариты Готье ("Дама с камелиями" Дюма) писала письмо Арману. С тех пор

как я это видел, прошло несколько десятков лет, а я и сейчас еще смакую

каждую мельчайшую подробность ее физического действия - писания письма

любимому человеку,- заметил Аркадий Николаевич.

 

Потом он снова обратился к Говоркову:

 

- Теперь проделайте такое же упражнение с "беспредметным действием".

 

Пришлось долго возиться, прежде чем удалось направить и напомнить ему

шаг за шагом, логически и последовательно все маленькие составные части

большого действия. Когда Говорков вспомнил их и проделал в последовательном

порядке, Аркадий Николаевич спросил учеников:

 

- Теперь вы верили тому, что он писал письмо?

 

- Верили.

 

- Вы видели и запомнили, как и где он брал бумагу, перо, чернила?

 

- Видели и запомнили.

 

- Вы почувствовали, что, прежде чем писать письмо, Говорков мысленно

обдумывал содержание и после логично и последовательно переносил его на

бумагу?

 

- Почувствовали.

 

- Какой же вывод следует сделать из примера? Мы молчали, так как еще не

знали, что ответить.

 

- Вывод тот,- говорил Аркадий Николаевич,- что зритель, смотря на

действия артиста на сцене, тоже должен механически чувствовать

"механичность" логики и последовательности действия, которую мы

бессознательно знаем в жизни. Без этого смотрящий не поверит правде того,

что происходит на сцене. Дайте же ему эту логику и последовательность в

каждом действии. Давайте ее сначала сознательно, а потом от времени и

приученности она станет привычной до механичности.

 

- Есть и еще вывод,- решил Говорков.- Он в том, знаете ли, что и с